Часть 9
— Еще раз, — говорит Намджун вечером девяносто первого дня.
Растянувшиеся на полу и еле дышащие участники одновременно стонут.
— Десять минут! — преувеличенно громко требует Тэхен, лежа рядом с Чимином в позе морской звезды. — Десять минут покоя, пожалуйста!
— Пять, — уступает Намджун. Его слова встречаются разочарованными возгласами.
— Я хочу спа-а-ать, — жалуется Чимин. Он вытягивается на полу, а потом берется за край своей футболки и натягивает его на голову. Может быть, если он не будет никого видеть, то они не будут видеть его тоже; он сможет уснуть прямо здесь и проснуться через двенадцать часов.
— Чимин, — резкий голос Чонгука прерывает его размышления.
— Ты должен сказать «хен», — бормочет Чимин из-под футболки.
— Хен, — раздраженно говорит Чонгук. — Сними с головы футболку и возьми воду.
Чимин неохотно приспускает край футболки, чтобы с подозрением уставиться на Чонгука.
— Зачем.
— Я забочусь о тебе, — саркастически говорит Чонгук. Чимин берет бутылку и отпивает из нее, а затем разбрызгивает немного воды себе на лицо и собирается снова натянуть ткань на голову.
— Спрячь свой пресс, — с издевкой говорит Чонгук, прежде чем отвернуться и передать бутылку Тэхену.
Чимин состраивает ему гримасу и опускает футболку. Когда он снова тянется за водой, то замечает Юнги, прислонившегося к зеркальной стене и глядящего в направлении Чимина с таким выражением лица, будто он погрузился в транс.
— Хен.
Юнги не отвечает.
— Хен.
Юнги резко поднимает голову.
— Что, — он будто бы пребывает в полусознательном состоянии. Это так привлекательно. Чимин вспоминает, что уже сказал Юнги, что любит его, за ланчем. Но он чувствует желание сказать это еще раз. И ему приходится чуть ли не силой удерживать слова во рту.
— О чем ты замечтался? — вместо этого спрашивает он.
Щеки Юнги слегка розовеют.
— Где моя вода, — говорит он, резко встает и направляется к Чонгуку.
Х Х Х
Идет девяносто... девяносто четвертый день или, может быть, девяносто пятый, Чимин не уверен. Он вымотан настолько, что не может этого вспомнить, когда где-то в полночь, с трудом переставляя ноги, входит в темное и тихое общежитие.
Хотя кто-то еще не спит. Юнги сидит на диване в гостиной и смотрит телевизор без звука. Чимин уверен, что именно из-за ужасной усталости ему мерещится, будто глаза Юнги загораются, когда он видит младшего.
— Привет, — говорит Юнги. Весь свет в комнате исходит от телевизора, и расплывчатые голубые переливы отражаются от бледной кожи Юнги и оставляют водянистые разводы на диване рядом с ним.
Чимин подходит к дивану и падает на него, нечленораздельно простонав что-то об ужасах шестичасовой танцевальной тренировки. Юнги издает задушенный смешок и смотрит на Чимина, откинувшегося рядом с ним на спинку дивана.
Сокджин смотрел на Чимина, словно сам Сокджин знал какую-то тайну; Юнги же смотрит на Чимина так, словно это Чиминзнает тайну — словно Чимин знает все ответы. Чимину почему-то становится некомфортно, и ему хочется одновременно отвернуться от этого взгляда и утонуть в нем. Юнги, кажется, пребывает в хорошем настроении, что бывает с ним крайне редко, и Чимину доставляет огромное удовольствие просто видеть это.
— Я уста-а-ал, — хнычет Чимин и пытается устроиться на диване поудобнее. Юнги закатывает глаза.
— Пак Чимин, ты все усложняешь, — упрекает он, но в его словах не слышно настоящего недовольства. — Вот, просто... — Юнги мягко склоняет голову Чимина себе на колени.
Чимин повинуется, закрывая глаза и чувствуя, как внутри у него все переворачивается, а еще он так устал, что не уверен в реальности происходящего. Может быть, он уснул на полу в комнате для тренировок и это ему снится.
Сон или нет, но Юнги теплый и удобный, и Чимин прижимается щекой к его обтянутому джинсой бедру. Секундой позже с него осторожно снимают бейсболку, и его волос медленно касаются кончики пальцев.
Чимин издает стон удовольствия, и пальцы на миг замирают, а потом опять начинают двигаться.
— Хен, — спустя какое-то время бормочет Чимин, уже проваливаясь в сон, и Юнги хмыкает в ответ. Чувствуя легкий стыд, младший признается: — Я не помню, говорил ли это сегодня.
Пальцы снова останавливаются, и Чимин чувствует накатывающую на него волну смущения. Он так устал, он даже не помнит, что ел на ланч или на завтрак или что вообще делал до репетиции — и на часах уже почти двенадцать. Он думает, не испортил ли все, потому что Юнги отвечает не сразу. Может быть, он не сказал Юнги, что любит его, и сейчас слишком поздно, так как уже за полночь? Может быть, он пропустил целый день? Сквозь окутывающее его полусонное состояние он начинает волноваться, не испортил ли все.
— Говорил, — наконец тихо отвечает Юнги, и Чимин с облегчением выдыхает. Он не помнит этого, но доверяет Юнги.
— Но ты можешь сказать еще раз, — добавляет Юнги.
Чимин чувствует замешательство, но, подумав, понимает, что действительно хочет сказать это снова, даже если не обязанэтого делать.
— Я люблю тебя, хен, — тихо говорит он и не понимает, кажется ему или нет, что Юнги выдыхает.
Пальцы старшего продолжают перебирать его волосы.
— Юнги-хен, — напоследок говорит Чимин, чувствуя, что начинает проваливаться в сон.
— Да, малыш? — отзывается Юнги. Чимин надеется-надеется-надеется, что ему не чудится, что он не спит, что каждая секунда происходящего реальна.
— Почему ты смотришь телевизор без звука? — но тут он засыпает и уже не слышит ответа.