Mon

Дани прикрыла глаза и медленно повернулась лицом к приоткрытому окну. Тёплый утренний ветер проникал в салон машины, ласково касался щёк, играл с прядями её волос, путал их, будто пытался оставить в них своё дыхание. Воздух пах росой, которая слезами блестела на траве после бессонной ночи, и ещё терпким настоем хвои, земли и влаги. В этом аромате был обманчивый покой. Дани казалось, что она стояла на обрыве и смотрела на приближающийся шторм, и она хотела сделать шаг назад, чтобы не рухнуть с утёса и не разлететься на части, разбившись о скалы, но не могла. Неминуемая буря завораживала.

Она сидела на переднем сиденье машины, стараясь не смотреть вперёд, туда, где за поворотом уже начиналась территория поселения оборотней, но взгляд всё равно снова и снова тянулся туда. Как и мысли. Потому что там был он, Минхо, и был настолько близко, насколько и далеко: они находились по разные стороны пропасти.

Крис сдержал обещание: накануне вечером отвёз Дани домой, хотя в глазах его, как и всегда, отражалась невысказанная тревога. А сегодня, не задавая лишних вопросов, забрал обратно. Он ничего не спрашивал, просто был рядом. Это значило для Дани намного больше, чем можно было выразить словами, но сейчас она чувствовала себя абсолютно одинокой.

Дани положила руку на грудь, туда, где сердце странно пульсировало и отзывалось эхом на каждую эмоцию, связанную с Минхо. Отчаяние, гнев, обида, — всё сплелось в тугой клубок. Чувства сменялись, как цвета неба на закате: вот надежда трепещет, как огонёк, вот её смывает волной тоски, потом накатывает холодное безразличие, и тут же, словно по команде, душу вновь пронзает нестерпимая тяга к нему, Минхо. К его телу, голосу, запаху, к возможности прикасаться, смотреть, быть рядом. Даже если это ранит.

Прошедшая ночь превратилась в пытку. Дани почти не сомкнула глаз: тело ломило, и было такое ощущение, словно оно сделано из стекла, которое трескалось при каждом движении и крошилось. Осколки впивались в кожу, причиняя боль. Мысли носились по кругу, не давая покоя. Ближе к рассвету Дани всерьёз задумалась о том, чтобы просто пойти в сторону дома Минхо и, быть может, лечь у порога. Только бы почувствовать хоть капельку облегчения.

— Господи, — прошептала она, закрыв лицо ладонями.

Мысль о том, что Минхо мог бы открыть дверь и найти её на пороге — невероятно смущала. И как хорошо, что здравый смысл одержал победу в этом неравном бою.

Дани глубоко вдохнула и ощутила, что наваждение прошло, как роса, испарившаяся под первыми солнечными лучами.

Если всё будет продолжаться так же, если боль, что прячется под рёбрами, не уйдёт, то как жить дальше? Как делать вид, что всё нормально? Как можно стать снова обычным человеком, пить кофе по утрам, ходить на учёбу и смотреть сериалы перед сном?

Никак. Это невозможно.

Всё изменилось. Дани изменилась. И боль эта, бесконечная и глубокая, как чёрный океан, наполненный слезами отчаяния, теперь была её второй кожей. Дани казалось, что она с каждым днём тонет в нём всё глубже. И что никто не сможет её спасти.

Никто, кроме Минхо. Но он не торопился протягивать ей руку помощи.

И сейчас Дани радовало лишь одно: Минхо тоже было больно. Эгоистично, конечно, так думать, но... это была правда. Он сделал свой выбор, не спросив мнения Дани, оттолкнул её, казалось, вырвал у неё дыхание и разбросал осколки её спокойствия по полу среди недосказанности.

— Чёртов упёртый волчара, — прошептала она еле слышно, но с такой глухой злостью, что фраза будто царапнула воздух когтями.

— Что? — Крис, сидевший за рулём, чуть повернул голову и окинул её внимательным взглядом. Конечно, он всё услышал. Его слух был слишком острым, чтобы не уловить даже невнятное бормотание.

— Соён правда ведьма? — Дани, спохватившись, перевела разговор на другую тему. Она выпрямилась, откинулась на спинку сиденья, подтянула ноги ближе к себе и обняла себя за плечи. Будто это могло помочь ей не рассыпаться.

Крис хмыкнул, слегка сбавив скорость перед поворотом:

— Правда. Но ты и сама уже это знаешь. В мире вообще много всего, что обычно называют сказками. — Он сделал паузу и чуть тише добавил: — Как ты?

Простой вопрос, но Дани услышала в нём не только вежливый интерес. Крис не спрашивал, всё ли хорошо, он будто чувствовал ожоги на душе Дани от силы их волчьих инстинктов, которые выжигали её изнутри.

— Плохо спала, — честно призналась она, и тут же, словно в подтверждение своих слов, зевнула.

Ночь вернулась в воспоминаниях, вязкая, наполненная жгучей тоской. Каждая её секунда была пропитана страданием, будто Дани горела в огне, который никто не мог потушить. Её разрывало желанием быть рядом с Минхо. Она провела ладонью по лицу и задумалась: кем она была сейчас? Она хотела уйти или остаться? Или Дани теперь была просто узницей связи, которую не выбирала?

Одно было ясно: внутри неё что-то просыпалось, что-то дикое, неприрученное. И это нечто смешивало все чувства и эмоции в такой гремучий коктейль, что хотелось бежать без оглядки.

Но сидя в машине, где воздух ещё хранил тепло утра и едва уловимый запах пыли с лесной дороги, Дани вдруг поняла: просто так ей не уйти. Ни сейчас, ни потом. Что бы она ни говорила себе, как бы ни старалась выстроить внутри логичные доводы, Дани знала: как только она уедет, начнёт считать часы до возвращения. Мысль о том, чтобы не появляться здесь больше, казалась такой же невозможной, как перестать дышать. Потому что это была слепая, упрямая и жестокая тяга, зависимость. И если ничего не предпринять, Дани снова и снова будет возвращаться, как мотылёк к пламени, опаляя крылья каждый раз всё сильнее и сильнее.

Дани перевела взгляд на окно. Снаружи расцветал день: небо наливалось прозрачным светом, тронутое первыми оттенками золота, деревья лениво шелестели листвой, а на горизонте медленно таяла молочно-серая дымка. Всё было спокойно. И эта внешняя тишина странным образом вступала в резонанс с внутренним штормом Дани.

«Есть ли у нас шанс понять друг друга?» — мысль промелькнула внезапно, но когда Дани вышла из машины и подошла к дому, сердце отчего-то сжалось. Дверь, тяжёлая, деревянная поддалась почти без звука. Дани сделала шаг внутрь и затаила дыхание.

Воздух в доме был тёплым, пропитанным чем-то травяным и уютным. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь полуприкрытые шторы, разливались по полу золотыми струями, и пыль в них кружилась, как крошечные мотыльки. Полумрак обволакивал стены, мягко размывая контуры предметов: комната дышала покоем. И, может быть, именно поэтому Дани так поразило выражение, с которым Минхо смотрел на неё.

Он сидел на кровати. Всё ещё раненый, измождённый, но в его растерянном взгляде вдруг что-то вспыхнуло. Не гнев или тоска, которую Дани видела вчера. Это была надежда и удивление, когда ты совсем не ждёшь спасения и всё же его получаешь.

— Привет, — первым подал голос Минхо. Он произнёс это практически шёпотом, будто боялся спугнуть её, и, закрыв глаза на мгновение, выдохнул.

Он выглядел лучше. Цвет кожи стал живее, губы больше не были сухими, а его поза, хоть и выдавала усталость, но уже была более уверенная. Ссадины и раны, что вчера пугали своим видом, начали затягиваться: Дани заметила, как затягивались старые порезы на ключице. Увидев всё это, она вздохнула.

Облегчение. Такое простое чувство и такое пугающее. Потому что с ним приходила простая истина: ей было не всё равно.

— Ночка была не очень, да? — произнесла Дани, стараясь, чтобы голос звучал ровно, пусть и с капелькой непривычного сарказма, но внутри всё дрожало.

Она прошла внутрь, делая вид, что её не трогает то, как на неё смотрят. Вот только сердце не слушалось и пыталось вырваться наружу из груди.

— Мягко говоря, — усмехнулся Минхо, и на секунду, когда Дани бросила на него быстрый взгляд, в этой улыбке показался он прежний, тот Минхо, которого она вспоминала по ночам, когда не могла заснуть.

Он не отводил от неё глаз.

А она не могла не заметить, как его голос звучал по-другому: он был не резкий и отталкивающий. Сейчас в нём слышалась усталость и что-то ещё. Может, сожаление? Но Дани не осмелилась бы спросить его об этом.

Минхо сидел в постели, опираясь на подушки, чуть сгорбившись, и казалось, что всё хорошо, но что-то в нём выдавало еле заметное напряжение. Дани наблюдала украдкой, как Минхо следил за каждым её движением и как быстро отводил взгляд, будто её близость вызывала в нём внутреннюю дрожь, с которой он не знал, как справиться.

— И что теперь? Как мы будем решать эту проблему? — Дани остановилась посреди комнаты, сложив руки на груди. — Мне теперь житья в Сеуле не будет?

Минхо молчал, опустив взгляд на покрывало, которым был укрыт. Тишина, повисшая в комнате, била глухо, напав исподтишка. Минхо не смотрел на Дани, но она видела, как у него напряглись пальцы, как замерла грудь на вдохе. Эти её слова, видимо, стали камнем в окно: Минхо не ожидал, что она бросит первой.

— Что ты хочешь от меня услышать? — спросил он, наконец, подняв взгляд на неё, и голос его звучал так, будто каждое слово давалось с трудом.

— Ты из нас двоих оборотень, — она пожала плечами, обводя комнату взглядом, и, развернувшись спиной к Минхо, подошла к узкой полке на стене. — Ты и должен знать, как работают все ваши... приколы. Может, есть способ эту связь разорвать, раз уж ты так её не хочешь.

Снова повисла тишина. Комната, освещённая мягким светом, казалась ловушкой: в ней не было ни движения воздуха, ни звуков, только два человека, увязшие друг в друге слишком сильно, но которые не давали согласия на это. Дани почувствовала, как у неё начинает стучать в висках. Она обернулась, встретив взгляд Минхо. Он больше не прятал глаза.

— А ты? — спросил он негромко и как-то спокойно, но в этом спокойствии таилась буря.

— Что — я? — растерялась Дани, нахмурившись, сбитая с толку.

— Ты хочешь этого?

Она могла бы отмахнуться, улыбнуться наигранно, превратить всё в шутку, но не стала. Усталость, скопившаяся за эти сутки, слишком плотной вуалью легла на плечи, чтобы продолжать делать вид, что ничего не происходит. Всё внутри Дани гудело натянутыми струнами.

— Я бы могла попробовать, — прошептала Дани.

Минхо не сразу ответил. На его лице дрогнул один уголок губ

— Почему? — этот вопрос он задал чуть тише.

Дани на секунду прикрыла глаза. Внимательная к каждой интонации, улавливающая в голосе Минхо мельчайшие сдвиги, она почувствовала: в нём что-то дрогнуло.

— Потому что ты у меня в голове постоянно, — выдохнула она и подошла к кровати, позволив себе сесть на её край. Дани опустила взгляд на свои ладони, лежащие в коленях. — Я уже не понимаю, где заканчивается реальность, а где начинается... это ваше запечатление. Всё смешалось. Я путаюсь в своих чувствах. И я... — она сделала короткую паузу, собираясь с духом, — я устала. — Подняв голову, она прижала ладонь к груди, к тому месту, где ощущалось постоянное глухое давление, словно сердце превратилось в сжатый комок, не способный разжаться. — Мне очень больно.

Дани заметила, как Минхо едва заметно наклонился вперёд, как его пальцы судорожно сжались на складках покрывала. Он что-то почувствовал. Это было незаметно, но для Дани каждое его движение отзывалось эхом внутри. Что-то изменилось в Минхо, но она не хотела знать, что именно: ей хватало своей бездны боли и заглядывать в чужую, просто не было сил.

— Ты не понимаешь, о чём говоришь, — вымолвил он, голос его дрогнул. Минхо отвернулся к окну. Солнечные лучи легли узкой полосой на край кровати, и эта полоса медленно передвигалась, как стрелка часов, отмеряющая их разговор.

— Так объясни мне, — сказала Дани уверенно.

Минхо раздражённо выдохнул.

— Импринтинг — это принуждение. Понимаешь? — слова срывались с губ, как пепел, уносимый порывом ветра. — Это не твой выбор. Это неосознанное подчинение. Инстинкт. Биология. Всё то, что ломает тебя изнутри и не оставляет шанса.

Он говорил быстро, будто хотел выговорить всё прежде, чем Дани его перебьёт. И всё равно в голосе Минхо звучала глухая обида: на несправедливость мира, на себя, на неё.

Но Дани не смутилась. Она, наоборот, выпрямилась и даже подалась немного вперёд.

— Но почему нельзя попытаться принять человека, которого тебе выбрала... пусть будет природа? — она запнулась, чувствуя, как ком подкатывает к горлу. — Я делаю выбор попробовать. Я. Это мой выбор.

Минхо фыркнул. От этого звука по спине Дани пробежал холодок. Как будто он не верил в её слова и смеялся над её чувствами.

— Ты спрашивала, можно ли разорвать связь, — произнёс он медленно. — В нашей стае не было прецедентов, но я знаю, что такая практика существует. Это больно. В десятки раз больнее, чем то, что ты чувствовала до этого.

Дани будто ударили без предупреждения, резко и в самое сердце. Слова застряли в горле, язык онемел, дыхание сбилось, и она просто сидела, не в силах двинуться: смотрела на Минхо, как будто впервые. Что-то острое, металлическое, заскрежетало внутри, разрывая лёгкие. Гвозди, ржавые и неумолимые, впивались в рёбра, солнечное сплетение. Они прокручивались в сердце, и, казалось, горло наполнялось кровью.

Он только что предложил ей разорвать связь. Выход есть. И этот «выход» звучал страшнее боли от связи.

— Тебе настолько неприятна сама мысль о том, что я — твоя пара? — сорвалось с губ Дани.

Минхо медленно поднял взгляд и нахмурился. Казалось, он не сразу осознал, что она спросила. Или притворился. Потому что Дани по глазам его видела, что он всё прекрасно понимал, просто не знал, как ответить.

— Ты уже даже это узнал, — горько усмехнулась она и покачала головой. Пальцы дрожали. Дани сцепила их в замок, чтобы не было так заметно. — Для кого? Очередь из недовольных выбором пары оборотней я у вас не вижу.

Воздух в комнате стал плотным, вязким. Как в знойный день перед грозой. Минхо снова замолчал.

— Для Лиён, — наконец произнёс он. — Она была моим выбором.

Слова упали на раненое сердце Дани камнями весом в несколько сотен килограммов и взорвались в сознании глухим эхом. Лиён. Имя прозвучало с особым оттенком, будто в этих двух слогах заключалась целая жизнь, бесконечные чувства, значимость, которых у Дани никогда не было. И всё в ней сжалось.

Воздух в лёгких кончился. Пространство вокруг исказилось, свет стал тусклым, приглушённым, словно кто-то повесил на окна тёмные занавеси и выключил звук.

Минхо не сказал больше ничего, не объяснил, а просто смотрел прямо, будто Дани была прозрачная. И это убивало.

Она ожидала увидеть хотя бы что-то: боль, сомнение, сожаление во взгляде. Хотела ухватиться хоть за крупицу того, что давало бы право ей быть здесь. Но Минхо был холоден и спокоен. Словно в нём уже всё отболело.

А внутри Дани всё кричало.

Имя той, кого он когда-то выбрал, гудело в её голове, как звон разбившейся посуды. Она не знала Лиён, никогда её не видела, но теперь та существовала, жила между ними, как тень. Был ли у них с Минхо шанс понять друг друга? Теперь Дани не была в этом уверена.

— Лиён... — выдохнула она, едва слышно. Слова шли с усилием. — Ты из-за неё так со мной?

Минхо не лгал, не отворачивался и не говорил ничего. Он просто сидел и всё с тем же ровным взглядом смотрел Дани в глаза. И в этой тишине она услышала всё. Абсолютно всё, что он хотел сказать, и то, что не мог.

Да. Он любил Лиён. Да. Он был с ней. Да. Он хотел её, а теперь — не может не хотеть другую. Связь с Дани была не любовью, а проклятием.

А Дани?

Просто ошибка.

Сбой в системе, несчастный случай, который кто-то сверху назвал «импринтингом». Она не была мечтой, не была тем, кого он ждал. Она — не та.

И это оказалось хуже, чем могла представить себе Дани. Хуже, чем когда Чонгук её бросил. Там всё было понятно: он просто не любил. Всё просто.

А здесь...

— Прости, — сказал Минхо.

Слово, которое должно было быть утешением, прозвучало как финальный аккорд. Как точка. Как лопнувшая струна, которая рассекла палец, которым она была зажата.

— Дани, тебя там Крис зовёт, — донёсся из коридора голос Соён. Он прозвучал буднично, будто ничего не случилось в этой комнате, которая стала ареной чужого признания и краха Дани. — А тебе, больной, я принесла обед.

Дани молча поднялась. Слова Соён казались отдалённым эхом, едва различимым за звуком собственного пульса, тяжело отдающимся в висках. Она не обернулась и не посмотрела на Минхо, просто развернулась и пошла к двери, глядя вперёд.

Каждый шаг отдавался болью. Внутри Дани что-то осыпалось пеплом, рушилось, превращая в пыль крупинки души, что раньше верили в возможность, что импринтинг может быть хоть чем-то похожим на любовь. Нет. Это точно было не оно. Не любовь.

Когда Чонгук ушёл, было больно, тяжело, но не так. И Дани его любила.

Дани шла вдоль просёлочной дороги, по выгоревшей земле, не замечая, как солнце дрожит на горизонте, как ветер шевелит высокие травы, как птицы перекликаются в листве. Все эти детали, прежде такие яркие, будто выцвели за один короткий разговор. Пейзаж застыл, как старая плёнка, медленно искажающаяся в лучах перегретого света.

Пэктам встретил её непривычной тишиной. Дома, лавки, прохожие — всё двигалось и жило, но будто отдельно от Дани. Она шла на автопилоте, вызвала такси и вбила адрес дома отца.

И в этот момент в голове появилась одна-единственная мысль: завтра она соберёт вещи и уедет обратно в Сеул. Потому что здесь больше нечего искать, а больно будет везде. С этим нужно просто смириться. Но там, в столице, хотя бы не будет никого, кто режет тебя словами, как скальпелем по живому.

Именно в Сеуле можно будет притвориться, что всё это было просто сном.

Или кошмаром.

***

— Дани, тебе Соён не передала, что ли? — голос Криса прозвучал неожиданно и заставил Минхо дёрнуться. Крис зашёл в дом, не стучась, и, переступив порог комнаты, замер, оглядываясь, будто ожидал увидеть Дани сидящей на краю кровати, как это было несколько часов назад, но Дани здесь не было. — Где Дани? — в голосе Криса зазвучала тревога.

Минхо, опершись на локти, медленно повернул голову и выдавил:

— К тебе ушла.

Слова обожгли горло и соскользнули с губ. Минхо почувствовал, как внутри всё сжалось. Снова. Волк метался, воя беззвучно, запертый в клетке из рёбер.

Крис замер, уставившись ему в глаза. Минхо даже не пытался отвести взгляд — он не мог. Он уже утонул в собственных мыслях, снова слыша голос Дани, чувствуя её боль от имени Лиён, которое вырвалось из него, как осколок из старой раны, и попало точно Дани под кожу.

И прежде чем он успел вдохнуть, Крис молниеносно оказался рядом и с такой силой схватил Минхо за ворот футболки, что ткань натянулась на плечах.

— Что ты ей опять наговорил?! — прошипел он, и глаза у него вспыхнули огнём.