2.
вокруг ничего, почти.
только темнота, чуть покалывающая глаза, и бьющая самым громким звуком по проколотым ушам тишина. казалось даже, что пак слышит немного параноичный перезвон собственных серебряных сережек — как будто кто-то с ними играет.
— привет. — приятный голос, немного высокий, но мягкий, он почему-то пробирает до костей, бросая в легкую дрожь, раздаваясь совсем рядом.
и, скорее всего, это лишь расшалившееся перед праздником воображение, подкрепленное дозой какао и утреннего горячего вина, но сонхва усмехается самому себе и, несмотря ни на что, отвечает, даже махнув в знак приветствия рукой - так, как будто все, что происходит - это само собой разумеющееся действие, которое он регулярно повторяет.
— ты не боишься?
вот так, ни с того, ни с сего — сонхва даже застывает на мгновение с поднятой рукой.
теперь шелест звучит немного недоверчиво, больше — как будто обладатель хмурится. и это, почему-то, смешит брюнета — он чуть морщит кончик носа, стараясь сдержать смех, и мотает головой, отрицая опасения говорившего.
— это хорошо. знаешь, многие меня боятся. — сейчас же сонхва едва заметно прыснул в кулак, тут же ловя, кажется, обиженное сопение. — и смерти тоже не боишься?
мимо проскальзывает бледная тень — за ней шлейфом протянулся относительно легкий ветерок — у пак сонхва покачнулись длинные протяжки и чуть дернулась челка.
модель настораживается — если в его голове и завелись тараканы в последствие утренней попойки, то они, по крайней мере один из них, задают слишком странные вопросы. и все-таки он мотает головой снова, снова отрицая. скорее всего, это настолько же умно, как и сидеть на холоде, при этом имея непереносимость любой прохлады [но это так же разумно как и взять с собой плед, чтобы не превратиться в кусочек замерзшей воды сразу], но сонхва не особенно боялся смерти.
все мы когда-нибудь умрем — все же потом ты все равно замерзнешь — неизбежное неизбежно.
и, кажется, последнее сонхва говорит вслух.
— это тоже хорошо, — безапелляционно заявил «таракан». — тогда давай встретим рождество вместе? — если честно, здесь сонхва чуть-чуть завис.
какая вообще связь может быть между скелетом в балахоне, щеголяющим направо и налево с косой, и почти бесхозным высоким голосом?
мозгу, подкрепленному жестким допингом в виде теплого какао и двух чашек вина, не потребовалось много времени, чтобы найти ответ — либо он говорит со смертью, имеющей вполне нормальную, при вечном одиночестве, тягу к людскому обществу, либо с «тараканом», имеющим странную тягу к нелогичным вопросам.
— просто скажи: да или нет.
остро.
и жгуче.
кажется, фраза почти сочилась ядом и горькими истеричными нотками.
и, кажется, собеседника задело долгое молчание.
тень опять шуршит рядом. только теперь она останавливается перед паком, будто сверля взглядом. и сонхва не выдерживает — сдается под невидимым глазу напором, говоря тихое и немного хриплое «да», думая о том, что существо напротив явно с характером, и о том, что, возможно, это самый странный из всех тараканов, с которыми он общался.