Мой личный ворон

Утро после той ночи было другим. Воздух в пентхаусе Сынмина был наполнен не тревогой, а странным, непривычным покоем. Солнечный свет, падающий через панорамные окна, казался теплее, мягче. Сынмин проснулся первым. Он лежал на боку, наблюдая, как свет играет на профиле спящего Чанбина. Его обычно напряженное лицо сейчас было расслабленным, почти безмятежным. Сынмин осторожно, чтобы не разбудить, протянул руку и провел пальцами по шраму на его плече. Этот шрам, эта отметина прошлой жизни, теперь была частью его настоящего. Частью его спасения.

Чанбин шевельнулся, его рука инстинктивно потянулась к тому месту на тумбочке, где обычно лежал пистолет. Но там ничего не было. Вместо этого его пальцы встретили теплое тело Сынмина. Его глаза открылись, и в них на секунду мелькнула привычная настороженность, которая тут же растаяла, сменившись осознанием. Он не на задании. Он в постели с человеком, которого полюбил. Это осознание все еще было новым и ошеломляющим.

— Доброе утро, — прошептал Сынмин.
—Доброе, — хрипло ответил Чанбин. Уголки его губ дрогнули в подобии улыбки. Неуверенной, но настоящей.

Они лежали молча, слушая, как город просыпается за окном. Между ними не было неловкости, только тихое, глубокое понимание. Прошлое еще не отпустило, но будущее вдруг стало осязаемым.

---

В это время в небольшом, но модном кафе в центре Сеула царила совсем иная атмосфера. Хёнджин, сидя за столиком у окна, чувствовал себя разбитым. Он не спал несколько ночей, его мучила бессонница, перемешанная с остатками паники и чувством вины. Он заказал тройной эспрессо, надеясь, что кофеин прогонит туман в голове, но от глотка горькой жидкости его только сильнее захотелось спать.

Он зевнул во всю ширь рта, не прикрываясь, когда дверь кафе открылась, и на пороге появился Чонин. Стажер выглядел еще более взвинченным, чем обычно. Его глаза бегали по залу, пока не нашли Хёнджина. Он быстрыми, резкими шагами направился к его столику и сел напротив, не дожидаясь приглашения.

— Нам нужно поговорить, — без предисловий начал Чонин, его пальцы нервно барабанили по столешнице.
Хёнджин с трудом сфокусировал на нем взгляд.
—О чем? Если снова о Сынмине, я сказал, что вымыл руки.
—Именно о нем! — прошипел Чонин, наклонясь ближе. — Ты что, не понимаешь? Угроза никуда не делась! Она просто… изменила форму. Тот тип, которого сбила машина… это был киллер. Настоящий.

Хёнджин смотрел на него, и постепенно сквозь пелену усталости в его сознание начал пробиваться ледяной ужас. Он вспомнил свою недавнюю встречу с Чонином на улице, его горящий, фанатичный взгляд.
—Погоди… — медленно проговорил Хёнджин. — Откуда ты знаешь, что он был киллером? И что значит «сбила машина»?

Чонин замер. Он понял, что совершил ошибку, проговорился. Его глаза расширились, в них мелькнул испуг. Он резко встал.
—Я… я должен идти. Дела.
—Сиди! — голос Хёнджина прозвучал с неожиданной для него самого твердостью. Он схватил Чонина за запястье. — Что ты натворил, пацан? Это ты? Ты его сбил?

Чонин попытался вырваться, но Хёнджин держал его с силой, рожденной адреналином. Паника, которую он испытывал последние дни, нашла выход в гневе.
—Я ничего не натворил! Я его защитил! — выкрикнул Чонин, его лицо исказилось. — Я всегда его защищал! Пока такие, как ты, предавали его! Я его тень! Его щит!

Он вырвался, отступил на шаг, глядя на Хёнджина с ненавистью и страхом.
—И если ты кому-нибудь слово проболтаешься… — он не договорил, но угроза висела в воздухе. Он развернулся и практически выбежал из кафе, оставив Хёнджина в ошеломленном одиночестве.

Хёнджин сидел, сжимая свою остывшую чашку. Его кожа покрылась мурашками. Этот юнец… этот восторженный фанат… он был не просто преданным поклонником. Он был убийцей. Пусть и действовавшим, как ему казалось, во благо. И теперь он, Хёнджин, знал его секрет. Он чувствовал, как тени сгущаются вокруг него с новой силой. Спасение Сынмина не положило конец кошмару. Оно просто открыло новую, еще более темную главу.

---

В своем убогом автомобиле, припаркованном в паре кварталов от пентхауса Сынмина, Джисон нервно теребил бинокль. Он решил действовать по-старомодному — слежка. После разговора с Банчаном он не мог просто так отпустить тему. Что-то здесь было нечисто. Истинный журналистский инстинкт, заглушаемый страхом, все же пробивался наружу.

Он уже пару часов кряхтел в неудобной позе, пытаясь разглядеть что-то в окнах, но стекла были тонированными, и ничего, кроме размытых силуэтов, он не видел. Начиналась настоящая ломка — без сенсаций, без адреналина. Он уже представлял себе заголовки: «Тайная жизнь спасенного модельера» или «Кто новый таинственный покровитель Ли Сынмина?».

Внезапно его телефон разрывается оглушительно-назойливым звонком. На экране светилось: «МАМА». Джисон поморщился. Он сгреб аппарат.
—Алло, мам, я занят! — прошипел он, не отрывая бинокль от глаз.
—Занят? — в трубке раздался знакомый, пронзительный голос. — Опять в своих темных делишках копаешься? Я тебе куриный суп сварила! Он уже остывает! Ты обещал быть домой час назад! У всех дети как дети, а мой вечно по подворотням шляется!

— Мам, я не по подворотням! У меня работа!
—Какая еще работа в одиннадцать вечера? Газеты уже давно сдают в печать! Иди домой, сейчас же! А то суп вылью, и новый варить не буду!

Джисон с силой опустил бинокль. Весь его журналистский запал мгновенно испарился, сменившись привычным чувством вины перед матерью.
—Хорошо, хорошо, мам. Еду. Через пятнадцать минут буду.
—Смотри, чтобы без опозданий! И купи по дороге молока! Обезжиренного!

Связь прервалась. Джисон с обреченным вздохом завел машину. Слежка сорвана. Планы рухнули из-за порции куриного супа. Он посмотрел в последний раз на сияющий огнями пентхаус. Тайна подождет. А мамины упреки — нет. Он сдался и поехал за молоком, чувствуя себя не грозным разоблачителем, а послушным мальчиком, каким он, возможно, и оставался где-то глубоко внутри. Ирония ситуации была горькой, но неизбежной. Даже в самом мрачном расследовании находилось место для банального быта.