3.
силуэт проясняется.
и модель тихо, чуть с присвистом, выдохнул, стоило просто мазнуть взглядом по собеседнику.
невысокий парень с красными, собранными в хвостик, волосами, чуть слишком бледный, в черных, с прорезями на коленях, узких джинсах и белой блузке, лишь спереди заправленной под темную ткань, внушал ощущение тепла и комфорта. странное ощущение, если учесть древко косы в небольших ладонях.
аккуратные, чуть островатые черты лица, умеренно яркие сине-серые глаза и тонкий нос, вроде бы, никого не делают особенно привлекательным, но таракану действительно шло.
над головой легко мерцает серовато-серебряный нимб с выгравированным «ким хонджун» на английском, что смотрится больше даже как невинный аксессуар, нежели знак смерти, а еще от него пахло кофе и теплым шоколадом.
и слойками.
с корицей и яблоками.
— ким, — пак сонхва пробует на вкус чужое имя, — хон, — задумчиво проговаривая, как оценивая, — джун. ты красивый.
он почти шепчет, а парень напротив заливается румянцем. и, сонхва готов поставить на это свою жизнь [как бы это не звучало в сложившейся ситуации], что только что он видел самое странное явление за всю историю существования человечества.
он видел, как смерть краснеет.
— и краснеешь от комплиментов.
таракан фыркает, тупит взгляд, но отвечает почти неслышно, как будто боясь.
— это нормально..
и тут же неуверенно добавляя:
— ..насколько я знаю.
сонхва только приподнимает немного брови, удивляясь таким быстрым изменениям в поведении смерти — вроде бы только минуту назад его слова были острее кухонного ножа, а сейчас он уже смущается простейшего «красивый».
— люди часто впадают в конфуз, — почему-то пак сонхва нравится, как звучит это «конфуз» от ким хонджуна, — от таких вещей. — таракан совсем тушуется, терзая ноглями дерево рукояти сельскохозяйственного инструмента.
— но ты ведь не человек, — сонхва подходит ближе, осторожно дотрагиваясь до нимба, еле касаясь кончиками пальцев, тут же отдергивая руку, обжигаясь холодом.
красноволосый снова сникает — нимб немножко меркнет и, кажется покрывается еле заметным инеем, а голова опускается. до слуха пака еле доносится «но это же не делает меня непохожим на вас».
— ты же не обидишься на меня за такую мелочь? — брюнет наклоняется ближе к островатому лицу и щурится, заглядывая почти в душу.
душа смерти. это звучит как еще одно название для продолжение франшизы гарри поттера.
— нет же, — через силу выдавливает хонджун и улыбается устало, — ты даже не назвал меня монстром. всего лишь не таким как все. — опускает голову, все еще улыбаясь, косу сжимает до тихого треска древесины, но только улыбается, иногда прикусывая нижнюю губу.
и сонхва становится ужасно мерзко на душе, когда он видит, как мелко подрагивают плечи смерти. от смеха или плача — он не уверен, но оба варианта ему не очень нравятся.
— почему ты здесь? это же мое сознание, да?
— просто. тебе же тоже не с кем? мне показалось, что тебе одиноко. я не люблю смотреть, как кому-то плохо, — сонхва только сейчас замечает легкий акцент смерти и иногда не совсем правильные предложения. присматривается, щурясь, и видит больше — хонджун, наверное, прожил здесь всю жизнь. одежда европейских брендов, иногда легкость на язык и язвительность, а где-то в речи встречаются непонятные сонхва слова, которые он осознает только с помощью контекста. немного смешные слова, похожие на язык финов.
— и поэтому ты пришел? но ведь это же не реальность, всего лишь сон.
— я хотел прийти просто так, но она, — ким показывает на косу, — была против.
— она — это... коса? — сонхва удивленно вздергивает бровь, на что хонджун только улыбается солнечно сквозь слезы, кивает несколько раз и всхлипывает, утирая нос краешком широкого рукава блузы. — оу, — пак отстраняется и теперь разглядывает хонджуна сверху-вниз.
— получается, ты пришел потому что нам обоим было одиноко?
— остальным в нашем городе уже есть с кем отметить рождество. община пусть и любит меня, но я бы сам не хотел быть сейчас с ними — все они коренные европейцы, а я как белая ворона на их фоне. а ты. ну. ты просто приезжаешь сюда уже пятый год и каждый раз на один зимний и один весенний месяц, — возможно, сонхва стоит насторожиться осведомленности смерти о нем, — и мы почти не знакомы... — хонджун смотрит куда-то в левый нижний угол, тупится, старается взгляда не поднимать, все еще скребет по лаку, отдирая его. — но от этого же даже легче — будет, что делать до наступления рождества и.
— я понимаю, — сонхва улыбается и треплет смерть по хвостику, путая недлинные волосы. — может, мы все-таки пойдем домой? я не уверен, что готов провести рождество в пустоте. хотя это будет интересный опыт.
— ты правда проведешь со мной эту ночь?
— правда. — сонхва улыбается, глядя на хонджуна с интересом, задавая немое «и как мы окажемся дома?». и он даже ответил было что-то острое, но только выдыхает и шепчет что-то быстро-быстро, прикрыв глаза. и сонхва думает, что красноволосая смерть еще успеет его удивить много раз, когда раздается тихий щелчок пальцев и пространство вокруг озаряется яркой вспышкой.