Он Не «Тот Самый»

Эти три недели в Швейцарии пролетели будто во сне. После того, как отец дал разрешение остаться здесь на некоторое время, она переехала жить в дом тети Лии и дяди Франца, живших неподалеку от Берна, в старом, добротно построенном доме у самого подножия холмов. Отец ни капли не возражал. Он, скорее всего, понял или, может быть, просто почувствовал, что дочери нужно отстраниться от этой городской жизни. От Лондона, от поместья, от свадебной лихорадки. Просто от своей фамилии «Пак».

Дом был просторный, двухэтажный, а главное — деревянный, что очень типично для горных домов. Балкон, утопающий в цветах. Окна, из которых по утрам открывался вид на зеленую-зеленую долину. Здесь никто не донимал ее вопросами о приемах пищи, никто не напоминал о свадебных датах и не бегал по дому с самого рассвета. Тетя Лия, добрая, миловидная на вид женщина, готовила завтраки, каждый раз оставляя чашку свежего молока на столе. Как она говорила: «Для улучшения костей». А дядя Франц возил ее по деревушкам, частенько прерывая молчание какими-то безобидными историями о своей жизни.

Розэ спала допоздна, читала старые книги, запылившиеся там, на полках в гостиной, рисовала масленными мелками на белых листах бумаги. Иногда часами бродила по лугам с карандашницей и листами, скрепленными скрепкой, делая наброски силуэтов, теней, лошадей, — всего, что она видела на своем пути. Дома она подолгу могла сидеть за швейной машинкой тети, перебирая обрезки ткани и примеряя на себя крои, которые каждый раз показывала тете и дяде, чтобы продемонстрировать свой прогресс.

Она почти не пользовалась телефоном. Интернет здесь был слабый, а желания что-то проверять еще меньше. Весь остальной мир остался где-то там, за Альпами, за самолетами и глянцевыми страницами журналов, в которых наверняка начали писать о свадьбе Дженни и Адама.

И даже несмотря на то, что времяпровождение здесь было до чертиков приятным, и навязчивые мысли совсем исчезли вместе с тревожностью из тела, воспоминания о Дженни никак не исчезали. Иногда она просыпалась ночью от того, что снился ее голос, или пальцы, или взгляд. Такой, как в тот день в квартире Джису. Иногда казалось, что если выйти на балкон и долго всматриваться в туман, то там, за конюшней, появится силуэт этой девушки. Но никто так и не появлялся.

***

В аэропорту, как обычно, было шумно, хотя Розэ даже успокаивала эта суета. Люди спешили, прокручивали чемоданы, обнимались, ждали, бежали, тщательно боровшись с временем.
Девушка стояла рядом с дядей Францем, укутанная в легкое пальто, с капюшоном, накинутым поверх гладко причесанных волос. Тетя попрощалась с племянницей еще дома, оставшись на хозяйстве. Не для нее были все эти поездки. Она домашний человек. И вроде Розэ, держащая в руке паспорт и посадочный талон, могла ее прекрасно понять.

— Всё будет в порядке, — проговорил дядя, кладя руку ей на плечо. — Ты девочка сильная... Справишься.

Она попрощалась с дядей Францем, крепко обняв его.
Самолет был почти полон. Она сидела у окна, пристегнутая, будто в плену собственных мыслей. За стеклом плыли облака, такие мягкие и неосязаемые, как то, чего ей всегда не хватало. Как Дженни. Как простое «останься», которое так и не было сказано.

Блондинка сделала глубокий вдох, прикрывая глаза. Она не знала, к чему вернется, но знала одно: чувства никуда не ушли. Даже если она и пыталась отчаянно избавиться от них. Даже если всякий раз искала минусы в отношениях, минусы в Дженни — никаких не находила. Это были лишь навязчивые вещи сострадавшей души Розанны.

***

В Лондоне шел легкий дождь. Мокрый асфальт отражал свет фар. Водитель ждал с табличкой у выхода аэропорта. Все было организовано еще заранее. Как всегда.

Пак даже не открыла рот для простого «Добрый день», молча кивнула, устраиваясь на заднем сиденье. И пока машина катилась по знакомым улицам, она вглядывалась в затянутое серыми, густыми тучами небо. Надеясь, что всё, что стоит во дворе поместья для свадьбы, смоет сильнейшим ливнем.

И вдруг, когда автомобиль плавно въехал на территорию поместья, сердце дрогнуло.

На крыльце под навесом стояла Дженни, укрываясь от дождя. Просто стояла в какой-то накинутой спортивной кофте Адама, прижимая руки к груди. Ее одинокий вид заставил Розэ взглянуть на ее спокойное, ни капли не тревожное лицо.

— Мисс Пак, мы на месте, — сказал водитель, и в ту же секунду задняя дверь открылась. Ее открыл мужчина по имени Шон.

— Добрый день, мисс Пак. Хорошо отдохнули в Швейцарии? — дотошно улыбнулся ей мужчина, подавая руку, которая была просто проигнорирована.

— Конечно. Просто замечательно. Думаю, вам тоже нужно будет устроить там отпуск, — кивнула блондинка.

— Ох, я не сомневаюсь. Там наверняка прекраснейшие виды на Альпы, не так ли?

Мужчина копошился в багажнике, достав небольшой чемодан. Только вот Розанна уже шла к входу, глядя ровно на девушку, стоящую там, почти заграждающую путь внутрь.

И вот только хотев ступить на первую ступень и уловить этот взгляд, чего Ким напрасно избегала, из особняка вышел Адам с двумя чашками в руках. Из них шел густой пар, и Адам слегка занюхнул его, передавая одну чашку шатенке.

Розэ пошатнулась, неуверенно ступив на первую ступень. Вторая, третья, а на четвертой брат заметил сестру, только прибывшую из Берна.

— Розэ! — голос Адама прозвучал почти с облегчением. Он быстро поставил свою чашку на перила и, пропустив пару ступень в прыжке, подошел к ней.
— Ну наконец-то! Без тебя дом совсем здесь вымер.

Он обнял ее крепко, искренне, прижав к себе, как будто за эти три недели действительно успел соскучиться за силуэтом девушки, мелькающем в окне второго этажа время от времени. Его ладонь оказалась на затылке сестры, другой он коснулся ее спины, как бы "по семейному" похлопывая. И на секунду она позволила себе расслабиться в этом знакомом объятии. Но взгляд все еще был направлен поверх его плеча.. туда, где стояла Дженни.

Она даже голову не повернула в их сторону. Не сдвинулась с места. Не пошла навстречу. Не встретилась глазами.

— Как провела время? Я знаю, горы это хорошее место для отдыха. Особенно для тебя, — ухмыльнулся он, ступая вверх по ступенькам в один шаг с сестрой.

Розэ слабо улыбнулась.
— Да, дядя Франц и тетя Лия передавали тебе привет... Я думаю, я хорошо отдохнула там.

— Нужно будет как-то съездить к ним вместе. Знаешь, можем даже с Дженни. Когда-то после свадьбы.

Дженни, услышав свое имя, чуть повернула голову в их сторону, но не на нее. Только на Адама.

Взгляд Розанны искал что угодно. Мельчайшее движение ее ресниц. Признание в уголке губ. Волнение в ее тонких пальцах, которыми Дженни держала чашку. Но не было ничего. Ни одного жеста. Ни единого взгляда в ответ.

И это было хуже, чем ярость. Это было равнодушие или преднамеренное игнорирование. Словно удар ножом в спину.

— Так же, Джен? Ты ведь тоже любишь горы, — взмахнул рукой парень, приобнимая за плечи сестру другой.

— Да. Нам стоит съездить, — улыбнулась Ким, но смотрела куда-то вдаль. А сказав это без какого-либо интереса, она отпила глоток содержимого в чашке.

Адам подхватил чемодан у Шона, кивая ему.
— Да, Дженни сегодня без настроения. Знаешь же, свадьба, новые гости, журналисты... Она тяжело это переносит, — объяснил старший, проходя с сестрой внутрь, где тех уже встретила мать с улыбкой на лице.

***

Среда тот день, который возненавидела Розанна. Наверное, еще со школы, когда она должна была носить по пять книжек в портфеле, чтобы три из них просто пролежали на парте целый урок без использования. Или когда в среду она решила заменить того участника в забеге на лошадях, а в конечном итоге закончила в больнице на койке. И теперь, спустя 4 года, она снова ненавидела среду. С новой, уже взрослой, совершенно отчаянной яростью и горем. Потому что именно в эту среду, завтра, Дженни выйдет замуж за ее брата.

Она сидела на балконе в своей комнате, снова вернувшись к своему образу «ПРИЗРАК ПОМЕСТЬЯ», зажав между ног бокал какого-то вина, которое нашла на кухне в том дальнем, припавшим пылью шкафчике, где настаивались вина годами. К ней никто и не заходил с самого обеда, ведь все знали, что девушка снова прильнёт к карандашу с листом бумаги, начнет погружаться в рисование, и всё вокруг ее одной и ее вдохновения исчезнет. И ее это вполне устраивало. Именно сейчас — да. Ей нравилось пить до состояния истерических слез и криков, погружаться в депрессивное состояние по самое горло и, будучи под эффектом полностью выпитой бутылки крепкого вина, в 2 часа ночи писать Дженни.

«Я скуяаю по тебе. Зайди ко мне пожалуйста.»

И потом, видеть непрочитанное сообщение, со слезами на глазах и прихваченной бутылкой вина идти к изгороди во дворе, освещенную только несколькими фонарями.

Она шла босиком по холодному, влажному газону. Ночнушка цеплялась за кусты и сырые ветви, словно сами хотели ее остановить.

Но разве можно было остановить человека, потерявшего всю надежду на лучшее?

В одной руке пустая бутылка, которую она тут же разбила об камень, после того, как последняя капля вина на донышке попала на язык. Осколки разлетелись в разные стороны и несколько врезались в кожу. Так сильно и так тупо, что она даже не ощутила боли.

А в другой руке телефон, на экране которого все еще висело это жалкое корявое сообщение. Непрочитанное. Без «доставлено». И размыто глядя на экран, она просто закричала, кидая телефон в озеро так далеко, что она даже не услышала плеск воды.

Тело дрожало. Ночной ветер подхватывал волосы и раскидывал светлые пряди по всему лицу.

— Черт.. черт.. черт... — шептала она сквозь слезы, побредя к конюшне, даже не обращая внимания на подготовленные столы, декорации, свадебную арку неподалеку.

Двери оказались заперты. Она попыталась дернуть их. Раз, другой, сильнее, злее, громче.
— Откройте! — крикнула в никуда. — Откройте мне хоть что-то!

Заперто.

Девушка с силой ударила ладонью по дереву, с мокрыми глазами сползая на корточки. Закрыла ладонями лицо, стараясь вытереть слезы, но кожа казалась сухой. Словно все слезы высохли раньше, чем она их осознала. Она не ощущала их, но знала, что они точно есть. Вот здесь. И здесь стекают. И они падают на белоснежную ночную рубашку.

Вдруг чьи-то шаги. Тихие. Осторожные. Они словно боялись спугнуть и без того напуганную и потерянную блондинку. И теплый тусклый свет фонаря осветил сжатое в комочек тело.

— Мисс Пак?

Это был конюх.

Он подошел с керасиновой лампой, нахмуренный, с курткой, накинутой поверх пижамы.
— Что вы здесь делаете? Вам не стоит... Вы можете простудиться. Позвольте мне вас проводить.

Розанна подняла на него красноватые глаза, просто давая ему помочь подняться ей с места. Она не сопротивлялась.

А по дороге к особняку, мужчина достал телефон...
— Да, Шон, она здесь. В порядке. Ну, относительно. Да, веду.

На крыльце уже ждал он. Шон. Все такой же прямой, собранный, чертов идеальный дворецкий и верный пес.
Он сделал шаг навстречу, как будто собирался придержать Розэ, но та резко отпрянула.

— Не трогай меня! — вскрикнула она, сжав руки в кулаки. — Не смей!

В его глазах показался искорка страха на миг.

— Мисс Пак, вам нужно отдохнуть. Вы же знаете, что завтра...

— Знаю! — она почти сорвалась на визг. — Завтра всё будет прекрасно! Все будут счастливы! Только не я, да?!

— Вам стоит отоспаться, — потянулся он к ней.

— Отвали от меня!

Она закричала так, что оба мужчины инстинктивно отпрянули.
— Хватит решать за меня! Вы все! Вы все ублюдки до единого!

Свет загорелся в окне второго этажа. Через секунду в проеме двери появился отец. За ним — мать, встревоженная, но молчащая.

— Что здесь происходит?! Почему ты не в кровати, Розанна? — его голос был резкий, как выстрел.

— Ничего не происходит! — выкрикнула она, обернувшись, и, не дожидаясь реакции, побежала вверх по лестнице. Сквозь всех и всё.

Дверь захлопнулась с гулким звуком, и Пак обессиленная, упала на кровать.

И, уткнувшись в подушку, разрыдалась. Долго рыдала. До боли в горле, до бессилия. И только ближе к рассвету уснула.

А завтра — среда. А завтра — свадьба.