Глава 17
— Что с ней?
— Я... я не знаю, Ваше величество. Очень похоже на отравление, но... но я не знаю яда с такими симптомами.
— Она... будет жить?
— Не могу сказать, Ваше величество. Мне нечем ей помочь.
С огромным усилием, преодолевая тяжесть свинцовых век, она приоткрыла глаза. В слабом, трепетном свете свечи ей удалось различить две неясные мужские фигуры, стоявшие рядом с кроватью. Фигуры казались расплывчатыми, словно сотканными из тумана, и чем больше она пыталась сосредоточиться, тем сильнее они растворялись в полутьме.
Затем, словно повинуясь невидимой силе, её веки снова сомкнулись, и она провалилась в глубокое, тягучее небытие. Это состояние напоминало сон, но не тот, что приносит отдых и восстановление. Этот сон был тяжёлым, изнуряющим, словно каждая минута, проведённая в нём, вытягивала последние остатки сил, оставляя её ещё более истощённой.
Ей снились кошмары. Раз за разом её разум возвращал её в прошлое, оживляя забытые воспоминания, словно сцены из давно утраченного спектакля. Сны были наполнены событиями, которые когда-то определили её судьбу, но о которых она старалась забыть. Эти образы всплывали перед глазами, яркие и чёткие, как будто случились вчера. Её тело металось по кровати, руки судорожно хватались за простыни, ноги беспорядочно били воздух, словно пытались убежать от преследующих теней. Люди, что случайно оказывались в комнате маркизы, пугались её криков.
Наконец, после долгих часов мучительного сна, она медленно вернулась к сознанию. Первое, что она ощутила, был глухой стон, вырвавшийся из её пересохшего горла. Все её тело ныло, как будто каждая косточка была переломана и неумолимо пульсировала болью. Жажда терзала её, вызывая сухость во рту, но она не могла заставить себя сделать хотя бы малейшее движение. Руки и ноги казались свинцовыми, а голова была такой тяжёлой, что даже мысль о том, чтобы приподнять её, вызывала новую волну боли.
— Как себя чувствуете? — прозвучал в темноте знакомый голос.
— Пи-ть... — едва произнесла она вместо ответа.
Кто-то крепкий, с запахом леса и чеснока, осторожно поднял Хельгу и усадил её, поддерживая за плечи. Его сильные руки уверенно держали её, не давая упасть обратно на подушки. Затем он протянул ей стакан с водой, поднеся его к губам. Она сделала несколько глотков, и вода, прохладная и освежающая, немного сладкая, заструилась по пересохшему горлу, принося облегчение. С каждым глотком жизнь медленно возвращалась к ней, и слабость начинала отступать.
После того как она выпила воду, мужчина мягко уложил её обратно на подушки. Теперь, когда жажда была утолена, её тело начало расслабляться, и боль стала менее острой. Она взглянула на него, пытаясь разглядеть черты его лица, но комната оставалась погруженной в полумрак, и его силуэт сливался с темнотой. Но его присутствие успокаивало её, придавая уверенности, что она не одна.
Медленно, очень медленно, она начала приходить в себя. Её дыхание становилось ровнее, а мысли яснее. Она всё ещё чувствовала слабость, но теперь это было не такое невыносимое состояние, как раньше. Постепенно возвращалась способность двигаться, и она смогла слегка шевельнуть пальцами рук и ног.
— Вода с мёдом, ваша подруга посоветовала, — мужчина сел рядом. — Видимо, помогает.
Хельга, чувствуя себя немного лучше, попробовала сосредоточиться на том, кто был рядом с ней. Мужчина, чей запах до сих пор витал в воздухе, сидел на краешке кровати. Его лицо оставалось в тени, но она могла различить его силуэт, показавшийся ей знакомым. Он смотрел на неё внимательно, но без лишних эмоций, словно ждал, когда она окончательно придёт в себя.
— Генрих? — прошептала Хельга, собравшись с силами. Её голос звучал хрипло и слабо, но в нём слышалась решимость узнать правду.
Мужчина не ответил сразу. Вместо этого он встал и подошёл к окну, открывая шторы. Свет проник в комнату, осветив его лицо. Теперь Хельга увидела его ясно. Это действительно был он.
— Вы ухаживаете за мной? — с трудом спросила она.
— Конечно, а как иначе? — он вернулся к постели и сел с другой стороны, в свете окна.
— Ваша жена наверняка в восторге, — хмуро ответила девушка, её голова продолжала кружиться и болеть.
— Уверен, ей есть с кем проводить ночи. Мы не лезем в дела друг друга.
Хельга молчала, переваривая его слова. Вопросы теснились в гулящей голове, как рой потревоженных пчёл. Но сил задавать их просто не было.
— Сколько... сколько времени прошло?.. — только и смогла спросить она.
— Вы двое суток не приходили в себя, — с усталостью в голосе ответил Генрих. — Врачи считают, что кто-то вас отравил.
— Глупости, — девушка попыталась сесть, но безуспешно. — Просто сказалось напряжение последних дней.
«А поездочка добила», — хотела дополнить она, но язык ещё плохо слушался.
— От нервов не ходит кровь горлом, — мрачно парировал Генрих. — Потому я склонен доверять мнению лекарей.
— Пусть так, — спорить у неё не было ни сил, ни желания.
Спутанным разумом она понимала, что произошло. Но это было частью её тайны, а потому пусть версия с отравлением будет рабочей.
Усталость снова накатила на неё, и она почувствовала, как начинает погружаться в сон. Но на этот раз он был спокойным, без кошмаров и мрачных видений.
Утром Хельга проснулась и почувствовала себя намного лучше. Солнечные лучи пробивались сквозь шторы, наполняя комнату мягким светом. Она потянулась, наслаждаясь ощущением свежести и бодрости. Генриха уже не было рядом, вместо него в спальню вошла Мари с подносом в руках, который она поставила маркизе на колени. В миске, что стояла на нём, плавала странного вида жидкость. Зеленоватая, с тонкой плёнкой масла сверху. И пахла она также подозрительно.
— Владыка милостивый, что это? — Хельга с подозрением смотрела на содержимое миски.
— Куриный суп, — с гордостью ответила Марастор. — Сама готовила.
— За что? — только и могла спросить фея.
— Это ты у правителя своего спроси, — Онерия слетела со своего привычного места и обратилась в девушку, — он приказал ей тебе готовить.
— Добить решил? — Хельга снова покосилась на «суп». К горлу снова подступила тошнота.
— Якобы чтобы тебя ещё раз не отравили, — усмехнулась Онерия.
— А Вы решили действовать наверняка?
— Вот даже обидно, — надула губы Мари. — Я же старалась.
— При всём уважении, — фея отодвинула от себя поднос, — но я это есть не буду.
Марастор вздохнула, взяла в руки поднос и, бурча что-то нечленораздельное, вышла из комнаты. Едва она вышла за дверь, как в покои уже привычным образом ворвалась Фрейя:
— Хельга! Лес бы тебя забрал! Как же ты нас всех напугала!
— Можно подумать, я специально, — рыжеволосая фея сложила руки на груди. — Знала бы, ни за что не согласилась.
— М-да уж, кто бы мог подумать... — графиня на мгновенье погрустнела, но быстро снова вернула весёлое настроение. — А мы тут кое-что нашли, пока ты в отключке была.
— И что же? — слова подруги заставили её напрячься.
— А это ты узнаешь, когда поправишься, — довольная фея хлопнула в ладоши.
— Фрейя, — строго произнесла Хельга. — Я уже нормально себя чувствую.
— Пф, — фыркнула Онерия, что спиной прислонилась к столбику балдахина. — Ты это охране у дверей скажи.
— И докторам, которые регулярно проверяют твоё состояние, — дополнила подруга. — Тебя отсюда просто не выпустят.
Хельга нахмурилась. Внутри неё возникло лёгкое раздражение, ведь она прекрасно понимала, что не нуждается ни в охране, ни в постоянной заботе врачей. Однако она предпочла не спорить. Было очевидно, что решение уже принято, и нет смысла пытаться его изменить.