Вторая ночь
Они оказались на крыше пиксельного здания в Бангкоке. Одетт любовалась пустынным ночным городом, сидя на стеклянном полу. На ее розовых щеках появилась пара царапин, но выглядела она крайне довольной жизнью. Услышав шум, певица подняла глаза и улыбнулась.
— Наконец!
Босая Одетт обошла забор, огораживающий зону смотровой площадки. В реальной жизни туристам выдавали бахилы, запрещали заходить на стекло большими группами, и отбирали технику, чтобы ничего не упало, не разбило и не поцарапало стекло.
— Я уж думала, одна дальше буду участвовать.
Ария оглянулась, силясь понять, где оказалась, заметила столик у края и плюхнулась в мягкое кресло. Ее мало интересовал город, простирающийся рядом, вид с семьдесят седьмого этажа. Она просто устала. Каждая клеточка организма требовала отдыха, горела, как от огня. Тело ныло, а мозг и вовсе собрал чемодан и ушел, отказываясь думать, находясь в этом бренном теле.
— Это же... — заговорил Сэм, садясь напротив Арии.
— Ага, — улыбнулась Одетт. — МахаНакхон, или великий Метрополис. Я здесь пела. Вон там стояла сцена.
Ария проследила, куда указала Одетт, заметила ступеньки, некоторые были превращены в диваны. Видимо, на них сидели зрители, а сама певица осталась внизу и пела на фоне города, вид на который не портили даже бортики, ведь были из стекла.
— Класс, — только и сказала Ария, слишком уставшая, чтобы удивляться и радоваться. — Больше никого нет?
— Пока только мы. Подождем еще немного, да?
Сэм заметил вдалеке фуршетный стол и отправился за едой. Попробовал канапе и обрадовался вкусу так сильно, что даже закричал:
— Еда-то вкус имеет! Офигеть!
Ария дернула плечами, ведь сил идти у нее не осталось. Ей было интересно, откуда силы взялись у Сэма, который чуть не умер буквально пару минут назад.
Сэм набрал канапе, лапши, морепродуктов, разнообразных пирожных и вернулся с тарелками к столу. Подтолкнул одну Арии и ласково ей улыбнулся.
— Поешь. Станет легче.
— Еда ненастоящая...
— Но радость от вкуса — еще как настоящая! Поешь.
Ария откусила от шоколадного пирожного и довольно вздохнула, соглашаясь с Сэмом: да, от вкусной еды определенно становилось легче. Хотя бы туман в голове рассеялся.
— Как ты? — спросил Сэм, очищая креветки.
Одетт вытащила пачку сигарет, закурила, откинув голову на спинку кресла.
— Думала, будет хуже. Пытались напугать тем, что мне продюсеры твердили пять лет... Уж я давно умею отгонять от себя депрессивные мысли, а то давно бы вскрыла вены.
Сэм взглянул на Одетт с таким состраданием, словно знал ее лично уже давно, словно они были друзьями. Ария облизала пальцы и, вспомнив, подала Сэму его очки.
— Забыла совсем. Ты выронил.
— Спасибо. — Он осторожно протер стекла, взглянул на слабое отражение, грустно вздыхая.
Они разом обернулись, слыша шум. На крышу выбежал Билл, придерживающий за талию Вивьен. Кудряшки француженки рассыпались по плечам, на шее лилел синяк, а покрасневшие глаза выдавали недавние слезы.
Билл усадил Вивьен рядом с Арией. Так бережно, словно она была фарфоровой куклой, заметил еду в тарелках ребят, взглядом нашел фуршетный стол и, не говоря ни слова, пошел туда.
Не было нужды спрашивать, что случилось. Сэм кивнул Арии на Вивьен, и она осторожно взяла француженку за руку, попыталась улыбнуться, но вышло фальшиво. Она понимала, что ощущала Вивьен, но Ария сама слишком истощилась внутренне, чтобы искренне сопереживать.
— Очень плохо? — спросила Одетт, подавая сигарету Вивьен. Та покачала головой.
— Порядок. Уже... — она выругалась на французском, тряхнула плечами так, что кудряшки подпрыгнули. — Я здесь, и это главное. Билл... нашел меня. Если бы не он...
Билл вернулся с тарелками, тяжело вздохнул, понимая, что места за столом закончились, огляделся в поисках стула.
— Думал, ты сам за себя, — сказал Сэм, наблюдая, как Билл, краснея от напряжения, тащит кресло к их столу.
— Как можно было бросить такую красотку? — улыбнулся он, плюхаясь в кресло.
— Сам-то как? — спросила Одетт.
— Порядок. Я слишком люблю себя, чтобы мое отражение могло меня запугать. А вы, профессор, смотрю, едва справились с ленточками?
Сэм коснулся шеи и зашипел от боли, забыв про синяк, что расползался по телу, как зараза.
— Ладно, ленты и меня задели за живое, должен признать. — Билл показал почерневшие запястья, а потом подвинул тарелку Вивьен. — Поешь. А то совсем расклеилась.
Хлопок, и на крыше оказался Чарли. Он часто дышал, крутясь на месте, но, увидев ребят за столом, сумел расслабиться. Ария понурила голову, не понимая, рада она его возвращению или нет. По коже поползли мурашки, словно полчище пауков, а она прикусила губу, наказывая себя за такие мысли. Проигрыш в игре равен смерти. А она смерти Чарли не желает. Как бы там ни было — она сама его выбрала, никто не заставлял ее становиться его девушкой и терпеть манипуляции.
— Кресло сам тащи, чувак, — сказал Билл, жуя краба. Под скрип пододвигаемой мебели, он очистил креветку и почти впихнул ее в рот Вивьен. — Все хорошо, заяц, мы прошли это дерьмо. Ну?
Ария встретилась взглядом с Сэмом, пытаясь спросить его, как так вышло, что тот, кто вчера готов был сбросить кого угодно со скалы, стал заботиться о соперниках. Билл, заметив их гляделки, закатил глаза.
— Ну да, понял я, что не готов смотреть, как вы умираете. Мне привычно, когда мне уже мертвых привозят. Сам я не хочу быть причастным к смертям.
Чарли втиснул кресло к столу и устало повалился на него. Ария чувствовала его взгляд, но не отвечала, зная, что взорвется прямо здесь при всех. Надо дождаться, когда все разойдутся. И поставить точку.
— Я видела родителей, — тихо сказала Вивьен. — Братика. Ему было всего девять. Они все винили меня... душили...
Вивьен убрала прядь с лица, показывая порезы на щеках, отодвинула ворот футболки, демонстрируя синяки.
— А потом я увидела... — Вивьен закрыла глаза, вздрогнула, словно ее пронзил ветер в сердце. — Сына. Он умер от лейкоза... Я после этого уволилась из школы, сбежала в Тай. Я все еще виню себя в его смерти...
Слезы прокатились по раненым щекам, а Билл схватил Вивьен за руку.
— От лейкоза умирают. Не твоя вина, что он заболел. Не твоя вина, что его не сумели вылечить. Так решил бог, если этот хрен существует.
— Не ругайся! — воскликнула Вивьен, начиная рыдать.
Билл потянул ее за руку, прижал к себе. Он шептал ей что-то на ухо, гладя по спине, а та продолжала плакать.
— До завтра, — бросил Билл, таща Вивьен в его убежище.
Оставшиеся участники лишь глядели им вслед, пока дверь не исчезла, пытаясь осознать, как так вышло.
— Во дела... — протянул Сэм.
— Бывает. — Одетт вновь закурила, устало смотря на ночной город. — Ладно, пора отдыхать. Если сегодня была такая заварушка, что же будет завтра...
Едва Одетт скрылась в убежище, Ария шепнула Сэму, что должна поговорить с Чарли наедине. Профессор не хотел оставлять их вдвоем, но в итоге сдался под суровым взглядом Арии, и ушел. И его молчание резало не хуже осколков зеркал, но у нее не было времени объяснять, как ей важно поговорить с Чарли.
— Может, ко мне...
— Да, к тебе.
Чарли замер. Исчезла лукавая улыбка, появилось изумление в глазах. То, что он начал в шутку, вмиг стало серьезным. И это сбило, словно мощный поток воздуха. Тряхнув головой, возвращая самообладание, он выдавил улыбку, пригладил волосы.
— Любовь моя, мое убежище всегда в твоем распоряжении...
— Давай быстрее.
Ария подошла к нему вплотную, поднялась на носочки, чтобы их губы оказались рядом. Она ощущала его горячее дыхание, руку, что коснулась талии, но качнула головой.
— На нас смотрят.
Трясущейся рукой Чарли вытащил ключ, повернул в воздухе, вызывая убежище. Схватив Арию за руку, он заволок ее туда и захлопнул дверь.
Он впился в нее губами, лапая спину. Страстно, с таким голодом, словно никогда прежде не целовал ее. И она хотела его. И ненавидела себя за это.
Но в этот раз Ария сумела оттолкнуть его. Она ошарашено оглянулась, понимая, что оказалась на своем чердаке. Когда он успел там побывать? Он следил за ней?
Это помогло потушить пожар внутри. Остудить голову.
— Все кончено.
— Что?
Чарли замер, часто дыша. Волосы взлохматились, а во взгляде пылал огонь.
— Нас больше нет.
Ее голос дрожал. Тело рвалось к бывшему, но она знала, что больше не позволит ему владеть собой.
— Ты бросил меня сегодня. И я вдруг поняла — ты всегда меня бросал. Ревновал на пустом месте. Наказывал холодом. И делал меня в этом виноватой. Черт! Ты даже свалил на меня вину за то, что приперся в игру и рискуешь жизнью!
— Ари...
— Ты был нужен мне. Твоя поддержка.
— Ты же поняла уже, что это было такое испытание... Лабиринт нас разделил...
— Сэм нашел меня. — Ария показала нить, оплетающую запястье.
Чарли взревел, рванул к ней и прижал к стене. Рука сжала горло, но она лишь смотрела в его глаза, зная (веря), что он никогда не обидит ее физически.
— Я люблю тебя! Суку такую! Ты — моя!
Глаза покраснели, а губы превратились в тонкую линию, но он отпустил Арию. Дрожа, он нашел силы отойти, схватил подушку и разорвал с диким треском. Перья поднялись в воздух, но, забыв про законы физики, замерли, мерцая.
— Ладно! Ладно! — Чарли отвернулся, взлохматил волосы, едва сдерживая новый порыв схватить ее за горло. Ария наблюдала за ним, закусив губу с такой силой, что во рту появился металлический вкус. — Я понимаю, почему ты объединилась с ним в союз!
Чарли повернулся, встретился с ней взглядом. Ария едва видела его, ведь глаза застилали слезы. Он казался размытым пятном, огромным медведем в окружении перьев, что блестели в воздухе.
— Он — профессор. И он поможет тебе дойти до финала. Согласен. Хорошо! Но ты — моя, слышишь?
Ария покачала головой. Моргнула и растаяла. Слезы покатились по щекам, но внутри вдруг стало легко. Она ощутила себя свободной.
— Я не люблю тебя, Чарли. И не любила. И я не хочу быть твоей собственностью. Отпусти меня.
Он подлетел к ней, занес руку, чтобы схватить за горло, но сжал кулак, замер. Борясь со злостью, он закрыл глаза и сжал зубы.
— Почему твое убежище — мой чердак? — прошептала Ария.
Он подошел, ударил ладонями по стене по сторонам от Арии, рыкнул, но ее не тронул. Он коснулся ее лба своим, закрыл глаза.
— Хотел сделать тебе приятно.
— Ты никогда не был там.
— Я... — Его лицо дрогнуло. — Искал тебя после отбора... Я...
— Замолкни.
И он замолчал. Но не ушел. А Ария не хотела его отталкивать, ведь как бы больно с ним не было, было все же и чертовски хорошо. И она хотела запомнить лишь хорошее. И попрощаться с ним навсегда.