Часть 6
Телефон Чимина вибрирует на другом конце зала вечером семьдесят седьмого дня. Сам он, потный и уставший, лежит на полу, разбросав в стороны руки и ноги. Они с Тэхеном и Чонгуком пришли сюда несколько часов назад, но эти двое давно променяли его на еду и отдых; Чимин же остался, настояв на том, что ему нужно отработать некоторые движения.
От: Юнги, сообщает экран, когда он из последних сил подползает к телефону и берет его в руки. (Рядом нет никого, кто мог бы услышать его страдальческие стоны, сопровождающие каждое движение, но он все равно их издает.) В последнее время Юнги много ему пишет, и это странно. В его сообщениях никогда не бывает чего-то срочного, но Чимин не собирается задавать никаких вопросов, опасаясь, что это вдруг прекратится.
ты еще здесь, говорится в сообщении. Без вопросительного знака, с удивлением отмечает Чимин. Как похоже на Юнги.
ага, как раз собирался уходить, отправляет Чимин. Потом, а ты тут?
да, — приходит секундой позже.
Так. Ладно. Чимин снова плюхается на пол. Какой содержательный диалог.
Телефон вибрирует минутой позже. приходи в студию.
Чимин вытирает пот с рук, шеи и лица и прихватывает с собой куртку.
Ему кажется, что нужно постучать в дверь студии, прежде чем войти, хотя раньше такого не было. Возможно, это из-за того случая, когда он ворвался сюда, а потом Юнги плакал и все такое. Он стучит и входит, услышав что-то, похожее на «войдите», произнесенное низким голосом Юнги.
Чимин с трудом переставляет ноги.
— Хей, — Юнги в ответ хмыкает. — Ты был тут весь день?
Но прежде чем Юнги может ответить, Чимин его останавливает.
— Стой, — в последний раз они виделись этим утром; Чимин пожелал ему хорошего дня и протараторил «Я люблю тебя, хен», когда проходил мимо спальни, где Юнги лежал с перекинутой поперек лица рукой. — Откуда ты знаешь, что я все это время был в здании?
— Ты пел в холле, — говорит Юнги. — Громко, — добавляет он после небольшой паузы.
Чимин краснеет. Он действительно горланил одну из песен Тэяна, когда они с Чонгуком и Тэхеном искали бутылки с водой на этаже. Наверное, это тренировка сделала его беспокойным и громким.
Чимин отворачивается, пытаясь скрыть смущение, и тяжело опускается на диван.
— Я производил на свет музыку, — чопорно объявляет он.
— Я тоже, — говорит Юнги, возвращаясь к своему компьютеру. С ним, кажется, что-то не так; он будто о чем-то переживает. У него не слишком много нервных тиков, но Чимин может безошибочно узнать каждый из них. Сейчас, например, Юнги выводит подошвой кроссовка маленькие круги по поверхности пола, а указательный палец его левой руки выстукивает быстрый, но четкий ритм по столешнице, за которой он сидит.
— То, над чем я работал, — объявляет он и безо всякого предупреждения дважды кликает мышкой; из студийных динамиков раздается музыка.
Чимин внимательно слушает. Это не похоже на их предыдущие треки; вообще, это не похоже ни на что из того, что слушает Чимин. В песне есть их фирменные нотки хип-хопа, но еще в ней неожиданно чередуются быстрые, резкие куплеты и медленный, струящийся припев. Чимин с удивлением узнает легкий голос Сокджина, мягко поющий о девушке, которая всегда рядом, но в то же время недосягаема. Ее улыбка, запах, голос — они преследуют его, даже когда они далеко друг от друга. Она не сделала ничего плохого, умоляет ее понять Сокджин; это он мучается, зная, что не может быть с ней.
В треке присутствует только один голос, а в финальной версии, скорее всего, будут партии всех вокалистов, но Чимину уже нравится та тоска, которой наделяет строки Сокджин. Они прослушивают всю композицию, три куплета с еще не записанными рэп-партиями и нежным припевом, и песня заканчивается.
Но Чимин знает, что именно хочет услышать.
— Я хочу услышать твою партию, — говорит он.
Он знает, что Юнги выучил по крайней мере свои слова, если не все вообще. И Чимин все равно не сможет понять ни одну из его песен, не услышав рэп-партий. Если он сложит вместе припевы и рэп Юнги, то он точно поймет, что тот хочет до него донести.
Юнги, кажется, краснеет (Чимин все еще не может к этому привыкнуть) и не отвечает. Но Чимин знает, что выпрашивать что-либо нет смысла (хотя он уже готов умолять), поэтому только сидит и ждет, пока Юнги сверлит взглядом экран компьютера.
Юнги снова включает песню, по-видимому, уступая просьбе, и они слушают первый куплет и первый припев, затем второй куплет и второй припев, а потом начинается третья часть; видимо, Юнги припас свою партию на самый конец. Чимин удивлен тем, как сильно тот нервничает на протяжении всего трека.
Начинается третий куплет, и Юнги стремительно включается в поток звуков, не глядя на Чимина, но и не подсматривая в текст. Он уже все запомнил, осознает Чимин. Его рэп чистый и быстрый, однако слова Юнги наполнены противоречивыми чувствами, когда он говорит девушке, что она нужна ему, но он не знает, что она к нему чувствует; что она хорошо с ним обращается, не понимая, что за ним по пятам следуют неприятности. Я плохой парень, разве ты не знаешь? — говорит он, и Чимин содрогается от его слов. Страстность Юнги зачаровывает. Думаю, ты скоро это поймешь, — заключает он, но это звучит скорее печально, чем вызывающе.
Они слушают партию Сокджина еще раз, а потом песня заканчивается и наступает тишина.
Юнги внимательно на него смотрит, замечает Чимин спустя пару секунд. И ждет какого-то ответа, скорее всего, положительного.
Чимин даже не знает, с чего начать.
— Танец на этот трек будет потрясающим, — наконец выпаливает Чимин, не способный сдержать свое волнение.
Впервые за последнее время Юнги выглядит довольным.
Х Х Х
я забыл спросить, придумал ли ты название, пишет Чимин Юнги, уже вернувшись из студии в общежитие и лежа в кровати.
Мгновением позже внизу экрана возникает облачко с тремя точками. А затем пропадает. И снова появляется. А затем пропадает. И появляется. И пропадает.
Спустя полных три минуты Юнги присылает: еще нет. И почему-то Чимин уверен, что тот лжет.
Х Х Х
На восьмидесятый день Чимин и Юнги стоят у раковины на кухне и моют посуду. Чимин моет, в то время как Юнги сушит.
Вообще, сегодня очередь Чимина заниматься посудой, но Юнги зачем-то вызвался ему помочь. И в том, что они сейчас вместе, есть нечто ощутимо иное, чувствует Чимин; все более расслабленное и спокойное, чем когда-либо. Раньше Чимин старался наполнить пространство между собой и Юнги словами; теперь в разговорах нет необходимости.
Чимин передает Юнги тарелку и, пока тот ее вытирает, впервые за день мягко говорит:
— Я люблю тебя, хен.
Юнги отвлекается от тарелки и поднимает на него удивленный, распахнутый взгляд. Чимин смотрит в ответ и чувствует, что краснеет.
Секундой позже они возвращаются к своему занятию. Но, когда Чимин передает Юнги следующую тарелку, тот ее принимает, а свободной рукой быстро берет руку Чимина.
Юнги держит ладонь младшего вот так, над мыльной раковиной и высушенными тарелками. И опускает взгляд на их соединенные руки. А Чимин только и может, что смотреть на Юнги.
Поза ужасно неловкая, и все равно Юнги выглядит так, словно есть нечто удивительное в том, как соприкасаются их руки, будто не может поверить в то, что видит. И Чимин понимает, что во всем этом есть какое-то чувство; оно расцветает внутри него, заставляет его хотеть сжать руку Юнги, держать ее крепче и притянуть его еще ближе.
— Хен, — осторожно начинает Чимин, напуганный своей реакцией на прикосновение. Но он не знает, что еще можно сказать.
Юнги его не слышит и только смахивает большим пальцем клочок пены с чиминовой кожи. Он будто бы гладит руку младшего через это подобие рукопожатия.
— Юнги-хен, — снова начинает Чимин, в этот раз тише. Глаза Юнги наконец встречаются с его.
— Чимин-а, — произносит он своим низким голосом, глядя прямо на Чимина, и его глаза такие темные, темнее, чем когда-либо. Чимин сглатывает. Юнги, кажется, наклоняется к нему, приближает свое лицо к его, и младший не знает, что происходит, но безо всякой задней мысли тоже подается вперед, а затем...
— Давай! — вопит в коридоре Тэхен, и Чимин с Юнги подпрыгивают.
Чимин прижимает руку к груди, чувствуя себя так, словно только что перенес сердечный приступ.
Раздается шум, а затем две пары ног топают по коридору.
Ненапуганной частью мозга Чимин замечает, что его руку будто покалывает в отсутствие прикосновения Юнги.
Внезапно в дверном проеме появляется Тэхен.
— Давай! — кричит он Чимину и Юнги, а потом позади него материализуется темная макушка Чонгука. Тот тянет старшего за рубашку на себя, в коридор — и прочь от Чимина с Юнги.
— Отпусти меня! — орет Тэхен. — Я никому не мешаю!
— Оставь их! — говорит Чонгук, и в его тоне слышится волнение. Попытки макнэ утащить Тэхена с кухни создают невообразимый шум. — Ты вернешься в комнату и уберешь этот чертов беспорядок!
— Давай! — снова кричит Тэхен.
— Да хватит уже!
— Давай! — настойчиво всхлипывает Тэхен. Из коридора доносятся звуки возни; видимо, Тэхен пытается высвободиться из хватки Чонгука. — Давай, давай, давай!
Чонгук пыхтит от напряжения; раздается еще пара громких звуков, а затем хлопает дверь одной из комнат. Дальнейшие вопли Тэхена заглушаются.
Чимин задыхается от смеха и поворачивается к Юнги.
Старший поднимает глаза к потолку, словно пытаясь понять, как он дожил до такого.
Когда они встречаются взглядами, то в них читается понимание. Затем Юнги и Чимин возвращаются к посуде, и напряжение, повисшее между ними ранее, временно исчезает.