Глава 17
— Ну-ну, конечно, ты сделал это для меня. И вовсе не потому, что он — угроза для Круга, — говорит Ферокс. Ему наверняка сложно воспринимать её слова серьёзно, когда она так дрожит. — Хватит уже разыгрывать эту глупую роль. Я в жизни не поверю в то, что ты в меня влюблён, как ни старайся. Это всё равно, что утверждать, что кто-то способен полюбить смерть.
Калеорд молчит. Разумеется. Спорить сейчас значило бы доказывать свою любовь, но ей тут никогда не было и не будет места. Но он и не соглашается. Тянет время, как будто это чем-то поможет. Было вопросом времени, когда они выйдут на опасную дорогу и перестанут говорить на нейтральные темы.
Ферокс почти поверила, что сможет что-то изменить. Почти позволила себе что-то почувствовать. И всё обрывается вот так просто каким-то чёртовым осколком в его спине. Она не будет ему говорить... Выведет его из себя. Вынудит захотеть уйти. А осколок заберёт себе втайне...
И останется здесь, одна, умирать. Бросит Альвиана одного — страдать до скончания его дней. Она не имеет на это права, но сердце не позволяет ей поступить иначе. Если Калеорд погибнет здесь, учитывая, что Ферокс могла его спасти, она этого пережить не сможет. Так умрут они оба... А так только один.
Ферокс сошла с ума, но её это не волнует.
Калеорд молчит слишком долго, с каждой секундой промедления разбивая её сердце ещё сильнее. Что же, по крайней мере, врать придётся не так много...
— И тишина в ответ, — тихо говорит Ферокс, выдёргивая его из размышлений. Её тон меняется на насмешливый. — Можешь не волноваться. Ты меня не обыграл ещё.
Ферокс облизывает губы от нервов. Калеорд замирает в ожидании. Дышать трудно от напряжения, повисшего в воздухе. Ей изо всех сил приходится притвориться, что обида на несправедливость судьбы — обида на его слова. Что эта самая обида смогла вынудить её разрушить весь план Грешника. Иначе ничего не сработает...
— Грешник был ужасно недоволен тем, что я отказывалась исполнять его план. Видишь ли, я должна была вынудить тебя поверить, что я люблю тебя. Всё было подстроено с самого начала: наша первая встреча, пустой листок, слухи о снятии проклятия. Это всё сделал он, в надежде, что убью тебя своей магией. Но потом он передумал... увидев, как ты ко мне относишься. Нашёл способ сделать ещё больнее. Я соврала тебе про то, что не смогу ранить тебя... — Ферокс может говорить это спокойно, ведь эфира нет. Он не проверит... не сможет узнать, что это ложь. Интересно, смог бы он ранить её кристаллами? — И ты в это поверил. Как и во всё остальное. Я всё говорила Грешнику, что это невозможно: что ты попросту ждёшь момента ударить, но... Ты выдал мне много подробностей, о которых говорить явно не стоило... Подпустил меня так близко. Готов предать даже собственного друга, которого я убила развлечения ради!
Калеорд хватает её за шею и ударяет о пол. Ферокс смеётся. Она успела... успела забрать осколок себе, ранив ладонь, пока он в порыве ярости наносил свой удар. Осколок застрял у неё в коже, причиняя едва заметную боль. Как хорошо, что Калеорд его не заметил... Хорошо, что последняя комната была ужасом как раз для него. Его нестабильное психологическое состояние точно сыграет на руку.
— Рассказал мне зачем-то о своих друзьях, — хрипло выдаёт она, когда ей удаётся ухватить немного воздуха. Это больно, но надо завершить всё до конца. — Знаешь, куда недавно пропадал Грешник? Он поймал одного из них и жестоко расправился с ним. Я очень благодарна тебе за то, что ты так наивно выдал всё. Альвиан был очень счастлив убить его — и ещё сильнее обрадуется, когда увидит твою реакцию на это. Лучше поспеши... Может, удастся найти его труп.
Ужас в глазах цвета тумана разрывает её душу на части. Такого страха она никогда не видела и не ощущала. И боли... что плещется в его глазах тёмным океаном. Ферокс знает, что он её задушит. Она этого ждёт и жаждет.
Но он останавливается. Краем расплывающегося взгляда Ферокс видит, что комната постепенно рассыпается. Калеорд со злостью сжимает зубы и оставляет её, направляясь к двери. За ней видно яркий свет — похоже, это правда выход...
Смех рвётся из горла, но Ферокс заставляет себя заткнуться. Вот как? Это выглядит как насмешка Святых. Жестоко со стороны Калеорда... но вовсе неудивительно. Заслуженно.
Её сердце истекает кровью. Конечно, он ей поверил... Разве могло быть иначе? Это ведь хорошо. Но в глубине души она верила и надеялась, что он распознает её ложь. Что это будет хотя бы немного сложнее... Только вот она знала, куда бить. Это был беспроигрышный вариант.
Но почему-то на глазах появляется непрошеная солёная влага. Что за бред такой: всё прошло успешно, а она плачет. Впервые за долгие годы. Такое странное ощущение.
Нет уже смысла думать о том, что если Калеорд так среагировал, то он ни в чём, похоже, не притворялся. Теперь уж точно... Это был единственный способ его спасти.
Хуже всего только, что Ферокс правда не знает, кого из Магов Власти Альвиан убил. Ей остаётся только лишь...
Молиться? Что за глупость...
Сердце колотится всё медленнее. Холод постепенно начинает ей нравиться. Кажется, это точно лучше, чем всепоглощающее адское пламя.
Ферокс вздыхает. Чувствует себя глупо, но...
«Святые».
Смех. Горький и отчаянный. Вот бы увидеть... Сэллиа в небе. Малиновое прекрасное светило... волшебство в чистом виде.
«Я знаю, что не заслуживаю этого».
Даже думать почему-то тяжело. Вряд ли у неё выйдет это прошептать. Остаётся надеяться, что Святые читают мысли и слышат просьбы даже так.
«Но ради него... умоляю. Пусть погибший не будет одним из его друзей».
Снова слёзы. Они теперь повсюду.
«Мне не нужна никакая жизнь после смерти. Забирайте всё. Просто прошу... не причиняйте ему больше такой боли».
Комната полностью рассыпается, но Ферокс не падает. Она не знает, открыты у неё глаза или закрыты. Всхлип вырывается из груди. Могла бы она поднять руки, закрыла бы лицо руками. Хорошо, что здесь её слабости точно никто не увидит.
В мыслях только сплошное «прости». Адресованное Калеорду. Альвиану. И самой себе...
Рыдания звучат отвратительно. С каждым звуком она ненавидит себя всё больше. Но когда рыдания затихают, а грудь поднимается чтобы, кажется, опуститься в последний раз, слышится шум разбиваемого стекла.
Чьи-то шаги. Ферокс не может что-нибудь разглядеть. Хотела бы она узнать, чья это походка. Только бы это не Калеорд вернулся за ней... в таком случае, увидев её слёзы, он сразу же обо всём догадается. И выбраться отсюда она никогда не сможет. Ему нельзя видеть её такой.
— Неужели правда думала, что я позволю тебе умереть? — небрежно интересуется Альвиан. — Ты ещё столько всего должна сделать для меня... рано ещё.
Она хочет ему ответить, что уже поздно. Но теряет сознание после этих слов. Будто бы держалась до последнего... верила, что кто-то придёт.
***
(Ранее..)
Альвиан заходит в Орден неспешно, зная, что без него никто работу не начнёт. Сейчас он спокойно дойдёт до темниц. Польются адские крики и долгожданные слова. Закончив с пытками до обеда, он зайдёт в свою любимую лавку сладостей и купит себе так много, чтобы это могло заглушить все переживания по поводу этой чертовки — его драгоценной Ферокс.
Но вот коридор. Поворот. Столкновение. В Альвиана кто-то нагло врезается из-за спешки. Прийдя в себя после неожиданного удара, Альвиан хмыкает. Перед ним распластался на полу Освальд, знаменитый герой Дасквуда.
— Куда так спешишь? — доброжелательно интересуется Альвиан, помогая несчастному подняться обратно на ноги.
— Ферокс, — отвечает он обеспокоенно, встречая его взгляд. Называет адрес. — Она попала в плен испорченного эфира. Я ничего не успел сделать, и хотел вернуться в Орден, чтобы попросить подкрепления. Ты ведь... знаешь всё, не так ли? Ты — Грешник, верно? — В его тоне такая надежда, что Альвиану становится тошно. — Ты точно можешь её спасти. Займись этим, я прошу тебя.
Альвиан вздыхает, сохраняя внешнее безразличие и спокойствие. Внутри демоны беснуются и рвут на части рёбра.
— Разумеется. Но сделай так, чтобы туда никто не пришёл. Я смогу воспользоваться своей силой только в том случае, если никого не будет рядом.
— Да. Я всё сделаю! — соглашается мгновенно Освальд. Бежит по ступенькам к Вольтеру. Альвиан спокойно выходит из здания Ордена и тоже срывается на бег... Беспокойство стучит по голове тяжёлым молотом.
Все маски слетают с него одна за другой по мере приближения к названному адресу. Город до жути пустой. Все бегут без оглядки в диком ужасе, только бы подальше отсюда. Один он, как умалишённый, бежит наперекор толпе, в самое сердце опасности.
Даже издалека ощущается чей-то мощный щит. Похоже, это чтобы сдерживать испорченный эфир... Но если он уже взорвался, какой смысл?
Подбежав ближе, Альвиан сразу же начинает обходить щит по периметру... И вот, наконец, видит чью-то фигуру. Это не Ферокс...
Он замирает, не в силах пошевелиться. Нет, это всё же она. Только вот её собой от осколков закрыл Калеорд.
Здравый смысл твердит, что, разумеется, он будет защищать оружие для Круга Власти. Только вот внутри всё равно всё ноет от тягучей противной боли, будто это предательство. Что, если они действительно полюбили друг друга? Что, если Ферокс оставит его одного и уйдёт к убийце его сестры?
Они без сознания, но дышат. Их души затянуло в испорченный эфир. Не похоже, что на них есть осколки. Они дойдут до конца и выберутся. А до этого нужно защищать их тела. Только щит стоит разбить сейчас: на случай, если вдруг Освальд ему соврал и хочет притащить сюда весь Орден. Потом не будет возможности.
Судя по тому, что под их руками расползлась лужа крови, они усилили щит жертвенной магией. Значит, записи Альвиана каким-то непостижимым образом оказались у Калеорда. Может, не всё, чего он не досчитался, украл Барнард? Альвиан фыркает. Что за глупости... Даже если они украдут все его записи, они никогда не добьются таких результатов. Но смелость Калеорда нельзя не отметить... Альвиан никак не ожидал, что он решится себя ранить тем ножом. Не страшно, он разорвёт эту связь и сделает новый предмет для связи.
Альвиан ранит свою руку и шепчет заклятие. Он уже давно может использовать для чёрной магии ментальную боль, а не физическую. Только вот сила таких проклятий невыносимо велика. Без крайней необходимости подобное творить не стоит.
Альвиан направляет свою руку на купол. Смотрит на то, как Калеорд бережно укрывает Ферокс от опасности. И боль льётся, как кровь из раненной артерии. Его подсознание легко может подкинуть и другие сцены. Как Ферокс уходит, влюбляясь в это отвратительное существо, погубившее солнце Альвиана. Как вместе с собой забирает каждый лучик света, который только смогла создать сквозь долгие мучения и их искалеченные души.
И это может длиться вечно. Щит послушно впитывает всю чёрную магию и потихоньку трещит. Только вот... Испорченный эфир смещается и корчится. Такое часто бывает: он ведь совсем нестабильный и неконтролируемый. Это не особо важно. Важно то, что... в спине Калеорда появляется осколок. Единственное, что может влиять непосредственно на физическое тело, когда душа заключена в когтях эфира.
Альвиан уже знает, что случится. Боль от этого осознания увеличивает натиск на щит. Перед глазами стоит картина. Альвиан знает будущее... Это вот-вот произойдёт...
— Нет! Ферокс, ты не имеешь права оставить меня одного! — кричит он, ярость сжигает все внутренности, даже если она не может услышать. — Это приказ! Возвращайся обратно! Не умирай!
Он может только лишь обессилено ударять и ударять по щиту, смотря на то, как осколок в спине Калеорда растворяется и оказывается в ладони Ферокс. Задыхаться и давиться своей злостью, которая ничего изменит не может. И это его — Альвиана — во всём вина... Это всё из-за него. Он собственными руками её погубил...
Щит трещит. С другой стороны особняка Освальд начинает какие-то активные действия. Альвиан оттаскивает Ферокс прочь, заходя с чёрного входа в особняк. Наблюдает краем глаза за тем, как Калеорда связывают и куда-то тащат. Плевать...
Альвиан держит бессознательную Ферокс у себя на руках и не может справиться с этим безумным отчаянием. Дрожит всем телом. Неужели он совсем ничего сделать не в силах? Неужели вновь ему достанется только изуродованное тело и мёртвая душа?
Крики снаружи становятся громче. Похоже, происходят взрывы. Освальд начал очистку пространства, позабыв о том, что умолял его спасти Ферокс?.. Нужно спешить.
Альвиан укладывает Ферокс на пол. Наносит себе новую рану. Ладно... пусть так. Он всё равно или поздно собирался покорить всё: даже испорченный эфир. Почему бы не попытаться прямо сейчас?
«Ну, например, потому, что всё взорвётся проклятым эфиром и ты окажешься там же. Потому, что на разрушение щита потрачено слишком много сил, и единственная ошибка означает смерть. Потому, что это — всего лишь жалкая пешка, которая совсем-совсем-совсем для него ничего не значит.. Потому что это дорога в гроб. Потому что они все уже обречены. Потому что...»
Альвиан затыкает свои сомнения и протягивает руку к испорченному эфиру. Он нехотя шевелится немного, но больше никак не реагирует. Альвиан сжимает зубы. Так не пойдёт. Он усиливает давление, направляя все свои мысли и волю на пространство впереди. Ощущается... сопротивление. Словно бы кто-то отвечает ему тем же.
Уголок его губ дёргается в ухмылке. Чем-то это похоже на пытки: давишь до тех пор, пока разум не сломается. Хорошо, что в этом Альвиан мастер. Упиваясь собственной болью от возможной потери, он направляет чёрную магию на испорченный эфир, вкладывает в неё всю свою настойчивость.
Слышится душераздирающий крик, оглушающий всё и всех. Что за жуть?.. Альвиан продолжает. Слышно с улицы, как Освальд приказывает всем уйти.
Треск. Крик усиливается. Альвиан хмыкает с вызовом непонятному... чему-то. Трещина за трещиной поглощает пространство. Адреналин от собственного превосходства вынуждает Альвиана рассмеяться. Это опьяняет. Кажется, ему под силу абсолютно всё.
Крик превращается в умирающий. Испорченный эфир разлетается осколками, раня Альвиана. Не страшно. Он и с этим разберётся потом... Трещина открывает ему вход в пространство эфира. Там, в пустоте, лежит Ферокс, едва дыша. Что с ней произошло?.. Неужели это всё из-за него? Альвиан бросается к ней и едва ли не обнимает, но ему удаётся удержать себя в руках. Он тянется к ней и затаскивает обратно в настоящий мир. Они успевают ускользнуть из жуткой пасти непонятного пространства.
Смех, смешанный с диким криком, оглушает его снова. Он не похож на человеческий... А эфир продолжает трещать и ломаться под эти жуткие звуки. Когда на полу остаются только тысячи мелких чёрных осколков, Альвиан позволяет себе выдохнуть. Ему бы забыть это... или никогда не видеть. Как же избавиться от этого воспоминания?
Испорченный эфир был живым. Вот как появляется на свет Вой...
Впрочем, даже этот шок меркнет на фоне того, что у него всё получилось. Он спас её. В этот раз... он смог.
Освальд разговаривал с Калеордом перед приходом Ферокс. Он успел наговорить всякого, но в общем из контекста было важно одно: Ферокс солгала, и никого спасать никто не собирался. Почему? Непонятно. Но Калеорд пропустил её к себе и не убил, хоть обещал обратное, если они начнут атаковать щит. Слухи о том, что Ферокс связана с Кругом Власти, всё больше кажутся не такими уж беспочвенными. Все задания, связанные с Кругом, проходили удивительно гладко. С ними справлялась только Ферокс.
Сердце Освальда колотится быстро, и с каждым ударом разгоняет по телу боль. Он совершенно не хочет верить в происходящее, но его нагло вынуждают. Разум не может позволить сердцу закрыть глаза на столь очевидные выводы.
Похоже, что Ферокс вела себя очень двулично. Несмотря на то, что она не раз повторяла, что не заслуживает спасения, она ведь не заявляла, что вся её жизнь — фальш, и что Вольтер верит ей зря? Да он любит её, как дочь, бесконечно беспокоится о ней и рассказывает Освальду миллион подробностей. Освальду слишком больно смотреть на то, как Ферокс даже стоит рядом с Магом Власти.
Было сложно бороться с самим собой и отчаянно пытаться не делать поспешных выводов, когда ему сказали в первый раз, затем и во второй. Это походило на раздвоение личности, а то и нечто похуже. Внутри Освальд буквально разрывался от того, что не мог ничего решить. Брал себя за горло и заставлял поступать так, как должно, хотя демоны в его голове бушевали во всю. Кричали. Жаждали крови. Снаружи же он светился ярким светом — и служил маяком для тёмных душ. Как и должно быть.
Освальд не верит королю. Барнарду. Всем придворным. Вольтеру. Ферокс. Магам Власти. Он не верит никому и остался совершенно один. Его родители бесследно пропали. Все только и продолжают твердить о том, что с ними всё хорошо, но нет никаких вестей. Нет даже их могилы... Ничего не осталось.
Когда Освальд закрывает глаза, ему мерещатся сине-голубые переливы стенок сапфира. Раньше это был его любимый цвет — сейчас от него практически физически тошнит.
Свет, которым Освальд пытается освещать чужой путь, создаётся простейшим образом: он берёт свои мысли, заточенные под нож, и ранит своё сердце, оставляя кровавые раны. Кровь же, испаряясь в отчаянии, поднимается вверх паром и сияет светом. От маски, в которую Освальд вжился, скоро ничего не останется тоже.
Он в комнате разбитых зеркал и он совершенно один.
Освальд вцепился в Ферокс вовсе не потому, что ему её жаль. А потому, что пытается оправдать сам себя через её образ. Найти причины своим отвратительным желаниям, которые уж точно не присущи героям вроде него. Он до безумия боится однажды посмотреть в зеркало... и не узнать своё отражение. Месть уже шепчет на ухо сладкие речи. До пропасти один шаг.
Лучше бы он погиб тогда...
Но жизнь упрямо выбрасывает его обратно. Раз за разом. Видать, ей по нраву вкус его страданий.
***
В следующий раз Ферокс открывает глаза уже в своей знакомой комнате. Вокруг очень тепло и приятно. В сердце тоже. Происходит что-то странное, но Ферокс ничего не понимает. Только лишь наслаждается тем, что совсем не ощущает боли.
Она видит только потолок, а потом снова засыпает. Кажется, Альвиан правда таки не позволил ей уйти. Пару дней полежит в бесконечной дрёме, а затем снова отправится в ад.
Ферокс не знает, рада этому или нет. Хочет вскочить и прокричать вопрос: кого же Альвиан убил? Но не может. Губы почему-то не размыкаются.
***
Когда Калеорд вернулся в тело, оказалось, что его куда-то везли. Он сломал шею стражнику и забрал у него свой нож. Остальных он убил этим маленьким тонким лезвием. Как? Он не знает. Всё было словно в красном тумане. И в крови... Ярость целиком и полностью поглотила его разум. Всё, чего он хотел, так это добраться к своим друзьям и убедиться, что они все всё ещё в полном порядке. Он уже успел сходить в Круг и вернуться обратно.
Калеорд заходит в свой дом и идёт в ванную. Умывается и смотрит на своё отражение. Мерещится ему лицо Грэма. Обугленное и жуткое.
«Вот как ты платишь за мою смерть?».
Калеорд разбивает зеркало. Бьёт не для того, чтобы уничтожить лицо лучшего друга. И не для того, чтобы больше себя не видеть. Осколки больно впиваются в и так уже израненную кожу. Идёт кровь. Он заслужил...
В глазах жгутся давно забытые глупые эмоции. Несколько слёз непрошенно скатываются по щекам Калеорда вниз и капают на пол. За них он сделает несколько дополнительных ударов.
Ярость практически ощутимо охватывает всё тело... но как-то странно. Всё будто бы занемело. Калеорд до сих пор уверен в том, что это всё галлюцинация.
Когда он приехал в Дом, выяснилось, что трое Магов Власти не выходят на связь... Генри. Феликс. И Алайн. Калеорд ещё никогда так сильно не радовался существованию Алайна: вот бы умер именно он.
Глубоко внутри, к сожалению, он словно бы уже всё знает. Ему мерещатся образы мёртвых друзей. Калеорд не знает, кто из них двоих ему дороже. Не знает, как пережить ещё одну потерю. Сначала Грэм, теперь Ферокс...
Она ведь не выберется оттуда без него. Комната рассыпалась. Калеорд даже не знает, рад он этому факту или нет. Такой лёгкой смерти она точно не заслуживает...
Каким же он был идиотом! Как он мог вообще довериться ей хоть на секунду? Что с ним случилось, что он ничего не заметил?
Осколки снова впиваются в пальцы. Больше боли. Ему нужно больше...
Калеорд бросает затею с зеркалом и выходит из ванной. Ноги сами несут его в гостевую спальню, где Ферокс оставалась на ночь. Стоит ему туда войти, ненависть сразу же поглощает разум с невиданной силой. Он поднимает стул и со всей силы ударяет им о балдахин кровати. Тот сразу же ломается и падает вниз. Кажется, здесь всё ещё витает её запах: пепла и тьмы. А призрачный образ мерещится в каждой тени неосвещённой комнаты. Смеётся над ним...
Как называется это чувство в груди? Любовь нежная и тёплая, как домашний камин. Своим светом она умеет исцелять. У Калеорда на сердце сейчас только жгучие ожоги и окровавленные раны. Клубок непонятных эмоций застряёт в горле. Это точно уж никакая не любовь.
Калеорд помнит, как Грэм смотрел на свою возлюбленную. И как она смотрела в ответ. Чувство между ними можно было ощутить даже за сотню шагов. Они были созданы друг для друга. Их сердца без сомнений были сплетены, и светились они теплом. Таким, которое способно уничтожать целые вселенные.
Как же Калеорд смотрит на Ферокс?.. Как на давно потухшую холодную звезду далеко в небе; как на обугленные останки; как на сгнивший труп; как на нечто, что ранит только одним лишь своим видом, но не позволяет отвести взгляд; как на могилу собственного друга; как на клетку с множеством потухших глаз. Ферокс сама пустота во плоти. Боль, отчаяние и пламя в чистом виде.
Почему же тогда он так привязался к этой безнадёжно потерянной душе?
Если она умерла, станет ли он приходить на её могилу? А будет ли у неё вообще могила?
Калеорд поднимает тумбу и бросает в шкаф. Тот остаётся невредимым. Снова. И снова. Что же, ничего здесь больше сломать нельзя?
Калеорд спускается вниз и берёт на кухне ящик виски и огниво. Шаги его тяжелее сотен тонн. Обливает всю комнату и зажигает фитиль. Шторы и простыни удивительно хорошо вспыхивают.
И всё бы отлично... если бы само пламя не было ею в чистом виде. Калеорд не понял, в какой конкретно момент оказался на коленях посреди комнаты. Огонь его гипнотизирует. Внутри так пусто и темно. Вот бы немного этого огонька... чтобы согреться.
Калеорд тянется к нему рукой и... конечно, обжигается. Крика почему-то нет. Да и боль ощущается совсем иначе... Он пялится на свою руку, поглощённую пламенем, и совсем ничего с этим не делает. Наблюдает за тем, как образовывается ожог.
— Калеорд!
Он вздрагивает и вскакивает на ноги. Оборачивается на голос Грэма, такой реальный и родной, будто совсем рядом.
Конечно, позади никого нет. От пламени падают обломки шкафа, привлекая его внимание. Калеорд отходит на шаг в растерянности, осознавая, что если бы он не услышал призрачный голос друга, то был бы сейчас похоронен под этими обломками.
Адреналин вскакивает в венах с бешеной скоростью. Калеорд снова приходит в себя, будто только проснулся ото сна. Ему ничего не стоит проговорить заклятие и потушить всё, что уже зажглось. Рана от чёрной магии пересекает ему спину и глубоко впивается. Всё-таки огня было слишком много.
Комната вся чёрная от пепла. Теперь ещё больше напоминает о её присутствии... Что за невыносимая пытка.
Рука словно бы онемела. Ожога Калеорд почему-то не чувствует... Такое странное ощущение. Внутри всё как будто... замёрзло. Не болит. Или болит ещё сильнее, только немного по-другому? Здравый смысл куда-то пропал.
Калеорд тяжело дышит и никак не может набрать достаточно воздуха в лёгкие. Открывает окна, чтобы прогнать прочь дым. Это не помогает. Он берёт кувшин с водой и жадно выпивает всю воду. Она льётся по подбородку и груди, попадает на обожжённую руку. Перед глазами недовольное лицо Грэма. Похоже, он очень не хочет видеть Калеорда в этом своём мире мёртвых. К тому же, он не может позволить своим ещё живым друзьям ощутить хоть подобие той боли, что пережил однажды он.
Поэтому Калеорд о себе заботится. Накладывает мазь на рану, хоть руки и неестественно дёргаются, будто бы физически не хотят ничего исправлять. Пальцы так и просят новых увечий и ран.
Боли так много, что она не находит никакого выхода.
Когда дорожки немых слёз высыхают, Калеорд падает на кровать в своей комнате. В голову приходят воспоминания о том, как здесь он устраивал прогулку по подсознанию Ферокс. Была бы возможность, он сжёг бы и эту комнату, да негде будет спать. А может и не только поэтому...
Что же, зато, по крайней мере, не осталось никаких сомнений. Что там ей особенно дорого?
Он отомстит. Обязательно. Точно. Так жестоко, как только способен. Даже если придётся её воскрешать...
«Смотри, Грэм. Я искуплю свою вину...», — последнее, о чём думает Калеорд, перед тем как пасть в руки холодного сна. Удивительно ли, что в кошмарах преследовать его будет только одно лишь пламя?