5.
и, все же, давайте согласимся, что это все немного странно.
хонджун дает поцеловать в уголок губ, сам подается немного ближе, немо прося о чем-то большем, цепляясь за уже успевшие стать родными плечи. сонхва же понимает без слов — спускается ниже, распуская шнуровку блузы, проходясь губами по островатым ключицам и шее, возвращаясь вскоре, даря глубокий поцелуй. аккуратно исследует чужой рот, не давя пока что, только ласково бегая кончиком по небу — хонджун коротко тихо хихикает, наверное даже смеется, и запускает пальцы в чужие волосы, перебирая.
сонхваосторожно выправляет блузку, тут же задирая, с упоением смотря на подтянутый живот с легко виднеющимся прессом. аккуратно проходится языком и засасывает где-то кожу, скребя чуть отросшими ногтями грудь хонджуна, задевая иногда соски и дотягиваясь изредка до шеи, щекоча, заставляя легко выгибаться навстречу и подрагивать в новом приступе смеха, больше похожего на скулеж.
сонхва правда хочет сделать все, чтобы хонджуну было комфортно сейчас.
у него, сонхва, движения отточенные, плавные. он аккуратно с губ на шею спускается, легкими поцелуями покрывая, вместе с этим хвост развязывая, трепля волосы, чуть оттягивая, улыбаясь в поцелуи, пока хонджун выше пытается с дыханием совладать и извиняющеся на косу в уголке смотрит, прося простить за все после.
смерть осторожно приподнимает бедра, помогая сонхва стянуть с него джинсы и легко улыбается, замечая довольное искорки в чужих глазах. тот скользит взглядом по миниатюрному хонджуну, искренне не понимая, как в таком небольшом киме может быть столько эмоций — недавно он краснел в цвет волос от простого «ты красивый», а сейчас уже не особенно смущается почти наготы.
хонджун осторожно седлает чужие бедра — забирается на сонхва, чуть покачнувшись, и, поцеловав немного смазано шею, поддевает кромку свитера, дергая вверх. удивленно что-то шепчет [сонхва предпочитает проигнорировать мелькнувшее где-то «нихуя»], быстро расстается с одеждой пака — черный свитер летит прочь, куда-то рядом с кроватью. сам же хонджун, закатав рукава блузки, принимается за штаны — расстегивает ширинку и под хриплый стон сонхва сдергивает их, утягивая вниз. затем снимает боксеры и долго рассматривает пака там, осторожно следуя по члену пальцами, чуть массируя головку, пока не слышит сиплое «джуни, давай ты потом поиграешь?» - он опять заливается краской и послушно убирает руки.
широкие рукава блузы опять опускаются, пока сонхва укладывает красноволосого на спину, осторожно подтыкая под бедра подушку.
— потерпи, хорошо? это может быть немного больно, — хонджун нервно сжимается в порыве свести колени, слыша как сонхва откручивает крышку крема для рук, — но я постараюсь сделать тебе очень приятно, а ты постараешься не пнуть меня коленкой или что-то в этом роде договорились? — хонджун согласно раздвигает ноги, позволяя прикусить внутреннюю сторону бедра и подняться выше, осторожно проходясь языком по острым коленям.
хонджун снова вздрагивает, ощущая теплые пальцы у кольца мышц — испуганно поднимает взгляд на сонхва и встречается с ним глазами.
он тушуется еще больше, а после и вовсе обреченно голову откидывает на подушки, стыдливо прикрывая ладонями лицо.
сонхва, все еще покусывая любой открытый участок молочной кожи, аккуратно вводит один палец, слыша сверху недовольный вздох. целует головку, погружая в рот, осторожно растягивает, вводя второй и, кажется, задевая простату — хонджуна подкидывает на кровати от новых ощущений и он жалобно стонет и мечется, не понимая куда деться — к теплу, приятно обволакивающему член, толкаясь ближе к глотке, или на пальцы, насаживаясь глубже, чтобы снова почувствовать простреливающее наслаждение.
сонхва проталкивает третий, и у смерти на глаза наворачиваются слезы — былого чувства почти не остается, оно вытесняется болью — хонджун дышит рвано и с все еще присвистом, но сейчас он параллельно пытается отвлечься, бегая взглядом по стенам и мебели, и, кажется, он все-таки ударяет сонхва коленкой. придерживая бедра смерти, стараясь удержать на месте скулящего и пытающегося вырваться хонджуна на месте, сонхва по-кошачьи лижет головку и широко ведет языком ниже, пытаясь хоть как-нибудь уменьшить боль и постоянно скребя где-то внутри простату — ким заходится в новой судороге.
— джуни, я же обещал, что не сделаю очень больно?
— но я же ударил тебя! - он прикрикивает, потому что у сонхва в планах явно нет отметки «не двигать пальцами на время разговора».
— давай сделаем вид, что этого не было. — хонджун быстро-быстро кивает, сдерживая слезы, — ты мне веришь? ничего не случилось. — опять много кивков и тихий всхлип. — тогда потери немножко? — хонджун соглашается, все еще чувствуя жжение, но уже не ощущая настолько жуткого дискомфорта, немного привыкнув. скорее только его отголоски и то, что сонхва не пожалел крема — он понемногу вытекает с каждым новым движением пальцев.
он недовольно хмурится, когда пальцы покидают тело, но замолкает, слыша чужой вздох и тихое «интересно, сколько я получу в карму за совращение смерти?». сам задумывается на секунду, после чувствуя, как снова его заполняют — хонджуна почти дугой выгибает, он бедрами двигает, стараясь быть еще ближе, еще глубже. так, чтобы давление на простату было еще сильнее, чтобы до бессвязного бреда и дымки перед глазами. он еле цепляется за шею сонхва, притягивая для поцелуя — мокрого и быстрого, где они не раз столкнутся зубами.
сонхва осторожно подается бедрами назад, совсем немного, позволяя привыкнуть к новому ощущению, целуя аккуратно нос и скулы, ведя губами вниз, пытаясь отвлечь.
— сонхва, — хонджун не представляет, как он выдавил это из себя, — я не могу так, чтобы на нее смотреть, — ким тычется холодным носом в ключицу модели и указывает на косу, пряча от нее взгляд под закрытыми веками.
— тебя настолько смущает ее присутствие? — сонхва не может не улыбнуться, чувствуя как хонджун снова кивает быстро, щекоча макушкой шею. — хорошо, ты же знаешь, что в любом случае пойду тебе навстречу, — он говорит это, переворачивая хонджуна на живот и подтягивая к себе за бока, заставляя прогнуться в спине. — ты же знаешь это?
смерть кивает, не до конца осознавая ситуацию, и стонет тихо, гнется навстречу, снова чувствуя тягу внизу живота и прошивающее удовольствие, бессильно падая грудью на простыни, еле удерживая себя в одном положении, пока сонхва двигается вперед-назад, беспрерывно срывая с губ новые стоны, один за другим.
пожалуй, именно в этот момент — когда колени предательски разъезжаются все сильнее при каждом попадании на комочек нервов, когда блузка уже просвечивает от влаги, когда узел внизу живота становится все туже, почти болезненным, — в этот момент хонджун осознает что, наверное, счастлив рядом с сонхва. что именно сейчас, слепо прижимая ладони к простыням и чуть ли не плача от остроты ощущений, он чувствует себя самым счастливым на свете не совсем человеком.
ким задыхается. кислорода не хватает катастрофически, тело пронзает дрожь и вспышки удовольствия, и, кажется, он чувствует осуждение стоящей в углу комнаты косы, когда в очередной раз выгибается дугой, когда стонет полузадушенно в ответ на хриплое «мерри кристмас».
оргазм настигает неожиданно. только в какой-то момент толчки становятся рваными и резкими, до звука соприкосновения тел, а хонджун сжимается конвульсивно, самостоятельно насаживаясь, пачкая белесой жидкостью живот и простынь.
ким хонджун, наверное, подумает об этом позже — возможно, будет сожалеть. может, будет счастливо улыбаться, думая о первом счастливом рождестве, проведенном не со старушкой-лулой. но пока что он ужасно занят. он целует пак сонхва, и знаете, что? для смерти это самое лучшее, что только могло случиться. они снова сталкиваются зубами и ким нечаянно задевает десну сонхва — он шипит и толкается резче, мстя, попадая по опухшей простате, но принимает чужие извинения — отвечает на более тихий поцелуй, поглаживая по волосам, как успокаивая, замирая в ослабшем теле, чтобы резко двинуть бедрами, кончая куда-то вглубь кима c тихим стоном, который скоро растворится в тишине спальни вместе с немного вымученным вздохом и сразу после негромким «спасибо» от смерти.