Встреча с прошлым

Утренний гул, прорезавший тишину Глэйда, словно удар грома, ознаменовал не только открытие ворот лабиринта, но и пробуждение надежды, тлеющей в сердцах каждого обитателя. Джейн, проведшая, вцепившись в плечо Минхо, вышла из хлипкого медпункта, ее лицо было непроницаемой маской, скрывающей бурю эмоций: решимость, страх, и упрямое желание увидеть брата живым. Звук сдвигающихся каменных громад, возвещающий об отворившемся проходе, был встречен взрывом облегчения, вырвавшимся из груди каждого. Этот гул был сродни колокольному звону, сигнализирующему о победе над страхом и отчаянием. И вот, словно долгожданный герой из забытой сказки, появился Томас. Его одежда, покрытая толстым слоем пыли и липкой грязи, говорила о мучительной ночи, проведенной в смертоносных коридорах лабиринта. Но самые красноречивые свидетельства отражались в его глазах - утомленных, но горящих неугасимым огнем, и в усталой, но счастливой улыбке, кривившей потрескавшиеся губы. Увидев его, Джейн, поддавшись импульсу, не оглядываясь на Минхо, отпустила его руку и, словно выпущенная из тетивы стрела, сорвалась с места, бросившись навстречу брату. Она запрыгнула на него, обхватив руками так крепко, словно боялась, что он вновь ускользнет в сумрак лабиринта. Томас, не ожидавший такого бурного проявления чувств, слегка пошатнулся от неожиданности, но тут же обрел равновесие и сжал ее в ответных объятиях. В этом объятии было заключено все: и пережитый страх, и безграничная любовь, и обещание быть рядом, до конца. Отстранившись, ее лицо, было одновременно строгим и нежным. Срывающимся, но твердым голосом, она произнесла:

- Больше никогда так не делай!

В этих словах слышалась не столько злость, сколько переполняющее ее облегчение и тихий упрек за пережитый страх. Он ласково провел рукой по ее белоснежным, слегка растрепавшимся волосам, пытаясь успокоить и ее, и себя, заверяя в том, что он больше не причинит ей такой боли.

- Прости, что напугал, - прошептал он, чувствуя вину за все часы, проведенные ею в тревожном ожидании. Вокруг них клубилась атмосфера всеобщего ликования и облегчения. Казалось, все были счастливы видеть Томаса в целостности и сохранности, вернувшегося из пасти лабиринта. Все, кроме одного человека. Галли, стоявший в стороне, скрестив руки на груди, смотрел на Томаса и Джейн с непроницаемым выражением лица. В его глазах, полных мрачной решимости, не было ни капли радости, лишь тень подозрительности и неприязни, рождающая предчувствие грядущей бури. Его молчание было красноречивее любых слов, предвещая новую волну напряженности, готовую захлестнуть Глэйд.

Когда Джейн, наконец, выпустила Томаса из своих крепких объятий, словно отпуская долгожданный вдох после затяжного ныряния, к нему тут же подошел Ньют. В его глазах читалось явное облегчение, смешанное с легким укором. Они тоже обнялись, но в их касании была совсем другая природа - нежность, пропитанная товарищеской поддержкой и заботой.

- Ну и напугал ты нас, - прошептал Ньют, его голос слегка дрожал. Томас в ответ лишь похлопал его по спине, выражая понимание пережитого ими страха. Когда они расцепились, вперед вышел Минхо, его обычно непроницаемое лицо выдавало скрытое беспокойство. Сцена повторилась: крепкие мужские объятия, наполненные благодарностью за возвращение друга. Но Минхо не ограничился этим.

- У нее была паническая атака, - процедил он сквозь зубы, его взгляд был полон серьезности. - Если еще раз так сделаешь, я сам тебя закопаю.

Слова, возможно, звучали угрожающе, но в них сквозила искренняя забота о Джейн. Томас лишь усмехнулся, зная, что Минхо просто выражает свою привязанность своеобразным способом.

- Спасибо за то, что позаботился о ней, - ответил Томас, его голос был полон искренней благодарности.

После обмена этих немногих слов, они расцепились, и на авансцену вышел Чак. Маленький, испуганный, он словно воплощал собой уязвимость, которую все остальные так тщательно скрывали. Он бросился к Томасу, крепко обняв его, и тут его сдержанность рухнула. На глазах появились слезы, и он тихо заплакал, уткнувшись лицом в плечо Томаса.

- Ну-ну, - проговорил Томас, поглаживая его по голове. Он чувствовал себя большим братом, защитником, тем, кто должен оберегать этого маленького мальчика от ужасов, которые им пришлось пережить. После долгой минуты Чак, наконец, отстранился, его лицо было мокрым от слез, но в глазах уже читалось облегчение.

Когда объятия Чака и Томаса стихли, Тереза вихрем подлетела к нему, заключая в свои объятия. Это было совершенно иное чувство, нежели с Чаком, и даже отличалось от сестринской нежности Джейн. В этих объятиях чувствовалась искорка, легкое, едва уловимое влечение, которое заставило сердце Томаса биться чаще. Он обнял Терезу в ответ, крепко, но осторожно, словно боясь разбить хрупкое мгновение. Его рука скользнула по ее волосам, чувствуя их мягкость под пальцами. Наконец, они отстранились друг от друга, и в этот момент вперед выступил Галли, его лицо, как всегда, выражало недовольство.

- Поздравляю, что ты жив, салага, - проворчал он, - Но мне вот интересно, чем ты вообще думал, когда остался там?

Томас вздохнул, понимая, что от объяснений не уйти. Все взгляды были устремлены на него, ожидая ответа. Он глубоко вдохнул и начал свой рассказ.

- Я заметил свежие следы гривера, поэтому задержался и пошел по ним, надеясь понять, куда они ведут. Но, как вы знаете, ворота закрылись. Я оказался в самом сердце лабиринта, один на один с опасностью. И тут он выскочил - гривер. Он был разъярен, зарычал дважды, словно предупреждая, прежде чем броситься в атаку. Было такое ощущение, что он чего-то ждет, словно ему кто-то подавал сигнал. Я замер на месте, но когда он вытянул свой хвост с жалом, я понял, что нужно действовать. Зная структуру лабиринта не идеально, я, тем не менее, помнил, как и где меняются стены. Я выждал подходящий момент и, рискуя всем, забежал в узкий проход. Стены сомкнулись, и гривер оказался зажат между ними, насмерть раздавлен. Теперь он мертв.

В воздухе повисла тишина. Все переглядывались, обдумывая услышанное. Слова Томаса звучали невероятно, но он был жив, и, судя по всему, говорил правду. Наконец, Алби нарушил молчание своим тихим, но весомым голосом.

- Получается, задача выполнена. Осталось найти в нем ключ.

Бегуны обменялись взглядами, осознавая масштаб предстоящей задачи. Убийство гривера, конечно, победа, но она лишь открывала следующую дверь. Теперь им предстояло исследовать мертвое тело, искать ключ - предмет, который мог стать ключом к разгадке тайны лабиринта и, возможно, их свободы.

Бегуны, обычно тратящие драгоценные минуты на тщательную разминку, в этот раз решили действовать быстро. Атмосфера была наэлектризована страхом и надеждой, поэтому, выбрав пару самых опытных глэйдеров для сопровождения, они без промедления ринулись в лабиринт. Томас, помня точное местоположение мертвого гривера, повёл группу прямо к нему. Зрелище представляло собой жуткую картину: искореженное тело, из которого вываливались внутренности, от одного взгляда на которые становилось не по себе. Дафна и Джейн первыми подошли к мертвому чудовищу. С затаенной брезгливостью они начали осматривать вывалившиеся наружу органы, пытаясь найти что-то необычное. После недолгого колебания, все вместе, собравшись с духом, ухватились за огромную лапу гривера и с неимоверным усилием оторвали ее от тела.

Вместе с лапой из разорванной плоти выпал странный орган, пульсирующий и издающий еле слышный писк. Взяв его в руки, они заметили, что внутри, словно светящаяся татуировка, отчетливо проявилась цифра "7". Находка была странной и загадочной, но бегуны понимали, что она может быть ключом к выходу из лабиринта. Сжимая в руках эту зловещую находку, они со всех ног бросились обратно в Глэйд, стремясь как можно скорее поделиться открытием и обсудить дальнейшие действия. Каждый из них чувствовал, что они на шаг приблизились к свободе

Бегуны, запыхавшиеся после изнурительного забега, вывалились из зловещей пасти лабиринта. В руках Джейн, словно священный артефакт, покоился найденный чип. Его металлический корпус слегка пищал, а на маленьком экране лихорадочно мигала цифра "7", казавшаяся предвестником либо спасения, либо погибели. Не теряя времени, они направились прямиком на собрание, где их ждали остальные обитатели Глэйда, измученные ожиданием и надеждой.

– Мы нашли ключ к нашей свободе и скоро выберемся! – провозгласила Джейн, задыхаясь, но торжествуя. Её слова, словно искра, воспламенили толпу. Взрыв ликования прокатился по Глэйду, смешиваясь с усталыми вздохами облегчения. Казалось, мечта о свободе, долгие месяцы тлевшая в глубине душ, наконец-то готова вырваться на свободу.

Но эйфория длилась недолго. Из тени общей радости выступил Галли, его лицо искажено тревогой и подозрительностью.

– А вдруг это просто ловушка! – прорычал он, заглушая последние отголоски ликования. Его слова, словно ледяной душ, обрушились на разгоряченные головы, заставляя усомниться в долгожданной победе.

Томас, не сводя взгляда с Галли, твердо произнес:

– Хочешь оставайся.

В его голосе звучала сталь, не оставляющая места для компромиссов. Больше нет времени на колебания и страх, пора действовать.

Алби поднял руку, призывая к тишине. Его взгляд, уставший, но полный решимости, обвел собравшихся.

– Мы три года искали его, и наконец можем выбраться, – сказал он, и в его голосе звучала усталая надежда. – Я понимаю тех, кто не хочет уходить отсюда, зная, что творится в мире. Но поверьте, если мы будем вместе, мы справимся с ПОРОКом. А теперь, – Алби обвел взглядом всех присутствующих, – кто верит в наше спасение, кто хочет и готов сражаться за свободу, идет с бегунами.

Реакция была мгновенной. Без колебаний, почти половина жителей Глэйда встала и решительно двинулась за спину Томаса. В их глазах горел огонь надежды и решимости. Остальная половина, скованные страхом и неизвестностью, осталась за Галли, их лица выражали сомнение и неуверенность. Они не хотели покидать привычный, пусть и опасный, мир Глэйда, боясь того, что их ждет за его пределами.

Алби, не сказав ни слова, с тяжелым вздохом пошел за Томасом. Его решение было принято, и он был готов идти до конца, даже если это будет его последним шагом.

Томас и Галли обменялись тяжелыми взглядами, в которых читалось невысказанное прощание. Между ними повисла густая тишина.

– Удачи, салага, - прозвучало из уст Галли хриплым шепотом, в котором, несмотря на усталость, сквозила едва уловимая нотка уважения. Затем он развернулся и, провожаемый взглядами Томаса, повел за собой половину глэйдеров дальше работать.

Томас, оставшись с теми, кто верил в его путь, скомандовал бежать. Адреналин бурлил в крови, подгоняя их к проходу в лабиринт. Они неслись по знакомым коридорам, пока не достигли седьмой секции. Сердце бешено колотилось в груди, когда они увидели, как чип, обычно светящийся зловещим красным, вдруг вспыхнул зеленым светом. Земля задрожала, и массивные стены начали медленно подниматься, обнажая доселе скрытый проход. Перед ними простирался коридор, по краям которого зияла бездонная пропасть, словно приглашая сорваться в небытие.

В этот момент тишину разорвал знакомый, леденящий душу звук приближающихся гриверов. Скрежет металла, хрипы и рычание приближались с каждой секундой, заставляя кровь стынуть в жилах. В рядах глэйдеров пробежала волна страха. Кто-то устало вздохнул, признавая неизбежность столкновения, кто-то, напротив, начал дышать чаще, стараясь унять дрожь, охватившую все тело. Страх перед гриверами, воплощением ужаса и смерти, снова завладел их сердцами, напоминая о том, что цена свободы может быть самой высокой.

Гриверы обрушились на них, словно воплощенный кошмар, не давая ни секунды на передышку. Щупальца, мерзкие и влажные, рассекали воздух с хлёстким звуком, словно змеи, жаждущие удушить. Металлические конечности, скрежеща о каменные плиты, создавали какофонию ужаса, предвещая неминуемую гибель. Тереза и Чак, прижавшись спинами к холодной, шершавой стене, казались окаменевшими от страха. Перед ними, словно издевательская насмешка, продолжало вращаться карусельное колесо с цифрами, предлагая решить абсурдную головоломку в момент, когда смерть дышала в затылок.

Глэйдеры, окруженные этой кошмарной ордой, сражались отчаянно. Каждый удар, каждый выпад гривера был смертельно опасен, каждое прикосновение сулило мучительную гибель. Несчастных, попавших в лапы чудовищ, разрывали на части с пугающей легкостью, и их останки исчезали в пасти тварей. Других, словно безвольных тряпичных кукол, швыряли в зияющую бездну, в темную пропасть, откуда, казалось, уже не было возврата. Джейн и Дафна, стиснутые со всех сторон, не могли развернуться в полную силу. Они были воинами, закаленными в бесчисленных битвах, но даже их мастерство меркло перед таким натиском, перед необходимостью выживать любой ценой, сражаясь за каждый вдох.

Именно в этот момент отчаяния, когда надежда казалась призрачной, Тереза прокричала, перекрывая вой и скрежет металла:

– Он требует пароль из восьми цифр!

Бегуны, словно получив удар током, мгновенно осознали смысл этого, казалось бы, безумного требования. В этой ловушке, созданной неведомым архитектором, ключ к спасению был спрятан в цифрах, в последовательности, которую знал только один человек.

– Минхо! Какая последовательность? - проревели они сквозь оглушающий шум битвы

Минхо, отбиваясь от очередного гривера лезвием, выкрикнул заветный код, каждое число отчетливо

– 71526483!

Пальцы Терезы лихорадочно набирали цифры. Последовательность была введена. Стена дрогнула, задрожала, и в ней медленно, с мучительным скрежетом, открылся проход, узкий, но обещающий спасение. Одновременно с этим, стены впереди, до того момента поднимавшиеся к потолку, начали опускаться, обрушиваясь на гриверов, словно гигантский пресс, сокрушая их металлические тела. Не тратя ни секунды на раздумья, движимые инстинктом самосохранения, они бросились в проход, пока он не закрылся окончательно, захлопнув ловушку, оставив позади раздавленных чудовищ и тела павших товарищей, оплакивать которых не было времени. Выживание, вот что имело значение сейчас.

Кровавая победа, вырванная из лап Глэйда, словно ядовитый напиток, пьянила своей же ценой. Освобождение от лабиринта, от безжалостных стен, что на протяжении долгих месяцев были их миром и тюрьмой, омрачалось горьким привкусом утраты. Алби, его лицо изрезано морщинами, словно карта пережитых бедствий, молчаливо пересчитал уцелевших. Дафна, чей взгляд был тверд. Джейн, у которой казалось вместл крови течет сплошной адреналин. Томас, мальчишка, ставший воином. Минхо, с его неизменным сарказмом, прикрывавшим глубоко запрятанную боль. Ньют, чья рассудительность была якорем для остальных. Фрайпан, с его неизменной заботой о пропитании, сейчас бессильно сжимал кулаки. Уинстон, поседевший от страха. Тереза, словно тень, держалась рядом с Томасом. Чак, ребенок, вынужденный слишком рано повзрослеть. Вот и все, кто выжил. Остальных, бесчисленное множество, поглотила ненасытная бездна Гриверов, их предсмертные крики въелись в память, словно клеймо, напоминание о цене их свободы.

Место, куда они с таким трудом добрались, оказалось не спасением, а лишь продолжением кошмара. Зловещая лаборатория, словно алтарь жертвоприношений, была залита кровью. Тошнотворный запах смерти, смешанный с запахом химикатов, душил, заставляя рефлекторно прикрывать рот и нос. Мертвые тела в белых халатах, неестественно распластанные в багровых лужах, словно немые свидетели кровавой драмы, кричали о трагедии, разыгравшейся здесь. Пустота, лишенная звуков, давила сильнее любого физического препятствия, подталкивая их вперед, заставляя двигаться вглубь комплекса, словно к эпицентру зла.

В самом центре лаборатории, перед массивной стеклянной стеной, Тереза и Томас остановились как вкопанные. Странные, ускользающие обрывки воспоминаний, словно осколки разбитого зеркала, всплывали перед их глазами, причиняя острую, необъяснимую боль. Картины, лица, события, вырванные из контекста, мучили, словно мучительные сны наяву. Томас, ведомый необъяснимым предчувствием, заметил одинокую кнопку, одиноко маячившую на стене. Без колебаний, словно действуя по заранее прописанному сценарию, он нажал. Замерцал экран, и перед ними предстало лицо Авы Пейдж. Усталость и тревога глубокими морщинами залегли у ее глаз, но взгляд оставался стальным, выдавая несломленную волю. Прямая осанка, несмотря на очевидное истощение, говорила о женщине, пережившей многое, но не сломленной бурями жизни.

Её лицо, тронутое печатью усталости, словно выдержало не один шторм, тем не менее, излучало внутреннюю решимость, непоколебимую, как скала. Голос, усиленный мощными динамиками, раскатился по притихшей аудитории, словно гром среди ясного неба, заставляя каждого невольно вжаться в себя.

– Вы наверняка сейчас все запуганы и злы, вы жаждете объяснений, которые я вам предоставлю, - начала она, и её взгляд, казалось, пронзал каждого из присутствующих, словно лазерный луч, выискивая в глубине душ страх и непонимание. – Наш мир стал объектом уничтожения для Солнца, многие сгорели, обратившись в пепел, а когда смертельная опасность миновала, из пепла, словно зловещие грибы, выросли новые проблемы. – В её голосе сквозила горечь, как у человека, потерявшего нечто бесценное, что уже никогда не вернуть. – Вирус, под названием ВСПЫШКА, он парализует мозг, стирает личность и превращает людей в монстров, в кровожадных хищников, которые перестают быть собой, а жаждут лишь крови и плоти, – её слова рисовали в воображении картины апокалипсиса, заставляя кровь стынуть в жилах.

Затем, в её тоне прозвучала еле уловимая, едва различимая, но от этого еще более ценная надежда, словно луч света, пробивающийся сквозь кромешную тьму.

– Но мы обнаружили новое поколение - иммунов, вас. Вы можете спасти мир, – она сделала паузу, словно собираясь с силами, словно каждое слово давалось ей с огромным трудом, понимая, что будущее всего человечества лежит на плечах этих юных созданий. – Большего я сказать не могу, так как время поджимает, но могу пожелать вам только одного - удачи. Пусть она будет с вами, потому что впереди вас ждет нелегкий путь.

И тут произошло немыслимое, нечто настолько внезапное и жестокое, что казалось нереальным. Внезапно, в абсолютной тишине, которую можно было резать ножом, раздался оглушительный, пронзительный выстрел, эхом разлетевшийся по залу. На огромном экране, словно в замедленной съемке, на лице Авы Пейдж расцвело зловещее красное пятно, словно распустившийся бутон алого цветка, и она обмякла, упав за кадр, исчезнув из виду. Экран погас, поглотив изображение, оставив после себя лишь звенящую, давящую пустоту, словно воронку, засасывающую в себя все звуки и краски.

Все глэйдеры, за исключением Джейн и Дафны, от такой неожиданности дернулись, кто-то вскрикнул, кто-то затаил дыхание, а кто-то просто уставился в пустой экран, не в силах поверить в увиденное.

Тишина, воцарившаяся после кошмарного зрелища, была разорвана хриплым голосом Фрайпана:

– Галли…

Все, словно по команде, обернулись. И перед ними стоял Галли, но это был уже не тот угрюмый парень, которого они знали. Его взгляд, когда-то наполненный лишь недовольством, теперь зиял темной, зловещей пустотой, словно бездонная пропасть, в которую провалились все остатки человечности. Вены на его шее и руках пульсировали черным ядом прямо под кожей, извиваясь, как змеи, ползущие в агонии. Каждое движение, каждая мышца лица были искажены невидимой силой, словно Галли был марионеткой, а нити дергал невидимый кукловод.

– Вы не должны были уходить, - прошипел Галли, каждое слово звуча как капля яда, медленно отравляющая воздух. В его голосе не было больше и следа того угрюмого ворчания, к которому они привыкли. Вместо этого звучала ледяная, расчетливая злоба, пропитанная ненавистью, которая обжигала сильнее огня. Томас инстинктивно выставил руку вперед, пытаясь успокоить его, как дикого зверя, загнавшего себя в угол. Он помнил их прежние стычки, но сейчас перед ним стояло нечто совершенно иное, нечто пугающее и непостижимое.

– Галли, ты ужален, это можно исправить, - убеждал Томас, отчаянно надеясь, что в измученном теле Галли еще остались остатки разума, что можно достучаться до прежнего него. Он пытался говорить мягко, убедительно, как с больным, которому нужна помощь. Но в глубине души Томас боялся, что уже слишком поздно.

Но в ответ Галли поднял руку, и в ней блеснул металл пистолета. Дуло было направлено прямо на Томаса. Холодный, мертвый металл, символ насилия и разрушения, в руках человека, которого он когда-то знал.

– Ничего нельзя исправить! Зачем ты вывел их из Глэйда? Они все погибли из-за тебя! - в голосе Галли звучала не просто ненависть, а безумное обвинение, которое заставляло кровь стыть в жилах. Его глаза горели фанатичным огнем, отражая лишь боль и искаженную правду, которую он теперь считал единственно верной.

Взрыв! В голове Томаса пронеслась мысль, что это конец. Все произошло в мгновение ока, замедлив время до мучительной вечности. Он почувствовал, как внутри все сжалось от ужаса, ожидая неминуемой смерти. Но секундой позже его мир накрыла чья-то тяжелая фигура. Чак, маленький, храбрый Чак, заслонил его собой, отдав свою жизнь, чтобы спасти друга.

В то же мгновение Минхо, действуя молниеносно, словно дикий кот, метнул копье. Оно просвистело в воздухе с жутким звуком и вонзилось в Галли. Чак и Галли рухнули на пол одновременно, словно сломанные куклы, марионетки, чьи нити были безжалостно перерезаны. Мгновение спустя наступила оглушительная тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием выживших.

Дафна, до этого словно окаменевшая от ужаса, вдруг ожила. Она бросилась к Чаку, и ее глаза, полные слез, отражали весь ужас происходящего. На его футболке, в районе груди, расплывалось зловещее красное пятно, которое росло с каждой секундой, пожирая ткань.

– Чак… - прошептала она, не веря своим глазам, стараясь убедить себя, что это всего лишь кошмар, от которого она вот-вот проснется. Она коснулась его лица дрожащими руками, пытаясь почувствовать хоть какое-то движение, хоть какой-то признак жизни.

Чак, с трудом, поднял руку и взял руку сестры в свою. Его пальцы были холодными и слабыми.

– Даф… защищай всех… - прохрипел он, каждое слово давалось ему с неимоверным усилием. Его глаза, обычно полные детской наивности, теперь были полны усталости и смирения.

С дрожащими пальцами он вытащил из кармана маленькую деревянную фигурку человечка, сделанную им самим. Неуклюжая, но полная любви, она была единственным сокровищем Чака. Он вложил ее в руку Дафне.

– Найди родителей…

Он еле дышал, каждое слово звучало как предсмертный хрип, эхо угасающей жизни.

– Отдай им его… неважно… зомби они… или нет… отдай…

Дыхание Чака прервалось. И в этот момент из груди Дафны вырвался крик, полный боли, отчаяния и невыносимой утраты.

–НЕЕЕТ!

Полная тишина, повисшая в лаборатории после трагического события, была настолько плотной, что казалось, ее можно потрогать. Ее нарушал лишь болезненный, надтреснутый всхлип Дафны, эхом разносившийся по стерильному помещению. Тереза, словно превратившись в статую, застыла, не в силах отвести взгляд от безжизненного тела Чака, распростертого на холодном полу. Ее глаза, расширенные от ужаса, отражали всеобщее смятение, царившее в лаборатории. Горе Дафны, ее нестерпимая потеря, пронзила каждого до глубины души, оставив после себя тупую, разрывающую боль. Дафна, склонившись над братом, казалась сломленной, ее плечи содрогались от рыданий, а слезы неудержимым потоком обжигали кожу. В ее голове, словно рой разъяренных пчел, жужжали обвинения, терзающие ее душу.

– Как ты могла допустить это? Ты снова его потеряла, - шептал внутренний голос, беспощадно нанося удары. – Опять осталась одна. Это все твоя вина. Почему не защитила? Какая ты после этого сестра?

Каждое слово было словно острый кинжал, вонзающийся в самое сердце, причиняя невыносимую боль. Но поверх всего этого потока самобичевания, поверх чувства вины и отчаяния, главенствовала одна, единственная, невыносимая мысль: Чака больше нет. Моего брата больше нет.

Эта мысль, казалось, выжгла клеймо на ее сердце, навсегда изменив ее. Дафна не успела до конца поддаться отчаянию, не успела выплакать всю свою боль, не успела осознать всю глубину своей потери. В этот трагический момент, словно гром среди ясного неба, в лабораторию ворвались люди в униформе, их лица были суровы и бесстрастны. Они грубо выталкивали подростков на улицу, не давая им времени на раздумья или прощание. Оглушенные, дезориентированные, сломленные горем, подростки машинально подчинились, не зная, куда бежать и что делать, куда идти и кому верить. Дафну же двое мужчин подхватили под руки и буквально понесли наружу, словно она была хрупкой вазой, которую боялись разбить. Она была в состоянии аффекта, словно во сне, не осознавая происходящего, не слыша криков и не видя панику вокруг. Лишь оказавшись лицом к улице, она инстинктивно вырвалась из их хватки, будто раненая птица, и, повинуясь неясному порыву, метнулась к взлетающему вертолету, единственной надежде на спасение. Вокруг царил хаос: слышались автоматные очереди, разрывавшие тишину, а вдалеке виднелись обезумевшие зараженные, ставшие мишенями для солдат.

– Вперед! Вперед! - крикнул мужчина, последним запрыгнувший в вертолет, его голос звучал хрипло и торопливо. Винты взревели, и машина, дрогнув, оторвалась от земли

Рёв вертолетных лопастей, пронзительный и оглушающий, должен был вселять надежду, но он звучал как реквием, оплакивающий их утраченную жизнь. Внизу, под брюхом вертолета, разворачивался лабиринт – гигантское, каменное плетение, навсегда запечатленное в их сознании. Каждый поворот, каждая трещина в этих стенах кричала о боли, страхе и отчаянном желании выжить. И Глэйд… их Глэйд, место, где они пролили пот и кровь, место, где они нашли друзей и врагов, место, которое стало их домом, теперь казался крошечным, хрупким и беззащитным, словно игрушечный домик, оставленный на произвол судьбы.

Встревоженные взгляды метались друг на друга, отражая смесь тоски и горечи прощания. Их сердца сжимала невыносимая тоска по тому, что было, по иллюзии нормальности, которую они построили в этом каменном аду. Тоска эта скребла под ложечкой, напоминая о доме, который больше не дом, о прошлом, которое больше не вернуть.

– Не волнуйтесь, ПОРОК вас не найдет, вы теперь под защитой, – слова мужчины, казалось, тонули в реве двигателей, звучали как запоздалое и бессмысленное утешение. Лица машинально обернулись к нему, но взгляды оставались рассеянными, пустыми, словно души этих подростков по-прежнему блуждали в каменных коридорах лабиринта. Каждый был погружен в пучину собственных воспоминаний, терзаясь призраками прошлого, оставленными за этими неумолимыми стенами.

Дафна отчаянно боролась со слезами, но предательские соленые дорожки все равно катились по ее щекам. Ньют, безошибочно чувствуя ее боль, понимал причину ее горя. Он осторожно взял ее ладонь в свою теплую ладонь, предлагая безмолвную поддержку. В ответ Дафна одарила его слабой, измученной улыбкой, благодарная за его присутствие. Жестом, полным заботы и давно знакомой нежности, Ньют притянул Дафну к себе, позволяя ей спрятать лицо у него на груди. Она разрыдалась, стараясь сдержать рыдания, чтобы их не заглушил шум вертолета, но гул машины лишь подчеркивал ее отчаяние, ее ощущение полной потери.

Джейн, в свою очередь, терзала другая, не менее острая мысль – страх потерять брата, так же, как Дафна только что потеряла Чака. Инстинктивно, словно стремясь удержать хоть что-то, она схватила руку Томаса. Он сидел, отвернувшись к окну, печально глядя вниз, на убегающий лабиринт. В его глазах плескались слезы, которые он отчаянно пытался сдержать, воспоминания о Чаке, их маленьком друге, оставшемся позади, символе невинности, безжалостно утраченной в этом кошмаре, душили его. Жестом поддержки, Минхо взял вторую руку Джейн, его взгляд, устремленный сквозь мутное стекло, был полон решимости и невысказанной боли. Каждый из них нёс свой крест, свою личную трагедию, свою потерю, и каждый искал утешение в близости друг друга, в этой хрупкой, но такой необходимой связи, рожденной в самом сердце лабиринта.

༶•┈┈Конец первой части┈┈•༶