🖤🐍

Том ненавидит засыпать, когда в комнате есть кто-то ещё. Что в приюте, до того как его заперли в отдельной каморке. Что в Хогвартсе. Несмотря на обвешанную защитными чарами кровать, сон не бывает глубоким. А под подушкой всегда лежат палочка и опасная бритва. Мало ли что... Он ненавидит чужое присутствие. Ненавидел... Гарри чужим не ощущается. С ним уютно. Даже на одной кровати. Под одним одеялом. Школьная форма утром будет мятая. Ну и наплевать. Магия на что? Люмос погашен, но от стен исходит бледное мерцание. Спать оно не мешает, а споткнуться в полной темноте после пробуждения не даст.
- Это у нас ночёвка, да? Ну типа как положено школьникам... - Гарри чуть ли не мурлычет, улыбаясь от уха до уха. - Что вообще на ночёвках делают?
Риддл показательно закатывает глаза. Пережитый стресс отдаётся слабостью во всем теле. Близость друга - странным теплом.
- Понятия не имею. Нашёл кого спрашивать.
Где-то под рёбрами сжимается болезненный комок. Воспоминания всплывают неуместно. И почему-то все разом. Стоило бы сменить тему и заставить себя думать о чём-то другом. Но Том будто в Адское пламя суётся. Зная, что будет хуже. Так пусть сейчас, и по своей воле...
Быстро и отстранённо рассказывает про полукровное происхождение и амортенцию. Без всяких эмоций. Будто список ингредиентов для зелья перечисляет.
Гарри слушает молча. Находит под одеялом руку Риддла и переплетает их пальцы.
- Не старайся зря. - Вдруг с ядовитой усмешкой останавливает его Том. - Я же сказал. Это не имеет смысла. Я не знаю и не узнаю что значит... привязанность. Не смогу даже определить её, как не определяю амортенцию по запаху.
Он сам понимает, что несёт что-то не то. Совсем не то, что просится на язык. Гарри невозмутимо обхватывает его обеими руками, подгребая под себя. От такого самоуправства Том даже замолкает. То ли растерявшись, то ли пригревшись. Тёплые пальцы вплетаются в волнистые, черные пряди.
- Это все хуйня. - Уверенно заявляет Гарри после непродолжительного молчания. - Когда любишь, этого хватит на двоих. Ну то есть... Любовь же все сознание занимает. Не думаешь о себе. О том любят ли тебя. Понимают ли, что ты любишь. Только о том, что можешь дать любимому.
- Откуда ты такой выискался? Философ бля. - Бурчит Риддл, старательно утыкаясь лицом в подушку. Ещё не хватало тупо разреветься. Как тогда в астрономической башне.
Гарри в ответ только улыбается и неопределённо дёргает плечом. Паззл медленно сходится в голове. Том отрывается от подушки, заглядывая в авадовые глаза:
- И все-таки. Ты - моя галлюцинация? Или мой монстр Слизерина? Или...
- Я твой. - Гарри отвечает так, будто это все объясняет. Легилименция по-прежнему не находит ни ответа, ни информации. Ну или находит... Но вместе с ней приходят вещи, заставляющие краснеть и отбрасывать бестолковую мысль. Риддл не сразу понимает, что сжатая пружина под рёбрами давно отпустила. А объятие такое тёплое... И так хочется спать. Он закрывает глаза всего на минутку. Но когда уже почти проваливается в сон, его настигает очередная гениальная идея лучшего и любимого, хоть и повернутого, друга:
- А вообще, свари мне амортенцию. Посмотрим на результат. Сам убедишься, что разницы никакой не будет. Что с ней я тебя люблю, что без.
Том сердито протирает глаза и набирает полные лёгкие воздуха, чтобы ругаться уже почти всерьёз. Что за безрассудство?! Да и с понятием "дитя амортенции" у предложенного плана общего - только название зелья. Понимание вдруг накрывает ступором не хуже долбаного петрификус тоталус. Риддл стискивает ребра Гарри до боли. До хруста костей. Своих и чужих. Но он, кажется, не против.
- За двоих? - Почти беззвучно уточняет Том. Гарри утыкается носом в чёрные волны и кивает.

*******************

Чем ближе летние каникулы, тем беспокойней становится Том. Он почти все время напряженный как перетянутая струна. И очень ласковый с лучшим другом. Насколько вообще умеет быть ласковым подросток, знающий это понятие только по книгам. Гарри волнуется за него с каждым днем все больше. Хотя все уже спланированно. Том уедет в приют. Проведёт там пару дней. Наложит необходимые заклятия, чтобы его не хватились, и смотается обратно. Через "Дырявый Котёл" и Хогсмит. Дезиллюминационные и маскирующие чары Риддл за остаток года освоил идеально. Никто не заметит. Идея все лето прятаться в Тайной Комнате, шататься по Запретному Лесу и запертым этажам и тайком выбираться на Косую Аллею даже звучит дико. Тем больше она нравится двум безбашенным школьникам. Но это только начало. Главная часть Риддловского плана назначена на второй месяц каникул. Когда будут формировать списки нового курса волшебников, и в Министерстве начнётся ежегодный хаос. Война набирала обороты. Все больше магов гибло в боях. Том решил сделать ставку именно на это. Самое время организовать невесть откуда вывалившемуся, беспамятному другу документы, имя и прошлое. Идею прийти к директору и заявить, что в школу попал подросток с потерей памяти, Риддл отверг сразу. Слишком много рисков. Гарри упекли бы в приют как минимум. Но куда больше Том боялся, что его запрут в Мунго или сдадут на опыты Невыразимцам.
Гарри, поначалу отказывавшийся рисковать Риддлом, не устоял перед перспективой вместе ходить на занятия, жить если не в одной спальне, то на одном этаже и не прятаться от всех и каждого в Хогвартсе. Но что грызло не умеющего бояться Тома, он понять не мог. А тот не говорил. На все вопросы нервно отшучивался. А потом утыкался другу в плечо и молчал.
Последнюю ночь перед отъездом Том спал в Тайной Комнате. Точнее толком не спал. То забывался неглубоким, тревожным сном, то снова открывал глаза и до синяков вцеплялся в Гарри. Кандидат в монстры Слизерина до утра пролежал, перебирая волнистые чёрные пряди и с болезненной нежностью глядя в заострившиеся от напряжения черты. Побледневший, с залегшими под глазами тенями Том в полутьме казался младше. Словно сквозь маски идеального, неприступного старосты и изворотливого тёмного мага проступал одиннадцатилетний первокурсник, целых несколько часов веривший, что среди волшебников он уж точно найдёт родственную душу.
Гарри легонько касается губами волнистой чёлки. Не задевая кожу, чтобы не прерывать и без того беспокойный сон. Всего два дня пережить. Это же не полвека, правда?..

*************************
Два дня проходят быстро. Как одна небольшая вечность, коллапсировавшая в мутный, тягучий кошмар. Риддл появляется на границе Запретного Леса точно в 9 утра, как и обещал. Взъерошенный, костлявый вихрь с вороньим гнездом на голове и глазами цвета авады сшибает его с ног, сваливая в траву. Том вжимается в налетевший источник тёплой, немного тяжёлой, как пуховое одеяло, магии. Запускает пальцы в чёрные лохмы. И краснеет, поймав себя на мысли "я дома".

**************************
Прятаться в почти пустом замке с запертой библиотекой и всего несколькими преподавателями оказывается на удивление легко и весело. Дамблдор неделями пропадает где-то на просторах войны с Гриндевальдом. Диппет лишний раз не выходит из кабинета, предпочитая проводить отпуск с записями воспоминаний и бутылочкой огневиски. А преподаватели чар и нумерологии большую часть времени не вылезают из "Трёх мётел". Пожилой завхоз подслеповат и медлителен. Что до призраков и полтергейста, то эта локальная хтонь по сути своей лишена возможности сообщить живым новую информацию, если, конечно, те не зададут прямой и конкретный вопрос. Но спрашивать "а не остались ли в школе ученики" никому и в голову не придёт. А это значит, что на два месяца замок остаётся почти полностью в распоряжении Тома и Гарри. Том выволок в Выручайку чуть ли не треть раздела о магической генеалогии. Он сосредоточенно копается в списках волшебных династий и реестрах погибших. И педантично делает пометки в зачарованном на нечитаемость для постороннего блокноте. Гарри по заданию Тома перебирает подшивку "Пророка", лёжа рядом на полу, прижавшись боком к бедру Риддла.
- Бля. Можно было бы тебя выдать за внебрачного внука Гонтов. Были бы с тобой кузенами. - Задумчиво бормочет Том. Гарри заинтересованно вскидывает голову. Прохладная ладонь ложится ему на спину. Том бездумно перекатывает под пальцами ткань рубашки. Это ощущается так умиротворяюще, что следующая фраза доходит как сквозь вату:
- Но я не хочу, чтоб тебе достались пустые хранилища. От моего нищебродского наследия толку примерно нихуя.
Гарри, честно говоря, плевать на хранилища. Вот на идею связи, пусть даже поддельной, с Томом отнюдь не плевать. А ещё ему кажется, что насмешка Тома над собственным наследием полна плохо скрытой горечи. Он поднимается в сидячее положение и касается ладонью щеки Риддла. Он хочет сказать, что ничто из этого не важно. Что для него Том круче Мерлина и совершеннее короля Сидов. Что никто из Основателей, да и сам Мерлин, кстати, не мог похвастаться впечатляющей родословной. А Том просто припозднился родиться, но стать величайшим из волшебников это не помешает. Вот только Том все это от него уже слышал. И сам умом все понимает. Поэтому Гарри говорит то, что который день вертится на языке:
- Слушай, я так рад, что ты вернулся, ты не представляешь...
Риддл криво усмехается, отводя взгляд. И бурчит:
- Я-то как рад...

*******************************
Проникновение в Министерство - план ещё более безумный, чем нелегальное лето в Хогвартсе. Но Риддл справляется. Изощренности свежеобретенной родословной может позавидовать сам гипотетический наследник Певереллов. Стараниями Тома Гарри становится потомком одной из побочных ветвей Поттеров, полностью погибшей в войне с Гриндевальдом. В приюте ему, якобы по незнанию, дали фамилию Эванс и в суматохе отправили в эвакуацию в Австралию. Где он благополучно получил письмо, отучился четыре курса на волшебника и вернулся в Британию, чтобы восстановить право на магическое наследие. В распиздяйстве Министерства Том уверен. В своём плане тоже. Гарри ждёт его в закоулке Косой Аллеи. И безумно боится. Впервые в жизни. Что если с Томом что-то случится? Сможет ли он его вытащить? А главное - куда им потом?.. Но Риддл возвращается довольно быстро. И отстранённо кивает, подтверждая: дело сделано. Поддельные бумаги подброшены в списки. Осталось дождаться совы. Гарри почти не слушает. Он повисает на друге, лихорадочно сжимая в объятиях, перебирая волосы, осыпая лицо неловкими поцелуями. Пытаясь убедиться, что вот он, живой, здоровый. И ему ничего не грозит. Том стоит неподвижно. И, кажется, почти не дышит. Когда Гарри заглядывает в темно-серые глаза, в них столько боли и тоскливого ужаса, что он на секунду даже теряется.
- Том? Что случилось??
Риддл какое-то время молчит. Наконец губы расползаются в улыбке, жутко контрастирующей с полубезумным, больным взглядом.
- Не здесь... - Хрипло отрезает он, затягивая Гарри в аппарицию. Вообще-то пятикурсник не должен этого уметь. Но Том умеет. Гарри гордится им. И всегда ласково поглаживает спину, обнимая во время трансгрессии. Они вместе падают на траву в Запретном лесу. Недалеко от границы антиаппарационного барьера. В этот раз перенос прошел тяжелее обычного. Гарри тянется к застывшему в неудобной позе Риддлу. Но тот вдруг встряхивает головой и каким-то нечеловеческим усилием берет себя в руки. Встаёт с совершенно нормальной улыбкой и протягивает ладонь другу:
- Бля. Извини. Передергался со всей этой хуйней. Боюсь, вдруг что не так сделал. Идём уже.
Врет.
Не боится.
Знает, что все сделал идеально.
А в глазах столько боли, что Гарри за него страшно до дрожи. Он мягко разворачивает Риддла к себе за локоть и обнимает его лицо ладонями:
- Ну брешешь же. Давай, рассказывай, что тебя мучает на самом деле. Ты же ещё до каникул места себе не находил.
Том хочет соврать. И себе, и другу. Но глаза цвета смерти смотрят слишком тепло. И слишком спокойно. И от этого рушится мир. А может наоборот, собирается воедино из обломков. Больно-то одинаково.
- Мне страшно. - Выдавливает из себя Риддл, глядя куда-то в пространство. И вдруг заходится жутким, истеричным смехом. Шершавые пальцы гладят его скулы, а выражение авадовых глаз не меняется. Разве что к теплу примешивается сочувствие.
- Ты не понимаешь! - Том вдруг начинает говорить торопливо, давясь словами. Будто боится, что если не скажет сейчас, потом уже не найдёт в себе сил на такую откровенность. - Это сейчас ты со мной. Тебе некуда пойти, не с кем сравнивать. Начнётся учебный год и... У тебя будут друзья. Много друзей. Ты отвернёшься от меня. С ними веселее. Они... Нормальные. Не вырожденцы. Не полукровки. Не от амортенции... Не двуличные садисты в конце концов. И у них нормальные интересы, и... Ты... У тебя будет настоящая жизнь... Я... Я хочу запереть тебя где-нибудь, где только я смогу быть с тобой. Все время. Чтобы... И...
Он нервно отпихивает руки друга, закрывая лицо ладонями на пару секунд.
- Иди-ка сюда. - Гарри утягивает его обратно на траву. И обнимает, укладывая спиной себе на грудь:
- Я вообще-то не против где-нибудь с тобой запереться навсегда. Делить тебя с этими твоими рыцарями, меня, если честно, бесит. Тоже б, кстати, поскидывал с лестниц.
Гарри какое-то время сопит, подбирая слова:
- Вот если б они тебя любили, другое дело. Мы могли бы дружить все вместе.
Он слегка сжимает объятие:
- Но в любом случае, я тебя никому не отдам.
Кажется на словах получается не совсем то, что хочется сказать, поэтому он изворачивается так, чтобы заглянуть Тому в лицо.
- Кстати, про рыцарей, это я над ними издевался*, а они не усекли сарказма. - Неуместно поясняет Риддл, заторможенно моргая под авадовым взглядом. - А теперь уже не докажешь дебилам... И вообще... - Он вдруг перескакивает с темы на тему. - Ты повзрослеешь и захочешь жениться на какой-нибудь волшебнице. И тебе будет не до меня... И...
Гарри не может выразить словами то, что он понимает. Но, похоже, понимает правильно. Потому что сердце под его ладонью, то самое, отсутствием которого Риддл так любит хвастаться, колотится все сильнее. И от этого магия бесконтрольно льётся вокруг, делая воздух гуще и теплее. Хотя лето отнюдь не жаркое.
- А если ты соберёшься жениться на волшебнице? - В глазах цвета смерти пляшут золотистые смешинки.
Риддл дёргается из рук растерянно и почти брезгливо:
- Что за бред? С чего бы? Волшебник должен посвятить свою жизнь магии.
- Том, скажи честно, вот ты позволил бы, чтобы я с какой-нибудь волшебницей... - Гарри уже почти ржёт. Драматичный разговор явно свернул не туда.
- Нет, конечно. - Честно признается Риддл. - Я же говорю, волшебник должен посвятить себя магии.
Юноша согласно встряхивает чёрным вороньим гнездом:
- Ага. А ты и есть чистая магия.
И пока Том тормозит и медленно заливается краской, Гарри целует его лицо и шею. Быстро, нежно и, по сути, невинно. Наконец он проходится губами по губам. Риддл замирает на долгие пару секунд. И очень медленно, будто преодолевая обездвиживающее проклятие, откидывает голову другу на плечо, вжимаясь лицом в шею. Гарри вдруг отчётливо понимает, что Том истошно боится его обидеть. Понять неправильно. Оттолкнуть. Показаться ненормальным... Юноша запускает пальцы в чёрные волны, прижимая Риддла к себе крепче:
- Слушай, Том... Я знаю, что ты не успокоишься, пока сам не увидишь, что ничего из этого не случится. Я же твой... Но, если хочешь, могу обет принести. Или клятву на крови. Или вассальскую метку мне поставь... Да что хочешь. Если тебе станет от этого хоть немного спокойнее.
- Метку?? Ты еблан?? - Том вроде как взбешивается и сердито ерзает. Правда только для того, чтобы повернуться в объятиях и обхватить несостоявшегося монстра Слизерина в ответ:
- А если я, допустим, попаду под империус?! А ты сопротивляться моим приказам не можешь?! Думай блять стратегически!
Гарри тепло усмехается, снова легонько касается губами чужих губ и осторожно тянет Риддла встать на ноги:
- Пошли домой.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
*Игра слов. Knights (рыцари) и nights (ночи) звучат одинаково. А Святая Вальбурга в околохристианском народном творчестве считалась бастардкой короля Ричарда Уэссекского. Т.е.полукровкой. Да и сама Вальпургиева ночь в христианстве имеет резко негативную коннотацию с акцентом на сексуальных извращениях. Этих маггловских предубеждений чистокровные волшебники, разумеется знать не могли. В отличие от подростка из католического приюта 30х.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

***********************************
Том тупит. Это Гарри уже понял. Тупит по-страшному. Юный темный маг бесконечно гениален во всем. А весь запас недомыслия, прямопропорциональный размаху его интеллектуальных способностей, сконцентрирован в одной единственной точке под названием "романтические отношения". Том фыркает с этой формулировки, зовёт влюблённость херней и бредом. Но от каждого прикосновения замирает, чуть прикрыв глаза, и слегка подаётся навстречу. Не то чтобы Гарри это не нравилось. Если бы Том сказал, что заинтересован только в платонической связи, Гарри был бы не против. Он хочет видеть Риддла счастливым. Быть с ним. Принадлежать друг другу. А как - дело десятое. Но Том не говорит. Он одержимо и собственнически заботится о лучшем и единственном какого-то-хера-все-еще-только-
друге, не отпускает от себя ни на секунду (не то чтобы Гарри куда-то рвался) и строит сотни взаимозаменяемых планов на дальнейшую совместную жизнь. Кандидата в монстры Слизерина устраивает любой. Лишь бы вместе...

Сова находит их в Хогсмите. Точнее уже на пути к Запретному Лесу, откуда они обычно пробираются в замок через один из выходов Тайной Комнаты. Риддл, к слову, все больше склоняется к мысли, что легенды выдуманы отупевшими магглорожденными. А реальное назначение подземки в том, чтобы служить убежищем и секретным ходом на случай осады замка. Что до василиска, то это серьёзный козырь в бою... В таком контексте слухи об очистке замка от недостойных приобретали несколько иное, куда более логичное звучание.
- Распечатывай. - Том прячет тревожную улыбку, пихнув друга плечом. Гарри, задержав дыхание, рвёт плотный конверт.
"Гарольд Джей Эванс (Поттер), вы зачислены в школу чародейства и волшебства..."
- Сработало. - Выдыхает Риддл, поднимая глаза на спутника. - Теперь ты все время будешь со мной.
Авадовая зелень наполняется золотыми искрами. Гарри хватает друга в охапку, едва не подбрасывая в воздух, хрипло смеётся и целует. В губы. Куда крепче обычного. И Риддл вдруг отвечает на поцелуй. Неумело, но жадно и властно. Вцепившись холодными, несмотря на лето, пальцами в чёрные лохмы. Будто пытаясь заклеймить собой. Кажется, у теперь-уже-не-только-друга-но-и-
возлюбленного трескается губа. Том усилием воли заставляет себя отстраниться, почувствовав кровь. Но Гарри его не отпускает. Только прижимает к себе крепче. И целует глубже. До нехватки кислорода и тёмных пятен перед глазами.
Как они добираются до их обжитого уголка Тайной Комнаты остаётся в памяти какими-то туманными обрывками. Василиск уползает поглубже в трубы от беснующейся магии. Одежду, наверное, потом придётся чинить заклинаниями... Но это потом... Том падает с Гарри на кровать, пытаясь содрать с обоих штаны, не ослабляя болезненной хватки на чужих ребрах. Всё осложняется тем, что Гарри, одержимо впивающийся ртом в его шею и плечи, в этом ничуть не помогает. С горем пополам избавившись от мешающих тряпок, Риддл всем телом вжимается в непривычно горячую кожу друга и возлюбленного, почти не соображая, что они делают. Все слишком правильно. Слишком так как и должно быть. От этого мысли расплываются в медовом мареве. Гарри прикусывает губу Тома, закинув ногу ему на бедро. Слегка шершавые ладони скользят по спине. Притормозить физически невозможно... Да и нужно ли, когда его несостоявшийся монстр Слизерина улыбается от уха до уха в поцелуй? И мечется по кровати, прижимая Тома к себе все крепче, пытаясь коснуться каждого дюйма его кожи, но так, чтоб не отпускать ни на секунду. Не отрываясь от чужих губ, Риддл обхватывает свою и чужую эрекцию ладонью. Он плохо понимает кто из них стонет почти до крика. Потому что Гарри рывком подаётся навстречу касанию. И накрывает его руку своей, ускоряя движения. Оргазм захлестывает горячей волной. Реальность плавится где-то на задворках рассудка. Осознать где заканчивается один и начинается другой невозможно. Слишком быстро. Слишком хаотично. Слишком хорошо. Гарри слегка прокашливается, не открывая глаз, скользит кровоточащей губой по губам Тома и тихо хрипит:
- Так сильно тебя люблю...
Где-то на заднем плане сознания мелькают воспоминания о "детях амортенции". Но они далеко. Там, на этажах, среди школьников и учебного года. Почти нереальные, как полузабытый сон. А вот переплетенные тела реальны. Как и кровоподтеки от впивавшихся пальцев и безумных поцелуев. Как и белесые следы на простынях и коже обоих. И прижимающее к кровати не хуже объятий тепло смешанной магии. Риддл целует в ответ, вздрагивая от почти мучительной нежности:
- Я тоже тебя люблю.