Под Луной
Время давно перевалило за полночь, но спать совсем не хотелось. Изначально я ворочалась в кровати, постоянно меняла позы, убирала одеяло или накрывалась им. Но потом мне это надоело. Да, завтра нас ждала такая же долгая и тяжёлая поездка, как и сегодня. Однако, заснуть не удавалось.
Тихо выругавшись, я встала и распахнула шторы. Мягкий лунный свет ударил в лицо. Из-за долгого нахождения в полной темноте глазам понадобилось время, чтобы привыкнуть к нему. Когда же я смогла осмотреть комнату, то сразу начала искать то, чем можно было заняться.
На глаза попался серый чехол. На нём была нарисована пентаграмма, над которой латинскими буквами красовалась надпись «tarot». Я пожала плечами, прошептав:
– Давно я не гадала.
К тому же, у меня был вопрос, который хотелось задать. Весь день, пока мы с Винчестерами ехали в сторону Канзаса, меня не покидало волнение. Та тяжесть, которую я почувствовала в номере, а ещё и непонятно почему возникшая борьба между логикой и чувствами, заставляли задуматься.
В прошлой жизни часто бывало так, что я не понимала, что на самом деле со мной происходит. Эмоции, испытываемые мной, не поддавались определению или описанию. Это раздражало и пугало одновременно.
Чуть реже мой мозг находил объяснение, в которое я каждый раз свято верила. Но всегда это объяснение было неправильным. Например, однажды после такой ошибки я вышла из дома в метель.
Пока руки забирали Таро, глаза заприметили Гришу, лежащего на кровати. Его светло-голубые глаза вновь блестели в лунном свете. И в который раз казалось, что они были живые. Прямо как у моего брата.
Прихватив и тюленя тоже, я вышла на улицу. Морозный ночной воздух обдул меня с головы до ног. Последовал тяжёлый вздох, благодаря которому тело чуть расслабилось, почувствовав себя легче. На коже появились мурашки, ведь руки и ноги ничего не прикрывало, а пижамные футболка и шорты были слишком тонкими, чтобы надолго задерживать тепло.
Однако холод был мне не важен.
Найдя скамейку, находящуюся в отдалении от парковки, я направилась туда. Было тихо. Иногда по шоссе, у которого стоял мотель, проезжали машины. Но это случалось так редко, что чаще всего единственным звуком, который доносился до меня, был слабый ветер, потрясывающий зелёные листочки на деревьях.
Пока я шла, то уже открыла чехол и достала карты. От одного лишь прикосновения к колоде чувствовалось появление странной связи. В очередной раз я ощущала контакт со всей Вселенной, со знаниями, недоступными обычным людям. За три года обучения у Ровены это чувство чуть притупилось. Я не ощущала его так сильно, как изначально, когда только-только получила свою колоду. Однако до сих пор, сосредоточившись, до меня доносились отголоски этого чувства. Я любила его, оттого и любила гадать. Но, к сожалению, с того момента, как я поехала к Зои, у меня совсем не было времени на Таро. А ведь мне очень нравилось заниматься этим.
Устроившись поудобнее на скамейке, я положила серый чехол для колоды рядом с собой, а Гришу уместила между своих ног так, чтобы его светло-голубые глаза смотрели точно на меня. Вновь задержав взгляд на плюшевой игрушке, я начала мешать карты. Вместе с этим чувство контакта со всем миром стало чуть сильнее. Моё тело пропускало энергию колоды через себя: она плавно вливалась в меня, делала сильнее, освещала всё моё существо. Вместе с тем плечи и руки расслаблялись, а дыхание становилось ровнее и спокойнее.
После прошедшего вчера прощания с Зои, я чувствовала такую усталость, что не была уверена в том, что могла бы воспользоваться даже базовым заклинанием. Многие ведьмы в этом состоянии не берут Таро в руки. Но я – не они. Меня колода делает сильнее, благодаря ней энергия переполняет моё тело. Ровена всегда удивлялась этому, что было понятно. По её словам и словам Стэфана, крайне редко можно было встретить такую сильную связь с колодой. Но, что удивительно, она у меня была.
Внутри появилось знакомое чувство. Интуиция подсказывала мне: пора доставать карту. Но ведь я даже не задала вопрос. «Странно», – пронеслась мысль в голове, а лицо приняло хмурое выражение. Но, как и раньше, я всегда держала за правило доверять своей интуиции. А потому достала карту.
Это была Двойка Мечей.
Карта означала сдерживание эмоций. Люди под влиянием этой карты не хотят, чтобы их трогали и вмешивались в их проблемы. И даже если человек глубоко внутри понимает, что ему нужна помощь, он не готов её принимать. Хотя помощь человеку и в правду очень нужна.
Я тупо смотрела на карту, не в силах отвести взгляд. Ведь было понятно, что хотела сказать колода. Мне нужна была помощь. При хорошей эмоциональной поддержке даже чувства, которые я могла сдерживать, наконец, выйдут наружу.
– Тогда кем должен быть этот загадочный человек? – прошептала я колоде, после чего начала мешать её.
Но меня прервал громкий голос:
– Алекс!
Я вздрогнула, только чудом не выронив карты из рук. Поднявшись, мой взгляд повстречал возвышающуюся фигуру Сэма и его обеспокоенные глаза. Он осматривал меня с головы до ног, а когда увидел вопрос в моих глазах, то пояснил:
– Я стою тут уже минуты две. И трижды звал тебя по имени. Ты не отвечала.
Мои губы вытянулись в немом «а», взгляд же виновно опустился вниз. Подвинувшись на скамейке, чтобы дать место для Сэма, я сказала:
– Извини. Когда я гадаю, то не замечаю ничего вокруг.
Ровена часто возмущалась этому. Но никогда не ругалась серьёзно. Понятия не имею, почему.
Сэм мягко улыбнулся:
– Ничего. Извини, если прервал.
Видимо, он хотел уйти обратно, а не садиться на скамейку около меня. Учитывая его прошлый опыт наблюдения за заклинанием, Сэм мог решить, что его присутствие будет мешать. В целом, мне было без разницы, будет он рядом или нет.
Но Двойка Мечей.
Моё тело выпрямилось от внезапной мысли: «А если колода хотела предупредить о нём? Такое уже случалось и раньше, правда, когда я задавала вопрос. Например, давным-давно колода предупредила меня о появлении Коннора», – я всмотрелась в спину Сэма, ушедшего не так далеко. В голове всплыл его обеспокоенный взгляд, которым иногда он украдкой смотрел на меня, – «Такой, как он, может попытаться помочь. Именно это хотела сказать колода?»
Со спины Сэма взгляд опустился на светло-голубые глаза плюшевой игрушки. Я вспомнила, как воображение создало ужасную картинку: брата, смотрящего на мою фотографию из прошлой жизни. И неимоверная вина плескалась в его родных глазах.
Сжав тюленя чуть крепче, я вновь подумала: «Это моя вина».
И тогда голова вновь стала тяжёлой. Я поморщилась от боли, но через силу окликнула:
– Сэм, постой!
Тот повернулся и посмотрел на меня. Но я не могла сказать что-то дальше. Это казалось непосильной задачей. Даже практически невозможной. Язык не поднимался, а рот не открывался. Моё тело, словно каменное изваяние, застыло и совсем не хотело слушаться.
Но Двойка Мечей.
«Я должна послушаться карту», – когда голова была тяжёлой, мысли доходили не так быстро. Однако я поняла себя и даже смогла пересилить, чтобы тихо сказать:
– Посиди со мной, пожалуйста.
К счастью, тот не задал лишних вопросов. Он только кивнул, в несколько шагов вернулся обратно к скамейке и сел рядом. И даже тогда Сэм ничего не сказал, лишь наблюдая за тем, как я методично помешиваю карты.
Тем временем моё внимание вновь вернулось к колоде. Я мешала её, наблюдая за тёмно-синими рубашками, украшенными блестящими звёздами. Этот вид завораживал. Углубляясь в него, я чувствовала, будто попадаю в необъятный космос. В то, что было далеко-далеко от скамейки около мотеля.
– Я... Увидел тебя из окна нашего с Дином номера... Пришёл спросить, – разрезал тишину аккуратный голос Сэма, – Почему ты тут сидишь? Не спиться?
По интонации слов становилось понятно, что парень не был уверен, правильный ли вопрос задаёт. Но, видимо, сидеть рядом со мной в тишине он не хотел.
А жаль, я бы ещё погадала.
Но Двойка Мечей.
Я должна была поговорить с ним.
– Да, – неохотно ответила я, – Я долго пыталась, но потом поняла бессмысленность своих действий.
Хоть руки и продолжали мешать колоду, в этот раз моё внимание не углублялось в процесс. Это было скорее методичное, привычное движение, которое я даже не замечала.
– Понятно...
Мой безразличный и уставший взгляд заметил ногу Сэма, пятка которой быстро двигалась вверх-вниз. Так часто делали люди в тревожный момент, когда они понимали, что теперь они бессильны. Вместе с его тихим «понятно» складывалось ощущение, что Сэму всё некомфортнее и некомфортнее сидеть тут. Так что, я решила продолжить разговор:
– А ты почему не спишь?
Сэм пожал плечами, делая всё, лишь бы не смотреть в мои глаза. Я печально усмехнулась: «Со стороны наш недо-диалог, скорее всего, выглядит плачевно».
Я поджала губы, посмотрев на колоду в своих руках. У меня никогда не было проблем в том, чтобы рассказывать человеку свои даже самые потаённые секреты. Однако сейчас обсуждать с Сэмом проблемы не хотелось. Хоть я знала его вдоль и поперёк, на самом деле мы совсем не были близки.
Но Двойка Мечей.
Так что, я сжала Гришу одной рукой, через силу сказав:
– Я не знаю, что со мной, Сэм.
Мой голос звучал неуверенно и тихо. Подул слабый ветер, и вместе с тем тело сжалось то ли от холода, то ли от чувства безразличия ко всему миру, мешающего мне открыться. Вновь возникшее молчание прервал мой ироничный смешок:
– В детстве, – «А точнее, оба детства подряд» – заметила в голове я, – Мне казалось, что я умею доверять людям. Я научилась показывать все свои эмоции, даже плакать в общественных местах. Но вырастая... – глаза зацепились за блестящий взгляд плюшевого тюленя, напоминающий родного человека, находящегося совсем далеко, – Уже который раз я замечаю, что мне тяжело открываться. Как тебе сейчас, – улыбка на моих губах напоминала скорее гримасу ужаса, чем показатель весёлого настроения, – И уже который раз я понимаю, что вновь живу от истерики до истерики, между которыми безэмоциональный промежуток с редкими периодами счастья. Я не хочу снова возвращаться в такой образ жизни, Сэм.
Я перевела свой отчаянный взгляд с плюшевой игрушки на Винчестера. Тот смотрел на меня своими фирменными щенячьими глазами. Сэм чувствовал истинность моих слов, чувствовал, какую боль я испытываю, говоря это. Но он совсем не знал, что сказать. А у меня не получалось дружелюбно улыбнуться ему, показать, что всё не так плохо. Ведь это было бы ложью.
Вместо этого я начала складывать Таро, продолжая сжиматься непонятно от чего. Но когда колода, уже спрятанная в серый чехол, приземлилась около меня на скамейку, мои плечи вдруг почувствовали, как что-то тёплое накрыло их. Я подняла руки, непонятливо разглядывая согревающую ткань. И следом, поняв, что произошло, удивлённо осмотрела Сэма. Тот сидел в рубашке и джинсах. Но его куртка теперь была на мне.
При новом осмотре накинутой вещи, я вдруг кое-что осознала. Это была та самая бежевая куртка, которую Сэм носил в первом сезоне. Конечно, не такая легенда, как плащ Каса, но тоже знаковая вещь. Где-то внутри меня, среди полной темноты и ужасных теней, вдруг загорелся знакомый игривый огонёк. Внезапно почувствовалось кое-что, забытое за несколько прошедших дней: фанатская любовь к «Сверхъестественному». Поддавшись этому загоревшемуся огоньку, я взялась руками за ворот куртки, осмотрела его и потом, украдкой глянув на Сэма, который пристально глядел на меня, еле видно вдохнула воздух. «Запах мужского одеколона. Но не такой едкий, как бывает у парней обычно. Мне нравится», – сразу после пронеслось в голове.
«Стоп. Я увлеклась» – вдруг возникла мысль. Взгляд поднялся на удивлённого Сэма, не отводящего взгляд, – «Он же прямо на меня смотрит. Что я вообще делаю?» Огонёк внутри меня потух, уступив место пустоте и устрашающим теням. Вместе с тем пропали размышления о сериале, уступив место холодному разуму.
Но смущения от произошедшего так и не появилось. Полное безразличие вновь господствовало надо мной.
А вот Сэм еле видно покраснел, отведя взгляд.
– Ты замёрзнешь, – запротестовала я, хотя не начинала снимать куртку.
– А ты в одной футболке и шортах, – с трудом откинув смущение в сторону, ответил он, – У меня хотя бы рубашка.
Не увидев сомнения в его взгляде, я еле видно улыбнулась, поблагодарив:
– Спасибо.
Сэм ответил такой же слабой улыбкой. Единственным отличием между нашими выражениями лиц были глаза. Он смотрел на меня с сочувствием и печалью, а я на него – без единой капли эмоций.
Мы замолчали. Я не знала, что делать дальше: продолжить ли разговор о том же или перевести тему, рассказать про моё прошлое и Зои или продолжить выливать душу и переживания. В задумчивости я смотрела на растущую Луну и яркие звёзды, которые, словно рассыпавшиеся бусинки, покоились на небе. Руки интуитивно продолжали плавно поглаживать плюшевую игрушку, держа какой-то свой ритм и движение. Слабый прохладный ветерок всё ещё обдувал меня. Однако в этот раз я его почти не ощущала: куртка Сэма стойко защищала от него.
Тоже смотря на ночное небо и Луну, Сэм голосом, полным откровения, сказал:
– Если честно, в любой другой ситуации мы бы не стали ехать с тобой.
Я нахмурилась, глянув на него. С первого нашего знакомства мне казалось, что Сэм в каждой ситуации был за меня. Изначально я предполагала, что он, решив послушать меня, уговорит брата, и мы вместе поедем в Канзас. А сейчас оказывается, что он не готов согласиться со мной и исполнить любую просьбу.
Встретив мой удивлëнный взгляд, Сэм чуть смутился, а оттого опустил голову вниз:
– Я не в курсе, как много ты о нас знаешь, но... – было видно, ему тяжело говорить об этом. Слова звучали так, будто их насильно выдавливали откуда-то из тёмной, потаённой глубины, – Мы хотим найти кое-кого. Он убил нашу мать и мою невесту.
– Джессику, – прошептала я. На моей светлой коже отливал белый свет Луны, освещая осознание на лице, – Вы упорно хотите найти его.
«Может, Сэм не всегда помогал каждому встречному? В начале сериала он мог быть другим», – размышляла я о его краткой исповеди, – «Поэтому он мог и не захотеть помогать мне. У них с братом были более важные дела, которые не могут ждать: поиск отца и убийцы Мэри. Жаль, что я не помню эту деталь в сериале... Надо будет записать в тетрадь», – пометила в голове я.
– Ты и это знаешь? – Сэм усмехнулся, – Как много твои заклинания рассказали о нас?
Я повторила его улыбку. В моих глазах блеснула благодарность. Было так хорошо говорить кому-то правду и не скрывать то, что я что-то знаю. Обычно люди реагировали на это с испугом, но Сэм – нет. Возможно, ему стало жалко меня после вчерашнего, поэтому он многое прощает. Однако найти убийцу Джессики – его главная цель. Удивительно, что она не стала для него триггером, о котором он не хочет упоминать.
– Предостаточно, – тем временем продолжила я, – Я знаю, где ваш отец и кто убил вашу мать.
Наступила пауза. Вместе с ней настроение вокруг резко переменилось. Молчание было настолько удушающе тяжёлым, что я практически перестала дышать. Сэм еле устоял от желания встать со скамейки и посмотреть на меня с высоты всего своего роста. Я была крайне благодарна ему за это, потому что такое давление мне не удалось бы выдержать.
Но от громкого восклика никакая сила воли его не остановила:
– И ты не сказала?! Ты же, скорее всего, знаешь, как сильно мы хотим найти информацию об этом! Почему, Алекс?
Я смотрела на него ожидающими глазами, пока в голове проносилась мысль: «А, нет, всё же, зря я сказала ему про то, как много знаю. Всё-таки Джессика – триггер для него. Но у Сэма очень хорошее самообладание, раз он сорвался не сразу. Обычно люди мгновенно переходят на крик».
Со сжатыми кулаками и возмущёнными глазами Сэм смотрел точно на меня. От прошедшего восклика его дыхание немного сбилось. И только эти вздохи разрушали тишину, возникшую между нами. Его затуманенный от гнева взгляд постепенно начал проясняться, вместе с тем осматривая моё выражение лица. Я всё так же ожидала, когда он выскажет все свои недовольства. Три года обучения на ведьму научили меня, как вести себя с людьми, которые испугались или возмутились из-за моего колдовства. Обычно молчание приводило всех в чувство.
Способ подействовал и с Сэмом, ведь вскоре он абсолютно спокойно сказал:
– Извини, я повысил голос. Но всё же...
Мой цепкий взгляд заметил осознанность в его глазах. А раз возмущение прошло, то можно показать дружелюбие. Это было вторым шагом в подобных ситуациях.
Я через силу улыбнулась (это было не так просто) и ответила:
– Не извиняйся, это нормальная реакция. Однако, тебе придётся понять меня. Если бы вы не поехали со мной, то случилось бы много страшных вещей. Вплоть до чьей-то смерти, – я решила не углубляться в подробности, чьей именно, потому что Джон, Дин и Сэм умирали по очереди.
Реакция Винчестера и его удивлённый взгляд могли бы повеселить меня. Но никакой радости я не чувствовала даже перманентно. Безэмоциональность всё ещё владела мной.
– Это не важно, – он упрямо мотнул головой, – Мы готовы на всё ради этого. Так что...
Я перебила его, чуть отвернувшись:
– Если ты хочешь, чтобы я рассказала, что знаю, то бесполезно. Ведьмы умеют хранить секреты.
– Алекс... – он положил руку на моё плечо, наклонившись и заглянув умоляюще прямо в глаза.
«Опять этот щенячий взгляд», – подумала я, смотря на зелёную радужку Сэма, – «Теперь я понимаю тех, кто не мог устоять под этими глазами».
Вот и я устоять не могла, а потому, вздохнув, сказала:
– Скажу только, что Джон жив. И всё. А то вы прямо сейчас направитесь искать его и Аз-... – я прикусила язык, вовремя замолчав, чтобы не сболтнуть лишнего, – Убийцу вашей мамы и Джессики.
Сэм печально убрал руку с моего плеча и посмотрел на свою обувь, видимо, не обрадовавшись, что получил от меня так мало. Он выглядел, как потерянный ребёнок, которого оставили родители где-то в общественном месте и забыли забрать. Его взгляд был опущен, волосы закрывали лицо, а тело напряглось.
И тогда глубоко внутри меня, где-то в пустоте, зажглась небольшая искорка сочувствия. Именно благодаря ей я поджала губы, положила руку Сэму на плечо и тихо сказала:
– Вы добьётесь своей цели, вы же Винчестеры. Поверь мне, – я еле заметно хмыкнула, – Ваша семья может сломать все возможные правила Вселенной, но добиться желаемого.
«Даже убить Смерть», – шутливо добавила в голове я.
Сэм медленно посмотрел на меня, печально улыбнувшись:
– Буду надеяться, что ты права. Но... – он поджал губы, неуверенно предложив, – Давай договоримся. Ты расскажешь нам, что знаешь, когда мы поможем тебе.
Я долго смотрела на Сэма. Очень долго. Ведь не знала, правильно ли будет что-то пообещать. Поэтому, так и сказала:
– Если честно, я не уверена в ответе. В последнее время мне всё равно на окружение. Даже на то, что произойдёт, если вы не поможете мне. Хотя раньше такой вариант будущего меня пугал...
Руки сами собой сжали Гришу. Краем глаза я заметила, что Сэм посмотрел на это действие с неким осознанием. Но мне было не важно, ведь я вновь погрузилась в размышления о своих переживаниях. От очередного порыва ветра на моих голых ногах показались мурашки. Но, возможно, это было далеко не от ветра, а от чувства, будто ужасающие тени буйствуют где-то в глубине. Они скребутся, сжимают, душат. И я ничего не могу с этим поделать.
– Прости... – неожиданно прошептал Сэм.
Я вынырнула из неприятный ощущений, посмотрев на него внимательно и с искренним удивлением:
– Зачем извиняться?
– Просто, ты сказала про то, что знаешь, где отец и кто убил маму. Я накричал на тебя, ведь разозлился, что ты не рассказала нам. А ты ведь...
– Что «я ведь»? – я нахмурилась, правда не понимая.
– Ну... – в приглушённом лунном свете с трудом можно было разглядеть лёгкий румянец стыда на его щеках, – Пережила такое... А я тут со своими проблемами...
Я долго смотрела на него, пытаясь понять из отрывков фраз то, что он хочет до меня донести. Когда же до меня дошло, о чём, а точнее, о чьей смерти говорил Сэм, как-то сама собой на лице появилась печальная улыбка:
– Ничего. Твоя реакция была нормальной.
Мой собеседник промычал что-то неотчётливое, опустив взгляд в пол, чем вызвал нечто глубоко внутри меня. Какое-то светлое чувство, на миг разрушившее царившую целый день пустоту. И я не могла не заметить этот миг.
«Что-то происходит. Уже трижды я почувствовала это. Будто что-то вдруг поменялось. На секунду, мимолётно, я немного становилась другой. Карты были правы, нужно открыться ему», – вместе с тем появилась волна воодушевления, поддавшись которой, я произнесла:
– Я не понимаю саму себя.
Сэм внимательно посмотрел на меня, почувствовав, что эта фраза стала началом долгого выливания души. К счастью, он был готов выслушать меня.
Не в силах смотреть на него, я опустила взгляд на Гришу и, разглядывая его светло-голубые глаза, полу-печально, полу-устало произнесла:
– Это самые опасные мои состояния. Когда я живу от истерики до истерики, то обычно могу определить, в какой момент эмоции переходят через край, – вспомнились мои слёзы после знакомства с Ровеной. Такого исхода вечера я ожидала ещё в тот момент, когда покупала номер в отеле, – Но бывают ситуации, в которые мне не удаётся заметить, когда будет следующий всплеск чувств. И это очень опасное состояние, из-за которого я часто получала от жизни болезненный пинок, – в этот момент вспомнился самый ужасный день в моей прошлой жизни, когда он оставил меня, – А сейчас вдруг появляются вещи, из-за которых мне не удаётся анализировать собственное поведение. Следовательно, я не могу понять, когда в следующий раз будет истерика. И это капец как пугает...
Несколько мгновений размышляя, Сэм задумчиво спросил:
– А как обычно ты определяешь, когда будет следующая истерика?
– Я научилась следить за еле заметными изменениями в своих ощущениях и поведении. Чем больше я молчу и хочу закрыться – тем мне тяжелее и тем скорее будет новая истерика, – до этого я говорила со знанием дела, будто учёный, давным-давно заучивший закон, который люди проходят ещё в школе. Но следующие слова звучали совсем по-другому: с тихим страхом. С ужасом от непонимания происходящего, – Однако, сейчас появилось что-то очень странное. Во мне зародилось новое ощущение, природу которого я совсем не могу определить.
Я всё ещё не смотрела на Сэма, не имея ни малейших сил держать зрительный контакт во время выливания души. Однако я отчего-то знала, сейчас мой собеседник с вниманием и заинтересованностью смотрел на меня, погружаясь в мою проблему всё больше.
– Каждый раз, когда я начинаю размышлять о некоторых печальных событиях прошлого, то голова становится очень тяжёлой. Прямо до боли. Но раньше такого никогда не было.
Сэм, ощущая потребность сказать хоть что-то, выдал задумчивое и весьма банальное:
– Как странно...
– Мгм...
Мы на миг замолчали, погружаясь в размышления. Как вдруг он спросил:
– А ты пыталась сопоставить размышления? После чего у тебя появляется эта тяжесть?
Я глубоко задумалась, понимая, что Сэм прав. Мне даже в голову не приходило, что нужно сравнить ситуации. Их набралось несколько, так что, у меня должна была появиться какая-то логичная последовательность событий. Я опустила взгляд на Гришу, погрузившись в мысли. Проплывающие на ночном небе облака закрыли растущую Луну, оставив нас в гнетущей темноте. Однако я не обращала на это внимания, размышляя:
«В том давнем разговоре с Гришей я объясняла, что послужило причиной нашего с ним расставания. Причиной были мои колебания эмоций», – окунувшись в воспоминания, раздумывала я, – «В другой раз, сегодня утром, я сидела и думала о том, что произошло с Зои. Наверное, мне было тяжело свыкнуться с фактом, что мои действия меняют каноничный сюжет не только в том, чём мне бы хотелось», – застряв на мгновение на этом предположении, лицо нахмурилось. Но, заметив, что была ещё одна ситуация совсем недавно, я заставила себя продолжить размышления, – «Только что, когда Сэм уже пришёл сюда, я думала о своей смерти и о том, что Гриша может винить себя в этом».
Я вспомнила совсем недавнюю тяжесть и мысли до и после неё. Мой взгляд всмотрелся в блестящие глаза плюшевого тюленя. Воображение подкинуло картинку, как мой брат где-то там, далеко, смотрит на мир точно такими же глазами. Но вдруг яркое, летнее, будто по-детски весёлое изображение начало преображаться. Оно постепенно серело, становилось блеклым, невзрачным, а оттого до глубины души печальным. И вместе с тем светло-голубые глаза, застывшие в памяти словно картинка, вырезанная на камне, начали меняться. Яркий блеск, знакомый с детства, превращался в блики от хорошо запрятанных слёз, а небесно-голубой цвет серел, становился невзрачным, печальным.
«Он позволил мне поехать туда в метель. Поэтому он может винить себя, но...»
Длинное серое облако, закрывающее Луну, наконец, пролетело мимо. Мягкий белый свет опустился на моё лицо, освещая внезапное осознание. Ладони сжимали плюшевую игрушку со всех сил, но я совсем не замечала этого. Я даже не обращала внимание на прохладный ветер, порыв которого вновь обдул мои голые ноги.
Мне ничего не было важно. Ведь всего одна мысль крутилась в моей голове:
– Это моя вина...
Голова почувствовала уже знакомое ощущение. Будто прямо на неё повесили грузики, из-за чего держаться прямо не удавалось. Мысли резко замедлились, не в силах двигаться под силой тяжести. Лицо нахмурилось, ведь мне было практически больно.
И всё нутро шептало, говорило, кричало где-то внутри: «Это всё ложь! Это вымысел!»
В то же время в голове была безмолвная, кристальная тишина и спокойный холодный голос: «Ты права. Это логичное умозаключение».
То самое чувство. Я точно ощущала именно его. Борьба разума и эмоций вновь возникла внутри меня.
– Что? – переспросил Сэм, не расслышав мой тихий шёпот.
Прошло довольно много времени с момента, как он спросил меня о причинах моих ощущений. Я не заметила этого, погрузившись в воспоминания и размышления. А Сэм, видимо, терпеливо ждал моего ответа, тоже думая о чём-то.
– Каждый раз перед тем, как почувствовать тяжесть, я прокручивала в голове ситуации, в которых я виновата. Может, это как-то связано?
Я посмотрела на задумчивого Сэма. Тот оглядел меня с головы до ног, заострил взгляд на Грише в моих руках и отчего-то нахмурился. «Странно, я ведь всего-то сильно сжимаю игрушку», – не понимала его реакции я.
Тишина была недолгой, но из-за остаточного ощущения от тяжести и внезапного осознания её причин, мне не хотелось молчать. Как и не хотелось вновь думать об этом всём. От мыслей было неприятно и даже больно. Хотелось отвлечься.
К несчастью, Сэм не позволил мне это, неожиданно спросив:
– Ты вспоминала вчерашнее, да?
Я удивилась, но всё же медленно кивнула, не понимая, к чему он клонит. И не важно, что кроме Зои я думала и о других, не менее важных вещах. Для него пусть будет казаться, что причина только в той ситуации.
«Хотя, возможно, так оно и есть. Ведь до вчерашнего дня такого ощущения не было уже давненько. Может, смерть Зои запустила какой-то механизм?» – внезапно пронеслось предположение.
Но мысль прервал вкрадчивый голос Сэма:
– Я не спец в этом. И вообще, я никогда не слышал ничего подобного. Но... – он помялся и на мгновение опустил взгляд на мою плюшевую игрушку, после чего снова посмотрел на меня и сказал, – Может, ты обманываешь саму себя?
Я нахмурилась:
– Это частое явление. Так делают все люди. Но, – моя голова наклонилась чуть в сторону, – В чём я могу себя обманывать?
От глаз не скрылось то, как Сэм неуверенно поджал губы, будто собираясь с силами, чтобы сказать:
– Уверена ли ты, что виновата в смерти Зои?
Щенячий взгляд зелёных глаз смотрел точно на меня. И хоть в нём покоились проникновенность и искреннее сочувствие, я ни на долю секунды не поколебалась в своём ответе:
– Да. Ведь это логично.
Голову будто сжал обруч, который был мал на несколько размеров. Я болезненно нахмурилась, удивлённо подумав: «Это та же тяжесть. Но почему она появилась? Что не так в моих словах?»
Одновременно с этой мыслью Сэм сказал:
– То есть твои заклинания ничего не говорили тебе по этому поводу? Этот вывод – твоё собственное умозаключение?
Эмоции кричали, они бились в истерике где-то глубоко-глубоко. Их накрыли темнотой, спрятали по углам, связали, чтобы больше ничего не чувствовать. Но даже так они вырывались и отчаянно вопили: «Это неправда! Это ложь!»
И в то же время в голове, среди холодной пустоты и уверенного голоса, говорящего: «Это логично», звучало кое-что ещё. Это были проникновенные, тихие слова, сказанные прямо в стиле ночных разговоров: «Уверена ли ты, что виновата?»
Вопрос звучал в голове снова и снова. И хоть в начале ничего не происходило, холодный разум не менял своего мнения даже немного, то потом, соединившись с остатками упрятанных чувств, мысль превратилась в кружащуюся бурю. Её ветер взметал всё в воздух, превращал голову в бардак. Звуки мира вокруг больше не доходили до меня, ведь шум бури был такой громкий, что перекрывал всё остальное. А холод, оставшийся в голове, постепенно из твёрдого льда превращался в снег, который взметался вместе с бурей, превращая ту в метель.
«Виновата ли я? Логично ли это? Могу ли я лгать самой себе?» – пролетали вопросы один за другим, всё больше и больше превращая мою уверенность в чувство страха и беспомощности. Метель была такой силы, что найти ответы на крутящиеся вопросы было практически невозможно. И если бы кто-то попытался ухватиться за разгадку, у него тут же закружилась бы голова.
– Алекс? – донёсся до меня взволнованный голос.
Я моргнула, полу-осознанно смотря на Сэма. Он ждал от меня хоть какой-то реакции, так что я выдала:
– Подожди, Сэм. Я думаю.
И вновь я погрузилась в ту метель. Словно маленький человечек, шагающий по Арктике, я проходила по бардаку своего разума, продираясь сквозь сильный ветер. Меня сбивало с ног, снег бил прямо в глаза, а ветер задувал к каждой частичке моего тела. Делать шаги было тяжко. И если бы ни природное упрямство, я бы давным-давно сдалась, повинуясь метели.
Но мне слишком сильно хотелось докопаться до правды. Так что, рассматривая кружащийся вокруг меня снег, я думала над новыми вопросами: «Что может доказать то, что я виновата в смерти Зои? Может, это была вырезанная из «Сверхъестественного» серия? Или, допустим, некое существо пришло в этот мир вместе со мной и сделало с Зои это. Почему тогда я решила, что виновата?»
Буря усилилась. Снег из маленьких белых точек превратился в белые линии, пролетающие мимо меня так быстро, что их с трудом можно было заметить. В ушах завизжало, мурашки проступили на коже. Но я упрямо продолжала стоять на месте, даже не сдвинувшись. Ведь одна и та же мысль крутилась в голове снова и снова, удивив меня так сильно, что я застыла, не в состоянии сделать и шага.
«Почему я решила, что это моя вина?»
И хоть в голове был бардак, хоть всё вокруг было заполнено холодом и снегом, я ощущала, будто стою в полной темноте. Ведь кроме одного и того же вопроса, повторяющегося из раза в раз, ничего найти не удавалось. Ответов не было. Вообще никаких.
Отчаянно, с беспомощностью и непониманием в голубых глазах, я посмотрела на Сэма и взволнованно сказала:
– Я не знаю.
Он не понял:
– Что не знаешь?
– Я не знаю, почему я виновата.
Мой взгляд был полон боли. Непонимание самой себя отразилось ужасом, сильнее которого был лишь страх смерти. И, погрузившись в это ощущение, я перестала воспринимать мир. Я будто закрылась, оказалась в коконе, отчего не слышала, не чувствовала и не видела ничего вокруг. Казалось, что меня погрузили в ледяную воду и оставили там, совсем позабыв. Было холодно, одиноко, страшно. И, я была уверена, совсем никто не хотел мне помочь.
Но вдруг я почувствовала тепло на своей руке. Тело вздрогнуло, пытаясь одёрнуть ладонь. Однако мозг успел вовремя понять, что происходит. А потому руку я не убрала, сжав крепче чужие пальцы в своих.
Я лишь непонимающе посмотрела на взволнованного Сэма, который сказал:
– Тогда, логично перестать винить себя?
Не отрываясь, я смотрела в его глаза. Было ощущение, что Сэм сканировал всю мою душу, знал на все сто, что именно я ощущаю в данный момент. И я была бы благодарна ему, если бы он сказал, что именно это было. Ведь это удивительное, но оттого не менее приятное чувство сложно было описать одним словом. Оно походило на свет в конце тёмного тоннеля, на руку, протянутую в момент, когда ты соскальзывал с горы. Это было что-то среднее между надеждой, осознанием и радостью. Это было что-то прекрасное.
«Логично перестать винить себя. Ведь нет причин делать это».
В ту же секунду ветер в голове затих, а холодный снег стал мягко опускаться, двигаясь в воздухе замысловатым танцем. Все мысли разом пропали, оставив лишь одну: «Логично перестать винить себя». Слова казались аксиомой, фундаментом, на котором должны были строиться все мои размышления. И было странно осознавать, что раньше я этого не понимала.
Ведь как можно не понимать такого? Это же так логично...
– Ты прав... – задумчиво сказала я.
Мой голос звучал будто не от мира сего. Ведь на данный момент сознание находилось далеко не на скамейке у мотеля, а где-то глубоко-глубоко внутри моей головы, где сверху падал мелкий снег. И было так спокойно, так хорошо...
Сэм убрал ладонь с моих рук и посмотрел на Луну. Наслаждаясь ощущением безопасности и удовлетворения, я тоже подняла взгляд к небу. Мои руки сами собой повернули плюшевого тюленя так, чтобы тот тоже смотрел на яркие точки на тёмном полотне. Больше никто ничего не сказал. Лишь тихий ветер и редко проезжающие машины разрезали тишину между нами.
Происходящее ощущалось знакомо. Оно напоминало вечера в кругу семьи, отложившиеся в памяти из прошлой жизни. В редкие моменты, когда мы собирались все вместе, после заката солнца все-все выходили на улицу и разглядывали ночной небосвод. Это было небольшой традицией, которую облюбовали все.
Сейчас Гриша вновь был вместе со мной, как в старые добрые времена. И ещё один новый знакомый тоже был рядом в такой важный для меня момент. От этих мыслей теплело в груди.
Впервые за последние два дня на моём лице появилась небольшая радостная улыбка. Вероятно, нужно было поблагодарить Сэма за то, что он помог мне и не ушёл, когда я попросила остаться. Я пообещала себе сделать это. Но не сейчас, позже. Ведь, казалось, прерывать умиротворяющую тишину будет сродни преступлению.