Глава 14
Чонгук
Лисе достаточно посмотреть на меня, и я сразу понимаю, что она подумала.
Хватаю её за запястье, вытаскиваю из гостиной и втягиваю в комнату напротив. Как оказалось, в мамин кабинет - то самое место, где мы с Тэхёном нашли её после... после смерти. Отлично. Может, хотя бы наши с Лалисой отношения удастся здесь спасти. Нет.
- Слушай... - начинаю я, но она вырывается и отбегает прежде, чем я успеваю продолжить.
- Это твой ребенок, да? - шипит она.
- Нет. Клянусь тебе. Он не мой.
- Я тебе не верю, - она сжимает кулаки.
Мне хочется дотронуться до неё, но, похоже, это плохая мысль.
- Я не прикасался к Миён с тех пор, как ты впервые приехала сюда, - повторяю я уже, как мне кажется, в тысячный раз. - Между нами все было кончено ещё задолго до этого.
Лиса бьет кулаком по первой попавшейся поверхности, и в воздух поднимается облачко пыли. Комната долгое время была запертой.
- Откуда ты знаешь, что он не твой?
Я неловко переминаюсь с ноги на ногу, потому что с ответом связаны плохие воспоминания, но у меня нет другого выбора.
- Когда я видел её в последний раз, у нее был почти плоский живот.
Лиса бледнеет, и я понимаю, что она тоже вспоминает ту ночь, когда застала голую Миён в моей комнате.
- Ты не знаешь. Не можешь знать. До тех пор, пока не будет сделан тест на отцовство. Меня тошнит, - она прижимает руку к животу. - Нет, если честно, меня просто выворачивает наизнанку.
- Он не мой. Наверное, папин. Черт, да отцом может быть кто угодно! Она всегда готова предать папу! - в отчаянии говорю я.
- Как и ты.
Я втягиваю воздух. Лиса попадает в цель и понимает это. Но я не собираюсь сдаваться. Я собираюсь выиграть битву, даже если придется играть грязно.
- Я был подонком, не буду отрицать. Может, я и сейчас подонок, но точно не отец ребенка Миён. Я не изменял тебе. Я скрывал от тебя свое прошлое, это было дерьмово по отношению к тебе. Я осознаю, что ошибался. И прошу прощения. Пожалуйста... пожалуйста, прости меня, - умоляю я. - Избавь нас обоих от мучений.
- Сейчас это не имеет никакого значения. - Меня пугает её безжизненное выражение лица. Она качает головой. - До встречи с тобой в моей жизни было полно всякой гадости. Но я справлялась, что мне еще оставалось делать? У меня никогда не было отца, но зато мама всегда была рядом. Я говорила себе, что должна с благодарностью отнестись к её смерти, потому что она испытывала сильную боль. Потом я приехала сюда, посмотрела на тебя и подумала, что под жестокой, грубой наружностью вижу свое отражение. Мальчик потерял свою мать. Он злится, ему больно, и я вижу его. Может, он тоже видит меня?
Лиса обнимает себя за живот - старается удержать что-то в себе и отгородиться от меня. Я понимаю только одно: ей плохо. Я протягиваю к ней руку, но она отшатывается, словно даже мысль о моем прикосновении уже может причинить боль.
Чёрт ей так плохо, и это моих рук дело.
- Я видел... и вижу... вижу тебя, - шепчу я.
Она не слушает.
- И я подумала: я не оставлю его в покое. Рано или поздно я смогу сломить его сопротивление, убедить его, что мы - это прекрасная сказка. Но оказалось, что я ошиблась. Мы ничто. Мы дым - зыбкий и бессмысленный, - она щелкает пальцами в воздухе. - Наши отношения даже трагедией не назовешь. Они тоже ничто, даже меньше.
Её слова больно ранят в самое сердце. Элла права. Нужно бы уйти, но я не могу. Я вижу, как ей больно, а значит, она нуждается во мне. Только трус отступил бы сейчас. Я стал причиной её страданий и помогу ей справиться с ними, если она даст мне шанс.
Я делаю глубокий вдох.
- У меня есть два пути. Я могу уйти. А могу бороться за тебя. Догадайся, какой я выберу?
Она молча смотрит на меня, а я продолжаю.
- Я облажался. Мне надо было сказать тебе правду с самого начала. Той ночью Миён рассказала мне, что беременна. Я запаниковал. Перестал соображать. Пытался побыстрее найти выход, и такой, чтобы ты ничего не узнала. Мне было стыдно. Понимаешь? Стыдно. Это ты хотела услышать?
Её губы изгибаются.
- Знаешь, кто я? Я - та глупая девчонка из фильмов ужасов. Ты сделал из меня такую девицу, - она обвиняющим жестом показывает на меня пальцем. - Я бегу обратно в дом, где меня поджидает парень с ножом. Ты предупреждал меня. Снова и снова. Говорил мне держаться подальше. Но я не слушала. Думала, что знаю всё лучше.
- Я был неправ. Нам нельзя друг без друга. Мы не можем друг без друга. И мы оба это чувствуем.
Я подхожу к ней и останавливаюсь так близко, что кончики моих пальцев на ногах касаются ее. И одним резким движением притягиваю ее к себе. Ох, черт! Как здорово ощущать ее тело в своих объятиях! Мне хочется запустить пальцы в её волосы и зацеловать до беспамятства. Но Лиса поднимает на меня горящие яростью глаза.
- Не трогай меня, - рявкает она. - Я лучше умру, чем...
Я закрываю ей рот ладонью и предупреждаю:
- Не говори того, о чем пожалеешь. Не говори того, что отвернет нас друг от друга.
Она бьет меня по лицу. От удара моя голова дергается вправо, но я не отпускаю её. Её глаза полыхают, плечи дрожат. Готов поспорить, что сейчас выгляжу таким же сумасшедшим и потерявшим всякий контроль, как она.
- Чего ты хочешь от меня? Только скажи - и я сделаю. Хочешь, встану на колени? Буду целовать тебе ноги?
- Нет уж, сохрани свою гордость, - презрительно отвечает она. - Хоть что-то будет согревать тебя по ночам. Хотя постой, у тебя ведь есть Миён.
Она с силой толкает меня в грудь и, рывком открыв дверь, убегает прочь прежде, чем я успеваю что-либо сделать.
В коридоре стоят папа и Миён. Папа смотрит на удаляющуюся Лису а затем, сузив глаза, на меня. Миён широко улыбается.
В ярости я обхожу их и направляюсь на поиски Чимина . Может быть, он даст ответы на мои вопросы. И, кроме того, пока что он - единственный из всех братьев, кто еще разговаривает со мной.
Чимин стоит на каменистом кряже, отделяющем нашу лужайку от клочка песка, который мы зовем пляжем. Холодные и темные воды Атлантического океана освещает лишь наполовину скрытая тучами луна.
Не поворачиваясь ко мне лицом, он спрашивает:
- Это твой ребенок?
- Почему вы так считаете?
- Любой, кто знал о том, что ты переспал с Миён, подумает, что это твой ребенок, верно?
- Он не мой, - я провожу рукой по волосам. - Я не прикасался к ней больше шести месяцев. Со Дня святого Патрика, когда мы напились, помнишь? Я вырубился у себя наверху. Она забралась на меня. Я мало помню о той ночи. Помню, как проснулся голым и она лежала рядом. Папа был на улице, звал нас на ужин. Я собирался рассказать ему. Тем же вечером. Но струсил.
Чимин молчит, продолжая смотреть на воду.
- Я привык думать, что это Дахён и Миён пытаются разрушить нашу семью, но теперь считаю, что это мы сами. Мы убиваем её. Я не знаю, что сделать, чтобы все исправить, Чим. Скажи мне. - Помоги мне. Но он по-прежнему молчит, и я опять предпринимаю отчаянную попытку наладить связь между нами. - Помнишь, мама читала нам «Швейцарскую семью Робинзонов», а мы бродили по берегу в поисках идеальной пещеры, в которой могли бы жить? Все пятеро. Мы собирались убить кита, есть ягоды, сделать себе одежду из испанского мха и водорослей.
- Мы уже не дети.
- Знаю, но это не значит, что мы больше не семья.
- Ты хотел уехать, - напоминает он мне. - Ты, мать твою, только об этом и говорил. О том, чтобы убраться отсюда. А теперь, потому что здесь Лалиса, ты думаешь, что можно и остаться, да? И это ты называешь верностью семье?
Он спрыгивает на песок, ночной мрак проглатывает его, и я остаюсь один на один со своими печальными мыслями.
Никто не заставлял меня спать с Миён. Я сам принял это решение. Я испытал извращенное чувство удовлетворения, буквально взяв Миён и фигурально засунув этот факт отцу в зад.
Я хотел причинить ему боль. Он заслуживал этого после всего, что сделал с нашей семьей. Извел маму своими изменами и ложью. Чувствую, что ложь была самым худшим. Может, если бы он постоянно не божился в том, что не имел никакого отношения к развлечениям Намджуна в борделях по всему миру, с девицами из эскорта, моделями, актрисами, которых они легко покупали за свои миллионы, мама бы просто ушла от него.
А если бы она ушла, то, наверное, была бы жива и по сей день. Но она мертва. Папины пренебрежение и измены убили её так же, как таблетки, которые она приняла той ночью.
Я сжимаю губы. Конечно, моя месть оказалась бесполезной - ведь у меня не хватило мужества рассказать отцу о нас с Миён. Меня начинает тошнить даже при мысли о том, что он об этом узнает.
Последние два года я только и делал, что старался разрушить все вокруг. Если бы я знал, что у победы будет такой горький вкус.