6.
пак сонхва, впервые за свою жизнь наплевав на чистоту, осторожно вытирает хонджуна простыней, тихо рассуждая, скорее больше для себя, о том, что ее все равно придется менять, не замечая что ким засыпает под немного убаюкивающий рассказ о микробах.
сонхва поднимает спящего хонджуна и спускается вниз, к ванной. там он ставит уже просыпающегося хонджуна на пол, чуть не уронив, заслужив возмущенное, но еще сонливое «аккуратнее !!», и все же снимает полюбившуюся блузку. включает душ, все еще вещая о пользе чистоты и моет сползающего по стенке кима — у того поясница ноет ужасно и ноги почти не держат – в организме смерти все процессы идут быстрее, и жуткая усталость мешается с тем, что, по идее, должно было бы произойти утром, но он пытается даже отбиваться по началу — выцепляет из рук мягкую губку, что-то шипит на языке миньонов [так были названы его попытки связно сказать несколько слов самим сонхва, которому эта тирада была адресована] и пинается слабо, под конец почти падая на модель, кажется, опять засыпая.
пак сонхва только усмехается и продолжает натирать чужую тушку местным землянично-малиновым гелем, купленным по приезду. на истошное «хватит меня трогать там!» он продолжает повествование о злых вирусах и болезнях, так и норовящих завладеть организмом [нет, я вообще считаю, что болезни - это плохо, и абсолютно солидарна с сонхва, потому что нужно убираться и содержать себя в порядке а не вот это вот со школы, универа или работы - домой, и сразу засыпать практически в прихожей. нужно беречь себя !! и это адресуется всем, кто это читает. 😠.]. хонджун даже замолкает, прислушиваясь.
пак сонхва не молчит и когда вытирает смерть, в красках расписывая то, как может саднить горло при ангине, и сажая хонджуна на батарею и пытаясь оставить его в таком положении [он то падал назад, на горячую сушилку для белья, то вперед, на сонхва], описывая признаки и первые симптомы инфекционных болезней.
но все же, стоя под горячими струями душа он замолк. хотя ким хонджун не уверен — он мог просто не расслышать. потом хонджун, кажется, засыпает, чудом не падая. часы обращаются в секунды и, пока сонхва загружает в стиральную машину белье и одежду, пока сушит себе и младшему волосы, тот сладко посапывает, облизываясь во сне изредка.
и пак сонхва думает, что он хочет сделать так, чтобы такого хонджуна больше не видел никто.
пак сонхва одевает на смерть огромный белый свитер и думает, что хочет, чтобы тот носил его одежду.
пак сонхва аккуратно натягивает на него шорты, подвязывая поясом от халата, и думает, что будет забавно, если они спадут.
пак сонхва кутает его в несколько теплых пледов, натягивает три пары носок, потому что у хонджуна то в жар, то в холод бросает, и думает, что хочет заботиться о нем.
пак сонхва видит, как хонджун почти пополам складывается у него на коленях и думает, что хочет, чтобы это стало обыденной приятностью приятной обыденностью.
пак сонхва перебирает теперь распущенные красные прядки и думает, что ему ужасно нравятся волосы хонджуна.
потом, смотря на затухающий огонь, грея ноги посапывающему на коленях хонджуну, он думает, что слишком много думает рядом с хонджуном.
думает, что не хочет отпускать смерть. оставить себе и никому-никому не отдавать.
холодные пальцы переплетаются с теплыми — они сидят у камина всю ночь, засыпая нормально ближе под утро, когда сонхва относит уже досматривающего сотый сон хонджуна в кровать, заботливо укрывая одеялом, по дороге все же теряя его шорты.
" " "
смерть и человек.. что вообще может быть абсурднее?
хонджун просыпается рано — смерти почти не нужен отдых.
он посмеивается — тем не менее вчера он проспал весь вечер.
сонно трет глаза, стараясь разобрать расплывающуюся картинку перед глазами, когда понимает, что спит на ком-то. все еще сонливо щурясь гирляндам по ту сторону окна, приподнимается, но тут же падает обратно — кто-то сдавленно выдыхает. хонджун приподнимается второй раз, теперь уже слезая с теплого и удобного тела. и, как автор, я бы даже поставила на то, что он упадет с кровати — с сильной болью в растянутых мышцах — ноги сводит почти при каждом движении, но хонджун только снова со сдавленным «ох» ложится рядом.
ким хонджун осторожно сползает с кровати и, на чем свет стоит шепотом кляня постоянно спадающие шорты, медленно, больше даже упорно, идет к лестнице. с опаской смотрит вниз, но осторожно спускается на одну ступеньку. аккуратно доходит до первого этажа, кутаясь в теплый свитер, пряча ладони в рукава целиком, направляется в ванную. и, когда видит там заботливо развешанное белье и одежду, чувствует тепло где-то глубоко.
сонхва все-таки до ужаса чистоплотный.
наверное, хонджун расстроится, если блондин потом не придет к нему. и, наверное, хонджун в прошлом спас мир, раз судьба вообще свела его с сонхва. ким улыбается отражению и снова вяжет хвост, разглядывая себе через стеклянную гладь, шепча тихое «и что он нашел в моих волосах?».
странно, скорее всего, влюбляться в кого-то с первого взгляда, хонджун и не знает каково это. он влюбился на последнем кусочке торта, плача по сброшенным килограммам и умоляя их не возвращаться, осознавая вдруг, что сонхва почти первый, кто действительно отдал свое киму.
смерть улыбается немного отрешенно и забирает свою одежду, переодеваясь уже после душа. нет, он не особенно ожидает взаимность внезапно вспыхнувшим чувствам, но все-таки оставляет записку в ванной, расчесывая волосы.
хонджун уходит почти бесшумно — тихо забирает косу, так же тихо касается губами носа сонхва на прощание и укрывает того одеялом, стараясь запомнить именно так, выгравировать образ на сетчатке.
" " "
человек и смерть.. что может быть абсурднее?
так думает сонхва, просыпаясь в одиночестве.
довольно реалистичный сон. ровно настолько, чтобы пак сонхва нашел в расческе красный и вполне материальный волос, а на записке на зеркале в ванной адрес и внизу подпись — короткое и емкое «смерть с косой».
сонхва вылетает из коттеджа со скоростью света, если не быстрее, чтобы потом настолько же быстро оказаться у двери кофейни. чтобы замереть в нерешительности на долю секунды, а потом толкнуть створку и войти в помещение, тут же замечая полюбившуюся красную макушку и косу в углу у вешалок, игриво поблескивающую в свете неяркого освещения.
— сонхва-хен? — хонджун скорее подсознательно чувствует, кто вошел в кафе, чуть не роняя чашку на плиточный теплый пол. — я думал..
— знаешь, — смерть бесцеремонно прерывают, — я тоже слишком много думаю, когда ты рядом.