Глава 5
ГЛАВА ПЯТАЯ
Пёс подумал, что на него падает яркий жаркий солнечный свет, и на мгновение, его голова была полна тумана и боли, он не понял. Нахожусь ли я вне своей берлоги? Почему?
Он моргнул; Даже это маленькое движение причиняло боль. Его глаза медленно привыкли, и он понял, что свет был не таким уж и ярким. На самом деле было темно — солнечный свет проникал через трещины в дереве.
Лес. Не камень. Я не в своей берлоге.
Он лежал на боку, растянувшись на чем-то царапающем, но ему не было холодно. Его нос дернулся, наткнувшись на сухую пыль, от которой он чихнул. Это тоже было больно. Сумев немного приподнять голову, он увидел, что под ним лежит солома; Он пронзил его шерсть и застрял между подушечками лап.
Ноздри Пса снова раздулись, вытянувшись за пыльную солому, и его лапы поднялись. Запахи были странными. Не было привычных для стаи запахов знакомых волков, теплых от молока щенков и вчерашней добычи. Он не чувствовал запаха полыни, можжевельника или сосновой смолы, только ошеломляющий запах лошадиных и овечьих шкур, металла и пиломатериалов. И, что хуже всего, длиннолапка. Его ноздри были наполнены зловонием: длиннолапым потом, кожей и шерстью, и другими отвратительными запахами, которые были совершенно странными.
Подергивая мышцы и растягивая конечности, он обнаружил, что не сильно пострадал. Пора идти, Собака. Убирайся отсюда.
Он перевернулся на живот, присел на корточки и насторожил уши, оглядываясь по сторонам.
Он снова мог сосредоточиться, его зрение было ясным и острым. Он лежал в каком-то логове длиннолапого, наполненном соломой и запахами диковинных животных, но в дальнем конце его светился квадрат. Значит, это был его выход. На его пути стоял низкий деревянный забор, но через него можно было перепрыгнуть. За отверстием в логове Пес мог видеть вдалеке туманную синюю линию холмов, изрезанных деревьями. Тоска охватила его, свирепая потребность вырваться на свободу со своей стаей.
Пес сгорбился, сжал челюсти и бросился на свободу.
Что-то вокруг его горла дернуло его назад в воздухе, а затем с грохотом швырнуло на твердый пол. Новая боль пронзила его череп, и Пес ахнул, его глаза повернулись, а язык высунул. Долгие мгновения он лежал, потрясенный, отдышавшийся.
Нет!
Пес вскарабкался на лапы и снова потянулся к открытому ландшафту, напрягая все мышцы, но то, что держало его, крепко сжимало его горло.
Воротником! Я в ошейнике!
Его Мать-Волчица рассказала ему об этих злых вещах. Длиннолапое озорство! Вытянув свои длинные когти, Пес вонзил их под шкурный ремень, который был заперт на его шее. В него едва хватало места, чтобы вонзить два когтя, но он справился, рвал и дергал, пытаясь укусить и огрызнуть его. Это было бесполезно. Пес в отчаянии обернулся.
Ошейник был прикреплен к толстой цепи, а цепь прикреплена к толстому столбу, который стоял в соломе. Вот в чем был секрет. Пес кусал цепь, грыз, но сразу понял, что это бесполезно. Он не мог позволить себе сломать клыки, даже когда находился в плену среди врагов. С рычанием обернувшись, он вместо этого набросился на столб, разрывая его зубами. Он умел ломать дрова; он часто делал это, разрывая ветку, облегчая свои чувства по поводу какого-то нового оскорбления от члена Стаи.
Но эта древесина была другой. Когда его челюсти погрузились в него, они встретились с твердым металлом, от которого его десны содрогнулись. Он отшатнулся от вкуса во рту и попробовал снова. Нет. Внутри дерева был металл, что делало его таким же неподатливым, как и цепь.
Холодная паника пробежала по его костям. Этого не происходит. Этого не может быть.
Что-то шевельнулось в квадрате света, в пропасти, которая дразнила его свободой и открытым небом. Пес моргнул и прищурился. Тень снова шевельнулась, и внезапно он смог ясно разглядеть ее: стройную, мощную фигуру Свирепого Пса.
Мышцы собаки напряглись до такой степени, что задрожали. Он отдернул губы и показал зубы, когда молодая самка подошла к загону, хладнокровно наблюдая за ним.
Если бы она пришла поиздеваться над ним, она бы получила в ответ шквал оскорблений. Все они были так похожи друг на друга, Свирепые Псы, с их блестящей шерстью и стройными мускулами, но он был уверен, что помнит эту собаку по битве. Какой бы юной она ни была, она также была дикой и сильной, и он был уверен, что эти зубы вонзились ему в бок.
«Ты ранен?» — спросила она.
Пес моргнул и издал низкое недоверчивое рычание.
— Ну? У вас есть какие-нибудь тяжелые раны?
Пес презрительно фыркнул, но оглянулся на свою правую заднюю ногу. «Один укус. В противном случае просто царапины. Если бы я не ударился головой об этот камень, ты бы никогда не сбил меня с ног.
Она наклонила голову, как будто ее забавляла его свирепая гордость. «Конечно, нет. Я уверен, ты бы нас всех победил и улетел домой со своими волчьими крыльями.
Пес злобно посмотрел на него. «Почему ты просто не убил меня?» — прорычал он.
«Понятия не имею». Она небрежно взмахнула острыми ушами. — Это владелец ранчо привел вас. Это он надевает на вас ошейник. И у него должна быть причина, потому что владелец ранчо не хранит ничего, что ему не нужно.
Под шерстью по коже Пса пробежала дрожь. Он не хотел быть полезным для владельца ранчо. Планировал ли длиннолапый съесть его?
«Ну, — сказал Свирепый Пес, — в твоем загоне есть вода». Она кивнула в сторону двух больших металлических мисок, которые он не заметил и которые были спрятаны в углу загона. «И немного еды. С таким же успехом можно есть и пить.
«Почему я должен доверять тебе?» Пес с подозрением обнюхал странные сухие самородки, которые пахли немного мясом. Его морда переместилась к другой миске. Это было гораздо менее устойчиво, и в прозрачной холодной воде не было и намека на порчу.
Вдруг Пес понял, как ему хочется пить; От этого у него болело горло, а десны были липкими. Он нерешительно опустил челюсти в чашу и сделал несколько кругов. Он казался чистым, даже если на вкус не был похож на горный ручей. Он снова погладил его, затем поднял голову, с его морды потекли капли. Он облизывал свои отбивные.
Свирепая Собака теперь сидела на корточках. «Как тебя зовут? Полагаю, он у вас есть. Мое бедствие».
Пес посмотрел на нее, его язык снова хлестнул челюсти. Он уже почувствовал себя сильнее, после выпивки. Он ни за что не собирался рассказывать странному и враждебному Свирепому Псу Имя, которое дала ему его Стая, Имя, которое было ехидной шуткой для большинства из них. Эта собака сама была собакой, и он не хотел претендовать на какое-либо родство с ней, каким бы отдаленным оно ни было.
— Что за имя такое Бедствие? В его голосе звучало презрение, но он знал, что тянет время.
И снова Бедствие пренебрежительно защелкнуло ушами. «Это не какое-то имя, это просто имя. Мои первые длиннолапые подарили мне его, когда я был на тренировочной ферме».
Просто имя? Что это было за отношение? — Это не имеет смысла, — сухо сказал ей Пес. «Имя — это все. Имя – это то, что вы есть».
— Хорошо. Тогда скажи мне, кто ты. Выражение ее лица стало хитрым. — Как тебя зовут?
«Мое имя не ваше дело».
«Это действительно забавное имя».
Собака ощетинилась. — Вы понимаете, о чем я. И мне не нужно называть вам свое Имя».
— Одевайтесь. Бедствие вытянуло ухо вперед с задумчивым видом. — Ну, я не буду лаять Noneofyourbusiness каждый раз, когда хочу вам позвонить, поэтому мне придется дать вам имя. Я буду называть тебя Волком.
Пес напрягся. На какое-то ужасное мгновение ему показалось, что она издевается над ним, как и его стая. Тогда он понял: «Нет. Это то, что она на самом деле думает обо мне».
Он не был настоящим волком, но Бедствие этого не знала — или ей было все равно. Если он думал об этом, это было почти смешно.
С сознательным усилием Пес расплющил свои лапы. — Давай, — прорычал он. «Называйте меня как хотите. Не то чтобы я здесь надолго».
Беда посмотрела на него, выражение ее лица было немного высокомерным. — Хорошо, Волк.
Она поднялась на четыре лапы и повернулась к открытой двери, но не стала выходить. Она запрокинула голову и издала залп глубокого, звонкого лая.
Какое-то время ответа не последовало, и Пес начал забавляться ее бессмысленным вызовом. Но больше она не лаяла. Она просто терпеливо стояла. Он ожидал, что ее хвост взмахнет кончиком, но с удивлением увидел, что у нее его нет — только маленький пенек.
В дверях появилась еще одна фигура, на этот раз высокая, прямостоячая на двух ногах. Собака замерла. Длиннолапка. Владелец ранчо. Он почувствовал, как его хвост упал между задних лап, а уши опустились от страха.
Владелец ранчо подошел к загону и положил длинную лапу на голову Беды; она доверчиво взглянула на него, но он не смотрел на нее, а только на Пса. Дрожа, Пес снова посмотрел ему в глаза. Они были сморщены на выжженной солнцем коже длиннолапки, и в них был резкий умный свет. Собачья шкура натянулась, а мышцы ног задрожали. Что-то в Ранчо подсказывало ему, что побег из этого места будет нелегким.
На морде этого длиннолапого был мех, который был того же цвета, что и у его собственного Альфы, и это заставило Пса задуматься, был ли это Альфа длиннолапый. Он определенно казался Альфой этих Свирепых Псов. Он не был быстр на ногах и не выглядел холеным и мускулистым, но Бедствие все еще смотрела на него, покорная, ее глаза были теплыми и мягкими, и когда он произнес странное слово с длинными лапами, она быстро поджала под себя корточки и села.
Владелец ранчо перегнулся через забор загона, а Пес отпрянул назад. Наклонив свою покрытую шерстью голову, он изучал морду Пса, его ноги и бока. Пес чувствовал, как его проницательные глаза блуждают по нему, и от этого его шкура чесалась.
Владелец ранчо снова погладил Бедствие по голове и прорычал какие-то неразборчивые слова с длинными лапами. Бедствие издало тихий стон, похожий на согласие. Она повернула голову и посмотрела на Пса с тем же выражением, что и длиннолапка.
Собачьи лапы были прижаты к деревянной стене в задней части загона; Ему некуда было идти, не было места, чтобы отступить дальше. Если он войдет в загон, что мне делать? Напасть на него? Попытаться пройти мимо и бежать в горы?
Но владелец ранчо не вошел. Он издал еще один звук кашля, в последний раз погладил Бедствие по голове, затем повернулся на каблуках и вышел.
Пес не понял. Неужели длиннолапка оставит его здесь, пленником? Почему? Страдание и беспомощность поднимались в его грудной клетке, угрожая задушить его. Все, что он мог сделать, это запрокинуть голову и издать громкий отчаянный вой.