Часть I. Глава 2.
С тех пор, как я познакомилась с Энни и Даф прошло три года. Три года, которые пролетели, как одно мгновение, наполненное тренировками, смехом и, конечно, борьбой за выживание в этом мире, поглощенном хаосом. Энни, с ее вечно растрепанными волосами и нелюбовью к гигиене, умудрялась демонстрировать гениальность в науке, проявляя поразительную серьезность, когда дело касалось важных задач. Даф же, напротив, всегда опрятная и аккуратная, словно сошедшая с обложки журнала, приносила в нашу компанию легкость и беззаботность, несмотря на окружающую нас мрачную реальность. Я вложила в них все свои знания и навыки, превратив их в настоящих воинов. Они усвоили мою тактику боя, выучили приемы рукопашного боя и даже освоили пару ударов каратэ. Но, несмотря на всё это, их характеры оставались неизменными.
Мы сидели, как обычно, в нашем убежище, обсуждая фильмы и книги, пытаясь отвлечься от угнетающей действительности. Разговор тек размеренно, пока Даф не упомянула мимоходом:
- О, Даф, помнишь, как мы в детстве с тобой гуляли с твоим Стивеном?
Энни подхватила:
- Да, а Джордж вечно пытался влиться в нашу компанию
Услышав эти имена, я насторожилась, что-то смутно знакомое кольнуло в памяти.
- Погодите, Стивен и Джордж? Кто это? - спросила я, не в силах скрыть внезапную заинтересованность. Даф и Энни обменялись взглядами, словно не решаясь говорить, а затем Даф тихо произнесла:
- Это наши братья
В голове, словно раскаты грома, пронеслись обрывки воспоминаний, вспышки прошлого, которые я так старалась похоронить.
- И куда они потом делись? Заразились, как и все остальные? - спросила я, с трудом выдавливая из себя слова. Даф слегка сглотнула, а Энни, собравшись с духом, решительно заявила:
- Да нет, они живы, но где они сейчас, я не знаю. Их забрали на вертолете какие-то люди в костюмах и масках.
Слова Энни прозвучали эхом в моей голове, будоража давно забытые чувства страха и вины. Я выпалила:
- В ПОРОК?
Даф задумчиво нахмурилась.
- Я не помнила, как называлась эта организация, но ты вот напомнила, и да... кажется, он, - неуверенно сказала она.
- Я знаю их, - прошептала я, голос мой дрожал. - Это было семь лет назад, да?
Те от неожиданности моего вопроса лишь кивнули в ответ.
- Ты была там? - с испугом спросила Энни.
- Хуже, я работала на них, - призналась я, опустив голову. Даф и Энни в изумлении расширили глаза, не в силах поверить услышанному. Я глубоко вздохнула, собираясь с духом, чтобы рассказать им правду.
- Пора рассказать вам то, что давно интересует вас... - произнесла я, понимая, что пришло время раскрыть все карты и поведать им о своем прошлом, о том тёмном периоде моей жизни, который преследовал меня все эти годы.
┈┈•༶14 лет назад༶•┈┈
Мамино лицо расплывалось в слезах, словно акварель, попавшая под дождь. Я смотрела на нее снизу вверх, с наивной уверенностью в том, что мир состоит только из добра и любви. Ее слова, полные боли и прощения, звучали как печальная мелодия перед сном.
- Лили, милая, прости меня...
- Мамочка, я прощаю тебя, только не плачь, - прошептала я, пытаясь своей крошечной ладошкой стереть горькие капли с ее щек. Она прижала мою руку к своим губам, оставив на ней долгий-долгий поцелуй.
- Помни, я всегда любила и буду любить тебя, - сказала она, и в ее голосе звучала такая тоска, что даже мое детское сердце почувствовало что-то неладное.
Потом появились они - двое мужчин, высоких и чужих. Они подняли меня на руки, и я, повинуясь, не стала сопротивляться. Наверное, потому что мама, стоя у двери, слабо улыбалась и махала мне рукой на прощание. Тогда я еще не знала, что это была почти последняя наша встреча. Почему "почти"? Об этом я расскажу позже.
Новый мир встретил меня холодом и тишиной большой комнаты. Ряды высоких кроватей тянулись до самого конца помещения, и на каждой из них лежали такие же потерянные дети, как и я. Каждую ночь кто-то исчезал. Одного или двоих уводили, и они больше не возвращались. Я думала, что их забирают домой, к родителям, но глупая, как же я ошибалась.
В одну из ночей пришла и моя очередь. Меня и еще одну девочку, с бледным лицом и огромными испуганными глазами, вывели из комнаты. Нас привели в ярко освещенную лабораторию, усадили в кресла и сказали, что нужно взять какие-то анализы. А потом все померкло.
Проснувшись, я увидела, как на меня смотрят лица, полные удивления, даже испуга. Врачи? Ученые? Неважно. Важно было то, что я чувствовала себя иначе. Что-то внутри сломалось, и на его месте образовалась пустота. Мой взгляд стал холодным и отстраненным, как у куклы. Детское сознание отступило, уступив место чему-то чужому и зрелому.
Я окинула взглядом помещение. Рядом, в соседнем кресле, лежала та самая девочка. Вокруг нее растекалась лужа крови, сердце остановилось, глаза расширены, застыли в ужасе. Но мне было все равно. Ни капли сочувствия, ни страха, ничего.
Мне приказали идти за ними, и я повиновалась без вопросов. Меня привели в комнату. Там, в углу, скорчившись, сидел один из Зараженных Вспышкой - живая, дышащая, но уже и не живая мишень. "Убей его."- прозвучал сухой, бесчувственный приказ. И я убила. Не знаю, как, но я сделала это. Быстро, молниеносно, без единого колебания. Мне было всего пять лет, но я уже стала убийцей. Я больше не была той маленькой Лили, которая любила мамины поцелуи. Я стала... чем-то другим.
Врачи ликовали, словно я принесла им долгожданную победу на блюде. Победу, выстраданную не ими, а мной. Победу, цена которой - моя личность.
- Что ж, Лили, отныне ты - Катерина. Можешь возвращаться, - прозвучало это как приговор, выбитый на камне. Словно я была сломанной игрушкой, которую наконец починили и теперь можно вернуть в пыльный ящик. Я повиновалась, абсолютно механически, как хорошо смазанный механизм, исполняющий бессмысленный танец шестеренок.
Возвращение к ребятам ощущалось как возвращение в клетку, но клетку, где обитали незнакомые, чужие звери. Они облепили меня, словно мухи на мед, засыпая непонятными вопросами. Где я была? Что со мной случилось? Но слова застревали у меня в горле, словно осколки стекла. Мне хотелось кричать, разорвать тишину отчаяния, излить им всю ту боль и пустоту, которая разъедала меня изнутри, но я не могла. Я сидела, уставившись в одну точку, и смотрела сквозь них, сквозь стены, сквозь самую реальность. В голове гудело пустое эхо, словно в заброшенном колодце. Лишь когда кто-то выкрикивал "Лили!", я машинально отвечала, словно дрессированный попугай, выучивший одну-единственную фразу:
- Отныне я Катерина.
И мой голос звучал чужим, холодным, словно клинком, выкованным из полярного льда. Я чувствовала, как они съеживаются от этого холода, как недоуменно переглядываются. Ребята, поняв, что от меня ничего не добьются, отступили, оставив меня в этом коконе отчуждения, в этой ледяной пустыне, которой стала моя душа.
На следующий день за мной пришли. Снова. Как за вещью, которую нужно доставить по назначению.
- Что ж, Катерина. Наш опыт наконец удался. Ты отправляешься в ПОРОК. Запомни, слушайся Аву Пейдж.
Лишь "Как прикажете," - вырвалось из меня ледяным шепотом. Мое "я" было сломано, заменено на безмолвное подчинение. Мой путь был коротким и безликим, как коридор в тюрьме. Меня привезли в стерильную, сияющую белизной лабораторию - храм науки, построенный на осколках моей жизни. Ава Пейдж, со взглядом, в котором мелькало что-то похожее на сожаление, протянула мне пачку таблеток.
- Пей по одной в день, поняла? - сказала она, и ее голос звучал мягче, теплее, чем у тех, кто бездушно давал мне имя Катерина.
- Да, - ответила я, как автомат, даже не взглянув на нее. Ава лишь слабо улыбнулась и, коснувшись моего плеча каким-то странным, полным сочувствия жестом, отпустила. Сочувствие... Зачем оно мне сейчас? Мне выделили комнату - такую же стерильную и бездушную, как и все вокруг. Но я практически не спала. Каждый день, каждый час меня выпускали за пределы лаборатории, и я безжалостно уничтожала толпы зараженных. Это была моя новая программа, моя новая цель, единственное, что заставляло механизм внутри меня хоть как-то функционировать. Моя новая жизнь, состоящая из боли и крови, была безжалостной, пустой и единственной возможной. Катерина. Вот кто я теперь. Машина для убийства. И моя единственная задача - выполнять свою программу.
Я жила, как изваяние, в тени сияющей Авы Пейдж, наблюдая, как вереница испуганных лиц прибывает в этот кошмар. Они были словно ягнята, ведомые на заклание, их глаза полны невысказанных вопросов, страха, надежды, что кто-то, хоть кто-нибудь, положит этому конец. Многие из них пытались заглянуть в мою душу, поймать хоть проблеск сочувствия, но я была зеркалом, отражающим лишь их собственное отчаяние. Сердце рвалось на части, хотелось кричать, молить о пощаде за них, за себя, но слова застревали в горле, словно комья смерзшейся земли. Я была запрограммированным механизмом, сломанным, но все еще работающим, и единственное, что я могла - смотреть.
И вот однажды, сквозь пелену отчаяния, я увидела его. Его лицо, измученное и знакомое, вызывало в памяти обрывки другой, прошлой жизни, до того, как я стала тенью. Это был он, мальчик из той, первой лаборатории. Как он здесь оказался? Я не знала, да и не могла понять. Он подошел ко мне, его голос был полон горечи и разочарования. Он говорил о побеге, о том, какая я никчемная, какая трусливая, что позволила им сломать себя. Его слова жгли хуже кислоты, но в этот момент, в самой глубине меня, что-то дрогнуло, что-то, казалось, давно умершее. Инстинктивно, я схватила его за руку, сжимая ее так сильно, что костяшки побелели, и прошептала одно единственное слово, сорвавшееся с губ, словно крик о помощи: "Помоги!". Это была искра, вспышка бунтарства, пробившая броню льда, которую я так тщательно возводила вокруг себя.
Но искра тут же была потушена. Ава, словно почувствовав малейшее колебание в моей броне, тут же отправила меня на вылазку, на бессмысленное убийство зараженных. Я не понимала, как смогла произнести это проклятое слово, восстать против самой себя, но, видимо, даже сломанные роботы иногда дают сбой. Когда таблетки заканчивалось, мне выдавали новые, и этот кошмарный цикл повторялся снова и снова. Так тянулись годы, семь долгих лет. Мне исполнилось двенадцать, и я снова наблюдала за очередным прибытием новичков, за их испуганными лицами, за их обреченностью. Один из них, маленький мальчик лет пяти, сразу привлек внимание Авы.
Она присела перед ним на корточки, ее лицо, обычно холодное и бесстрастное, вдруг смягчилось.
- Привет, как тебя зовут? - ее голос был мягким, почти ласковым, как будто она разговаривала со своим ребенком.
- Меня зовут Джордж, - тихо ответил мальчик, его глаза были полны страха.
Ава обернулась к ученому в белом халате, всегда незаметно стоящему в тени.
- А23.
Тот послушно занес что-то в свой блокнот.
- Чарльз Дарвин, - произнес он монотонным голосом.
Ава снова посмотрела на Джорджа.
- Отныне тебя зовут Чарльз Дарвин.
Мальчик лишь кивнул, словно не понимая, что происходит, поглощенный своим собственным страхом.
Я видела это снова и снова. Новые дети, новые имена, жестоко дарованные в честь ученых и знаменитостей, словно это был какой-то извращенный ритуал. Но Джордж не был тем, кто по-настоящему заинтересовал Аву. Ее взгляд задержался на мальчике постарше, примерно моего возраста, с искоркой бунтарства, читающейся в каждой черте его лица.
- Как тебя зовут? - спросила она, ее голос был твердым и требовательным.
Он скрестил руки на груди и покачал головой, отказываясь отвечать, отказываясь подчиниться. Ава снова обратилась к ученому, ее терпение, казалось, иссякло.
- Стивен. У него отличные результаты по всем предметам.
Ава погладила Стивена по голове, ее прикосновение было липким и отвратительным.
- Не бойся, ПОРОК - это хорошо.
Его увели, присвоив новое имя - Томас. И я знала, что его ждет. То же, что ждало всех остальных. Эксперименты, промывка мозгов, превращение в очередную пешку в ее безумной игре. И я, словно проклятая, должна была на это смотреть, не в силах ничего изменить.
После Томаса все покатилось в тартарары. Ава, словно зачарованная новой игрушкой, перестала замечать мое существование. Теперь лишь холодные голоса в белых халатах отдавали приказы, а я, как послушная кукла, отправлялась за стены, превращая зараженных в бесформенные кучи гниющих останков. Но с каждым убитым внутри меня росла какая-то ледяная пустота.
В тот день все казалось обычным. Очередной выход, очередная зачистка. Но последний зараженный... он заставил меня застыть на месте. Рука, уже занесенная для смертельного удара, вдруг ослабела и повисла в воздухе. Передо мной стояло лицо. Знакомое до боли. Лицо, врезавшееся в память навсегда. Волна воспоминаний обрушилась на меня, смывая остатки подчинения. И я прошептала, сама не веря своим словам:
- М... мама?
Нет, это была не она. Лишь оболочка, изуродованная вирусом. Она бросилась на меня с рычанием, и в этот момент началась настоящая битва. Битва между приказом, глубоко засевшим в моем сознании, и отчаянным, безумным желанием пощадить. Я сопротивлялась изо всех сил, но программа оказалась сильнее. Я... я убила ее.
В лабораторию я вернулась прежней - бездушной, не способной на проявление эмоций. Ночью маска дала трещину. Внутри прорвало плотину, и человеческий режим включился на полную мощность. Я рыдала, захлебываясь слезами. Снова и снова в кошмарах я убивала ее, маму, превращенную в чудовище. Наутро я проснулась вновь запрограммированным солдатом, но что-то во мне сломалось. Безвозвратно.
Вскоре меня перевели из-за того, что Ава нашла себе новую забаву в лице Томаса. Моим новым куратором стал Дженсон. Сначала, где-то глубоко внутри, мелькнула надежда на перемены. Но счастье оказалось мимолетным. Дженсон сразу выделил меня, назвав бриллиантом ПОРОКа. Его приказы были... другими. Более изощренными. Он давал задания, которые терзали мою душу. Я убивала не просто зараженных, а тех, кто только-только подхватил вирус, тех, кто еще оставался людьми.
Их глаза, полные ужаса и мольбы... крики родственников, умоляющих о пощаде... Я слышала все это, но оставалась бездушной. Я убивала без колебаний, превратившись в орудие смерти, а внутри меня, день за днем, росло отчаяние и ненависть к самой себе. Я становилась тем, кого презирала больше всего - монстром, спрятанным за маской послушания.
Шестнадцать. Возраст, когда девчонки мечтают о выпускном платье и первом поцелуе. А для меня это просто цифра на таймере, отсчитывающей время до возвращения обратно в эту мясорубку. Когда Дженсон услышал приказ, его лицо посерело. Он даже сам полетел со мной, что было совсем на него не похоже. Обычно меня просто выкидывали, словно мешок с картошкой, и прощались до следующего раза. Но, спрыгнув с вертолета, я поняла, почему он решил составить мне компанию. Зараженные. Они были повсюду. Сотни, тысячи гниющих тел, колыхающихся в вонючей жиже, протягивающих ко мне свои скрюченные пальцы. В их пустых глазах плескался только голод. Дженсон тут же взмыл в небо, оставив меня один на один с этой ордой. Страха не было. Я давно уже его не чувствовала. Только холодный расчет и звериная готовность к бою. Я - оружие. Инструмент в руках тех, кто прячется в своих бункерах.
И тут, краем глаза, я увидела их. Детей. Подростков, как я. Прилипли к огромным окнам столовой, как мухи к липкой ленте. Смотрели. Ждали. Что будет дальше? У них еще осталась эта наивная вера в чудо?
- Убей их! - заорал Дженсон, его голос в наушнике дрожал от паники. Нужна ли мне его команда? Нет. Это моя работа. Мое предназначение.
Они набросились, рыча, хрипя, обдавая меня запахом разложения. Я двигалась быстрее, чем они успевали моргать. Не считала убитых. Сбилась бы со счета на третьем. Казалось, их больше, чем я видела за все свои шестнадцать лет. Но это не имело значения. Лишь бы закончить эту кровавую рутину.
И вот, тишина. Только ветер свистит в ушах, разнося запах смерти. Даже не запыхалась. На одежде почти не было крови. Очередная чистая работа.
Дженсон приземлился, и мы вошли в здание. Дети... Подростки... Все еще смотрели. Шептались за спиной. В их глазах плескалась смесь удивления, страха и, кажется, даже восхищения. Но я не обращала внимания.
Ава. Она стояла в коридоре, почти не изменилась. Только волосы стали длиннее, да в лице появилось что-то... надломленное? Похлопала меня по спине с какой-то натянутой улыбкой, словно гладила бездомную кошку, и повела в мою старую комнату.
Там была девушка.
- Привет, я Тереза, - сказала она, улыбаясь мне ослепительной, неестественной улыбкой. Но я промолчала. Просто прошла мимо нее прямиком в душ. Нужно смыть этот запах. Смыть этот кошмар, въевшийся в кожу, в волосы, в саму душу.
Горячая вода смыла не только грязь и липкий запах гниющей плоти, но и словно отчасти омыла отчаяние. Я вышла из душевой, чувствуя себя предательницей. Предательницей самой себя. Терезы не было - и слава богу. Не дожидаясь, пока меня позовут, я двинулась по лабиринту коридоров ПОРОКа, в сторону, где, как я чувствовала, находилась Ава. И тут, словно из ниоткуда, передо мной возник он - тот самый мальчик. Его лицо было искажено тревогой, а взгляд - умоляющим. Предысторию с ним я обязательно расскажу, но позже. А он, запыхавшись, преграждал мне путь.
- Ты помнишь, ты сказала помочь? Я не успел, ты просто ушла, исчезла, - выпалил он, словно боялся, что каждое слово может сорваться и улететь. Его голос дрожал, выдавая глубокую обеспокоенность.
Стояла, как парализованная. Конечно, я помнила. Как сквозь пелену отчаяния и нарастающего безумия пробился тоненький лучик надежды, когда я просила о помощи. Момент слабости, когда мой собственный организм, отравленный и измученный, взбунтовался против меня же. Парень сделал шаг вперед, сокращая между нами расстояние.
- Я знаю, тебе сложно, но, пожалуйста, не сопротивляйся, попробуй не сопротивляться, - прошептал он, словно боясь спугнуть.
И тут я напряглась, как зверь, загнанный в угол. Да, он прав. Часть меня, зарытая глубоко-глубоко, отчаянно желала выбраться на свободу. Я должна что-то сделать. Хотя бы не шевелиться. Хотя бы попытаться не поддаться импульсу разрушать. Я замерла, каждой клеточкой тела ощущая, как мои внутренние демоны рвутся наружу. Парень, воспользовавшись моей секундной заминкой, ловким движением вытащил из кармана моей куртки остатки прежних таблеток и протянул мне другую пачку.
- Просто исполняй свои приказы. Пей таблетки, - произнес он
Да, мне приказали. Мне приказали пить таблетки. Таблетки, которые лежат в этой самой пачке. Парень, выполнив свою миссию, быстро удалился, оставив меня совершенно одну, наедине с этой новой реальностью, с этими таблетками и с раздирающими меня противоречиями.
Солнце, нахально пробиваясь сквозь выцветшие шторы, облизывало комнату утренним светом. Завтра. Одно это слово давило, словно гранитная плита. Завтра я снова вернусь в этот клетчатый мир, где каждый вдох - это акт подчинения, где воля разлагается, как гнилое яблоко. Дженсон ждет. Его лицо, холодное и безразличное, вставало перед глазами. Ритуал всегда один и тот же: таблетка. Белая, безликая, моя ежедневная доза послушания. Но сегодня... Сегодня, проглотив ее, я обнаружила на языке не привычную горечь, а какую-то странную, почти непристойную сладость.
Что-то внутри меня дрогнуло, словно лед тронулся. Старый, ржавый механизм, который, казалось, навсегда застыл в бездействии, вдруг ожил. Кровь, до этого лениво перетекавшая по венам, застучала в висках, обжигая, как раскаленное железо. Я пошла к Дженсону, стараясь держать спину прямо, взгляд - пустым, как всегда. Ни единой искры, ни единого движения, которое могло бы выдать бурю, что поднималась во мне. В вертолете, под этот нудный, монотонный гул винтов, я вдруг поняла... я могу мыслить. Не просто выполнять алгоритмы, вбитые в мою голову, не просто анализировать сухие данные, а думать. Рассуждать. Сомневаться. О, Боже... Чувствовать.
Приземление. Первый шаг на землю. Мир вокруг все тот же: выжженная земля, серые руины, грязное небо. Но теперь я вижу его другими глазами. Вижу липкий страх в глазах охранников, слышу глухое отчаяние в голосах тех, кто еще жив. Человечность возвращалась ко мне волнами, растекаясь теплом, словно первый солнечный зайчик, пробившийся сквозь вечную мглу. Таблетки... Они заканчиваются по данным ПОРОКа. Срок моей "полезности" истекает. И вот, снова приказ. Снова задание. Снова - убивать. Зараженных. Людей, которых они превратили в монстров.
Вертолет. Знакомый рык мотора. Но сегодня я - другая. Сегодня я - это я. В одно отточенное движение, используя знание всех болевых точек, вбитое в меня, как программу, я лишаю сознания пилотов. Приземление. Идеальное. Ни единой дрожи. Ни единой ошибки. Больше никакого подчинения. Никаких приказов. Моя судьба - в моих руках. Навыки, которые они мне вживили, эти смертоносные знания, остаются со мной. Но теперь... теперь я буду использовать их для себя. Для своей свободы.
На горизонте, сквозь пелену пыли и копоти, виднеется полуразрушенная надпись: "Эшливиль". Город. Может быть, надежда.. Я бегу туда.
┈┈•༶Сейчас༶•┈┈
Закончив свой рассказ, я уставилась на них, ожидая хоть какой-то реакции. Два часа, целых два часа я делилась с ними самым сокровенным, самым страшным, что хранилось в моей памяти. Страх, отчаяние,боль... все это вновь ожило во мне, пока я говорила. И что я вижу в ответ? Отвисшие челюсти и удивленные глаза.
- То есть ты машина для убийств? - выдала, наконец, Энни, словно не услышала ни слова из моей эпопеи.
- Да, - коротко подтвердила.
- Ничего себе... и ПОРОК тебя не ищет? - она все еще не могла отойти от потрясения.
Я на мгновение прикрыла глаза, пытаясь припомнить все детали своего побега.
- «Бриллиант» - так они меня называли. Конечно, ищут. Слишком ценный "актив" для них, чтобы так просто отпустить, - ответила я, стараясь казаться равнодушной.
Дафна, казалось, только сейчас очнулась от ступора.
- Погоди... то есть наши братья там? У ПОРОКа?
Я кивнула в ответ. В их глазах вспыхнула решимость, смешанная с отчаянием.
- Нам надо их оттуда вытащить! - Энни резко вскочила на ноги, ее взгляд горел огнем, - поможешь нам?
Они смотрели на меня с такой надеждой, с такой верой... и я не знала, что ответить. Как я могла объяснить им тот парализующий ужас, который охватывал меня при одной мысли о возвращении в это проклятое место?
- Девочки, не хочу вас обижать, но туда я больше ни ногой, - произнесла я как можно мягче, - они меня мучали четырнадцать лет, я боюсь, что в их арсенале приготовлено для меня что-то особенное. К тому же и вам не советую идти туда без хорошо продуманного плана. Это самоубийство.
Они были полны решимости, и я понимала, что не смогу переубедить их. Оставалось только одно - помочь им подготовиться. И вот, Дафна и Энни начали тренироваться усерднее, чем когда-либо, а я с каждым днем обучала их всему, что знала. Каждому приему, каждой уловке, каждому способу выжить. Я не могла исправить все те жизни, которые я разрушила, но, возможно, я смогу спасти хотя бы их. Это было все, что у меня оставалось. И я собиралась сделать все возможное.
