товарищ

«Дорогой Антон,

Как же я счастлив слышать, что твоё здоровье налаживается! Пусть у меня самого надежды было мало, ты доказал, что оптимизм и упрямство порой побеждают реализм и рациональность. Чему мне стоит у тебя поучиться, так это вере. С детства не понимал, как ты выкарабкиваешься из самых разных перипетий. Но факт есть факт — судьба неизменно компенсирует твой авантюризм и безрассудство везением.

Однако мой отец врач, и ты знаешь, что в вопросах медицины я за осторожность. Да, ты восстановился; но костные мозоли на местах переломов наверняка не успели окончательно сформироваться, поэтому подвергать ноги большим нагрузкам всё ещё опасно. Я понимаю, что ты рвёшься в бой, но поверь, тут сейчас несладко. Немец отчаянно сопротивляется, несмотря на наши массированные атаки, хоть и несёт колоссальные потери. Работы много. Но наш успех близок — это чувствуют все, осталось чуть-чуть.

Ты просил меня поговорить с майором. Я знаю, что ты ищешь любую возможность, и мы с ним всё обсудили. Боюсь, Зинченко того же мнения, что и я. Не подумай ничего дурного, это его решение. Ты, вероятно, расстроен, но позволь мне изложить пару своих мыслей на этот счёт.

Как ты, наверное, знаешь, под Курском сейчас разворачиваются ожесточённые бои. Там нужны танкисты. Вермахт нагнал своих «Тигров» и «Пантер», нашим приходится тяжко. Говорят, давненько не бывало таких массовых танковых сражений. Так вот, я слышал разговоры о перебросе части ВВС на Воронежский фронт, поэтому, возможно, нас тоже переведут, когда ситуация на Кубани улучшится. Хочется поближе к дому, сердце за семью болит… А ты лётчик-ас, хорош в меткости, отлично разбираешься в физике и аппаратуре. Поэтому вот моя идея: если уж так хочешь на передовую, предложи в военкомате свою кандидатуру на радиотелеграфиста-пулемётчика в танковые войска. Должность не самая высокая, но зато наименее подвижная. Главная задача — принимать и передавать сигналы и стрелять, когда надо. Подготовка не займёт много времени, майор что-то говорил об экстренных сокращениях и что учат там только необходимому для боя. Нужда в людях острая, поэтому могут взять и тебя (даже с твоим ростом, который, увы, точно будет мешать). Главное, много не болтай о ранении.

Но помни, что ты сам берёшь ответственность за это решение. Война опасное дело. Мы оба это понимали, когда уходили на фронт. Я отдаю себе отчёт в том, что в любой момент могу погибнуть. Теперь, когда ты не рядом и не под моим командованием, я никак не могу повлиять на твою судьбу и помочь, если она вдруг сожмёт клещи. Ещё и в малознакомом роде войск.

Тебе всегда удавалось спасаться, но лишь потому, что ты был уверен в своих силах и знаниях после академии. Если всё же решишься идти в танкисты, подготовься как следует. Прошу — ради меня и моего спокойствия. Кто знает, может, как-нибудь свидимся.

Я скучаю, Шаст. Пожалуйста, береги себя.

С надеждой на твоё благоразумие,

Дмитрий».

***

За окном эшелона мелькали деревья. Кое-где их ровный строй прерывался полями, заросшими пашнями, поселениями; вернее, тем, что от них осталось. Бесчисленные пепелища и редкие вереницы раненых вдалеке — вот так в основном выглядел пейзаж на пути к Курской области.

Антон сидел в самом углу вагона и рассматривал своих попутчиков, которыми эшелон был забит до отказа. Почти все они были молодыми парнями. Кто-то смеялся, кто-то играл на губной гармошке, кто-то во весь голос рассказывал истории. И только некоторые бойцы вроде Антона посматривали на молодёжь со скрытым сожалением и грустью. Юные, необстрелянные, не знающие, что их ждёт… Наивно верящие, что каждый непременно совершит подвиг или хотя бы героически отдаст жизнь за Родину. С кем-то, наверное, так и будет. Но большинство поляжет в первом же бою — растерянные, напуганные, паникующие. И ничего тут не попишешь.

Все они, как и Шастун, направлялись в запасные части для ускоренной подготовки танкистов. В военкомате предупредили, что обстановка сложная, поэтому поблажек новобранцам делать не будут — скорее всего, придётся доучиваться уже на поле боя. Что до самого Антона, к нему военкомат сначала отнёсся недоверчиво. Пришлось устроить показательные упражнения, чтобы убедить комиссию в своей пригодности (каких физических усилий ему это стоило, Шастун старался не вспоминать). Однако у Антона был козырь: рекомендация майора Зинченко. Она пришла вместе с боевой наградой сразу после ответа на Димино письмо. Без Поза здесь явно не обошлось. Антон всем сердцем надеялся, что жизнь вновь сведёт его с другом и даст возможность лично сказать Димке, как сильно он благодарен ему за всё.

Эшелон начал замедлять ход. Боевые действия велись далеко: снаружи щебетали птицы и было тихо. Покинув вагоны, солдаты длинной колонной устремились к военному лагерю, располагавшемуся в паре километров от станции.

Антон прихрамывал. Этого он никак не мог скрыть — левая нога была покалечена сильнее правой, её фактически собирали по кускам. И хотя Антон припадал на неё совсем чуть-чуть, ему казалось, что все это видят. Прослыть безумным калекой, пересевшим с самолёта на танк, не хотелось. Поэтому Шастун не участвовал в обсуждениях и не горел желанием с кем-либо заговаривать.

На подходе к лагерю с ним поравнялся румяный рыжебородый солдат со съехавшей набок пилоткой и внушительным узелком в руках. Шастун видел этого бойца в поезде. Он угощал едой из того самого узелка всех подряд, скромно посмеиваясь и с теплом рассказывая про приславшую всё это матушку, которая строго наказала «не съедать всё в одну пасть». На первый взгляд солдат производил впечатление простого деревенского парня, который найдёт друзей всегда и везде. По росту он, кстати, почти не уступал Антону.

— Здравствуй, — поздоровался боец.

— Здравствуй, — отозвался Антон, гадая, как лучше себя повести.

— Старший сержант Илья Макаров, — протянул руку парень. — Прямиком с заводского полигона, механик-водитель. А ты?

— Антон, — пожал его большую ладонь Шастун. — Вроде как будущий радист.

— «Вроде как»? — усмехнулся Илья. — Понятно… Сам-то откуда?

— Из Воронежа.

— О, земляк! — радостно воскликнул солдат. — А я из Воронежской области, село Солнцево, слыхал?

— Кажется…

— Ты, я вижу, не больно-то разговорчивый, — улыбнулся Илья. — Прости, что привязался. Я просто по настоящим воякам соскучился. А то отправили после пустякового ранения в госпиталь, потом на контроль перевоза техники с завода… И вот сунули курировать новобранцев, прежде чем вернуть на передовую. А мне в бой поскорее хочется.

— Понимаю, — Антон начинал оттаивать: уж больно боец располагал к себе, ещё и ситуации схожие. — Ты извини, я в эшелоне малость устал, вот и гляжу сычом.

— По тебе видно, что уже воевал. Раненный? — вдруг спросил Илья, многозначительно посмотрев на левую ногу Антона. Но заметив выражение его лица, поспешил добавить: — Прости, не хотел задеть…

— Всё нормально, — отмахнулся Шастун.

Илья оказался человеком проницательным и больше вопросов не задавал. Оставшийся километр до лагеря оба шли молча. Спустя примерно полчаса колонна, наконец, прибыла на место.

Получив команду располагаться в казармах и быть готовыми к сбору через пятнадцать минут, новобранцы с энтузиазмом ринулись занимать себе места. Антон выбрал койку не по принципу привлекательности, а по принципу удалённости: просто сел на ближайшую, торопясь перевести дух. Длительные передвижения всё ещё давались с трудом — это одновременно беспокоило и раздражало.

После вводных инструкций командования новоприбывшим напомнили об интенсивности подготовки (почти по десять часов в день) и возможных досрочных призывах на передовую. Дальше стали ждать ужина. Антон приметил среди солдат Илью, который замахал ему рукой, подзывая к себе.

— Антон! — заулыбался он, когда Шастун приблизился. — Познакомься, это старший сержант Матвиенко, тоже механик-водитель. Мы раньше в одной роте служили, да вскорости оба угодили в госпиталь. Сергей сюда вчера приехал. Будет с новобранцами помогать.

Старший сержант Матвиенко протянул руку. Его ухмылка показалась Антону слегка высокомерной, хотя Сергей был ниже Шастуна чуть ли не на две головы. На вид он был кавказец: тёмные глаза, густые брови, чёрные борода и шевелюра. Смотрел Матвиенко прямо, даже дерзко, и выглядел довольно вызывающе.

— Антон, — подал ему руку Шастун. И добавил, не выдержав раздражающе снисходительного взгляда: — До ранения старший лейтенант авиации.

Брови Сергея скептически приподнялись. Сделав какие-то выводы, он протянул:

— Ого… Лётчик, значит? Как же ты к танкистам переметнулся?

— Протаранил мессера, и ноги к чертям. Обратно пока не берут.

Антону вспомнились слова Димы о «не болтать о ранении много», но напыщенность Матвиенко почему-то бесила. Хотелось ткнуть ему в нос честно заслуженными медалями и стереть скепсис со смуглого лица.

Илья Макаров присвистнул.

— Ничего себе! Понятно теперь, зачем ты в радисты подался. Хорошему солдату везде найдётся применение. Что ж, добро пожаловать, старший лейтенант…?

— Шастун.

— «Шастун»? — вновь расплылся в ухмылке Сергей. — Вот это да… И какое обращение предпочитаешь?

Но Антон решил его провокации игнорировать: вдруг выдержку проверяет.

— Можно просто Антон. Меня в детстве и «Длинным», и «Шестом» дразнили, по созвучию прозвали «Шаст». Выбирайте, что нравится. Я ко всему привык.

В этот момент наконец позвали на ужин. Антон сел рядом с Ильёй и Сергеем, с которым продолжал перекидываться взглядами, и принялся за свои щи. Разговор завязался снова. Мнение Шастуна о Матвиенко, на удивление, начало меняться. Сначала он болтал о каких-то пустяках, потом о том, как его позвали тамадой на свадьбу в родном Армавире, а затем перешёл к байкам из жизни, над которыми Антон и Илья вскоре хохотали уже совершенно искренне и без каких-либо задних мыслей.

Однако на следующий день о веселье пришлось забыть. Новобранцев муштровали по-страшному: времени после учений хватало лишь на несколько часов сна, чтобы с утра всё повторилось заново. Антон усердно зубрил теорию и выкладывался на практике, хотя задания на физическую подготовку каждый раз оборачивались болями в ногах и бессонницей. В такие моменты Шастун отвлекал себя учебниками, разбираясь в схемах устройства танка и его боевого оснащения.

Впрочем, не одного Антона изнурительный режим доводил до ручки. На пятый день пребывания в лагере Шастун стал свидетелем того, как старший сержант Макаров отчитывал сидящего на земле новобранца. Тот почему-то даже не пытался встать перед старшим по званию и сидел, повесив голову. Это случилось после очередной выматывающей тренировки по огневой подготовке: Антон и сам вытирал пот со лба, мечтая поскорее добраться до койки.

— Ты тут штрафное дежурство заработать решил? Подымайся, тебе говорят! Как ты собираешься на передовую выходить, если норму боеприпасов за положенное время зарядить не можешь?

Провинившийся продолжал молчать. Антон видел только, как тяжело вздымается и опадает его грудь.

— Я доложу… — рассвирепел уже было Макаров, но тут на месте перепалки возник Матвиенко:

— Отстань от него, Илья! Иди куда шёл, я разберусь.

Игнорируя ошеломлённого такой наглостью товарища, Сергей спокойно подошёл к новобранцу и протянул ему руку. Не без труда, тот всё-таки поднялся.

— Питание тебе надо усилить, вот что, — услышал Антон бормотание Матвиенко. — Говорил же, подойди, обозначь…

Солдат стоял, насупившись. Комбинезон и вправду висел на нём мешком, а впалые щёки были заметны даже издалека. Бледный и уставший, он понуро двинулся за старшим сержантом в сторону командирского блиндажа.

Так проходили дни за днями. Они мало отличались друг от друга: встал-впахиваешь-ешь-спишь, встал-впахиваешь-не ешь-зубришь. В конце концов, на исходе третьей недели новобранцев вызвали на слёт. Завтра ожидали комиссию, которая должна была отсмотреть подготовленных танкистов, присвоить им соответствующие звания и определить в части и соединения действующей армии.

— Как мы и ожидали, фронт потребовал пополнения кадрами раньше, чем планировалось, — объявил командир маршевого подразделения перед бойцами. — Поэтому сегодня будем отрабатывать ведение боя в экипажах, в которых вы уже послезавтра отправитесь на передовую. Кое-где пришлось произвести изменения, чтобы равномерно перемешать новичков и танкистов с опытом. Многих из них вы уже знаете, остальные прибыли сегодня утром. Задача сейчас — добиться максимальной слаженности.

Антон был одним из тех, кто попал в заново сформированный экипаж. У Шастуна отлегло от сердца, когда он увидел на месте механика-водителя Серёжу Матвиенко. Тот подмигнул и усмехнулся:

— Ну что, лётчик, освоился на земле?

— Освоился.

— Смотри у меня, в облаках витать будет некогда. Кстати, познакомься с заряжающим. Мы с ним с самого начала были в одном экипаже.

Танкист, на которого Шастун сначала не обратил внимания, высунулся в падающий из верхнего люка луч света. Это оказался тот самый новобранец, которого Макаров отчитывал за низкую боеспособность. Стало ясно, почему Серёжа тогда вступился: за время обучения они с новичком, видимо, успели сдружиться.

— Арсений, — коротко представился тот, пожимая новому радисту руку.

— Антон, — отозвался Шастун, глядя ему в голубые глаза.

В этот момент свет заслонили, и в кабину спустился последний член экипажа — командир танка. Матвиенко тотчас ему улыбнулся, очевидно, узнав. Остальные двое его видели впервые.

— Стас! Вот это да!

— Лейтенант Шеминов, Серёжа, — поправил его командир, но выражение лица у него было добродушное. — Попов, Шастун, и вам привет! Про вас я уже всё знаю.

Антон хотел было подумать о том, как это звучит, но снаружи дали команду. Учения начались.

Прошло всё на удивление хорошо. Совместная работа ладилась: то ли благодаря хорошей подготовке, то ли благодаря контакту, установившемуся между членами экипажа. В конце концов они, уставшие, но довольные, расположились за ужином вчетвером. Стас и Серёжа без умолку обсуждали успешные тактики. Другие два бойца участие в разговоре принимать не торопились.

У Антона опять разболелась нога. Из-за высокого роста он с трудом помещался в тесном переде танка, а сидеть там приходилось подолгу. Но винить тут было некого: он сам на это подписался, так что приходилось терпеть. Сергей предлагал сходить к санитарам, чтобы вкололи какое-нибудь обезболивающее, но сил сейчас на это не было никаких. Даже кусок в горло не лез. Перебарывая тошноту от ноющей боли, Антон кое-как пожевал мясо и отставил недоеденные консервы в сторону.

— Ты больше не будешь?

Арсений смотрел на него каким-то странным, настороженным взглядом. Вообще это был первый раз за сегодня, когда Попов произнёс что-то кроме команды «выстрел». Голос у него был ровный и мелодичный, будто у певца или диктора. Но глаза были всё равно выразительнее: из-за них у Антона по спине пробежал холодок.

— Да что-то не хочется… Можешь взять себе.

Антон пододвинул к нему банку. Арсений посмотрел сначала на неё, потом на Антона, и благодарно кивнул. Шеминов с Матвиенко рядом притихли, наблюдая. Затем Стас взял свои консервы (там оставалось чуть меньше половины) и тоже протянул Попову.

— На, я уже наелся.

Арсений начал было возмущённо отказываться, но его перебил Серёжа:

— Арс, заткнись и бери.

Тот взглянул на него почти оскорблённо.

— Мне не нужны подачки, зачем эта жалость?..

— Никакая не жалость, — строго перебил его Стас. — Мы экипаж. Каждый его член должен быть в хорошей физической форме, чтобы качественно выполнять свои обязанности. Слабаки нам в бою не нужны.

Арсений смирился не сразу, но банку в итоге принял. Доев, он встал, пробормотал «спасибо», «не стоило» и «спокойной ночи» и двинулся в сторону казарм. Остальные проводили его взглядами.

— Что с ним не так? — недоумённо спросил Антон.

— А ты не догадался? — с укором произнёс Серёжа. — Он из Ленинграда. С едой перед ним, пожалуйста, обращайся побережнее.
Примечания:
Товарищи, сейчас снова будет перерыв, поскольку мне надо сдать курсач до 1 июня; дальше, надеюсь, выход глав более-менее стабилизируется))

Пожалуйста, напишите, что вы вообще обо всём этом думаете 🙈