Глава 16
Ферокс вымоталась слишком сильно. Вторая бессонная ночь сказалась на ней в разы хуже. Глаза жгли огнём от одной только попытки куда-нибудь посмотреть. Как только Альвиану стало лучше, она сразу же спустилась в свою комнату и уснула. Это оказалось намного труднее, чем раньше.
Теперь Ферокс осознаёт простую вещь: Альвиан ей совсем не доверяет. Не верит, что они всё ещё на одной стороне. И Грешник не позволит ей жить, если потеряет контроль. Если он уже сомневается... засыпать в одном доме с ним будет сравнимо самоубийству.
У Ферокс никогда не было места, где бы она могла чувствовать себя в безопасности. Замок родителей был сплошным кошмаром, который никогда не заканчивался. Ещё в детстве она спала очень чутко. Агрессия была её единственным щитом. Не позволяла тогда сломаться и стала такой надёжной опорой, которую даже Альвину разрушить не удалось. Стоило кому-то подойти к ней во сне, девочка могла сжечь его без раздумий. Напади на неё какое-нибудь чудовище, убежало бы с криками. Ферокс привыкла выгрызать каждый клочок своей жизни зубами. Даже когда устала. Даже когда внутри всё погасло и обратилось темнотой.
Когда Альвиан забрал её к себе, сначала Ферокс не могла расслабиться в этом доме и, тем более, заснуть. Но с каждым днём она убеждалась всё больше, что очень важна Альвиану в качестве полезного инструмента. Поверила, что он её защитит. Расслабилась. Искра агрессии потихоньку успокаивалась.
Сейчас же всё рушится на части. Снова.
У неё не много возможностей. В Круг Власти была бы возможность вступить, если бы она не погубила Грэма. Даже если поверить, что они простят её, очевидно, что мстить будут до конца её жизни. Использовать, шантажировать и обманывать. Уже не говоря о том, что в таком случае Ферокс предаст Альвиана — и, скорее всего, причинит ему боль. Чего уж точно ей не хотелось бы...
Можно было бы притвориться, что Освальд прав. Что она почти что святая... и вовсе ни в чём не виновна. От этого становится очень смешно. Была бы она хоть каплю невинной, сдохла бы в самом начале. Даже гибели слабаки не достойны: они именно дохнут, как крысы. Ничего в этой жизни они не достойны. Ферокс готова всё отдать, только бы не оказаться на их месте. Свою душу тоже. А врать Освальду... будет настолько неприятно, что лучше умереть.
На краю сознания подкрадывается мысль, что ей не обязательно искать кого-то, к кому можно примкнуть. Её никому не надо защищать. Она не нуждается ни в чьих приказах. Но мысль слишком слабая, чтобы хоть как-то дать о себе знать. Это ведь полный абсурд.
По крайней мере, пока у неё есть время подумать над тем, что делать дальше. Если Альвиан ей не верит, оставаться здесь нельзя.
Кое-как выспавшись, Ферокс собиралась выскочить из дома и поспешить в Орден. Даже не есть ничего из опасений, что еда может быть отравлена. Но что-то всё-таки заставляет её подняться наверх, к комнате Альвиана. Постучать.
Альвиан открывает дверь и хмурится. Его взгляд испепеляет. Она, кажется, всего пару раз в жизни поступала подобным образом. Он ведь всегда очень злится, если его кто-то так нагло отвлекает.
— Ты уже в порядке? — спрашивает Ферокс.
— Вполне. Убил Мага Власти, погулял по городу библиотек и знаний. Ты же — не очень. Будешь совсем беспомощной ещё пару дней из-за эфира. Куда ты собираешься идти?
Ферокс напрягается. Убил Мага Власти? Конечно же, не Калеорда, но... Альвиан ждёт, что она спросит. Хочет выяснить, есть ли у неё привязанность к Кругу. Она не позволит ему такой роскоши, поэтому сменяет тему:
— Ты ведь не веришь мне. Собираешься убить, как только я сорвусь с поводка. Думаешь, у меня есть выбор?
Альвиан улыбается.
— Не собираюсь. Люблю рисковать. Особенно, когда дело касается тебя.
Забавно: теперь уже Ферокс ему не верит.
— Есть способ вернуть всё, как было. Ты можешь согласиться связать нас чёрной магией. Не сможешь противиться моим приказам и дальше. Но я знаю: ты не согласишься, — добавляет Альвиан. — И знаю, что тебе всего лишь нравится винить меня в том, что ты делаешь. Устраивает позиция марионетки. Но, на самом деле, не я тобой манипулирую. Мы делаем это друг с другом. Сейчас же... Придётся играть с тобой в игру. Я знал, что если не уничтожить тебя, ты тоже выйдешь на шахматную доску рано или поздно. Пришёл к выводу, что хочу на это посмотреть. Интересно, какой фигурой ты окажешься.
Его слова кажутся острыми, как нож. Ферокс моргает, яростно отрицая сказанное им.
— Это всё мне не нужно. Я просто иду в Орден.
Альвиан пожимает плечами:
— Я знаю лучше, чем ты сама. Не хватает одной искры. Даже будучи у меня в подчинении, ты удивительно ловко скользила на грани между правдой и ложью. Себя ты тоже любишь обманывать. Но сколько овечкой не притворяйся... волком ты быть не перестанешь, — улыбка превращается в оскал. Удовлетворённый.
Альвиан знает, что сделал. Он ждёт, когда наконец увидит то, что сотворил. Ему интересно, сломалась ли она окончательно. Для него всё это всего лишь пустое развлечение.
Ферокс сжимает зубы. Не знает, что на это ответить.
— На твоём месте я бы в Орден пока не шёл. Подожди, пока эфир восстановится. Калеорд только и ждёт момента, когда ты выйдешь из дома.
— Я ведь в любом случае не смогу использовать пламя.
Альвиан хмыкает:
— Как скажешь.
Его слова выбивают Ферокс из равновесия окончательно. Вчера казалось, что они почти равны. Что она его спасает. Сегодня снова чувство, что она в ловушке. Всего лишь чья-то марионетка на нитках. В глубине души Ферокс понимает, что это обман. Отчаянная попытка спастись. Но она позволяет себе поверить.
В Орден, правда, она всё равно отправится.
***
Вольтер встречает её так же, как и обычно. Похоже, что Освальд правда не соврал и ничего не стал рассказывать. Никто Ферокс схватить даже не пытается.
— Произошёл достаточно серьёзный инцидент, — рассказывает Вольтер, поднимая взгляд от бумаг. — Освальд уже отправился туда, а тебе предстоит ему помочь. Дело связано с чёрной магией. Похоже, произошёл выброс испорченного эфира.
Такое иногда происходит, когда чёрная магия переходит определённые границы. Почему именно это случается, до сих пор не удалось выяснить. Но это одна из причин, по которой эту магию лучше никогда не использовать. Такой взрыв может поглотить определённый кусочек пространства и обратить его в сплошной кошмар и безумие. Ферокс доводилось только слышать о таком.
— Что мне конкретно нужно будет сделать? — уточняет Ферокс.
— Убить того, кто в этом виновен. Если получится, притащить на допрос и суд, но судя по всему... вряд ли. А ещё, помимо этого, разумеется, оказывать Освальду всю необходимую помощь в очистке пространства, — отвечает Вольтер.
Ферокс кивает. Он диктует ей адрес, и Ферокс сразу же отправляется туда. Это окраина города, поэтому нет смысла брать лошадь. Она должна быстро прибыть на место.
Улицы перед глазами мелькают серыми пятнами. Ферокс хочет сбежать от мыслей, которые её преследуют. Прохладный воздух как раз позволяет ей немного забыться. Но куда она так спешит? К опасному испорченному эфиру, о котором она практически ничего не знает. И возвращаться ей тоже сегодня не будет куда, если она всё-таки решит, что Альвиану совсем не верит.
По мере приближения к указанному месту Ферокс начинает ощущать ещё большее напряжение. Все люди стремятся уйти как можно дальше от происшествия. Даже издалека можно заметить странную дымку, окаймляющую жуткую непонятную черноту. Выглядит это так, словно привычный холст мира кто-то безжалостно разрезал, демонстрируя всем, что скрывается за этим фасадом.
Освальд стоит у границы этого хаоса и пытается пробраться в особняк, из которого, собственно, вся эта странная дымка и появляется. Он пытается светом разрушить стену и пробраться внутрь, но испорченный эфир его поглощает.
Ферокс подходит к нему поближе как раз тогда, когда он устало выдыхает и опускает голову, чтобы не обжечься о его магию.
— Вольтер рассказал, что произошло. Как ситуация? Зачем тебе пробираться в дом?
Освальд оборачивается к ней.
— Твоя помощь не помешала бы. Я не могу сломать защитный барьер, который там кто-то установил. Он же пытается воспользоваться испорченным эфиром. Что не только опасно, но и разрушительно. Всё вокруг может взорваться ещё сильнее. Это отвратительное вещество может поглотить весь город. Нужно остановить его.
— Ты знаешь, кто там? — спрашивает Ферокс. — Ты с ним говорил?
— Нет, — отвечает Освальд. — Но судя по остаткам кристаллов, там Калеорд Афасмор.
Глаза Ферокс распахиваются в удивлении. Она хмурится. Одно только его имя вынуждает сердце Ферокс сжаться, напоминая о произошедшем между ними. Кулон она спрятала под одеждой, так и не сняв. И рана на щеке более-менее зажила, правда шрам точно обеспечен. Но его слова всё ещё стоят тяжёлым грузом в груди. Тот самый бездушный смех постоянно слышится в ушах.
— Я попробую с ним поговорить. Может, он пропустит меня, — тихо предлагает она. — Я не смогу сейчас воспользоваться магией.
Освальд хмурится ещё больше:
— На что же ты её потратила?
— На исцеление, — уклончиво говорит Ферокс. Оборачивается вокруг, убеждаясь, что рядом никого нет:
— А что с той девушкой? Она у тебя?
— Да. Она очнулась, но всё ещё плохо себя чувствует. Её зовут Сиал. Она рассказала мне свою историю. Если верить ей, она хотела обезопасить книгу от чужих рук, поэтому и была вынуждена убить орденовцев в том храме. В книге хранится какая-то важная тайна. Об этом Сиал узнала из записей одной из провидиц. Что же касается самих чудовищ... то это очень опасный культ. Охота на провидиц это хорошо. Они вовсе не люди... Король даже даёт ордена за их поимку. Мы не можем её во всём этом обвинить... Но я понаблюдаю за ней. Убежусь, что она не лжёт. Будет лучше, если она поверит, что я хочу помочь ей... потому что так и есть.
С каких это пор то, за что король даёт ордена, может считаться правильным? Удивительно, что «герой Дасквуда» в это всё так свято верит. Конечно, он наивен. Но не настолько ведь..?
— Почему ты считаешь провидиц чудовищами, а магов высшей крови — нет?
Освальд поднимает брови на миг в удивлении, а затем понижает тон до шёпота:
— Я так не считаю. Просто ты — исключение. Сиал, возможно, тоже.
Ферокс игнорирует последнюю фразу. Вздыхает:
— Ладно. Я скоро вернусь. Постарайся пока восстановить силы. Если мы даже потратим весь эфир на разрушение купола, то остановить его всё равно не сможем.
Освальд сжимает губы, но не решается спорить с этим.
— А что ты собираешься сделать? Вы что, знакомы?
— Да. У нас с Калеордом есть давние счета, — уклончиво говорит Ферокс.
Освальд хмурится. Когда Ферокс идёт к дому, он хватает её за запястье:
— Подожди. Ты ведь не собираешься делать ничего опасного?
Тихий смешок слетает с её губ:
— Кажется, только этим я и занимаюсь.
Она продолжает идти, вынуждая Освальда напряжённо наблюдать за ситуацией со стороны. Ферокс чувствует его прожигающий взгляд на спине.
Она осторожно прикасается к барьеру и тут же обжигается. Невидимый щит действительно достаточно надёжен. Зачем Калеорду вообще понадобилось создавать такой сложный тяжёлый план? Зачем ему испорченный эфир?
Ферокс посылает в щит маленькую искру огненной магии. Щит сразу же вздрагивает, словно не ожидает подобного исхода. Через пару секунд из особняка выходит Калеорд.
— Вот так удача, — хмыкает он. — Если ты пришла не сдаваться, нам не о чем разговаривать.
— Зачем ты всё это творишь? Это же слишком опасно. В первую очередь для тебя, — осторожно говорит Ферокс.
Он невзначай подходит ближе. Ферокс отступает на шаг от щита, чем заслуживает ухмылку.
— Как только вступишь в Круг, я непременно тебе расскажу. О моей безопасности волноваться не стоит.
Она видит в его глазах ту самую искру, как и в тот день, когда он допрашивал её впервые, в безуспешных попытках узнать, как снять проклятие. Всё не так просто, как кажется. Похоже, что испорченный эфир должен дать ему подсказку, как он может спасти свою семью из-под воды. Но если это так, то его ничто не остановит. Даже риск собственной смерти.
— Калеорд, ты не в себе. Оно того не стоит, — тихо говорит она, подходя ближе обратно.
Он сжимает зубы:
— Если ничего важного, я пойду. У меня нет времени слушать твои глупые попытки вынудить меня поверить, что тебе не всё равно.
Он отходит обратно к дверям, но Ферокс ударяет рукой по щиту.
— Опусти щит, — рычит она тихо.
Он оборачивается. Смотрит на её ожог на руке. В два шага пересекает расстояние и затаскивает её с собой в щит за запястье.
Освальд бежит за ней, но не успевает забежать под купол. Калеорд приставляет к шее Ферокс нож, чтобы она не дёргалась в лишний раз и ничем ему не помешала.
— Видишь? Если Ордену так дорога её жизнь, то прекратите попытки сюда вломиться, — обращается он к Освальду. Тот сжимает губы.
— Ты погубишь и себя, и её, если продолжишь. Это слишком опасно, — раздражённо говорит Освальд, сжимая руки в кулаки от бессилия. — Позволь просто зайти и зачистить весь испорченный эфир. Пока ещё не поздно.
Калеорд игнорирует его и заводит Ферокс в особняк. С виду он ничем непримечателен, а внутри некогда его разглядывать, всё внимание привлекает чернота, в которую даже смотреть страшно. Фиолетовые и малиновые осколки время от времени пролетают в ней и исчезают в никуда, мелькая вспышками.
— Как это поможет тебе снять проклятие? — спрашивает Ферокс, вырываясь из его хватки. Он не так уж и хотел её удержать.
— Человек, который превратился вот в это, знает всё, — тихо говорит Калеорд. — Я не знаю, как его вытащить. Я пришёл допрашивать его. Он начал защищаться от меня и... всё поглотил этот эфир.
— И ты хотел использовать испорченный эфир, чтобы обратить всё вспять? — спрашивает Ферокс.
Взрыв сотрясает купол. Ферокс на секунду закрывает глаза, сдерживая смех. Конечно, им плевать на её жизнь.
— Да не хотел, — шипит он. — Я просто жду здесь ответа от Малума. Он должен что-нибудь посоветовать. Я отсюда не уйду, и не позволю никому уничтожить этот эфир. Я отправил ему послание. На этом у меня закончились силы, поэтому я попытался... использовать вот это.
Разумеется, ей стоит просто оставить его в покое и не мешаться под ногами. Позволить ему самостоятельно себя уничтожить, чтобы избавиться от проблем. Это было бы весьма неплохо: смерть от испорченного эфира всегда пугает своими ужасами. Возможно, его смерть смогла бы поселить в сердце Альвиана немного тепла и уверенности в преданности Ферокс. И уж точно если он пропадёт из её жизни, то Ферокс не будет разрываться на части от сомнений и сожалений. Перестанет чувствовать этот безжалостный холод, что с каждым днём разрастается всё больше.
Но, к сожалению, ей никогда на это не хватит сил. И ненависти почему-то совсем нет, сколько бы Ферокс ни заставляла себя её отыскать. Только глухая тягучая боль и его разочарованное лицо перед глазами. Что он сделает, если уйдёт и не попытается ничего сделать? Утонет в чувстве вины и отчаянии... как уже однажды бывало наверняка не один раз. Сколько ещё отчаяния он выдержит, прежде чем станет таким же сломанным, как она? Ферокс не может его бросить. Только не после того, что между ними... А что же? Почему ей внезапно не всё равно? Она ведь прекрасно знает, что все его слова были манипуляцией и попыткой получить оружие для себя. Он это доказал вчера, когда пришёл и попытался её обмануть... Не так ли?
Она не выдержит, если Калеорд утонет в этом один. Поэтому попросту составит ему компанию. В последний раз...
Ферокс задумчиво наклоняется поближе к маленькому чёрному осколку на полу. Он выглядит так, словно это окно в какой-то совершенно другой мир, полный звёзд и малиновых осколков разбитого светила Сэллиа. Она протягивает к нему руку и пытается как-нибудь на него повлиять. Он охотно переливается в другое место, как тягучий сладкий сироп.
— И ты тоже хочешь попытаться? — спрашивает Калеорд, схватив её за запястье для надёжности. Ферокс оборачивается к нему:
— Мне интересно. А за тех, кому собираются мстить, обычно не волнуются.
— Чтобы я мог отомстить тебе, ты должна для этого хотя бы не сдохнуть, — загробным тоном говорит он ей.
— Как и ты, — пожимает плечами Ферокс. — Ладно. Сейчас я попробую остановить попытки Освальда сломать щит. Это должно немного облегчить задачу, правильно?
Калеорд кивает. Пару секунд смотрит в её глаза, ища подвох, но отпускает, позволяя ей отойти и выйти из особняка обратно. Ферокс выходит к Освальду. Он сразу же бросается к ней, бесполезно пытаясь светом вынудить купол пропасть.
— Освальд, я выяснила, что происходит, — говорит она напряжённо. — Испорченный эфир взорвался, когда мужчина попытался воспользоваться чёрной магией. Его сын попал под его влияние и оказался в ловушке. Калеорд хочет спасти этого ребёнка. Я попытаюсь ему помочь и максимально обезопасить происходящее здесь. Даже если всё пойдёт не по плану, щит должен удержать испорченный эфир в его границах. Пожалуйста, дай нам немного времени.
— «Нам»? Ферокс, ты в себе? Я ни за что не поверю, что Маг Власти будет пытаться кого-то спасти, — отвечает Освальд.
— Можешь не верить. Но своими попытками взорвать щит ты только усугубляешь ситуацию. Чем сильнее ты повреждаешь его, тем больше вероятность, что испорченный эфир кому-то повредит. Он не отступит от своего желания, а как только ты сломаешь щит, в опасности окажемся не только мы. К тому же, это ведь такой шанс. Маг Власти отсюда не уйдёт, пока не закончит. Приведи сюда отряд короля и придворного мага. Это наш шанс его схватить, — предлагает Ферокс. Лжи уже слишком много, и всё же недостаточно. Глаза Освальда распахиваются от удивления.
— Предлагаешь мне рисковать всем городом, чтобы схватить Мага Власти?
— Предлагаю тебе мыслить здраво и привести сюда ещё хоть кого-нибудь, — Ферокс теряет терпение. — Быстрее. Желательно того, кто в этом разбирается побольше нашего. Я попытаюсь его замедлить.
Освальд сжимает губы, но всё же соглашается. Быстро отбегает в сторону и там уже, на своей лошади, едет в Орден. Ферокс вздыхает. Она даже сама не знает, что именно будет делать. Ей бы узнать, что по этому поводу думает Альвиан... Ферокс привыкла на него полагаться. Особенно когда дело касается магии.
— Твои навыки уговаривать просто поражают, — комментирует Калеорд. — Пойдём. Пришло письмо от Малума. Я знаю, что нам надо...
Взрыв. Громкий звук, такой, от которого всё немеет. Ферокс только лишь видит, как чёрный эфир разрастается пятнами, будто бы капает дождь. Отваливается реальность осколками, обнажая малиновые скрытые переливы. Треск. Крик Калеорда. И всё во тьме.
.
.
.
Ферокс растерянно моргает, осматриваясь вокруг. Перед глазами только лицо Калеорда, обеспокоенное и немного растерянное. Ферокс осознаёт, что в последние секунды он схватил её, закрывая собой, и выбросил их из купола прочь. Он быстро осматривает её на наличие ранений и отстраняется.
Сердце Ферокс быстро колотится, взволнованное тем, что Калеорд был так близко. Но окружение отвлекает внимание почти что мгновенно. Они находятся словно бы в стеклянном коридоре, за пределами которого только чернота и малиновые светящиеся осколки. Темно... свет появляется лишь иногда, когда рядом пролетают эти самые осколки света Сэллиа.
— Нам повезло. Ни один осколок в нас не попал, — заявляет Калеорд. — Значит, мы сможем отсюда выбраться, если дойдём до конца этого пространства. Если, разумеется, Орден его не очистит и не уничтожит нас вместе с ним. Для этого не помешало бы поддержать щит. Твой эфир уже восстановился?
— Нет, — лжёт Ферокс, не желая объяснять, почему ей взбрело в голову помочь Альвиану.
— Тогда у нас нет другого выбора. Придётся использовать жертвенную магию, — говорит Калеорд и достаёт нож.
— Я помогу, — предлагает Ферокс. — Альвиан однажды был вынужден продемонстрировать, что можно воспользоваться чёрной магией через другого человека. Поэтому ты можешь взять часть моей боли для заклинания.
— Хорошо.
Калеорд разрезает свою ладонь и берёт руку Ферокс. От его прикосновения сразу же становится не по себе.
— Ты знаешь, что говорить? — спрашивает он.
— Я могу повторить за тобой.
Калеорд соединяет их раны и начинает говорить заклятие. Ферокс не помнит дословно, но похоже, что оно такое же, какое говорил и Альвиан в тот самый день. Она повторяет за ним. По их рукам сразу же расползается длинная рваная рана. Тяжёлая боль, такая, словно из Ферокс вырывают сердце, вынуждает её вздрогнуть и прикусить губу до крови, чтобы не закричать. Чувство, будто изнутри её ранят мелкие ножи, снова и снова. Перед глазами всё плывёт пару секунд. Калеорд придерживает её за талию, чтобы она не упала. Когда всё заканчивается, он ловит её взгляд. На его губах ухмылка, а глаза сверкают непонятной эмоцией.
— Почему такой довольный? Всё сработало? — интересуется Ферокс, отстраняясь. Пытается восстановить дыхание.
— Ты вообще можешь себе представить собственный потенциал? Если бы ты использовала чёрную магию, была бы непобедима, — отвечает Калеорд.
Ферокс пожимает плечами.
— Но это не проходит бесследно. Я сильно слабею.
— В сравнении с обычными магами это ничто. Если бы я настолько усилил щит, как ты только что, я бы умер, — объясняет Калеорд.
Ферокс хмурится.
— Калеорд... откуда это заклятие?
— Из записей Грешника.
Ферокс замирает, осознавая, что натворила. Раз уж Альвиан ещё не убил её, он ещё не понял всего ужаса произошедшей ситуации. Видимо, подумал, что эти записи тоже были украдены Барнардом...
Она всё задавалась вопросом, как же Альвиан может противостоять любому в сражении, а при ней выглядит так болезненно и слабо. Слухи и действительность сильно расходились. А дело всё-таки в том, что Альвиан использует для чёрной магии не физическую боль, а ментальную. Как он достиг такого результата? Возможно, это вина не заклятия, а ножа, о котором он так мало рассказывал. Звучит вполне себе логично: если даже Ферокс и обрела бы эту способность, Альвиан запрещал ей использовать чёрную магию. Она бы об этом никогда не узнала.
Калеорд замечает её замешательство. Его ухмылка растёт. Блеск в глазах походит на безумный.
— Разумеется, они были зашифрованы, — продолжает Калеорд. — И я потратил много времени, чтобы подобрать ключ. Но, в конце концов, выяснил, что делает это заклятие. Оно возможно только после связки с чужой душой с помощью зачарованного ножа. Видишь ли, я рискнул и ранил себя тоже этим ножом перед тем, как вернуть его Альвиану. Поэтому теперь четыре души сплетены в один источник чёрной магии. Это делает возможным использование подобного проклятия — которое черпает силу из ментальных страданий.
— Значит, ты не можешь это использовать, если я не прочту заклятие? Или если на это не согласится Альвиан или Барнард, — уточняет Ферокс.
— Верно. Грешник писал, что работает над тем, чтобы можно было использовать ментальную боль без связки с другим магом. Но неизвестно, удалось ему или нет.
— Почему ты вообще так рисковал?
— Я же в первую очередь учёный. Разумеется, я рискнул. Любопытство одолело меня, — отвечает Калеорд. — Разве тебе ни капли не интересно?
— Интересно? — задумчиво говорит Ферокс. Действительно, интересно ли ей вообще что-либо? Она смотрит на коридор жутких переливов впереди. Что, если заткнуть этот голос, велящий быть осторожнее? Что, если попробовать дышать? Каково это — почувствовать адреналин не потому, что ты в смертельной опасности, а просто от азарта и интриги?
Все его проникновенные речи и намёки прошли мимо, но одно это слово въедается в сознание так, словно хочет его сожрать. Осознание, что всю жизнь она провела в оковах страха, которые сама на себя нацепила, давит тяжёлым грузом. Это не вина Альвиана. Не вина её родителей. Только её собственный ошибочный выбор и его последствия.
«Есть у тебя... какое-то хорошее воспоминание? Что-нибудь, что заставляет тебя улыбаться».
Вчерашний шрам и угрозы не имели прямого смысла. Калеорд хочет вынудить её вступить в их небольшую игру. Противостояние. Чтобы повеселиться и удовлетворить своё любопытство — кто же в таком случае выиграет, если они прекратят друг другу уступать?
Как жаль, что уже слишком поздно. И внутри нет той искры: она потушена непрошеными чувствами и тяжёлым страхом.
— Мне жаль, — тихо говорит Ферокс. Он не понимает, к чему это, смотрит с вопросом во взгляде. — Жаль, что у меня нет чего-то такого, что бы так сильно меня интересовало, — перекручивает она собственные слова.
Калеорд кивает.
— Ну, может, тебе только предстоит это открыть. — Пару секунд молчит в надежде, что Ферокс что-то добавит, но этого не происходит. — Как бы там ни было, благодаря этому заклятию мы можем спокойно найти выход, не волнуясь о том, что нас убьют. Мне уже доводилось однажды бывать заложником проклятого эфира. Мой наставник достиг запрещённых границ магии и тоже стал жертвой подобного взрыва. Мы оказались с ним там вдвоём. Он был весь в полупрозрачных чёрных осколках. Даже несмотря на то, что мы прошли этот жуткий лабиринт, выйти он всё равно не смог из-за них. Поэтому я так обрадовался, когда оказалось, что осколков на нас нет: иначе один из нас был бы обречён.
— И несмотря на это всё ты продолжаешь пытаться превзойти границы ещё сильнее? Неужели тебе никогда не будет достаточно? — спрашивает Ферокс.
Калеорд смеётся.
— Да, в этом ты права. Мне никогда не будет достаточно. Такова моя суть. Я знаю, что однажды это меня погубит. Но зачем тогда жить, если не идти за своими желаниями?
Он протягивает ей руку и ступает шаг к лабиринту. Вместо «Это ещё зачем?», Ферокс принимает его руку молча и отводит взгляд. Калеорд ведёт её вперёд по узкому коридору. Пульс стучит в горле.
— Что вообще будет здесь происходить? — спрашивает Ферокс.
— Испорченный эфир использует сознание виновника взрыва и материализует его в различные образы. Чаще всего это лабиринт с множеством комнат с различными ужасами и галлюцинациями. Это всё равно, что совершить прогулку по сознанию другого человека, только при условии, что всё здесь отравлено.
— Значит, есть шанс выяснить что-нибудь.
— Именно, — подтверждает Калеорд. — Но особо надеяться не стоит.
Постепенно коридор теряет свою прозрачность, стены становятся каменными, а затем земляными, словно они углубляются в какой-то ров.
— Ещё уточню: чтобы ты понимала, наши тела лежат там, рядом с особняком. Я расширил купол туда тоже, так что мы пока в безопасности. Здесь же присутствует только наше сознание. Душа, если угодно. Поэтому все повреждения, которые мы можем тут получить, не будут влиять на физическое тело. Это место будет давить ментальной болью, расщепляя твою душу. Если это случится... назад нечему будет возвращаться.
— У этого места есть владелец? Или какой-либо другой смысл? Зачем эфиру убивать души?
— Для расширения. Ты ведь заметила, что когда нас поглотило, границы взрыва увеличились? Чем больше душ этот эфир поглотит, тем шире будет катастрофа. Не знаю, живой ли этот эфир или он принадлежит Дьяволу, но это его конечная цель. Если мы окажемся сильнее его когтей, то сможем спастись. Это как болезнь... иногда всё остаётся только лишь на волю самого человека. Лекарства сделали своё дело, но больной не хочет жить. Его ничто так вылечить не сможет. У болезни ведь нет никакого сознания, но, тем не менее, она ощущается как испытание или враг. Тут то же самое.
— Значит, если верить в Святых, это некое испытание, что послано нам для какого-то великого осознания, — хмыкает Ферокс.
— Нет. Это моя воля подстраивает под себя весь мир, — смеётся тихо Калеорд. — Мы получим ответы и уйдём отсюда. Вот увидишь.
Ферокс чуть улыбается и качает головой. Его внезапно хорошее настроение почему-то напрягает. Очевидно, что за него говорит надежда найти ответы. Но что, если тут ничего не будет? Что, если это последний шанс побыть вместе, прежде чем один из них навсегда останется тут?
— Но почему... малиновый? — интересуется Ферокс.
— Это источник всего эфира и магии в принципе. Страшнее влияния, чем от Сэллиа, не существует: оно может превращать любые вещи в совсем... иные. Солнце и Луна нейтрализуют его пагубный свет, но в своём истоке чёрная магия была создана с помощью этого малинового светила. Поэтому когда она даёт сбой, происходят странные жуткие вещи, явно связанные с таким цветом.
Они выходят на нечто, что можно было бы назвать болотом. Гигантские цветы тёмно-красного ядовитого оттенка ярко светятся, освещая всю большую пещеру. Из воды на них смотрят десятки алых глаз.
Калеорд замирает.
— Похоже, это не только его сознание. Подобные глаза я видел в твоём. Может, все три смешались в одно?
— Не удивлюсь, если так и произошло, — осторожно отвечает Ферокс. Всё внутри немеет от страха: воды слишком много. Эту комнату можно только переплыть. Если только ноги и руки не увязнут.
Калеорд вырывает один из цветков и его стеблем проверяет глубину. Серединка цветка потихоньку тухнет. Воды чуть выше пояса будет. Он пробует положить на воду цветок и надавливает сверху, проверяя, выдержит ли он вес. Не выдержит, тонет сразу. Дальше он пытается расшевелить эти самые глаза стеблем, чтобы проверить, живые они или нет. Не следует никакой реакции.
Ферокс наблюдает за всем этим, мысленно хороня себя. Она не сможет тут проплыть. Судя по тому, как нервничает Калеорд, он это прекрасно понимает.
— Ферокс...
— Да, знаю, — тихо отвечает она.
Он вздыхает.
— Тут неглубоко. Мы сможем пройти. Хочешь, можешь завязать глаза, а я проведу тебя.
— Нет. Это не поможет, — осторожно говорит Ферокс. — Не беспокойся. Я сделаю всё, что потребуется.
Она решительно ступает вперёд, к воде, но ноги словно бы кто-то держит, не отпуская идти дальше. Ферокс нервно сглатывает и проклинает свой страх. Калеорд проходит вперёд и протягивает ей руку.
Ферокс изо всех сил пытается поднять ногу и пойти вперёд, но собственный вес кажется непосильным. Дыхание сбивается.
— Слабачка, — слышится шёпот прямо рядом с ухом. Ферокс резко поворачивается и видит краем глаза призрачную фигуру Альвиана. Он грубо толкает её в спину.
Как только вода касается её ног, паника крадёт весь воздух. Калеорд подхватывает её за руку и тянет к себе. Ферокс проходит несколько больших шагов. Немеет от страха всем телом, поэтому Калеорду приходится практически тащить её. В середине комнаты вода доходит до рёбер Ферокс. Она мутная и тёмно-зелёная, но даже так отчётливо видно эти уродливые глаза.
Она не может думать, не может дышать, не может чувствовать. Она словно кукла, которую кто-то куда-то несёт, без воли и эмоций. Кое-как она оказывается уже рядом с другим берегом, когда что-то хватает Ферокс за ногу и тянет вниз. Тихий испуганный крик даже Калеорда заставляет вздрогнуть от неожиданности. Их руки соскальзывают, и Ферокс оказывается под водой.
Она знает, что не задохнётся. Что это всё не по-настоящему. И всё же истерика берёт контроль в свои руки. Разрывает её грудную клетку и вырывает оттуда самые маленькие отголоски эмоций, грубо растаптывая их.
Когда Ферокс опускает взгляд вниз, видит знакомые лица — это те самые сиротки, которых она обратила в пепел. Маленькие ручки тянут её за одежду всё ниже и ниже. На поверхности воды образовывается лёд. Ферокс видит, как Калеорд пытается его разбить, сбивая руки в кровь.
Сироты тянут её всё ниже и ниже, безжалостно отдаляя от спасения.
— Ты это заслужила. Мы имеем право убить тебя за то, что ты с нами сотворила. Предательница. Чудовищное отродье, — говорят они хором. Их голос причиняет ушам невыносимую боль.
Ферокс всё пытается противостоять им и выплыть. Дёргается, как сумасшедшая, не зная даже, как правильно двигаться, чтобы плыть. Перед глазами всё мелькает пятнами. Калеорд оказывается всё дальше. Где-то рядом с ним стоит призрачный полупрозрачный образ Альвиана.
Она позволит своей душе вот так пропасть? Позволит Альвиану остаться одному, не поможет Калеорду выбраться из этой западни? Сдастся? Наконец умрёт и перестанет существовать, а не жить?
Не в этот раз.
Она устала бежать.
Ферокс закрывает глаза и перестаёт сопротивляться, позволяя им утащить себя на дно. Их жуткие светящиеся красным мёртвые глаза и утопленные тела окружают её со всех сторон, стоит ей вновь посмотреть вокруг. Какие бы образы не принимали чувство вины и ядовитые страдания, они должны быть уничтожены.
— Да, — отвечает Ферокс им. — Это всё про меня.
Она хватает ближайшую сироту за горло и душит. Их тела растворяются у неё в пальцах, рассыпаясь песком, а глаза тухнут, как угольки. С каждым уничтоженным голодным до вины взглядом лёд на поверхности трещит. Её руки удивительно легко сжимаются на их маленьких шеях. А в груди разливается отвратительное удовольствие. Она ищет их во тьме воды, обращаясь хищником, а не жертвой. Находит каждого и душит... душит...
Пока кто-то не выдёргивает её на поверхность. Ферокс жадно хватает воздух, отчаянно пытаясь отдышаться. Калеорд держит её у себя в руках и прижимает к своей груди. Они уже на берегу, а она всё никак не может понять, как же так вышло. Кажется, он с ней разговаривает.
— Всё в порядке, — наконец она разбирает слова. — Мы выбрались.
Он осторожно усаживает её на землю и даёт немного времени. Сам он тоже выглядит весьма напуганным и растерянным. Они оба все мокрые.
— Спасибо, — тихо бросает Ферокс. Её голос хриплый, словно бы она кричала. Может, и кричала. Она не может вспомнить. Зато пустые глаза стоят перед взором так, словно всё ещё прямо здесь.
— Я... хочу знать. Родители правда пытались утопить тебя? — тихо спрашивает Калеорд.
Она осознаёт, что, возможно, всё будет не так уж просто. И вовсе не исключено, что следующее испытание станет для неё последним. Всё-таки остаётся фигура, противостоять которой она никогда не найдёт в себе сил. Желание рассказать Калеорду обо всем на свете внезапно захватывает её целиком и полностью. Как извинение за то, что столько его обманывала.
— Как ты знаешь, наследственная магия делится между наследниками и источниками, — отвечает Ферокс. — Мои родители не стали исключением. Моя мать хотела умножить свою магию за счёт моего рождения, провести какой-то ритуал. Ничего, правда, не вышло. Она ко мне привязалась, если верить её словам. — Ферокс опускает взгляд на пол и сжимает руки в кулаки. — Но мы бесконечно ссорились. Она понимала, что с тем, как я расту, её магия всё больше слабеет. Поэтому приняла решение меня убить. Случайно получилось так, что она толкнула меня во время одной из таких ссор, не рассчитав сил. Я упала с балкона замка прямо в реку. Очевидно, плавать я не умела. Чудом меня выбросило на берег.
— Это ужасно, — говорит Калеорд, сжимая руки в кулаки. — Не могу себе представить, каково это — стать ребёнком сумасшедших помешанных тиранов.
Ферокс размышляет над этим, закрыв глаза на пару секунд. Как это было?..
— Нет. Это было... весело, — внезапно возражает Ферокс.
Вот когда она забыла это слово: там, в реке. Тогда впервые Ферокс ощутила страх смерти и с тех пор так боялась её, что похоронила свою душу заранее, только бы не умереть. Боялась всего на свете и ничего одновременно. Закопала свои чувства, эмоции и желания. Нацепила маску и начала делать всё, только бы не увидеть это жуткое костлявое лицо смерти ещё раз.
Может, в тот день в реке она всё-таки умерла.
Ферокс сжимает зубы и поднимается на ноги, оставляя Калеорда в недоумении. И направляется вперёд, не отвечая на его вопросительный взгляд.
Пещера вновь обращается стеклянным коридором. На этот раз первой идёт Ферокс и замирает, когда встречается первая развилка.
— Разделяться не будем, — решает Калеорд. — Сначала пойдём направо. Если путь неверный, вернёмся.
Он решает, что ему лучше идти первым, поэтому достаточно нагло вжимает её в стену, чтобы пройти. Ферокс не спорит: она плохо запоминает коридоры, она их только запутает и приведёт куда-то не туда.
И затем начинаются развилки одна за другой. Вправо. Вправо. Ещё раз вправо. У Ферокс начинает кружиться голова. Хорошо, что Калеорд уверенно ведёт её за собой.
— Давай разговаривать, чтобы не сойти с ума окончательно, — тихо предлагает Калеорд.
— Расскажешь мне о своей семье? — интересуется Ферокс.
Он пару секунд молчит. Затем, решив в голове какой-то спор с самим собой, отвечает:
— Мой отец был графом. Он всегда был груб, но справедлив и спокоен. Находил время радовать мать подарками и уделять внимание мне с братом, несмотря на обилие работы. Его графство процветало, хоть и не сказать, разумеется, что всё было идеально. У него были свои грешки, я уверен, но он их хорошо скрывал. Мать очень любила играть на рояле и высаживать цветы. Выглядела она всегда как ангел, сошедший с небес. Прекрасная и светловолосая. Её нежный голос мог успокоить кого угодно. Она тоже о нас заботилась. Мой брат... он был старше меня на пять лет, но мы всё равно соперничали за родительское внимание. Нас по очереди хвалили и мы постоянно пытались получить как можно больше любви от родителей. Оба старались учиться в элитной академии. Брат был очень упрям... даже когда я успокоился и перестал с ним соперничать, он продолжил. Видел бесконечно во мне врага. Думаю, он чем-то похож на Вара. С ним у нас были практически такие же отношения. Да и волосы у них одинаковые, — с губ Калеорда срывается смешок. — Не сказать, что моя семья была образцовой. Но мы были счастливы. В тот день, когда проклятие всё поглотило, брат заболел и не поехал в академию. А я поехал... Успел убежать от воды. Забрался на деревянный стол и грёб к берегу. Это оказалось не так уж далеко. Всё-таки академия была почти что на границе с Либератероном. Он, как ты знаешь, не пострадал от потопа. Я сбежал... оставив их там. Но только для того, чтобы спасти потом.
Сердце Ферокс сжимается от боли за него. Калеорд не сделал ничего плохого. Не родился с какими-то ужасными психологическими отклонениями. Наверняка он не поджигал назойливых дворян и не смеялся, пока те горели и кричали. Но у него попросту всё отобрали. Лёгким безжалостным движением руки, не позволив даже ничего изменить.
Теперь он обречён продать свою душу, только бы спасти их. Положить всю свою жизнь на это тяжёлое и невыполнимое задание. Страдать, страдать и ещё раз страдать. Чтобы увидеть их улыбки ещё раз.
— Там, говорят, замерло время. Когда я вернусь, буду практически как отец, — с ноткой грусти замечает Калеорд. — Они меня даже не узнают.
Ферокс и сама не замечает, как большим пальцем проводит по тыльной стороне его ладони. Его тело пробирает дрожью от этого жеста, но он ничего не говорит.
— Те... дети в болоте. Это сироты, которых я убила. Когда я выбралась из реки, меня подобрала одна пожилая женщина. Она привела меня к себе, где уже жили несколько других сироток. Она обо всех нас заботилась. Но в день... когда я не смогла удержать свою магию, я испепелила их всех.
Тяжёлый вздох вырывается из груди Калеорда. Очевидно, что он сразу же вспоминает о Грэме. Его пальцы сильнее сжимают её руку, словно в попытке причинить хоть какую-то боль, избавить себя от вины. Ферокс даже немного жаль, что ей вовсе не больно.
— Как это было? — срывается с его губ. Он оборачивается к пустому жуткому коридору спиной и смотрит ей в глаза.
Ферокс нервно сглатывает. Как она может сказать ему об этом? Как может сообщить о том, что его друг совсем сошёл с ума?
Нет... Пусть винит кого угодно, только не его.
— Он пришёл в город и начал угрожать всем, требуя сдать Барнарда. Не знаю, был он там или нет... Но я хотела их защитить. Я умела контролировать свою магию: меня этому учили. Поэтому ничего не предвещало беды. Только вот... почему-то я не смогла удержать контроль. Загорелся весь город одной большой вспышкой. И все попросту начали кричать и корчиться от боли. Мой страх убил их всех.
— Если ты сожгла их, то они никогда не были тебе дороги. Так почему же ты зажгла огонь?
Вопрос вводит её в ступор. Дыхание сбивается.
Так почему же, Ферокс?
Её тело начинает бить мелкой дрожью. Может, потому, что она хотела? Не защитить их... а сжечь. Всех. Выпустить всю свою обиду и боль. Отомстить. Вынудить их страдать. Дотянуться до той искры радости и удовлетворения, которую она получала только тогда, когда что-то обращалось пеплом.
А эту правду она спрятала так глубоко в себе, что боялась даже дёрнуться куда-то в сторону. Увидела в Альвиане того, кто сможет удержать её дикую натуру и придать жизни смысла. Хоть чего-то, кроме разрушений.
— Я всё понял, — грубо бросает Калеорд, его глаза полны презрения. Отпускает её руку и идёт вперёд, не оборачиваясь.
Пару секунд она так и стоит, но что-то словно бы толкает её идти дальше. С её губ слетает:
— И как же я могу тебе верить, если ты говорил, что никогда не смотрел бы на меня как на чудовище? Вот этот разочарованный взгляд. Снова.
Он молчит. Ферокс не собирается вытягивать из него ответ. Идёт за ним, чтобы не потеряться и убедиться, что с ним всё будет в порядке. Неизвестно, какое дальше будет испытание и что с ними будет происходить.
Коридор спустя целую вечность переходит во что-то иное. Это похоже... на чей-то дом. Или нет: на тот самый особняк. В нём стоит какой-то незнакомец и... Барнард со своими людьми. Кажется, это воспоминания человека, создавшего это пространство.
— Моряки выловили один осколок сегодня, — сообщает незнакомец Барнарду. Демонстрирует стекляшку в руке. — Но больше я ничего не знаю. И никому ничего не говорил!
Барнард забирает стекляшку, оценивает её размер.
— Достаточно крупный осколок. Из таких двадцати можно было бы собрать сферу обратно и вернуть всё как было. Прикажите вновь обыскать дно сетями, — обращается он к своим подчинённым.
— Как скажите, господин, — кланяются они и уходят. Барнард остаётся с мужчиной один на один.
— Знаете, что случится с вами, если вы хоть даже попробуете приблизиться к Магу Власти? — спрашивает Барнард, медленно подходя ближе. Достаёт из рукава маленький ножик, что переливается малиновым. Мужчина начинает дрожать и хочет броситься убегать, но он хватает его за плечо и не позволяет этого сделать. — Эта рана превратится во взрыв испорченного эфира. И вы умрёте в самых худших муках.
Нож разрезает плоть мужчины. На пол капает малиновая кровь, которая, высыхая, становится чёрной. Барнард ему улыбается:
— А теперь можешь начинать бежать.
Барнард уходит, а мужчина начинает дрожать с ног до головы. Воспоминание растворяется, оставляя только лишь пустую гостиную особняка.
Судя по тому, что Барнард уже со шрамом, который ему оставила Ферокс, это произошло совсем недавно. Можно было бы посчитать огромной удачей, что они это увидели, но вполне логично, что воспоминание оказалось тут: это как раз момент, который послужил первопричиной взрыва.
— Так это он всё подстроил, — рычит Калеорд. Опрокидывает ногой стол с вазой для фруктов так сильно, что тот трещит. — Как ему это вообще удалось?
Калеорд дрожит и тяжело дышит. Похоже, наигранное спокойствие далось ему слишком тяжело. Ферокс ожидает, что его агрессия вот-вот переключится на неё. Но вместо этого он выпаливает:
— Я не смог уберечь его.
Ферокс замирает и прислушивается.
— Я совершил так много ошибок в своей жизни, Ферокс. Все мои близкие обречены только бесконечно страдать от моего собственного выбора. Я убиваю всё, что мне небезразлично. Всё только... рушится. И сколько бы я ни старался, сколько бы новых сил ни приобретал, всё равно этого каждый раз недостаточно.
Новая порция боли в груди почти что неощутима, всё онемело. Ферокс нерешительно подходит к нему ближе и кладёт руку на спину, чувствуя себя отвратительно жалко и в то же время неловко. Сердце колотится от переживаний, а всё тело напряжено в ожидании удара. Она, в конце концов, точно это заслужила.
Но ничего не происходит. Она не видит его лица, а спина остаётся всё так же напряжённой, как и его тяжелое дыхание никуда не исчезает. Тянутся долгие секунды, плывут в тягучем сиропе, приковывая их к этому месту. Они оба боятся разрушить момент, чем бы он там ни был.
— Ничего подобного, — внезапно говорит Ферокс, разбивая тишину. Калеорд вздрагивает от неожиданности. — Ты обретаешь силу и знания. Поэтому твои враги тоже становятся сильнее, чтобы быть тебе под стать. Это сражение никогда не закончится... К тому же, даже если ты и теряешь кого-то, то обязательно находишь кого-то взамен. Ты потерял своего друга... но обрёл новых друзей в лице Генри, Гектора и Феликса.
Калеорд долго молчит, не сбрасывая её руку. Затем говорит хрипло:
— Но что, если я больше не хочу терять? Если я хочу не предавать своего друга, но попросту... не могу выбросить тебя из своей жизни?
— Мне очень жаль, — шепчет Ферокс. Впервые за всю жизнь... искренне. — И это... вовсе не предательство. Круг вынуждает тебя выполнить это задание. Твоей вины в этом нет. Твой выбор, каким именно должен быть подход. Вполне логично, раз уж болью меня не сломать, воспользоваться иным способом. Думаю, твой друг был бы рад, что в этом ты нашёл что-то, что тебе хоть немного пришлось по душе.
Святые, о какой мести может идти речь? Она окончательно обречена.
Калеорд ей не отвечает. Отстраняется.
— Надо идти дальше, — говорит он. — Иначе можем не успеть.
Он решительно идёт в новый коридор. Найти следующую комнату оказалось невероятно трудно. Им пришлось обходить каждый коридор стеклянного лабиринта несколько раз, путаясь в его сумасшедших завитках. Складывается ощущение, что коридоры перестраиваются, а лабиринт с ними играет... Упрямству Калеорда можно позавидовать: он ни на секунду не останавливался и не сдавался, а только продолжал идти. Тишина залегла между ними тяжёлым грузом.
Но вот, наконец, находится комната. В ней абсолютная темнота. Они оба сразу же напрягаются. Страх неизвестности вцепляется в кости. Только этого не хватало после всех этих откровенных разговоров.
— Идём по краю комнаты, ищем коридор. Что бы ты ни увидела там, во тьме, не иди туда. Поняла? — даёт наставления Калеорд.
— Может, вернёмся к болоту и возьмём стебель, чтобы проверять, есть ли что-то под ногами? — предлагает Ферокс.
— Прости. Я не смогу найти дорогу вовремя, — вздыхает он. — Я буду идти впереди и прощупывать дорогу.
— Нет. Я не смогу тебя удержать, если ты вдруг оступишься. А ты меня сможешь. Я пойду первой.
— Ладно, — соглашается Калеорд. — Но будь осторожна.
Ферокс кивает и решительно ступает в темноту. Калеорд снова берёт её за руку, крепко-крепко.
Каждый свой шаг она внимательно проверяет, есть ли поверхность перед ней и второй рукой проверяет, нет ли... ещё чего-то. Психологическое давление потихоньку начинает набирать свои обороты. Перед глазами мелькают образы самых разных жутких существ, которые могли бы поджидать её в темноте, а дыхание сбивается.
Внезапно слышится шелест крыльев. Дрожью пробивает всё тело.
— Ты это слышал? Птицы?
— Не знаю, — тихо признаёт Калеорд. — Пригнись немного.
Ферокс подчиняется. Так идти страшнее и сложнее, но если вдруг птицы будут лететь, так будет более устойчивая позиция, нежели в полный рост.
Вот и первая яма. Ферокс замечает её вовремя и осторожно обходит. Калеорд идёт за ней. Если бы она сейчас прыгнула туда, в яму, он бы упал вместе с ней?..
Птицы слетают с потолка. Они выглядят как оборванные крылатые призраки с рядом острых кривых зубов в пасти. Бросаются на головы и пытаются расцарапать когтями спины и плечи. Ферокс хватает свой нож и разрезает их напополам одну за другой. Они рассыпаются пылью. Калеорд делает то же самое своим ножом, но это всё равно стоит им десятка царапин. Отбивая нападение, они идут дальше. Проходят немного, и птицы возвращаются, словно они бесконечны.
Так они обходят всю комнату по периметру. Нигде нет выхода.
— Наверное, надо вниз, — тихо предлагает Ферокс. — Я попробую спуститься. А ты держи меня.
Другого выбора не остаётся. Крепко держась за руку Калеорда, Ферокс осторожно свешивает ноги с обрыва. Опускается ниже, представляя себе, что спрыгивает с крыши в Даролате, как делала множество раз. Становится очевидно, что если пол внизу и есть, до него так просто не достать. Ферокс бросает один из своих ножей и засекает секунды. Она примерно знает, сколько времени обычно летит нож, она часто занималась их метанием. Судя по стуку, падать не так уж и долго. Калеорд понимает это и отпускает её, почти сразу же спрыгивает сам.
Они оказываются в очень узком коридоре без развилок. Идут, идут и идут. Птицы сюда не достают — или не хотят достать. Тьма всё не рассеивается. Ферокс так же напряжённо прощупывает пространство перед собой, чтобы неожиданно не упасть в яму.
Вскоре они выходят в стеклянный коридор, где находится хоть капелька света. Ферокс оборачивается и видит, что Калеорд побледнел.
— Тебе плохо? Их когти ведь не ядовитые? — обеспокоенно спрашивает Ферокс.
Калеорд складывает руки на груди.
— Ничего подобного. Тебе просто кажется из-за перемены света.
Но ей не кажется. Логично предположить, что если вода была её страхом, вторая комната — ужасом незнакомца, третья определённо должна была быть связана с Калеордом.
— Что ты видел? — осторожно интересуется Ферокс.
— Хм. Всё пространство будто сходило с ума. Ты водила меня по стенам и по потолку, ломая всю возможную координацию. Ты падала вверх и птицы летели вниз головой. Это какое-то сплошное сумасшествие. Полный хаос. Как будто все знания о мире вдруг взяли и превратились в свои противоположности. Пожалуй, это и есть мой страх. В первую очередь я изучаю все эти законы вовсе уж не для того, чтобы кто-то их нарушал... не так ли?
— Галлюцинации были только у тебя. Похоже, в тот раз ты не видел никак сирот, не так ли?
Калеорд кивает.
— Ладно. Если верить логике этого лабиринта, следующий страх вновь будет моим, — предполагает Ферокс.
— Или же мы найдём выход наконец.
Странный шум отвлекает их внимание. Обернувшись, они замечают, что пространство начинает рушиться и раскалываться на части. Сразу же срываются на бег.
Мысли мечутся в голове с той же скоростью, с которой Ферокс хотела бы бежать. Она ни в коем случае не хочет замедлять Калеорда, но дело в том, что он бежит намного медленнее. Вряд ли он часто подобным занимается. Она хватает его за руку и тянет за собой, но не похоже, что он может быстрее. Неужели Освальд очистил испорченный эфир? Поэтому всё рушится? Что же им делать? Калеорд наверное тоже не знает, иначе уже бы всё сказал...
Лёгкие уже горят. Сколько они бегут? Коридор кажется бесконечным. Выхода всё не видно и не видно... Нет, коридор заканчивается, медленно стекло сменяется камнями. Наконец... Как только коридор становится каменным целиком и полностью, разрушение прекращается. Они выходят в пустую каменную комнату с десятком потухших свечей, что хаотично парят прямо в воздухе по краю комнаты.
— Сможешь их зажечь? — спрашивает Калеорд. Он старательно пытается отдышаться как можно скорее.
Ферокс кивает и посылает огонёк по свечам, освещая комнату. На это уходят последние капли эфира, от чего она мгновенно начинает дрожать. На противоположной стене видно подобие двери.
— Что это с тобой? — спрашивает Калеорд.
Ферокс пожимает плечами:
— У меня нет эфира.
— А почему трясёшься с головы до ног?
— Холодно, — отвечает она. Зубы начинают стучать, подтверждая её слова. Калеорд моргает в растерянности. Ему здесь даже немного жарко, с чего вдруг? — Я исчерпала всю свою магию впервые в жизни.
Калеорд осматривает комнату и отходит немного вперёд. У Ферокс внутри всё обрывается и падает. Ноги перестают её держать, поэтому она опирается о стену.
У него в спине маленький осколок.
Ферокс не может вдохнуть воздух.
— Что, получается, сколько же тебе тогда нужно времени? С момента сражения с Барнардом прошло... — Осознание мелькает на его лице, сменяясь яростью. — Ты исцелила Грешника, верно? Я проклял его для того, чтобы ты смогла сбежать! А не для того, чтобы ты жертвовала последними каплями эфира ради него!
— Сбежать куда? — спрашивает Ферокс отстранённо. Она всё ещё не может осознать, какая истина только что перед ней открылось... Отсюда из них выйдет только кто-то один. — В Круг?
— Да хоть куда! Он посмел оставить тебе синяки. Я знал, что Грешник исцелится, но ему в любом случае пришлось бы переживать адские муки. Я хотел натренировать пса болью: он должен научиться, что вредить тебе ему запрещено, будь он хоть самим Дьяволом. Отныне только я лично имею право причинять тебе боль, — говорит Калеорд тяжёлым яростным тоном, хватая её за дрожащие плечи.
Ничего.
Ничего.
Ничего.
Она знает, что надо делать.
Это у неё получается лучше всего на свете.
Ей надо попросту всё разрушить.