Глава 22
Освальд проводит в кабинете отца уже третий день, но ничего не находит. Он пересекается с Сиал часто, но так и не придумал, что можно с ней сделать. Проблемы валятся на него одна за другой: теперь, когда Ферокс сбежала из Ордена и от Грешника, никто не знает, чего от неё ждать. И даже если он не был согласен с королём в том, что она опасна, сомнения потихоньку прокрадываются в голову. Тишина с её стороны пугает. Был бы это кто-то другой, он бы в таком случае начал бы беспокоиться за её жизнь. Но это же Ферокс Атэрас — Святые, с ней ничего не может случиться, всё только лишь случается из-за неё.
Здравый смысл намекает, что пора бы уже рассказать кому-то о Сиал. Передать её королю... Но от мысли, что её память и личность сотрут, Освальду становится не по себе. Он не может её предать, но и отпустить тоже.
Она такая бесконечно милая и приятная. Что бы ни случалось там, за пределами этого дома, тут оно таяло. Освальду спокойно и тепло рядом с ней. Легко.
Её истории с Ферокс чем-то схожи. Сиал сбежала из дома и росла без родителей на улице. Тем не менее, вместо того, чтобы обозлиться, ей удалось сохранить в своём сердце свет. Она помогала многим людям, и её доброта её кормила и спасала. Другие люди в благодарность давали ей еду и позволяли пожить с ними пару дней. Позже её даже приютила приёмная семья, но... все, кроме Сиал, слегли от эпидемии, которую на их деревню наслала провидица в отместку за что-то — вроде как, если верить слухам, в деревне жил мужчина, который предал её чувства. С тех пор Сиал и ведёт охоту на провидиц — с огромной ненавистью к этим чудовищам. И с каждым убийством этих дьявольских сущностей она лишь убеждалась в том, что поступает правильно.
В доме одной из провидиц она прочла о книге, которая даст разрушительную власть в любые руки. По этой же причине Сиал и оказалась в том подземелье и убила орденовцев. Освальд не стал ей сообщать, что книгу таки удалось заполучить и Ордену, и Кругу. Он и сам её читал, но только вот там написана полная бессмыслица. Её собирались отдать на расшифровку Альвиану, а сейчас...
Поэтому Освальд и замер на месте. Не знает, что делать с Сиал дальше. Отпустить её просто так, поверив на слово? Да и отпускать её не особо то хочется. Демон вдоволь может разгуляться только тогда, когда Освальд наедине с самим собой. Сиал помогает ему сберечь хоть каплю рассудка.
Но из опасений он всё ещё не рассказывает ей ничего важного. Скрывает сведения, оставляет её запертой в доме без весомых на то причин, хоть она и может выбраться даже в таком случае.
Когда Освальд в последний раз перед ужином обходит кабинет, к нему кто-то стучит. Освальд хмурит брови: прислуге запрещено подниматься на второй этаж. За дверью, впрочем, не прислуга.
— Может, я могу тебе чем-нибудь помочь? Всё-таки прячешь у себя преступницу... а я ничего не могу дать взамен, — говорит ему Сиал.
Её неуверенная улыбка заставляет Освальда и самого чуть улыбнуться. Да... давно ему никто не предлагал помощь.
— Я ищу какие-нибудь записи моих родителей. Хочу знать, что именно случилось с ними после того, как я оказался заточён. Думаю, в этом замешан король. Но всё ещё не оставляю надежды... всё узнать. Ни о каких секретных комнатах и тайниках я не знаю — меня во всё это не посвящали в виду возраста. А найти их оказалось не так просто, как я думал.
— Раз уж так, вдвоём искать будет быстрее.
Сиал закрывает дверь обратно и осматривает кабинет, не дожидаясь разрешения. Обычно она обо всём спрашивает, и такое поведение кажется немного странным. Но искать вдвоём намного проще. Комментарии демона становятся тише.
Спустя час бесполезных поисков, Сиал случайно задевает рукавом уголок весьма тонкого и ветхого книжного шкафа. Тот валится вниз, вместе с лестницей, на которой стояла девушка, чтобы достать книгу с верхней полки. Освальд успевает подхватить Сиал и отскочить прочь от падающего предмета мебели. Металлическая острая статуэтка в виде башни пронзает заднюю стенку насквозь.
— Святые, Освальд, мне очень жаль, — обеспокоенно произносит Сиал. В её глазах искреннее сожаление, поэтому Освальд пожимает плечами:
— Упало и упало.
Демон внутри корчится от радости. Любая возможность выплеснуть гнев на родителей для него как глоток воздуха тонущему. Даже если это всего лишь сломанная полка.
Кое-что привлекает внимание Освальда. Он хмурится, присматриваясь к задней стенке шкафа повнимательнее. Она выглядит двойной.
Освальд берёт кочергу от камина и поддевает первый слой. Дерево жалобно трещит. Сделав упор ногой на нижнюю часть, Освальд тянет со всей силы. Стенка отваливается кусками, показывая ему тонкие блокноты, разложенные по периметру шкафа.
Освальд поднимает взгляд на Сиал и демонстрирует блокнот:
— Удача всё-таки на нашей стороне!
Сиал ему улыбается:
— Рада, что всё-таки всё не испортила. — Подходит ближе, чтобы рассмотреть всё. — Да тут же десятки дневников. Уйдёт целая вечность на то, чтобы их прочитать. Хочешь, я помогу тебе?
Вряд ли здесь есть тайны, которые нужно бережно хранить. Помощь Освальду точно не помешает:
— Было бы неплохо.
Он берёт все блокноты. Вместе с Сиал они спускаются в гостиную. Освальд приказывает прислуге подать чай и печенье. Со слугами, правда, нужно быть осторожными: их предоставил король. Они наверняка всё слушают. Им Освальд соврал, что Сиал его хорошая подруга из академии, которая попала в сложную финансовую ситуацию.
Если всё пройдёт успешно, может, они приблизятся на шаг к разгадке того, что же, на самом деле, случилось с его родителями.
***
Альвиан то и дело, что строит предположения о том, что произошло там, в подвале, на самом деле. Он попросту сходит с ума от того, что не может ничего узнать. Он бы заявился в Круг Власти, если бы мог. Дни проходят в насилии над собственным разумом, но всё это не даёт результатов.
Альвиан чувствует себя так, словно запутался в собственных нитях, которыми он успешно так много времени манипулировал. Тонет в ненависти к себе. А на это даже нет времени: его люди постоянно приходят с новой информацией, вопросами и просьбами, бесконечно требуют внимания. Они недостаточно умны для того, чтобы принять решения самостоятельно, поэтому Альвиан запретил им так поступать — теперь пожинает собственные плоды, ничего не скажешь.
Он не знает даже, что чувствует. Всё перемешалось. Одни только лишь кошмары и снятся...
Кажется, другие это называют «муками совести». Не то что бы ему не знакомо это чувство. Прошло уже очень много времени с тех пор, как он ощущал их в последний раз. Тогда его сердце, его дорогая сестра, всё ещё была живой — улыбалась, рассказывала ему о том, как прошёл день, щекотала чернильными волнистыми волосами. Альвиан построил вокруг неё свой мир, позабыв о себе. И этот мир жестоко его покинул.
Может, он злится. Может, злится настолько, что найдя в Ферокс те чувства, которые находил в своей сестре, хочет несознательно причинить ей много-много боли. Такие слабости не должны быть позволительны ему, а они есть. Как будто бы на зло ему...
Если бы он мог держать свои эмоции в узде, Ферокс бы никогда не сорвалась бы с цепи. А теперь что? Она наверняка поддалась гипнозу Алайна и уже работает на Круг Власти. Страшно представить, что Калеорд с ней делает. Альвиан себе не позволяет об этом даже подумать. Он просто читает и читает книгу за книгой в поисках ответа, как снять гипноз, не видя ни единой буквы. Проклинает себя за то, что предал Ферокс и позволил ей спуститься в тот подвал.
Как только Ферокс убежала, Альвиан понял, что зря рассказал ей об Алайне и о том, что он может им помочь. Она была бы не собой, если бы этим не воспользовалась. Всё-таки это единственная зацепка, которая есть у неё. Она хваталась бы за неё до последнего.
Поэтому Альвиан договорился с Алайном о том, что Маг Власти загипнотизирует Ферокс. И вынудит её вступить в прямую конфронтацию с королём. Такой исход был бы неплохим.
Случилось так, как Альвиан и предполагал... она благополучно попалась в ловушку его кабинета. Нашла фальшивый дневник. Судя по всему, прочла его и даже немножко поверила. Благодаря этому смогла попасть на встречу...
А дальше разгром. Альвиану сообщили о прибытии ещё двоих Магов Власти только на следующее утро. Что за вздор! Изуродованные до ужаса тела всех свидетелей висят на вывесках магазинов, но это ничуть не помогло умерить гнев Альвиана. В итоге он совсем ничего не знает.
Альвиан верил, что Ферокс бы справилась с заданием на убийство короля. Она правда могла бы. Только вот... Алайн, видимо, не сдержал своего слова. Обманул его и вынудил Ферокс служить Кругу. Теперь она там... загипнотизированная, без возможности спастись. Святые, ну почему же она попалась в подобную передрягу? Как могла поверить Альвиану... после всего случившегося?
Альвиан её ненавидит. Много за что. В первую очередь за то, что она позволяет себе допускать оплошности, когда дело касается чувств. Она живой комок эмоций. Хуже всего то, что она прекрасно видит всю гниль и яд их отношений, но, Святые, это ей не мешает любить его и дальше. Она это попросту допускает. Может, прекрасно понимает, что для него она не менее ядовита...
Они стали семьёй, это надо признать. Как родные брат и сестра. В ней он нашёл то, чего искал. Ферокс нашла в нём. Они оба травили друг друга до бесконечности, и вот порочный круг каким-то чудом разорвался. Но их чувства никуда не денутся. Эти узы теперь навсегда.
Поэтому Альвиан не может позволить Кругу забрать его сестру — снова. Он найдёт способ обойти проклятие и разрушить Дом Власти до основания.
Но вот ему улыбается удача. Чего-то более потрясающего Альвиан даже не может себе представить. Ему сообщают, что в Подземный город прибыл Калеорд.
Неадекватная широкая улыбка растягивает губы. Он выскакивает из кабинета. Изо всех сил наступает себе на горло, чтобы не побежать и не разорвать его на маленькие куски. Нужно сохранять самообладание и выведать всё, что нужно, с помощью слов и обмана. А потом уже и уничтожить можно будет... не сдерживая себя и не беспокоясь о том, что надо не навредить ему настолько, чтобы он не смог выдать информацию.
Улицы слипаются в одно серое пятно, на которое Альвиан совершенно не обращает внимания. Попросту идёт вперёд, ко входу, где уже видит фигуру ненавистного Мага Власти.
— Опять будем говорить посреди улицы, или всё-таки не станем на этот раз разглашать половине Подземного города наши секреты? — интересуется Калеорд спокойно. Он выглядит слишком обеспокоенным для того, кто пришёл позлорадствовать.
— Выбирай любое место, которое тебе по душе. Чтобы потом не говорил, что я завёл тебя в ловушку, — холодно отвечает Альвиан. Его эмоции так и хотят выпрыгнуть из тела. Выворачивают ему руки и ноги, кривят лицо, тянут мышцы. Правда этого совсем-совсем не видно со стороны. Это всё внутри.
— Отлично. — Калеорд окидывает небрежным взглядом улицы, а затем указывает пальцем на один из пабов. — Давай там.
Подчинённый побежал вперёд, чтобы сообщить, что все обязаны покинуть паб немедленно. Калеорд же неспешно идёт, его плащ едва ли развивается. Его вовсе не смущают сотни колючих взглядов — как и то, что он, по сути, в когтях своего врага. Эта беспечность ужасно раздражает Альвиана. Но это не имеет значения, сколько бы ни приходилось терпеть и ждать, отмщение осуществится. И сладость мести затмит все страдания.
Они заходят уже в пустой паб. Калеорд садится за один из центральных столов, Альвиан напротив. На столе горит единственная свеча. Весь остальной свет поглощают кристаллы Калеорда, которые он выстраивает куполом так, чтобы их никто не смог подслушать. Он наверняка думает, что Альвиан весьма наивен, но даже представить себе не может, что стал бы давным давно всего лишь остывшим телом, если бы Грешник действительно хотел убить его своими руками.
В свете свечи их лица кажутся жуткими. Они словно бы два призрака.
Калеорд специально молчит. Выучил, наконец, урок. Альвиан тоже молчит и разглядывает его в надежде заметить что-нибудь, что хоть каплю намекнёт на происшествия этих долгих дней. Но ничего нет. Как будто бы он специально сдул с одежды каждую чёртову пылинку.
— Ну и о чём ты хотел поговорить?
— Все мои друзья оказались живы.
— Удивительно, — хмыкает Альвиан, откидываясь на стуле. — Мне устроить в честь этого праздник?
— Ты знаешь, о чём я говорю. Ты убил одного из Магов Власти. Я хочу знать, кого конкретно. Прямо сейчас.
Альвиан смеётся. Разумеется, друзей Калеорда он не трогал. И не знает, кого именно он ценит больше всего. Грешник убил одного из Магов Власти и продолжал писать за него письма — попросту подделал почерк. Малум решил, что те, кто отвечают, не пропадали. Но Альвиан знает, каким заклятием связываться с Кругом. Ему не составило труда подстроить всё так, чтобы связь с Магом будто бы и не прерывалась вовсе. И ловил по крупице информации с этих писем-приказов. Полезно знать, что Круг Власти замышляет.
— Вы до сих пор так и не узнали? — интересуется Альвиан насмешливо.
— Зато благодаря тому, что ты водил нас за нос, я сорвал твой план, — замечает Калеорд. — В том, что я пришёл в тот вечер, виноват как раз ты. Алайн поступил глупо и подставил тебя.
— Теперь извинился сполна, не так ли? И теперь Ферокс под вашим контролем? — срывается с губ Альвиана.
Он хочет уничтожить самого себя, но даже этого не может. Замирает в ожидании, словно бы это его судьба сейчас решается. Вглядывается в черты лица Калеорда, ожидая заметить малейшие движения, чтобы выявить, лжёт он или нет.
Калеорд ему ухмыляется:
— А ты сомневался? Не сказал бы, что она этим особо расстроена.
Альвиан сжимает зубы чуть ли не до скрипа.
— Она очень хорошо вписывается в Круг. Уже через пару дней и гипноз не понадобится. Её вполне устраивает всё, что происходит, — добавляет Калеорд небрежно.
Альвиан со всей силы толкает стол на Калеорда. Контроль трещит по швам. Видно, что Маг этого уж точно не ожидал. Стул падает на пол вместе с ним. Калеорд отталкивает от себя стол набок. Поднимается, но Альвиан уже ранит свою ладонь и голосом, полным злобы, шепчет заклятие.
Чудовище с сотней острых клыков, сотканное из теней, появляется из ниоткуда и бросается на Калеорда. Пасть клацает в сантиметре от его руки и врезается в кристаллы, растворяясь о них.
Калеорд направляет на Альвиана кристаллы, намереваясь запереть его в клетке. Альвиан ломает их быстрым заклятием теневого барьера.
Альвиан сражается с ним чистой чёрной магией. Калеорд это прекрасно понимает. Но заклятия он говорит слишком быстро и сокращает их по-особенному, что сбивает с толку. А ещё плата за заклятия... не случается. Никаких новых ран на теле Альвиана не появляется.
Всё потому, что чудовища-тени разрывают Альвиана на куски. Все сомнения и боль вырываются из клетки в его груди, терзают свою темницу. Они отплатят сполна за своё заточение... так всегда бывало.
Альвиан чувствует себя Богом. Он может всё, что только можно и нельзя представить. Адреналин достигает своего возможного предела. Кажется, если он сейчас схватит Калеорда за шею, та сломается, как сухой хворост, хоть Альвиан явно слабее физически. На самом деле, тело Альвиана выглядит болезненно. Так, будто он давно уже умер глубоко внутри. Его секрет в том, что он всё ещё живой. И почему-то продолжает чувствовать, чувствовать, чувствовать...
Голодные чудовища, похожие на изуродованных больных волков, появляются из ниоткуда и набрасываются на Калеорда. Их, один за другим, пронзают кристаллы. Земля, кажется, содрогается от того, насколько быстро они появляются.
Пока Альвиан занят разрезом очередного кристалла прямо под своими ногами, Калеорд бросает в него Чёрное Проклятие. Это заклятие, которое мало кто осмелится применить в сражении. Отчаянный крик тех, кто уже умирает, потому что оно поглощает весь эфир, который есть в теле. Если его недостаточно, маг умрёт в адских муках. И ещё именно оно может вызвать взрыв испорченного эфира... Чаще всего остального.
— Сумасшедший, — срывается с губ Альвиана.
Волк из теней прыгает вперёд и поглощает проклятие, клацая острыми зубами. Второй впивается Калеорду в руку, но он его отбрасывает. Маг не похож на того, кто только что использовал Чёрное Проклятие. Он вовсе не умирает и не падает, а продолжает бой. Разрезает свою руку. Из каждой капли его крови на полу расцветают цветы из теней. Лепестки — ножи, которые поднимаются в воздух и со всей силы летят на Альвиана. Он не успевает закрыться волком лишь от одного. Из груди вырывается крик. Боль невыносима. Руку словно бы разрывает изнутри. Она немеет и жжётся невероятно сильно одновременно. Альвиан отрывает рукав своей рубашки, чтобы посмотреть, что с рукой, пока очередная стая волков бросается в бой. Рана почернела. Расползается по руке испорченным эфиром — цвета коварного тёмного света Сэллиа.
Они оба — исключения из всех правил. Похоже, что Калеорд, как и Альвиан, своим трудом и силой ломал каждое существовавшее правило и шёл по их обломкам к новым возможностям. Если бы Дьявол действительно был, то точно бы наказал их за то, как они издеваются над подаренной им силой.
Тем не менее, Калеорд запыхался. Альвиан едва ли держится от того, чтобы не взорваться злостью снова, но ему легче. Дышать становится так легко, когда изнутри не рвутся тысячи эмоций.
Альвиан собирает всю оставшуюся боль и даёт ей форму. Искалеченный волк из теней с переломанными костями, торчащими под неестественными углами, поднимает голову и рычит. Он бросается на Калеорда. Сколько бы кристаллов в него не врезалось, волк не реагирует. Даже когда кристалл сносит ему голову, в ход идут когти. Он расцарапывает грудь Калеорда. Альвиан ощущает тепло и тягучее удовольствие, что разливается по всему телу венами. Покой и справедливость. Сладость, которая не сравнится ни с чем... Из раны льётся много крови. Но прежде, чем волк успевает нанести последний удар, Альвиан его останавливает, насильно выдёргивая себя из мечт обратно в реальность.
— Отдай мне Ферокс обратно, — требует Альвиан.
Калеорд смеётся. Смех получается нездоровым и странным. Рана кровоточит ещё больше.
— Действительно решил, что такое вообще возможно? Не поддалась она гипнозу. Чуть не убила Алайна и ушла. Он после того, как побывал в её голове, чуть не сошёл с ума. Скорее всего, она станет нашей самой главной проблемой совсем скоро. Ты зря её недооцениваешь... каждый чёртов раз. Как, впрочем, и я.
Сердце Альвиана словно бы останавливается на секунду. Облегчение накатывает волной. Он опирается о стену паба и позволяет себе выдохнуть, не заботясь о том, что Калеорд подумает о нём. Плевать.
Калеорд не теряет время зря. Чёрной магией он зашивает свою рану, хоть этого обычно никто не делает. Чёрная магия отравляет организм и тело. Нельзя так поступать, но Магу Власти всё равно. И даже словно бы не больно.
— Рассказывай, кого ты убил, — произносит Калеорд, поднимаясь на неустойчивые ноги. Чёрная магия обвивается вокруг него, как внешний скелет, чтобы поддержать. Кровь продолжает капать на пол, но цветки уже не появляются. — Если продолжим, сломаем эти пещеры к чёрту.
Было забавно водить их за нос и сбивать с толку. Но, пожалуй, игра становится уже скучной. Альвиан и так выяснил достаточно. К тому же, его кукла вышла из-под контроля. Толку от неё уже нет. Пусть даже он может сейчас убить Мага Власти и вовсе не должен ему отвечать, очень уж хочется увидеть его реакцию.
— Я убил Исавера, — говорит Альвиан.
Лицо Калеорда белеет от ужаса:
— Я разговаривал с ним. Уже после того, как узнал, что ты кого-то убил.
— Знаю, — хмыкает Грешник. — Я сначала ограничивался письмами для Малума, но когда он приказал прибыть, я решился на небольшой эксперимент. Напитал труп эфиром вместо крови... и подчинил себе. Но не стоит беспокоиться. Он уже умер окончательно. Не так уж долго он прожил.
— Значит, сказки о некромантах не такие уж и сказки, — мрачным тоном подмечает Калеорд.
Альвиан пожимает плечами:
— Жаль только, что тела слишком быстро гниют. — Они встречаются тяжёлыми взглядами. Каждый подумал о своём. Альвиан хотел бы оживить сестру. Калеорд же, наверное, в ужасе от мысли, что Альвиан мог бы воспользоваться его драгоценным умершим другом Грэмом и напасть на Круг.
Но они ничего друг другу больше не говорят. Альвиан позволяет Калеорду возвести себе тоннель из кристаллов и уйти. Раз уж Ферокс не в его власти, будет куда больнее, если его убьёт она. Пусть пока поживёт.
Альвиан остаётся один. Никто не осмеливается войти и узнать, жив ли их господин и мучитель.
Рана на руке ноет, но в остальном Альвиан чувствует себя так, словно наконец вырвался из клетки собственных терзаний. Действительно: как же он мог подумать, что Ферокс поддалась гипнозу? Глупости да и только... Разве что если только Калеорд его не обманул. Но было не похоже...
Альвиан вздыхает. Каждый глоток воздуха теперь ощущается по-другому. Было интересно сразиться с кем-то, кто может побыть ему соперником хоть немного... Впрочем, если бы Альвиан продолжил, он бы наверняка убил Калеорда.
***
Ферокс молча идёт за Ареном, ничего не спрашивая. Её не особо волнует, куда именно они идут и какое задание будут выполнять. Важно только одно: смерть короля, чтобы выманить Барнарда. И часы, которые тикают над её головой. Раз уж получилось выжечь чужое проклятие, Ферокс может попытаться сделать то же со своим. Но пока это небезопасно. Неясно, как осколки испорченного эфира отреагируют на это. А если она окажется беспомощной, её некому защитить. Нужно найти союзников, прежде чем хотя бы пытаться.
Они идут по лесу. Сэллиа уже освещает всё своим прекрасным малиновым светом, окутывая мир загадочными красками. Красивее всего тогда, когда выпадает снег. В такие дни весь снег становится почему-то вовсе не малиновым, а алым, как кровь. Когда ступаешь по нему, он переливается малиновыми мириадами звёзд. Но в этот раз Ферокс вовсе не ждёт снега: в её новом доме будет очень холодно. Хижина провидицы совершенно не подготовлена к зиме. Впрочем, надеяться на то, что скоро она найдёт другой дом, тоже глупо.
Ферокс понимает, что они пришли, когда видит пятна крови на траве и деревьях. Арен замедляет ход и настораживается. Выставляет руку, останавливая Ферокс, чтобы она не подходила. Что-то шумит за деревьями совсем рядом.
Арен подходит ближе и выдыхает. Кивком приглашает Ферокс идти дальше.
Повсюду разбросаны припасы: еда, одежда, какие-то товары в деревянных ящиках. Трупы стражей, что охраняли телегу, разбросаны по небольшому участку леса. Только один страж выжил... и он сейчас занимается тем, что разбивает себе голову о дерево.
Арен отдёргивает его от этого занятия и вынуждает повернуться к ним:
— Что тут случилось? — требует у него Арен. Но он молчит... Глаза его светятся малиновым.
Арен с ним долго не возится. Достаёт нож из-за пояса и пронзает сердце. Труп падает на землю.
— Что с ним такое? — спрашивает Ферокс осторожно. Теперь картина меняет свой смысл. Ферокс замечает, что никто на стражей не нападал. Они все убили себя сами.
— Я уже встречал нечто подобное однажды. На Тёмном балу. Один из гостей с такими же глазами вышел на крышу и спрыгнул. Похоже, что какие-то существа способны влиять на разум. Насколько мне известно... такими проделками часто промышляют феи.
— Что? Ты шутишь?
Ферокс слышала о феях только лишь в старых сказках, которые ей и остальным детям читала Мари. Мало что могло напугать маленькую Ферокс после того, что ей доводилось переживать в замке — и в своей собственной голове, но они, эти феи... пугали. Жуткие огромные крылья, как у бабочек, способные сбить с ног. Узоры на них, что зачаровывают и не позволяют насторожиться. И их голос... проникновенный и тихий, такой, которому всегда веришь. Самое страшное, что было в них, так это их бездонно-чёрные глаза. Стоило им посмотреть на кого-то, он был уже в их власти. Или, быть может, пугало нечто другое. Их бессмертная жизнь, такая длинная, что сохранить рассудок становится невозможным. Их жажда к жестоким развлечениям и притворству... И ненависть скуки.
Но разве возможно такое, что это были не совсем уж выдумки?
— Вовсе нет, — серьёзно отвечает Арен. — Тебе доводилось когда-нибудь бывать на Тёмном балу?
— Да, — отвечает Ферокс.
— Ты наверняка в таком случае слышала слухи о том, что хозяин бала прибыл из-за кановых границ. Я когда-то украл из трупа, валяющегося в одной из комнат на балу, блокнот — дневник путешественника, который побывал даже за границами. В нём на последних исписанных страницах было написано, что путешественник очень хочет встретиться с хозяином Тёмного Бала и поговорить с ним. Ему было очень интересно, какое существо тот из себя представляет. Дальше, очевидно, записей не было. Но видела бы ты, где этот путешественник успел побывать! Я покажу тебе этот дневник как-нибудь. Ты будешь в восторге, как и я однажды.
Ферокс не разделяет его восторг, потому что мысль о том, что где-то по городу бродит чудовище, способное вынудить людей себя убить, её не радует определённо. Она изо всех сил сдерживает скептический вздох:
— Ну и как тогда нам убить эту... фею?
— Если учитывать то, как редко кто-то пробирается через кановы границы, можно сделать вывод, что это сделал хозяин Тёмного Бала. Причём лично, — делится размышлениями Арен. — Но зачем? Он хочет лишить короля продовольствия? Я хотел перехватить телегу и забрать её для своих повстанцев, но ему-то зачем? Тем более, если учесть, что всё осталось на месте.
— Мало ли причин? Может, он проезжал этой дорогой, а стражи его чем-то оскорбили по ошибке. Или он прятал здесь что-нибудь важное, а они заметили. Или, в конце концов, они могли стать свидетелями его силы, — предполагает Ферокс.
— Так или иначе, телега теперь наша. Давай соберём разбросанные ящики и потащим её в лагерь, — решает Арен.
— А что с заданием? — спрашивает Ферокс.
— Мы попали в глупую ситуацию. Сам я её бы дотащил, но уже темнеет, — Арен поднимает взгляд к Сэллиа с неким раздражением и ненавистью к светилу. — В лесу куча чудовищ, которые придут на запах еды. Наверняка тут где-нибудь валяется сырое мясо, которое их привлечёт. А бросить телегу и пойти на другое задание мы тоже не можем: десятки людей сегодня останутся голодными, а еда пропадёт зря. К тому же, не исключено, что тот, кто сделал это с ними, бродит где-нибудь по-близости. Мне ничего не остаётся, кроме как поверить тебе на слово.
Ферокс кивает:
— Я понимаю. Не переживай. Я не собираюсь уничтожать повстанцев. Сам подумай: ни в какой перспективе мне это не выгодно.
— Почему же? Ты вполне могла договориться с королём: он тебе свободу, а ты станешь его ручным зверьком, — замечает Арен, погружая на телегу ящик.
— Да ни за что, — резко отвечает Ферокс. Тоже поднимает один из ящиков. От напора её пальцев древесина немного трещит.
— Сомнительно звучит. Грешнику ты ведь продала свою свободу. Что он заставлял тебя делать? Всё? — с противной улыбкой спрашивает Арен, встречая её взгляд.
Ферокс наклоняется чуть ближе и произносит спокойно:
— Что бы я ни делала, это было только лишь по моему желанию. И это тебя точно не касается.
Ферокс продолжает загружать телегу ящиками. Его поведение, разумеется, раздражает, но какая к чёрту разница?
Вскоре телега вновь полна. Они вместе берут за верёвки и начинают её тянуть. Благо, колёса совсем не повреждены, поэтому они могут не сильно напрягаться. Потихоньку темнеет.
— Как так вообще вышло, что ты оказалась здесь? Начиная от того, как тираны могли завести ребёнка, заканчивая тем, как тебе удалось выжить.
Бестактный вопрос Арена немного смешит Ферокс:
— Вот так просто спросишь?
— Именно. Не вижу причин заходить издалека, будто бы ты сможешь этого не заметить и проговоришься мне случайно.
Ферокс хмыкает.
Она не знает, что лучше будет сказать. С одной стороны было бы хорошо использовать историю для запугивания — или, может, для того, чтобы вынудить её недооценивать. Но почему-то желания воспользоваться ею не возникает.
Может, потому, что после всей этой удушающей лжи, которая топит её каждый день, Ферокс хочется ощутить вкус правды на своём языке. Выдохнуть хотя бы на секунду и перестать думать о последствиях. Плевать, что о ней думают. Теперь уже не важно: она уже больше не планирует жить так, как раньше. Все карты уже на столе.
— Ждёшь слезливую историю о том, как мне было плохо? Как меня кто-то спас или пощадил? — спрашивает Ферокс.
— Не знаю. Просто хочу знать, — отвечает Арен.
Ну, разумеется.
— Мы с родителями бесконечно ссорились. Как бы они не демонстрировали силу, мы побеждали по очереди. Они меня боялись и ненавидели. Я их — тоже. Мать не рассчитала силы и случайно столкнула меня с балкона. Я упала в реку. Выплыла на берег и сбежала оттуда. Их через пару лет убили.
— Ты так говоришь, словно это не печальнее предыдущего варианта, — замечает Арен. — Но кто ещё более несчастен, чем тот, кто был вынужден превратиться в такого рода чудовище?
— Я могла многого не делать. Я себя контролировала. И всё равно делала выбор в пользу того, чтобы стать монстром.
— Все наши выборы давно сделаны за нас, — внезапно говорит Арен, смотря куда-то через лес. Далеко-далеко, за горы и туманы. В прошлое.
Ферокс не может с этим поспорить, как бы ей этого ни хотелось. Как она докажет, что, родись она в обычной доброй семье, всё равно рано или поздно превратилась бы вот в это? Она не знает наверняка, но не допускает иного варианта.
Впрочем, даже решив говорить правду, Ферокс подсознательно лишь отводит Арена от опасных вопросов, которые могли прийти ему в голову. Особенно о том, почему же её родители захотели завести ребёнка... Она почти проговорилась Калеорду, но в последний момент немного ушла от правды.
Мало кто, кроме неё, знает об этом. Может, даже никто. За пределами замка думали, что они оба — маги высшей крови... Но магия огня изначально была только лишь у Арабэль. Как так вышло, что она появилась у Сиварда, непонятно. Он был обычным человеком до встречи с ней. Они никогда не говорили напрямую об этом, но иногда в пылких спорах проскальзывали намёки, которые можно сложить в общую картину.
Похоже, что они завели ребёнка для того, чтобы провести некий ритуал, который сможет умножить их силу в разы. Ребёнка требовалось принести в жертву — или ещё что-то, подробностей Ферокс не знает. Но законы магии не поддались больным амбициям её родителей. Вместо того, чтобы увеличить их силу... она украла кусочек магии у Арабэль.
Как вернуть этот кусочек, никто так узнать и не мог. Сначала они боялись убить Ферокс потому, что переживали, что магия не вернётся. Пока искали решение проблемы, Арабэль к ней привязалась.
Мать сама говорила ей об этом, пусть Ферокс ей и не верила. Это звучало как очередная истерика или маска. Пустые оправдания, которыми её мать постоянно закрывалась, как щитом, от всего на свете.
Но к тому моменту Ферокс создавала уж слишком много проблем. Успела возненавидеть и родителей, и весь мир вокруг. Она постоянно устраивала пожары, сжигала гостей, пугала слуг... и дралась с матерью магией. Они обе друг друга без конца обжигали, а остановить их мог только Сивард. Со временем, ему надоело это делать. Да и Арабэль дошла до точки невозврата. Они приняли решение убить её — раз уж магию никак не вернуть, придётся рискнуть и испытать такой крайний способ. Но когда Арабэль собиралась сделать это, Ферокс нашла такие слова, которые вывернули душу её матери наизнанку. Она в агонии толкнула её, действительно, с балкона...
Так Ферокс и оказалась в реке, а потом и в доме Мари.
Неприятная дрожь прокатывается по позвоночнику от воспоминаний. Оглядываясь сейчас на всё это... она хотела бы многое изменить. Нет, не убить своих родителей за то, что всё так отвратно вышло. Она бы попыталась их понять и полюбить. Может, они бы полюбили бы её в ответ, если бы она дала им шанс. Сейчас очевидно, насколько сильно они сломанные и загнанные. Как сильно они страдали каждый день. Но от понимания... почему-то обида не уходит. Сидит где-то в груди, вцепившись в кости, и нетерпеливо стучит по стенкам, вызывая колючую фантомную боль.
На секунду Ферокс представляет себе, как больно было бы услышать: «Ты была рождена только лишь для того, чтобы стать оружием, которое принесут в жертву». Она очень хорошо может представить себе, как подобное говорит Калеорд или Альвиан. И даже от воображения ей становится холодно и больно. Это то, что достанет до самого её изломанного сгнившего сердца. То, от чего Ферокс никак не сможет защититься. Одна из тысяч её слабостей, которые так ненавистны ей.
— Я хотел узнать тебя лучше, но уж точно не рад тому, что ты пала в воспоминания и совсем не следишь за дорогой, — отвлекает её от размышлений Арен. — Кажется, ты уже бывала в лесу ночью. Разве не усвоила урок по поводу того, насколько это опасно?
Ферокс пожимает плечами:
— Когда я уходила из твоего дома, ни одно чудовище даже не посмотрело в мою сторону. Как и я в их. Не думаю, что в этот раз они посмеют напасть.
Арен резко останавливается, вынуждая Ферокс повернуться и тоже замереть:
— Что?
— Звучит как-то не очень хорошо. Я только и видел, как они набрасываются на людей. И на мёртвых в том числе. Единственное, что они не едят, так это гниль.
Ферокс смеётся. Ей по нраву такое сравнение.
— Значит, мне точно нечего бояться.
Арен продолжает идти, но плечи его ужасно напряжены. Он над чем-то размышляет. Затем выдаёт спустя пару минут:
— На провидиц они тоже не бросаются. Тебе доводилось их встречать? Можешь, замечаешь какое-то сходство?
Ферокс кривится.
— Доводилось. И... ничего схожего с ними у меня нет.
— Но ты же понимаешь, что вокруг тебя так и витают намёки на то, что что-то с тобой не так? Почему ты их игнорируешь, будто тебе плевать? — спрашивает Арен.
Тихий смешок прокатывается по немой поляне:
— Потому что так и есть. Не так со мной что-то или нет — какая разница?
Потому что если она начнёт думать об этом, то поймёт, насколько много всего с ней не так. И как только поймёт, уже не сможет подниматься с колен снова и снова. Она словно бы верит, что если не увидит раны, она перестанет кровоточить...
— Неужели не думаешь о том, что можешь навредить кому-то, кто тебе дорог? Вдруг на тебе какое-нибудь проклятие или сумасшествие? — давит Арен.
— Нет тех, кто мне дорог, — сразу же отвечает Ферокс. Быстрее, чем успевает задуматься над его вопросом. На секунду ей показалось, что было бы просто прекрасно, если бы на них вдруг напала пара-тройка чудовищ. Только бы прекратились эти разговоры. Всегда они заканчиваются одинаково: очередным шипом в груди и расцарапанными старыми ранами. Ферокс понимает, что все вокруг только лишь и хотят докопаться до её слабостей. Из страха, что другим способом победить её не смогут, они готовятся к тому, что смогут её лишь сломать морально.
И всё же каждый раз Ферокс продолжает отвечать на вопросы. Вдруг в этот раз что-то пойдёт не так? Вдруг к ней кто-то привяжется и прогонит этот холод? Наверное, старая привычка. Теперь в холоде ей как нельзя замечательно. Так ведь?
— А как я могу допустить тебя в свой лагерь, если ты не знаешь, способна ли контролировать свои действия? — интересуется Арен.
— Можешь проверить, — с вызовом и уже более выраженным раздражением отвечает Ферокс.
— Отлично, — внезапно соглашается он. — Этим завтра и займёмся.
Это сбивает с толку. Она не понимает, что именно он имеет под этим ввиду, но даже не хочет спрашивать. Игнорирует ответ. Пусть считает это за согласие. А завтра она с этим разберётся. Только вот...
— Я не собираюсь оставаться в лагере на ночь, — предупреждает Ферокс. — Помогу дотащить телегу и пойду домой.
— Но мы же вроде как договорились, что мне ты будешь доверять? — напоминает Арен.
— На заданиях. Но задание будет завершено в тот момент, когда телега окажется в лагере.
— По-твоему, тебе безопаснее спать где-нибудь совершенно одной, чем с союзниками, которые смогут тебя хотя бы предупредить в случае чего?
Ферокс вздыхает. На недоверие она ссылаться не может, поэтому приходится притянуть хоть что-нибудь, чтобы отказаться:
— А если мне приснится кошмар, и я по ошибке сожгу весь твой драгоценный лагерь? Во сне я себя не контролирую.
— Как же тогда Грешник мог держать у себя в доме нечто столь опасное? — с некой долей неверия интересуется Арен.
— Не твоё дело, — немного резче, чем стоило бы, говорит Ферокс. Это опасная тема. Все «лекарства» и ритуалы, которые проводил Альвиан, проводились только лишь для того, чтобы умерить пыл её магии и взять её хоть немного под контроль. По крайней мере, ей так казалось, но Альвиан мешал лекарства с тем, с чем считал нужным мешать — видимо, с волчьими слезами в том числе. Лучше не говорить никому о том, что можно в принципе как-либо сдержать её магию.
Арен смеётся в ответ:
— Расслабься. Я не собираюсь выведывать у тебя какие-то страшные тайны. Всего лишь пытаюсь узнать тебя получше.
— Разумеется, — протягивает Ферокс. — И для чего же тогда, позволь спросить, если не для поиска моих слабостей?
— Не приходило в голову, что ты кому-нибудь можешь просто понравиться?
— Конечно, могу. Кому не хотелось бы получить преданное могущественное оружие? — с лёгким привкусом насмешки говорит Ферокс. — Но вот что им всем не понравится: стоит насторожиться, если я в чём-то подчиняюсь. Потому что проигрывать и уступать я не умею.
Внезапный шорох вынуждает их отвлечься от разговора. В этот раз на них набрасывается совершенно нездоровый шиполистник... И выглядит он точно так же ужасно, как Освальд и описывал Ферокс однажды. Она успевает увидеть лишь пену и облезшую шкуру, прежде чем существо вспыхивает пламенем. Прямо в прыжке в паре сантиметров от ноги Ферокс шиполистник окончательно осыпается пеплом от адского огня. Среди деревьев слышится вой.
— Похоже, мы привлекли внимание всех монстров вокруг, — подмечает Арен. — Но обычно они так не реагируют на огонь...
Шорохи и шаги слышатся отовсюду. Ферокс напряжённо оглядывается по сторонам в ожидании, но... никто из темноты не выпрыгивает. Шум нарастает...
Краем глаза она видит, как широко распахиваются глаза Арена. Она смотрит туда, куда он так уставился.
Среди деревьев стоит, как из страниц страшных сказок, Вой. Вытянутая чёрная фигура без глаз и рта, похожая частично на человека с вытянутыми конечностями. Высокая, около двух метров ростом, и... ужасно молчаливая. Ни дыхания. Ни сердцебиения. В нём нет ничего живого. Это чистый испорченный эфир, который поглотил некогда живое существо. Отголоски чужого сознания — может, волчьего или какого-то другого хищника — всё ещё вынуждают его охотиться. Испорченный эфир притягивает новый испорченный эфир. Поэтому с каждым взрывом чёрной магии это существо искажается ещё больше. Этим Вой так и опасен...
Говорят, впрочем, что просто так Вой не приходит. К нему можно даже подойти, если просто увидишь его в лесу, он не причинит вреда, если его за тобой не послали...
Этот Вой пришёл.
Ферокс знает, по чью душу, где-то на краю сознания, за пеленой отрицания.
— Иди вперёд, — бросает Ферокс Арену. — Я попытаюсь увести его подальше и вернусь.
— Ты не вернёшься, — абсолютно серьёзно говорит он. — Твоё пламя на него не подействует...
Он замолкает, потому что Вой идёт прямо к ним. Неуклюжие медленные шаги едва ли не сотрясают землю. Пусть у него и нет лица, его взгляд ощущается всем нутром. Ледяные иголки прокатываются по спине Ферокс. А вместе с ними — злость.
Вой прыгает.
Это так неожиданно, что Ферокс вздрагивает. Он удивительно быстрый и ловкий. В один прыжок он хватает её за плечи лапами с острыми когтями и прижимает к земле. Тьма окутывает их, как дым, закручиваясь в маленькие узоры. Острая боль по всему телу кажется обжигающей... будто бы от неё отрывают кусочки кожи.
Нож пронзает голову Воя насквозь, но ему всё равно. Ферокс снова и снова заносит нож, несмотря на боль и дрожь во всём теле. Пламя даже не появляется на коже существа, словно оно его поглощает.
Свет.
Яркий. Обжигающий. Вместе с чудовищными криками... Один из них принадлежит, безусловно, Ферокс.
Как только глаза начинают хоть что-нибудь видеть, она замечает, что Вой убегает в лес.
Эту магию она узнает где угодно. Освальд её спас.
— Святые, Ферокс, как же тебе повезло, — выдыхает он с беспокойством и облегчением. Позади него стоит та самая девушка, маг высшей крови, Сиал. Её серебристые волосы словно бы светятся в темноте. С ней они обмениваются холодными раздражёнными взглядами. — Я надеюсь, я не убил того, кто тут ещё был с тобой... Я этого точно не хотел!
Ферокс оглядывается по сторонам, но нигде не видит Арена. Очевидно, что он будет прятаться. Нельзя кому-либо знать о том, кто главарь мятежников. Особенно приближённому короля.
— Всё с ним в порядке, — заверяет Освальда Ферокс. Он помогает ей подняться, и Ферокс не может не принять его руку. Чувство вины, исходящее от Освальда, ощущается холодными волнами.
— Мне жаль, что... — начинает он. Альвиан говорил, что Освальд не ждал, пока он спасёт её, а всё равно пытался очистить пространство испорченного эфира.
— Всё хорошо закончилось. Нечего тебе извиняться, — отвечает Ферокс. Улыбка кривит её губы. — К тому же, ты ведь был прав. Можешь попытаться ещё раз.
Освальд сжимает губы.
— Ты знаешь, почему на тебя напал Вой?
— Понятия не имею, — лжёт Ферокс. — Но спасибо тебе большое за спасение. Хоть мне и кажется, что это определённо было зря...
Освальд вздыхает.
— Вой нападает в двух случаях: чёрный маг проклял тебя на смерть, или...
— Или что? — давит Ферокс.
— Ты должна мне сказать, что тебе сказала та провидица, — очень серьёзно говорит Освальд, подходя на шаг ближе. Смотрит ей прямо в глаза.
Ферокс бросает взгляд на Сиал. Ей не хочется говорить в принципе, чтобы никого не провоцировать. А тут ещё и посторонние.
— Я не расслышала, — врёт Ферокс снова.
Освальд опускает взгляд:
— Я знаю, что не заслуживаю твоего доверия. И мне правда жаль... Но я должен это знать. Не потому, что это моя прихоть. На кону может быть всё наше существование в принципе.
Ферокс вздыхает. Какая уж разница, если он всё равно уже её враг?
— Если ты так хочешь знать. Она сказала: «Я не позволю тебе освободить Дьявола». Считай этот ответ платой за спасение...
Освальд замирает на секунду.
— Но ты ведь не пользуешься чёрной магией, я прав?
— Не пользуюсь, — подтверждает Ферокс. — Поэтому её слова — всего лишь фанатичный бред. Я не собираюсь никого освобождать. Мне хватает и своих проблем. А силы достаточно и моей.
Освальд хмурится, но не возражает:
— Ладно. Я подумаю, что можно с этим сделать. Вой, видимо, напал потому, что боится Дьявола. Он ведь возьмёт всё под свой контроль... понимаешь? Всё, что соткано из чёрной магии или испорченного эфира. Никто этого не хочет. Поэтому, раз уж провидица видела нечто подобное, то все магические существа будут пытаться тебя убить.
— И как же мне с ними совладать?
Освальд чуть улыбается:
— Если я скажу тебе про молитву, ты вряд ли в это поверишь. Поэтому, пожалуй, стараться избегать лесов и ночи. Днём чудовища крепко спят и не обратят на тебя внимания. К тому же, они боятся огня и не подойдут. Но если уже подошли... их ничто, кроме Света Святых, остановить неспособно.
— Хорошо, что ты оказался здесь. Расследуешь пропажу телеги? — спрашивает Ферокс.
Освальд кивает:
— Да. Пошёл по следам за ней, вот и нашёл. Но это ведь не ты убила стражей, не так ли? Не твой почерк.
Да уж... в этот раз Ферокс предпочла бы сжечь их заживо.
— Они были уже мертвы, когда я пришла.
— И зачем тебе телега?
— Если я скажу, ты мне не поверишь, — говорит Ферокс осторожно.
— Я очень не хочу тащить тебя в замок, даже несмотря на то, что король приказал мне поймать тебя. Ради Святых... просто скажи мне как есть.
Что? Приказал ему поймать её? Это становится опасным. Ей действительно очень повезло, что Освальд всё ещё не собирается поступать так. Но Ферокс ходит по лезвию. Одно лишнее слово или движение, всё разрушится. От Света Святых ей будет не убежать. Их сражение будет ужасным. Ферокс даже не представляет, как остановит его, если вокруг будет этот ненавистный обжигающий свет.
— Как ты знаешь, сиротам тяжело выжить в городе. Они часто сбиваются в группы. Я встретила одну такую группу в лесу, в старом заброшенном доме. Я везу им продукты, — Ферокс говорит так, словно это правда. Верит всем сердцем, вынуждает себя верить. Смотрит прямо ему в глаза. Должно сработать. По крайней мере, с ним...
Освальд пару минут смотрит на Ферокс, а затем кивает:
— Тогда я не нашёл в лесу никакой телеги. И никого не встречал. След словно бы просто исчез... Видимо, затоптали звери, — говорит он. — Окутай телегу огнём и иди. Должно всё пройти гладко.
— Спасибо, — внезапно искренне срывается с губ Ферокс. На секунду ей хочется, чтобы Освальд не уходил. Неожиданное чувство вины скребётся внутри. — Береги себя.
Он ей чуть улыбается — словно бы немного измучено:
— Ты тоже.
Сиал не говорит ни слова. Просто разворачивается и идёт за Освальдом.
Тянутся долгие минуты одиночества. Вокруг загробная тишина. Похоже, Свет Святых отпугнул чудовищ очень далеко.
— Значит, собираешься воскрешать Дьявола? — интересуется Арен, наконец появляясь из-за деревьев. — Понятно теперь, почему чудовища не набрасываются. Он приказал им тебя не трогать. Некто сильный, как Вой, могут вырваться из-под его приказов. Другие неспособны... Если не учитывать существ, больных бешенством.
Ферокс в раздражении закатывает глаза:
— Я не собираюсь. Я уже сказала это Освальду.
— Я удивлён, что ты знакома с приближённым короля. Как так вообще вышло? — интересуется Арен. — И почему он вообще тебя отпустил?
— Поверил, — пожимает плечами Ферокс.
— Ну, твой ответ не так уж далёк от истины. В лагере действительно много детей. И они все голодны, — рассказывает Арен. — Поэтому можешь не волноваться, твой наивный друг даже не был тобой обманут.
Ферокс едва-едва улыбается и качает головой. Вина скребётся чуть меньше.
— Хорошо.
Они вместе продолжают везти телегу. Ферокс окутывает их кругом яркого пламени, чтобы отпугнуть чудовищ на всякий случай. На это уходит не так уж и много эфира, но немного утомляет... Когда будет идти домой, не будет делать так. Сейчас попросту не хотелось бы подводить доверие Арена и подвергать его опасности. Он всё-таки достаточно ценный союзник.
В темноте все деревья кажутся одинаковыми. Может, они даже ходят кругами.
Встреча с Воем и Освальдом отбивает у Арена всё желание поговорить. Поэтому их сопровождает жутковатая тишина всю долгую дорогу. Кажется, что путь длится целую вечность, но они останавливаются у очередного купола.
Странно, что Арену хватает сил поддерживать два невидимых купола сразу... Неужели он тоже маг высшей крови, но соврал ей во всём? Ферокс и не переставала быть с ним осторожным, но всё равно насторожилась ещё больше.
Они вместе с Ареном заходят в купол. Перед ними открывается лагерь, полный палаток и небольших деревянных домиков. Дым от костров уходит вверх к куполу и скапливается там, потому что выходит в очень маленьких количествах, чтобы не привлекать внимание. От этого тяжеловато дышать, но зато тут очень тепло.
Наверняка они часто переходят в другие места, раз уж ничего не выращивают и не строят более серьёзных зданий. Оно и понятно: люди короля их, видимо, откопают даже из-под земли. Вопрос времени, когда же домик той провидицы, в котором сейчас живёт Ферокс, будет найден, осознаёт она.
В лагере действительно полно народу. И детей тоже. Они, едва увидев их, бегут к телеге с радостными улыбками. Зовут своих родителей. Среди всей радости прибытия продовольствия очень выделяется каменное лицо Линет. Она идёт к ним со смесью страха и горя.
— Он сгорел... Спустя пару часов ожог начал разрастаться, пока не сжёг его тело до пепла! — заявляет она, широко распахнутыми глазами смотря на Ферокс, словно она её боится. Глупо начинать подобный разговор в лагере, где полно тех, кто может пострадать при сражении. Но почему же так случилось?..
Арен сжимает губы.
— Видимо, проклятие так просто не выжечь. Мне очень жаль, — говорит он, сжимая легонько её плечо.
— Нет! Проклятие ушло, а огонь... это всё сделало пламя, — уверенно отвечает Линет. Глаза её красные и заплаканные. Видимо, тот, кто сгорел, был для неё дорог.
— Мы с Ферокс были далеко отсюда. — Услышав её имя, многие родители прячут детей за спины. Кто-то начинает плакать и отступает. Другие хватаются за эфесы мечей. Но определённо точно все очень напряжены. Похоже, король уже во всеуслышание объявил её имя. — Маг даже высшей крови не может поддерживать свою магию так далеко. Это не её вина. — Арен замечает перемену в лагере. Повышает голос, чтобы все слышали. — К тому же, она доказала нам свою верность. В лесу мы были вынуждены вступить в сражение с Освальдом, очередной марионеткой короля. Ферокс защитила меня и продовольствие. Если бы не она, я бы умер там.
Линет опускает взгляд. Остальные хмурят брови и перешёптываются.
— Мне очень жаль, что я не смогла его спасти. Я хотела этого всем сердцем, — искренне говорит Ферокс. Это ведь правда было для неё важно: это был шанс на её собственное спасение. Разумеется, ей жаль, что не вышло.
Непонятно, поверили ей или нет. Мятежники разбирают продовольствие и расходятся. Ферокс вздыхает:
— Ладно, я пойду. Не уверена, что я запомнила путь. Если не найду лагерь, приду к твоему поместью.
— Да, разумеется. Не забудь прийти завтра, — соглашается Арен. — И будь осторожной.
Ферокс закатывает глаза:
— Не волнуйся.
— Я не про чудовищ, — добавляет он уже тише. — Вряд ли он так просто тебя отпустил, этот Освальд.
Ферокс хмурится. Это кажется абсурдным... и всё же правда стоит быть осторожной.
— Ладно. Я буду внимательной.
Арен кивает.
Ферокс выходит из купола. Тьма и тишина мгновенно окутывают её с головой. Один шаг был от тёплой бурной жизни лагеря до беспроглядного ужаса в лесу.
Она отходит подальше и выдыхает с облегчением. Тяжело находиться с кем-то, кто так и ждёт, пока ты оступишься. В одиночестве ей спокойнее, пусть... очень даже и холодно.
Сейчас она вновь вернётся в дом, полный ужасов, и будет лежать, смотря в потолок. Уговаривать себя уснуть. Останется одна со своими мыслями, которые её только ещё больше разрушат.
На миг приходит осознание, что она очень скучает по Калеорду. Оно ощущается ведром ледяной воды на голову. Как бы она хотела расслабиться и поспать. Чтобы он развеял все её сомнения по поводу бредовых слов провидицы и видений, которые ей мерещатся в том жутком доме. Чтобы придумал способ спастись от испорченного эфира... Или попросту хотя бы посмотрел на неё. Святые, ей даже не нужен тёплый нежный взгляд. Просто увидеть бы его туманно-серые глаза. Даже осуждающие или разочарованные: плевать.
Ферокс прикасается рукой к подаренному им кулону. Холодный камень как никогда раньше приносит капельку тепла.
Она вздыхает, стряхивая с себя глупое наваждение. Нельзя отвлекаться на нечто подобное в такое опасное время. Не хватало ещё погрязнуть в собственных мыслях и не увидеть кого-нибудь вроде Воя или больное бешенством чудовище.
Дорога кажется бесконечной. Ориентироваться в лесу уже немного легче, чем в первые разы, но она всё-таки путается. Блуждает среди тёмных деревьев, которые шепчут своими листьями загробные мелодии. Чудовища действительно разбегаются.
Впрочем, она, наконец, находит путь.
В доме кто-то есть.
Ледяное осознание сковывает всё её тело. Ферокс останавливается. Ей точно не показалось: внутри какой-то силуэт.
Глупая мысль снова появляется где-то на краю здравого смысла: неужели это Калеорд? Он точно способен найти её даже здесь... Он ведь всегда её находил.
Что бы она ему сказала? Что она наврала? Что ей жаль? Что она скучала?
Разумеется, нет. Они всего лишь сразятся, и на этом всё закончится. Но... Ферокс всё равно идёт к дому с лёгким трепетом и противной надеждой, которую никак не получается затоптать.
Она осторожно открывает дверь. В комнате темно, и всё же можно разглядеть силуэт. Ферокс зажигает пламя в руке. Золотистый свет танцует вдоль деревянных стен, показывая того, кого увидеть... однозначно хотелось бы.
Ухмылка сама по себе растягивается на губах. Даже несмотря на то, что она уже потратила приличное количество эфира, адреналин не позволяет ей задуматься о том, что сражение может быть опасным. Чувство самосохранения давным-давно сгорело. Внутри всё поглощает ярость и решимость.
Перед ней Барнард Марвальд.