Мой личный ворон

Две недели в стерильных стенах клиники стали для Феликса своеобразным чистилищем. Между миром, где он носил маску вечного оптимиста, и новой, еще неясной реальностью пролегла полоса боли, страха и, наконец, надежды. Его сердце, теперь исправленное руками хирургов, билось ровно и уверенно, но в груди поселилась иная тревога — тревога за будущее.

Когда дверь палаты открылась и на пороге появился Сынмин, Феликс увидел в его глазах что-то новое. Не усталость и не отчаяние, а странное, глубокое спокойствие. И еще кого-то. Позади Сынмина, как тень, стоял тот самый мужчина в черном, с жестким лицом и внимательным взглядом. Но сейчас его взгляд, устремленный на Сынмина, был не колючим, а… защищающим.

— Пришло время выбираться отсюда, — улыбнулся Сынмин, его улыбка на этот раз дошла до глаз. Он помог Феликсу собрать немногочисленные вещи.

Выйдя на улицу, Феликс зажмурился от яркого солнца. Воздух, даже городской, пах свободой. Он видел, как Чанбин молча открыл дверь дорогого внедорожника, купированного броней, и кивком пригласил их внутрь.
—Это… твой новый охранник? — тихо спросил Феликс, когда машина тронулась.
Сынмин посмотрел на Чанбина,сидевшего за рулем, и на его губах промелькнула тайная улыбка.
—Нечто большее. Намного большее.

Они отвезли Феликса в его квартиру, которую Сынмин заранее привел в порядок, закупил продуктов и лекарств. Молчаливая помощь Чанбина, его практичные действия — проверить помещение, принести сумки — говорили о многом. Феликс смотрел на них и понимал, что за время его отсутствия мир перевернулся. И, возможно, к лучшему.

---

Позже тем же вечером Сынмин встретился с Хёнджином. Местом встречи стал пустой бар, куда они часто ходили в начале своей карьеры. Старые потертые стулья, приглушенный свет и запах дерева и виски.

Хёнджин сидел, вертя в руках полный стакан. Он выглядел изможденным.
—Я видел Чонина, — без предисловий начал он. — Этот парень… он не в себе, Сынмин. Он сказал… он сказал, что это он сбил того киллера. Машиной.

Сынмин замер. Ледяная волна прокатилась по его спине. Он посмотрел на Чанбина, сидевшего за столиком в дальнем углу и наблюдавшего за входом. Тот, почувствовав его взгляд, встретился с ним глазами и едва заметно нахмурился. Он все понял без слов.

— Боже правый, — прошептал Сынмин. — Он же ребенок.
—Ребенок с манией величия и твоей фотографией над кроватью, — мрачно усмехнулся Хёнджин. — Я… я не знаю, что делать. Я боюсь его. И боюсь за него.

Сынмин положил руку на его плечо.
—Ты поступил правильно, что рассказал мне. Спасибо. Я разберусь. И… прости меня. За все.

Хёнджин смотрел на него, и в его глазах стояли слезы.
—Это я должен просить прощения. Я был дерьмовым другом.
—Но ты остался человеком, — мягко сказал Сынмин. — В самый важный момент. Это дорогого стоит.

В этом баре, пахнущем прошлым, они не стали прежними друзьями. Слишком много было сломано. Но они нашли что-то вроде перемирия. Понимание, что некоторые раны еще могут затянуться.

---

Чонин сидел в том же кафе, где они с Хёнджином ругались, и нервно пил капучино. Он ждал. Не знал зачем. Может, чтобы снова попытаться объясниться? Чтобы пригрозить? Когда Хёнджин вошел, Чонин приготовился к новой схватке.

Но Хёнджин выглядел иначе. Усталым, но спокойным. Он сел и заказал зеленый чай.
—Давай договоримся, — без предисловий сказал Хёнджин. — Я ничего никому не скажу. То, что ты сделал… я не оправдываю. Это ужасно. Но я понимаю, почему ты это сделал.

Чонин смотрел на него широко раскрытыми глазами. Он ждал всего, но не этого.
—Правда?
—Правда. Но с одним условием. Ты прекращаешь эту вакханалию. Никаких больше «защит» с помощью машин. Ты живешь своей жизнью. И отпускаешь Сынмина. Он счастлив. У него есть тот, кто может защитить его лучше, чем ты или я. Понимаешь?

Чонин молча кивал. И вдруг, глядя на Хёнджина — на его уставшее, но красивое лицо, на его руки, лежащие на столе, на горькую складку у губ, — он почувствовал нечто странное. Не фанатичную одержимость, как с Сынмином, а что-то теплое, острое и щемящее. Что-то похожее на… влюбленность.

Это осознание ударило его с такой силой, что он чуть не пролил кофе. Он покраснел, опустил глаза.
—Хорошо, — прошептал он. — Я… я постараюсь.

Они говорили еще около часа. О жизни, о работе, о пустяках. И с каждой минутой Чонин чувствовал, как его навязчивая идея по поводу Сынмина отступает, заменяясь новым, живым и пугающим чувством к человеку, который еще недавно был ему почти врагом.

---

Особняк Банчана, всегда бывший холодным и безжизненным, наполнился новыми звуками. Тихий шепот, скрип двери, шелест страниц. Комната для Соён была готова — не просто комната, а целый мир, созданный с щемящей тщательностью. Мягкие игрушки, книги с яркими картинками, стол для рисования, платья всех цветов радуги. Банчан стоял на пороге, наблюдая, как девочка осторожно, почти благоговейно, касается всего этого.

Она подошла к полке с книгами, взяла одну, новенькую, пахнущую типографской краской, и вернулась к нему.
—Почитаешь? — тихо спросила она.

Банчан, который не читал вслух с тех пор, как был ребенком, кивнул. Они сели на огромный диван, и он начал читать сказку. Его голос, привыкший отдавать приказы и произносить угрозы, сначала срывался, но постепенно нашел нужный ритм.

Когда сказка закончилась, и Соён уже начала засыпать, прижавшись к его боку, она тихо, почти шепотом, спросила:
—Ты не бросишь меня?

Вопрос повис в воздухе, простой и страшный. Банчан посмотрел на ее доверчивое лицо, на ресницы, лежащие на щеках, и почувствовал, как что-то сжимается у него в груди. Он обнял ее крепче.
—Никогда, — прошептал он, и это было самым честным словом, которое он произносил за последние двадцать лет. — Я всегда буду с тобой. Обещаю.

---

Гараж Минхо, пахнущий бензином, металлом и старыми воспоминаниями, стал нейтральной территорией. Чанбин, прислонившись к верстаку, смотрел, как Минхо ковыряет ключом в двигателе старого мотоцикла.

— Итак, Ворон свил гнездышко, — без обиняков произнес Минхо, не поднимая головы. — Как ощущения? Быть… обычным человеком?

— Не знаю, кто я теперь, — честно признался Чанбин. — Рука тянется к оружию, когда слышу резкий звук. Глаза ищут угрозы в толпе. Я не умею жить без этого.

— Никто не умеет, с первого раза, — хмыкнул Минхо. — Ты выбрал трудный путь, мальчик. Быть проще — пустить себе пулю в лоб. Сложнее — научиться заваривать чай и смотреть глупые сериалы по телевизору. — Он наконец посмотрел на Чанбина. — Он того стоит? Этот твой мальчик-картинка?

Чанбин подумал о Сынмине. Не об идеальной модели, а о человеке с дрожащими руками и уставшими глазами, который нашел в себе силы простить и дать шанс ему, убийце.
—Да, — коротко ответил он. — Стоит.

— Ну, ладно, — Минхо вытер руки о тряпку. — Значит, будем учиться. Первый урок — как не сойти с ума от скуки. Начинаем с того, что ты мне поможешь с этой развалюхой. Держи ключ на десять.

Чанбин взял ключ. В его руке, привыкшей держать оружие, он почувствовал странную, новую тяжесть. Тяжесть обычной жизни. Она была непривычной, но он был готов ее нести. Ради того, чтобы каждое утро просыпаться рядом с тем, кто смотрел на него не как на Ворона, а как на Чанбина. Просто Чанбина. И в этом было его самое большое спасение.