Проданная

В особняке Паков царила тишина, предгрозовая, напряжённая. Лишь звон ложки о фарфор да шелест страниц, которые перелистывал секретарь, нарушали её. Но эта зыбкая иллюзия спокойствия длилась недолго.

Они приехали.
Семья Кимов — словно вихрь, разрушивший стены уединения, ворвались в поместье Пак, будто присягнувшие судьбе жнецы.

Отец Джису был вальяжен, хищно улыбался, как человек, получивший желаемое.
— Свадьба состоится завтра, — сказал он без приветствия. — Невестка может попытаться сбежать вновь. Мы не допустим этого.
— Но... — сдавленно начал мистер Пак.
— Вы сами подписали договор, — холодно отрезал глава Кимов. — Отмена — это война. Думаю, никто этого не хочет.

Через полчаса все уже были в частном терминале. Бизнес-джет Кимов готовился к взлёту. Джису, как всегда, сдержанная, в чёрной водолазке и пальто цвета ночного неба, в последний момент зашла в каюту, где находилась Розэ. Та сидела у окна, сжав колени, словно хотела стать меньше, исчезнуть.

— Я бы предпочла, чтобы ты просто сказала, что хочешь убить меня, — прошептала Розэ, не поворачивая головы.

— Я бы предпочла, чтобы ты перестала играть в девочку, которой можно управлять, — спокойно ответила Джису. — Но, увы, мы обе не получаем желаемого.

Они взлетели в небо, оставляя за собой Австралию — и ту последнюю попытку бегства, свободы, мечты.

---

Голова звенела от множества голосов, запахов, ткани. В комнате было душно. Мастер по прическам аккуратно поднимала волосы вверх, оставляя несколько локонов у лица, а стилистка чуть ли не колдовала с платьем — белоснежным, как первый снег, оно лежало на ней чужим, как доспех, как кандалы.

— Не волнуйся, ты будешь самой красивой, — прошептала женщина, застёгивая последний крючок на спине.

А мне хотелось плакать.
Хотелось закричать.
Сбежать.
Растерзать платье, разорвать кольцо, разбить зеркало, чтобы перестать видеть ту девочку, которую отдали на политическую бойню.

Я смотрела на себя — в золоте, жемчугах, под слоем макияжа, с венком из белых роз на голове.
Кукла.
Фарфоровая.
Без воли.

Вокруг кипела суета, но внутри меня царила тишина. Я вспоминала, как Джису подошла к отцу, сказала что-то тихо, отчего тот кивнул, прижимая к сердцу бумаги.

Я вспоминала, как в самолёте она молча села рядом, не глядя на меня, будто это просто... сделка.
Хотя её взгляд, когда он всё же скользнул по моим коленям, выглядывающим из пледа, был чем-то другим.
Опасным.
Жгучим.

"Интересно, сколько мужчин мне придётся убить за взгляды, которые они бросают на тебя в этом платье?" — нашептала она мне тогда на ухо после помолвки.
И почему-то я дрогнула не от страха. А от чего-то... совсем другого.

Сегодня же... я словно была под водой.
Всё замедленно. Вата. Гул.

Они уже всё решили за меня.
Но я всё ещё мечтала.
Глупо. Упрямо.
О той свободе, которую я никогда не знала.
О любви. Настоящей.
О первом поцелуе, который у меня украли.
О кольце, что теперь жгло палец, будто метка. Метка собственности.
Сделка с дьяволом.

А я даже не знала, кто я — кроме "дочери Пака" и "невесты Ким".
Но завтра... я стану "женой".

И, быть может, тогда начнётся моя история.

---

Августовское солнце едва касалось лепестков белоснежных орхидей, раскиданных по дорожке из мрамора. В воздухе пахло морем, жасмином и деньгами. Всё, что происходило — было безупречно. Роскошно. Правильно. Взгляды гостей блестели, будто в них отражались бриллианты, украшавшие зал, улыбки были отрепетированы, кивки — точны. Это была свадьба, о которой писали в журналах: династический союз, продуманный до последней секунды.

Но среди всей этой красоты, словно вырезанная из мрамора, стояла она — Розэ.

На ней было платье, словно созданное для куколки: тонкие, почти невесомые бретели из жемчуга, мягкий, как дыхание, шёлк цвета слоновой кости, облегающий тонкую талию и спадающий каскадом до пола. Спина открыта до самых лопаток, как символ обнажённой уязвимости. Шлейф тянулся за ней, как тень того, чего она хотела избежать. Голову украшала прозрачная фата с вышивкой из серебряной нити, а на губах — невидимая печать молчаливого подчинения.

Она выглядела, как мечта любого мужчины. Но чувствовала себя... похороненной заживо.

С противоположной стороны зала появилась Джису. Она шла уверенно, как всегда. На ней было чёрное платье в пол — против всех традиций. Атласная ткань обтягивала её фигуру, подчёркивая силу, власть, контроль. На груди — брошь с гербом семьи, на пальце — кольцо с кроваво-красным рубином. Волосы собраны в гладкий хвост, лицо спокойное, как зеркало перед бурей.

Она подошла к алтарю, не улыбаясь. Не протягивая руки. Просто взглянула на Розэ. Долго. Пристально. Так, будто не видела платье. Видела — капкан, который она сама поставила. И пойманную в него девушку, которая всё ещё надеется вырваться.

Церемония была короткой.

Отец Кимов с холодной гордостью наблюдал, как его дочь — его личная гордость, делает то, что велено. Он подал Джису кольцо. Та молча надела его на безымянный палец Розэ. Металл был холодный. Жгучий. Как клеймо.

— С этого дня ты моя, — прошептала она, едва слышно, наклоняясь. — И если ты снова попробуешь сбежать... я отрежу тебе крылья.

Розэ дрожала. Но не выронила ни слова.

Когда их попросили поцеловаться, Джису притянула девушку к себе резко, как охотница — добычу. Поцелуй был долгим. Не нежным. Не страстным. Властным. Показным. На публику. Губы Розэ были холодными и напряжёнными. Она закрыла глаза. Чтобы не видеть. Чтобы хотя бы на мгновение представить, что всё это — не с ней. Что это чужая история.

Но когда Джису отстранилась и посмотрела ей в глаза, реальность вонзилась, как игла.
Вокруг ликовали — шампанское лилось рекой, гости хлопали, вспыхивали фотовспышки. Но ни одна искра не коснулась глаз Джису. Они были сухими, холодными, как лёд в бокале.

А в уголке глаза Розэ блеснула одна крошечная, предательская слеза.

Не от радости.

От осознания.