товарищ

Примечания:
Друзья, я надеюсь, что причина наступившей этой работе паузы понятна. Выкладывая предыдущую главу 15-го февраля, я даже не подозревала, как резко перевернётся мир буквально через неделю. Не скрою, возвращаться к «Товарищу» было тяжело. Потребовалось время, чтобы пережить эмоции и найти в себе силы вернуться к ставшей столь неожиданно острой тематике. На всякий случай хочу подчеркнуть: этот фанфик сосредоточен исключительно на 1940-х годах, никаких параллелей с современностью я в него не закладываю. Возможно, кое-где вы увидите мои невольно вырывающиеся мысли, но это сделано неосознанно.

На самом деле, я поначалу сомневалась, что в новых условиях сумею завершить работу. Потом подумала: а что, если она поможет кому-то пережить тревогу, найти утешение, на время уйти из реальности в мир, где тоже много тяжёлых событий, но герои справляются с трудностями? Вдруг это придаст кому-то сил, вдохновит, успокоит? Признаться честно, я чувствую ответственность. Совесть не позволяет оставить начатое, хотя над многим ещё надо подумать.

Представляю новую главу на ваш суд.
Рассветные лучи только-только начали освещать самые верхушки деревьев, когда неприметный легковой автомобиль отъехал от помещений медсанбата. К семи часам утра самолёт, затерянный в лесу и скрытый от посторонних глаз, был тщательно осмотрен по новой. На составление финального ремонтного плана времени ушло всего ничего; а уже к девяти трофейный аппарат был перемещён на более-менее открытое пространство.

Копаясь в подзабытой, но родной технике, Антон чувствовал долгожданную тишину. Он приступил к работе сразу, пока Воля отправился разыскивать людей ему в помощники. Солнце потихоньку вставало над лесом, руки пачкались в мазуте, голова блаженно пустовала. Только зевалось непрестанно, потому что Антон вчера лёг уже за полночь: больно его услышанное стихотворение взбудоражило. Ещё и Арсений долго ворочался — Шастун то и дело вскидывался проверить, всё ли в порядке. К счастью, обошлось, и утром Арс даже не проснулся, когда Антон покидал медсанбат.

Как бывает за монотонной работой, время ползло незаметно. Не быстро, не медленно — просто мимо. Вчера в этот же час Антон не мог себе места найти, будучи эмоционально выпотрошенным, а сегодня уже чувствовал силы улыбнуться. Вспышки скорби не пропали, но дышать стало легче. А ещё — буквально мимоходом — замелькали мысли о небе.

Огонёк азарта разгорался сильнее по мере того, как Антон возился с деталями вражеской машины. Всё было чужое, незнакомое. Шастун ощущал себя дрессировщиком, которому поручили укротить своенравное животное. Или ветеринаром: надо ведь сначала реанимировать внутренности этого скрипящего чудовища. Кто знает, вдруг, если приделать ему советское «сердце», точёная самолётная морда перестанет выглядеть так хищно?

Но дело было не только в этом. До Пашкиного задания Антон не придавал значения тому, как сильно, оказывается, скучает по авиации. После выписки из госпиталя его затянуло в водоворот дел, а самые худшие мысли были обдуманы им ещё во время лежания в тылу в обездвиженном состоянии. Потом — было некогда. Теперь Шастун понимал, что не следовало так пренебрегать душевным состоянием. Стоило разобраться с чувствами, разрешить себе натосковаться вдоволь, а не гнать переживания взашей — мол, несерьёзно, само пройдёт. Антон же сильный. Непоколебимый. Стабильный.

Ага, чёрта с два. Этот урок выучен. Незыблемость чего бы то ни было — самая большая иллюзия.

Так или иначе, тяга к небу ожила в Антоне, стала чище, новее, осознаннее. Сейчас небо высилось над головой недосягаемой далью. Рождённый летать не может ползать. Антон с досадой поглядел на свои ноги. С появлением других увечий он почти забыл про изначальную травму, а с круговертью всяких потрясений так вообще перестал обращать внимание на своё тело, воспринимая его как должное. Хотя оно, в отличие от машины, не железное.

Шастун медленно вылез из-под препарированного самолёта, уселся на траве, вытянул ноги. Появилось желание затихнуть и прислушаться: обстановка к этому располагала.

Нижние конечности чуть-чуть ноют. Усталые мышцы требуют отдыха. Левая рука в порядке, правая — по-прежнему незажившая — побаливает, вынутая из перевязи. Поясница затекла из-за лежания враскорячку, спина неприятно напряжена: сутулость была бичом высокого Антона уже много лет. Про шею с плечами и говорить нечего. Их бы размять как следует, утреннюю гимнастику возобновить… Кожа под повязкой на обожжённой щеке противно зудит: ей ещё заживать и заживать. Голова тяжёлая от недосыпа, глаза немного печёт. В целом, состояние близко к тому, чтобы лечь, разгрузить нервы и заснуть. Сделает ли Антон это? Увы, увы.

Но признание — первый шаг к улучшению. Отрицать измождённость тела стрессом бесполезно. Хотелось бы извиниться перед ним за столь небрежное отношение, да что тут сделаешь. Чтобы хоть как-то расслабиться, Антон сладко потянулся, хрустнув суставами, и прилёг на траву. Несколько минут отдыха точно не повредят — главное не заснуть.

С такими короткими передышками Шастун проработал до полудня, когда солнце стало нещадно припекать, а ветер будто назло утих. Давал о себе знать пустой желудок, но как раз в ту минуту, когда Антон начал подумывать об экспедиции в лагерь за едой, послышался рокот мотора.

Автомобиль Воли остановился у края поляны. Сам Пашка бодро выскочил из него, но к Антону двинулся не сразу: сперва дёрнул ручку задней двери. К удивлению Шастуна, с пассажирского сиденья выбрался Арсений — вдобавок ещё и с прикрытым тряпочкой котелком в руках.

— Привет трудящимся! — отсалютовал Воля. — Ну что, как продвигается?

— Пациент скорее жив, чем мёртв, — отрапортовал Антон, кивая на самолёт. — А Арсений какими судьбами?

— Да вот, увязался за мной. Не знаю, как он товарища Утяшеву уговорил, но принимай первого помощника.

— Что? — Антон взволнованно поглядел на Арса. — В смысле? А его состояние? Как он себя чувствует? Разве осилит?

— Шастун, я задал ему ровно те же вопросы, но он был упрям, как осёл. Говорит, работать может. Дальше разбирайтесь сами, пожалуйста, у меня дел невпроворот. Нужно тебе ещё людей найти, а то команда из вас, двоих раненых, откровенно слабовата.

— Что значит слабовата? — возмутился Антон.

— А что, легко тебе с одной простреленной рукой и половиной лица в бинтах работать? С глухим товарищем в придачу. Передовики, нечего сказать.

— Где же вы подмастерьев искать хотите? Бои сплошняком идут, только раненые и остаются.

— Есть у нас идея, — заявил Воля, поглядывая на наручные часы. — Но на неё потребуется время. Поэтому сегодня работаете вдвоём, а дальше посмотрим.

— Так точно, — отчеканил Антон, устремив хмурый взгляд в землю.

— Ну чего ты, Шастун, — чуть мягче произнёс Пашка. — Я нисколько не умаляю твоих — ваших, в будущем, — заслуг. Поверь, начальство благодарно. Ради общего дела ведь стараемся. Мне не положено такие речи говорить, но я от чистого сердца.

— Да ладно, я понял, — махнул рукой Антон. — Спасибо.

Отдав честь, Воля удалился к машине; и вскоре автомобиль, петляя между деревьев, скрылся из виду.

Когда внимание Антона вернулось к Арсению, тот с интересом разглядывал частично разобранный мессер, неловко переминаясь с ноги на ногу. Заметив на себе взгляд, Арс повернулся и приподнял котелок:

— Голодный?

— Страсть как, — честно признался Антон, но, прежде чем устраивать обед, перешёл в атаку вопросами: — И всё-таки, кто тебе сказал про задание? Как Ляйсан Альбертовна согласилась отпустить? Что с твоим самочувствием? Стас в курсе? Ты меня слышишь?

— Подожди, подожди, — поморщился Арсений (разговаривал он странно, с заминками), — изъясняйся медленнее. Нет, я слышу только тихое подобие гула. В остальных вопросах, я так понял, ты на меня сердишься?

Антон сурово кивнул.

— Я с утра увидел, что тебя нет, спросил Утяшеву; она сказала, ты с Волей куда-то уехал. Меня пришли навестить Стас с Серёгой, а тут как раз появился Пашка: ему надо было с Шеминовым поговорить, я и стал расспрашивать, что к чему. Потом вызвался добровольцем. Всё со всеми согласовано, не переживай.

— Да причём тут согласованность, я за твоё состояние переживаю! — всплеснул руками Шастун, даже не потрудившись удивиться. — Ты буквально вчера еле дошёл до лагеря! Даже сейчас больной на вид. А если тебе плохо станет?

— Если мне плохо станет? — уточнил Арсений и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил: — Я скажу, если что-то не так. Антон, тебе помощь нужна. Я за твоё состояние тоже, знаешь ли, переживаю. Вот мы и есть друг у друга. Появится кто-то ещё — отлично, будет кому присмотреть за обоими. А пока так.

Арсений смотрел столь серьёзно и преданно, что Антон долго негодовать не смог. Да и аргументы не придумывались. Пришлось сдаться, подивиться чужому дару уговаривать людей, взять из арсеньевских рук котелок и наконец приняться за еду.

Когда со съестным было покончено, Антону закономерно захотелось спать. Он это желание благополучно проигнорировал — так же, как и пристальный взгляд Арсения, который к еде даже не притронулся: сказал, что поел в части, а Шастуну нужнее. Пришёл черёд посвящать помощника в суть работы, но тут Антон был спокоен. У Арсения опыт заводского рабочего, и вообще он человек смышлёный — простые задачи ему можно доверить.

— Ну и морда у него, — прокомментировал Арс, когда они подошли к мессеру. — Настоящий квадратиш-практиш.

— Не паясничай, я тоже могу ко всем словам «-иш» добавлять и говорить, что это немецкий.

— Я не увидел, что ты сказал, но на всякий случай возмущусь. А ещё это теперь не Мессершмитт: я буду звать его Квадратиш.

— Как Мальчиш-Кибальчиш, только Квадратиш? Арсе-е-ний, — протянул Антон и расхохотался, качая головой.

Звук собственного смеха шевельнул что-то в груди. Шастун был настолько далёк от веселья в последнее время, что забыл, каково это — радоваться глупостям. Подняв глаза, Антон наткнулся на ласковый взгляд Арсения. Господи, как же с Арсом было хорошо. Слушать эти его пустяки, попытки подбодрить — отрада. В сравнении с тем, как тяжело Антону приходилось в его отсутствие, сейчас было так легко, светло… честно. Без вынужденной романтики, как с Нинкой, без недомолвок, как с Ирой, а просто, надёжно, и главное — верно.

— Арс… — произнёс было Антон, но понял, что не сможет выразить то, что чувствует.

Арсений с лёгкой улыбкой потрепал его по руке, благосклонно переменяя тему:

— Так чем ещё мессер отличается от наших?

— У него автоматическое управление «шаг-газ», как и у нас, например, но пропеллер имеет не гидравлический, а электрический механизм изменения установочного угла лопастей…

— Я уловил по твоим губам слово «гидравлический», поэтому дальше можешь не продолжать, это весь день займёт, — перебил Арсений. — Лучше просто показывай, что делать.

Антон коварно усмехнулся, стараясь не цепляться мыслями за фразу «по твоим губам», опустился на землю и полез под аппарат. Арсений присоединился через минуту: Антон с неудовольствием отметил, что раненная нога ему до сих пор мешает.

Работа, к счастью, заспорилась. Поначалу Антон пытался объяснять Арсу действия словами, но вскоре это стало бесполезной тратой времени, и парни перешли на язык жестов, а то и вовсе обходились без них. В основном Арсений выполнял команды принеси-подай-подержи, но то, как он это делал, заслуживало внимания: Шастуну хватало короткого взгляда или кивка, чтобы Арс понял, что от него требуется. Иногда, находясь не рядом, он даже появлялся ровно в тот момент, когда Антон собирался его позвать. Уровень взаимопонимания воистину поражал.

Порой Антон начинал бормотать себе под нос, слишком увлекаясь ремонтом. Чего-нибудь вроде: «Два радиатора, утопленные в нижнюю плоскость крыла, решение, конечно, удачное — минимальное аэродинамическое сопротивление создают, а если что, один из них можно отключить краном-отсекателем, ты смотри-ка… У наших Як-ов коробка под фюзеляжем — совсем не то, при посадке без шасси радиатору кранты». Или: «Закрылки — туфта, кто такую систему делает? Как будто заняться больше нечем, кроме как вручную эти колёса вертеть. Не для того пневмо-, гидро- и электропривод придумывали». Арсений старался разбирать, что Антон там комментирует, но удавалось редко. Поэтому Шастун пояснял короче: «Я понял, почему у Квадратиша уцелел радиатор. А система управления закрылками у него дрянь, кучу времени в полёте отнимает». Арс кивал с вежливым интересом, хотя Антон видел, что вся эта механика его не прельщает. Если Шастун с энтузиазмом ковырялся в аппарате, по-детски радуясь, когда что-нибудь сходилось, то Арсений в это время глядел на Антона. Вряд ли чтобы по губам читать.

— Что ты на мне высматриваешь? — не выдержал Антон, смутившись после очередного такого взгляда.

— Давно не видел тебя увлечённым, — сказал Арс, угадав вопрос скорее по шастуновскому виду, чем по словам.

Антон с ответом не нашёлся. Лишь улыбнулся, принимая из Арсовых рук инструменты.

Постепенно вечерело. Монотонная деятельность превращалась в мешанину действий и звуков. Скрип, скрежет, пыхтение Антона, тихое дыхание Арсения, когда тот подходил совсем близко, — Шастун не мог не выхватывать из этого однообразия моменты тактильности. То кожу начнёт покалывать от близости, то Арс инструмент подаст так, что их пальцы невзначай соприкоснутся, то мимолётом погладит Антона по больной руке, когда тот опустит её передохнуть. Арсений заполнял собой пространство. Антон чувствовал себя укутанным в заботу.

Большой перерыв устроили спустя четыре часа работы. Арсений притащил котелок с остатками пищи, но в этот раз разделил её на двоих, чему Антон с облегчением порадовался. Попов явно устал — стал бледнее и на землю усаживался почти без сил. «На чём твоя душа держится?» — горько подумал Шастун, а вслух спросил:

— Как ты?

Арсений отреагировал со второго раза: Антону пришлось подёргать его за рукав и повторить вопрос. Доставая замотанные в тряпку ложки, Арс пожал плечами:

— В порядке, ничего неожиданного. Сил чуть-чуть наберусь, и продолжим. А ты?

— Устал, — признался Антон. — Не знаю, выдержу ли так ещё два дня.

— Что-что?

Шастун повторил. Арсению становилось очевидно сложнее концентрироваться, это напрягало.

— Выдержишь, Антон. Главное правильно распределить нагрузку… Чёрт, — вдруг потёр виски Арс, — ещё немного, и я свихнусь.

— Что такое?

— Я почти не слышу себя. От этого говорить… сложнее. Не уверен, то ли вообще произношу, и с нужной ли громкостью. А чужая речь и подавно тёмный лес — только отдельные фразы успеваю понять. Чаще всего финальные.

— Голова, наверное, болит? — сочувственно уточнил Антон, сопроводив слова жестом.

— Болит, — нехотя согласился Попов.

Шастун уставился себе под ноги. В цветке клевера рядышком жужжал шмель.

— Слушай, — вдруг протянул Антон, — а если попробовать с тобой контакт с помощью вибрации наладить?

Предложение ушло в пустоту, потому что Арс в этот момент был занят ложками, но загоревшийся идеей Антон подполз к нему и отложил приборы в сторону:

— Сожми руку в кулак, пожалуйста. Не полностью, а типа в воронку.

Арсений не сразу понял, чего от него хотят. Немного погодя он всё же выполнил просьбу, а Шастун наклонился к получившейся «телефонной трубке» и прижал её ко рту.

— Вот так понимаешь меня? — медленно и чётко произнёс он.

Арсений слегка вздрогнул. Антон выпрямился и выжидающе посмотрел на него.

— Чего ты от меня хочешь?

Антон наклонился снова.

— Повторяй, что я говорю.

— Повторять, что ты говоришь? — отозвался Арс не очень уверенно.

— Да! — обрадовался Шастун и припал обратно к «рожку»: — Можем общаться с тобой так.

— «Можем общаться с тобой так», — лицо Арса светлело с каждой секундой. — Боже, Антон…

Шастун любовался его ликованием. Голубые глаза светились благодарностью и тем, что Антон уже понимал, но не решался назвать по имени. Несколько мучительных мгновений он колебался; затем приподнял всё ещё сжатый Арсов кулак и коротко прижался губами к костяшкам, запечатляя на них сухой поцелуй.

Арсений замер. С полминуты они сидели, молча глядя друг на друга: Антон продолжал держать руку Арсения, а тот её не отнимал. Послушав себя, Шастун убедился, что ни о чём не жалеет.

— Спасибо, — прошептал он чётко одними губами.

Арсений вроде бы собрался возразить, однако Антон слишком хорошо знал, что имел в виду. Это «спасибо» — за поддержку, чуткость, внимательность, заботу. За то, что предстоит, и то, чего, может быть, никогда не случится. А ещё за терпение.

— Шаст, — вдруг подал голос Арсений, глядя чуть виновато, — мне известно про Ирину.

У Антона сердце ухнуло вниз: он болезненно поморщился. Арсений разжал кулак и сам переплёл их пальцы. От этого жеста веяло беспокойством, пониманием и желанием разделить боль, поэтому Антон не стал противиться — осторожно прильнул, разрешая себя приобнять.

Из-за роста он редко мог с комфортом устроиться головой на чьём-нибудь плече. Сейчас — смог. Раньше корил бы себя за слабость, а теперь видел в ней доверие. Даже подступившие к глазам слёзы не вызывали стеснения. Отпустив себя, Антон тихо плакал, пока Арс нежно гладил его по отросшим волосам — те уже начали завиваться на кончиках.

Шастун не успел заметить, как задремал. Опомнился, только когда начала ныть затёкшая шея: оказывается, Антон съехал головой Арсению на грудь, и тому пришлось удерживать его двумя руками.

— Твою ж мать… — пробормотал Антон, протирая глаза.

— Если что, не волнуйся, ты спал меньше получаса, — вставил Арсений, почуяв грядущий вопрос.

— Прости, пожалуйста, — Шастун смущённо пронаблюдал, как Арс разминает спину. — Лучше бы ты меня растолкал…

— Если ты сокрушаешься, что доставил мне неудобство, то прекрати, — заявил тот, даже не присматриваясь к чужому рту. — Это меньшее, что я могу сделать.

Антон тяжело вздохнул. В нескольких метрах от них стоял развороченный истребитель, для которого требовалось к концу дня составить список необходимых деталей и передать его Воле. Ближе, почти перед шастуновским носом, находился полупустой котелок — его заботливо прикрыли тряпкой.

— Пора бы поесть, не думаешь? — проследил чужой взгляд Арсений.

— Давно уже, — отозвался Шастун и вручил Арсу ложку.

Пожалуй, можно было сказать, что тема наконец исчерпана.

С трапезой разобрались быстро. В плане работы на сегодня оставалось ещё несколько задач и список. Первый пункт занял от силы полтора часа, а вот со вторым возникли трудности.

— Проклятье! — возвёл глаза к небу Антон, в сердцах швырнув карандаш на землю. — Ну за что мне это?

Правая рука категорически отказывалась писать: её каждый раз простреливало болью, отдающей в кисть. Левой выходили какие-то нечитаемые каракули, а просить помощи у Арсения Шастун считал нецелесообразным, потому что объяснение слов займёт уйму времени. Попов, однако, Антонову дилемму скоро раскусил.

— Сейчас же руку в перевязь и диктуй мне, что писать, — не терпящим возражений тоном приказал он, поднимая карандаш. — Хочешь, с помощью «рожка», хочешь — по губам, хочешь — рисуй в воздухе буквы, но, ради бога, перестань над собой измываться.

Антону пришлось покориться: солнце уже садилось, а успеть нужно было до темноты. Поэтому он принялся объяснять термины всеми доступными способами. Что-то Арсений понимал сразу, на что-то уходило больше десяти минут, но спустя час с лишним результат был достигнут, и парни сели отдыхать с исписанным листком и гудящими головами.

У Антона кончились силы от этой игры в угадайку — мучиться больше не хотелось. Вместо слов благодарности Шастун прислонился лбом к чужому плечу. Ответом послужил невесомый чмок в макушку, от которого у Антона пустился по телу табун мурашек. Ощущения были непривычными, как будто даже запретными, но от них сделалось невообразимо хорошо. В такой молчаливой ласке они с Арсом просидели до самого приезда Воли: тот прикатил с первыми сумерками в компании нескольких танкистов.

Пока те наводили на поляне маскировку, Антон из последних сил произвёл отчёт по результатам работы и отдал многострадальный список. Пашка довольно кивнул, со странной ухмылкой подметив разницу в почерке на первой странице.

— Товарищ замкомбата, а можно спросить, где вы эти детали достанете? — несмело поинтересовался Антон. — Окружение, всё-таки.

— Окружение, да с нюансами, — загадочно ответил Воля, пряча листок в карман. — Это уже не твоя забота, Шастун. Вижу, вы совсем измотанные — пора и честь знать, полезайте в машину.

***

Тем вечером, после мытья, лечебных процедур и перевязок, Антон и Арсений сидели в медсанбате в компании Стаса и Серёжи. Однополчане сетовали, что сегодня три попытки отбить Коротыч с треском провалились, хотя в ход пустили мощную поддержку артиллерии. От 5-й танковой армии оставалось всего ничего, но начальство было непреклонно.

— Ребята мрут каждый день, а им хоть бы хны, — злился Серёжа. — Ладно бы выхода другого не было, но эти атаки бессмысленны! Нам в Харьков надо, а не под ним торчать.

— Наше дело приказ выполнять, — возражал Шеминов. — Не будет же это продолжаться вечно.

— Окружение-то? Ещё бы, скоро окончательно прижмут. В нашу часть даже ремонтным батальонам не пробраться — сидим в лесу, пока другие по-человечески сражаются.

— Не суди то, чего до конца не знаешь, — изрёк Стас, закрывая тему. — Парни, вы-то как? Неужто вдвоём работать придётся?

— Пашка сказал, у него идея есть, — ответил Антон. — Завтра, вероятно, узнаем. Ремонтная группа из двух раненых — затея так себе.

Зудящее желание всё-таки остаться с Арсом вдвоём Шастун благоразумно подавлял.

— Ты погляди, Арсений сейчас совсем уснёт, — склонившись над другом, проговорил Серёжа. — Антох, ему как вообще?

— Выдохся, но ни за что в этом не признается.

— Похоже на него, — хмыкнул Сергей. Тыкнув Попова в плечо, чтобы тот открыл глаза, Матвиенко с расстановкой добавил: — Мы пойдём, вы отдыхайте. Ты молодчина, Арс.

По Арсению было непонятно, разобрал ли он Серёжину реплику, но руку он ему пожал и слабо улыбнулся. Шеминов тоже засобирался.

— Спокойной ночи, парни. Дай бог, завтра увидимся.

У Антона кольнуло в сердце от такой формулировки. Попрощавшись с товарищами, он повернулся к Арсению; тот сделал то же самое, преодолевая сонливость.

— Добрых снов, Арс.

— И тебе добрых снов, — скорее наобум, но в точку отозвался тот.

Прошло меньше минуты, прежде чем он ровно засопел. Антон глядел на подрагивающие ресницы, спутанную чёлку и думал, как же так происходит, что двое людей обретают друг в друге мир в разгар войны. Лишь яснее становится, что надо любить, пока можется, пока мы здесь, пока все живы. Завтра будет завтра, но Антон знал, что сегодняшний день сбережёт в памяти как особенный, выделяющийся из череды других — полных потерь и боли. Что-то тёплое ворочалось в груди, спирая дыхание, и чем дольше Антон смотрел на виновника этих эмоций, тем трепетней лелеял огонёк рождающейся надежды.

Разбуженное сердце гулко стучало, пока Антон, намаявшись, засыпал.
Примечания:
Дорогие читатели, хочется верить, что этой главе удалось вас немножечко закомфортить (если что, сюжет идёт, как и был задуман изначально). А теперь, возможно, странный, но животрепещущий вопрос: останетесь ли вы со мной? Ждёте ли продолжения? Если да, то мне очень потребуется ваша поддержка. Пожалуйста, дайте знать, что думаете.

Мира вам, добра и взаимопонимания 🕊🙏🏻❤