Шепот разбитого света
Скорость.
Я ощущаю её в каждой клетке. Сердце стучит в ритме мотора, воздух срывается в лёгкие, как будто с хищным аппетитом. Адреналин пульсирует в венах, тёплый ветер врывается в салон через открытое окно, спутывая мои шелковые волосы. Запах дорогого парфюма перемешивается с кожей сидений, никотином и чем-то ещё — опасным, притягательным.
Город в огнях. Вечерний мегаполис — будто живая картина: пробегающие силуэты, вспышки неона, отдалённый вой полицейских сирен. Всё кажется нереальным. Слишком быстро, слишком дерзко. Слишком сладко.
— Куда мы едем? — спрашиваю, повернувшись к нему, голос — тихий, бархатный, почти ленивый. Я таю в этом кресле, растворяюсь в ритме дороги.
Крис даже не смотрит на меня. Он делает глубокую затяжку сигаретой, опираясь локтем в окно. Спокойствие — на грани безразличия. Ловко управляя машиной одной рукой, он будто родился за рулём.
— Узнаешь, — коротко отвечает, и голос его такой же хриплый, как дым, который он выпускает в темноту ночи.
Я не отрываю взгляда от сигареты в его руке. Запах табака теперь кажется соблазнительным, почти интимным. Без колебаний подкуриваю свою. Делаю первую затяжку — жадную, долгую, будто в последний раз. Мне уже плевать, что он подумает.
Он бросает в мою сторону быстрый, но прожигающий взгляд.
— Ты совсем не боишься последствий? — в голосе — насмешка и интерес, опасное сочетание.
Он срезает путь, резко поворачивая и тормозя в тёмном переулке. Машина замирает, мотор продолжает негромко урчать. Вокруг — тишина и густая тень бетонных стен. Он не выдыхает дым. Вместо этого — протягивает руку, хватая меня за шею. Его пальцы — холодные, уверенные. Он притягивает меня ближе, впивается в губу зубами — небрежно, с вызовом. Горячее дыхание, перемешанное с дымом, скользит по моему лицу. Сигарета в моей руке дрожит, пепел падает прямо на коврики.
Он снова захватывает пространство между нами, легко, будто я — не человек, а очередная сигарета, которую он собирается выкурить до конца. И вдруг отстраняется, будто теряет интерес. Откидывает меня обратно в кресло и, не глядя, продолжает докуривать, как ни в чём не бывало.
А я — пылаю. То ли от злости, то ли от желания. Он холодный, жёсткий, отстранённый... но именно это и сводит с ума. Почему я хочу, чтобы он сделал это снова?
Я отворачиваюсь к окну, делаю глубокую затяжку, чувствуя, как дым обжигает лёгкие. Затем резко выбрасываю окурок.
— Я тебя не боюсь, — бросаю через плечо, с вызовом. — Ты такой же кретин, как и все остальные. Я это уже поняла.
Сама не уверена, зачем это говорю. Хочу показаться взрослой? Опасной? Или просто укусить в ответ?
Крис не поворачивается. Только усмехается — коротко, хищно.
— Лисичка... — произносит он это прозвище с такой ленивой нежностью, что по коже пробегает ток. — Я здесь, чтобы приглядывать за тобой. Временно. Мне всё равно, боишься ты меня или нет. Я делаю то, что сказал Дерек.
Машина снова трогается с места. Уверенный рывок, как и сам Крис. Он будто весь состоит из границ, за которые мне хочется переступить. Но стоит ли?
В голове вертится одна мысль — слишком многое непонятно. Слишком много недосказанностей, и Крис, кажется, знает больше, чем говорит. Я смотрю на него — спокойно, уверенно, хищно. Он будто из другого мира.
— Слушай... а кем вы работаете? — мой голос звучит спокойнее, чем я ожидала, но внутри всё пульсирует от любопытства. — Я ведь понимаю, что это точно не про отчёты и таблички в Excel.
Крис усмехается. Тонкая ухмылка в уголке губ — как у человека, который привык видеть чужую наивность.
— Хочешь, покажу? — в его голосе ни капли шутки, только стальная уверенность. Он не делает паузы, не ждёт согласия. Он знает — я уже согласна.
— Да, — коротко бросаю я, чувствуя, как воздух в машине становится гуще.
Мы съезжаем с основной дороги и подъезжаем к неприметному дому. Снаружи он кажется обычным — тёмные окна, высокий забор, никакой вывески, ничего лишнего. Но внутри... чувствуется, что за фасадом скрыто нечто большее.
Крис глушит мотор, не произнося ни слова, выходит первым. Я выхожу следом, каблуки отбивают ритм по каменной дорожке. Кажется, даже ночь затаила дыхание.
Мы заходим. В доме удивительно чисто и холодно. В воздухе запах железа и... свежести? Всё слишком выверено, слишком аккуратно.
Он молчит, поднимается по лестнице. Я иду за ним, ощущая, как внутри всё сжимается — не от страха, а от предчувствия. Свет не зажигается, но он идёт уверенно, будто в этом доме каждая ступень знакома ему с детства.
Он открывает одну из дверей, пропускает меня вперёд и тут же закрывает её за собой, повернув ключ. Сердце предательски стучит. Что происходит?
Я разворачиваюсь — он стоит напротив. Тишина звенит.
— Зачем ты меня сюда привёл? — спрашиваю, делая шаг назад и натыкаясь на деревянный комод.
Крис приближается, неторопливо, словно сам момент его приближения — уже игра. Его взгляд скользит по мне, и я чувствую, как от него буквально исходит давление.
— Чтобы ты поняла, — говорит он наконец, голосом низким и тихим, почти интимным. — У нас с Дереком не работа. У нас — система, в которой нам подчиняются.
Он останавливается вплотную. Его рука касается моего лица — не резко, а медленно, будто проверяя, как я на это отреагирую. Дыхание замирает. В голове грохочет тысяча вопросов, но ни один не успевает выйти наружу.
— Мы не выбираем, кого впустить. Ты уже внутри. — Его слова ложатся ледяной правдой на кожу.
— Что это значит? — я не узнаю свой голос. Он дрожит, хоть я стараюсь держать себя в руках.
Крис не отвечает. Он просто смотрит — долго, пронзительно. Будто пытается решить, насколько глубоко меня можно впустить в этот мир.
— Если хочешь узнать правду, придётся принять, что назад дороги не будет, — его глаза прищурены, он говорит хладнокровно, таинственно.
Я делаю шаг вперёд. Почти машинально.
— Тогда расскажи.
Молчание. Потом — лёгкая усмешка.
— Сначала ответь на вопрос, как думаешь какая у тебя цена?
Взгляд цепенеет. Ком в горле. Тысяча мыслей летят вихрем — что он имел в виду? Что, чёрт возьми, он только что сказал?
— Я... я не знаю... — голос дрожит, губы будто не мои. Алкоголь выветрился за секунду. В груди стынет страх, в голове — леденящее осознание, что всё совсем не так, как казалось.
Крис делает шаг ближе. Его глаза холодные, тяжёлые, как свинец. И в них — ничего. Ни намёка на жалость. Ни доли тепла.
— Девочка, ты даже не представляешь, в какую жопу ты вляпалась, — скалится он. — Люди, как ты, для нас — расходник. Красивый, глупый, идеально продаваемый. Ты даже не понимаешь, насколько легко тебя продать.
Резко хватает меня за подбородок, пальцы впиваются в кожу. Он дергает мою голову вправо, влево, будто осматривает товар перед отправкой.
— Вы... вы... торгуете людьми?.. — выдавливаю из себя, еле держась на ногах. Внутри всё стынет, живот сжимается, как кулак.
Он смеётся. Глухо. Зло.
— Людьми? Нет, блядь. Мы не гуманитарная организация. Мы торгуем телами. Мясом.
— Такими как ты. Живыми куклами для больных ублюдков, которые платят, чтобы делать с вами всё, что им заблагорассудится.
Он отпускает меня с отвращением, будто дотронулся до чего-то мерзкого. Делает шаг назад и окидывает взглядом с ног до головы. Целую вечность. Так, как смотрят на мясо на витрине. Сухо. Без капли уважения.
— Шикарная упаковка. Ноль содержимого. Пустая до тошноты. — Его губы искривляет усмешка. — Обидно даже — такая конфетка, а сестра Уайта. Только это тебя и спасает, Лисичка.
Он рычит последнее слово, будто оно ему противно. Подходит ближе и рявкает:
— А теперь спускайся, кукла. Пока я не забыл, кто ты, и не решил продать тебя прямо сейчас.
Я чувствую, как от страха тело подкашивается. Но срабатывает инстинкт — бежать.
Я срываюсь с места, на автомате, не оглядываясь, не думая. Слёзы жгут глаза, горло сдавливает спазм. Только бы выбраться. Только бы не слышать больше его голос.
Я выбегаю из дома, в темноту. Ночь встречает меня, как спасение. Глубокая, густая, безмолвная.
И я исчезаю в ней — как призрак.
Оболочка?..
Да пошёл ты.
Глаза щиплет от слёз, щеки мокрые, ресницы слиплись. Каблуки впиваются в ноги с каждым шагом — кожа на пятках будто горит, но останавливаться нельзя.
Он не побежал за мной? А если он найдет ? Что будет ?
Страх душит изнутри, дрожь пронизывает всё тело. Я иду почти вслепую, теряясь в тусклом свете ночного города. Наконец добираюсь до оживлённой улицы — свет, люди, шум. Безопасность?
Слова Криса всё ещё отдаются в голове эхом:
"Пустая оболочка." "Такие как ты — товар." "Мы продаём тела."
Проституция? Нет. Это что-то другое. Что-то масштабнее. Чёрт, они что, торгуют девушками?
Бордель под прикрытием? Или нечто еще более извращённое?
А Дерек... мой брат... Он причастен ко всему этому?
Он — сутенёр?
Нет. Не может быть.
Хотя... Слова Кейт всплывают из памяти, как предупреждение:
"Он часто бывает в клубе."
Он что, ищет новый товар? Новых "кукол"?
Обречённых девчонок с наивными глазами?
Я не хочу в это верить, но в груди зреет ужас, которого не заглушить даже самым крепким алкоголем.
И всё же я захожу в первый попавшийся паб — круглосуточный, тускло освещённый, пропахший дешёвым пивом и прогнившими судьбами.
Почти пусто. Лишь пара пьянчуг в углу, бормочут себе под нос и считают мелочь на стойке.
Я заказываю шот. Потом ещё один. И ещё.
Горло обжигает, разум мутнеет, но мысли всё равно не отпускают.
Сцена с Крисом перед глазами, как будто снова и снова проживаю её заново. Он, его голос, этот взгляд.
Хищный. Холодный. Прожигающий насквозь.
Проходит минут тридцать.
Ни звонка, ни сообщения.
Его нет.
И, на удивление, становится чуть легче. Не потому, что он не пришёл, а потому что я чувствую — ускользнула. Хоть на время.
Но теперь — куда? Домой я не вернусь.
Никогда. Не после того, что узнала.
Но и спать на улице — не вариант.
Тянусь к телефону. Кейт — молчит. Вероятно, отрубилась после клуба.
Следующий номер — Дерек.
Нет. Чёрт возьми, нет. Даже под дулом пистолета я ему не позвоню.
Остаётся... Джейн.
Не лучший выбор. Но выборов больше нет.
Если я уже бегу от одной клетки — пусть временно укроюсь в другой.
Добровольно.
Пальцы дрожат. Я набираю номер. И нажимаю вызов.