Портреты

После ночной встречи с Эндж прошли уже почти сутки, она так и не позвонила, и отвечать на мои сообщения тоже не спешила. Решил не давить на неё, хотя мне и хотелось узнать, не приняла ли она этот порыв всерьез. Судя по тому, что девушка не отвечает и по тому, что сказала мне вчера - нет. Это было классно, но больше не повторится. Наступать на одни и те же грабли мне больше не хотелось. А ещё завтра у меня смена и встреча с Эмилией. Должно быть, нужно позвонить сегодня. Да, так и сделаю. Яркий, закатный свет заполняет почти всю квартиру сквозь большое окно в гостиной, отбрасывая розоватые блики на белую стену, от чего в комнате становится больше уюта. Теплое, натуральное освещение всегда располагает меня к спокойным, домашним вечерам за ужином и интересной книгой или просто игрой в плейстейшн. Я грел телефон в руках добрых минут пять, но потом всё-таки решился набрать Эм. Гудки шли предательски долго, и я уж было хотел повесить трубку, но на том конце раздался её голос:

– Слушаю. Кто это?

Вопрос сразу в лоб? Мне это нравится, значит, она не из робких, хочет знать всё сразу и наперёд. Или может это просто издержки профессии? Ловлю себя на мысли, что тоже хотел бы узнать её.

– Добрый вечер, – отвечаю: – Это Феликс, не отвлекаю?

– Здравствуйте. Нет, что вы? Я думала, вы не позвоните. Мне, знаете ли, показалось, что вы остыли к ситуации. Вы ведь постоянно сталкиваетесь с подобным по роду своей деятельности.

Я опешил. Неужели эта девчонка посчитала меня просто коллекционером цифр? Она подумала, что это просто был предлог, чтобы заполучить ее номер? Общается на «Вы», что тоже странно, вчера такого не наблюдалось. Что ж, тогда и я проявлю чуть больше уважения, чтобы не смущать девушку:

– Вы, кажется, ошиблись во мне, Эмилия. Я не такой человек.

– Хотелось бы верить, – разговор не клеится, совсем, и мысли в моей голове потихоньку начинают путаться, не понимаю, с чем это связано:

– Я все еще хочу назначить вам встречу. Но, к сожалению, не знаю, как это сделать.

– О чем речь?

– Завтра моя смена, вероятней всего, я освобожусь поздно.

– Ваша мама сегодня наведывалась к нам в гости, предостерегала меня.

– Что, прости? – я чувствую, как в висках начинает стучать, это точно не сойдет ей с рук просто так. Мама снова принялась за старое, пусть ей и не нравится, как я живу, мой образ жизни, привычки, но вмешиваться так открыто – это уже слишком.

– Мы уже на «ты»? Ладно, так даже комфортнее, – кажется, что она испытывает меня.

– Эмилия, просто скажи, что сказала моя мать?

– Она говорила, что попросила тебя держаться подальше от меня. Но когда я сказала, что ты просто предложил мне обсудить общий несчастный случай она удивилась, и почему-то стала мне рассказывать, что ты бросил девушку, свою коллегу, накануне свадьбы. Ну, это так, вкратце.

Твою мать! С чего она вообще взяла, что я собираюсь приглашать девчонку на свидание или строить с ней какие-то отношения? Просто пообщаться по факту службы, возможно даже подружиться. Я что не имею права заводить друзей? Откровенно говоря, это перешло уже все границы. Если раньше мозги промывались только мне, когда дело касалось личной жизни, то теперь еще и девушке, которая меня видела первый раз в жизни и даже не разглядела, наверное, толком.

– Прости, мне жаль, что она решила, будто эта информация имеет для тебя хоть какую-то ценность. Так как мы поступим? Со встречей. Могу я рассчитывать на то, что ты вообще захочешь встретиться после того, что наговорила моя любимая маменька?

– Само собой. Я не привыкла судить людей только по одним лишь фактам из биографии. Даже не смотря на то, что эти факты мне предоставлены близким родственником. Отменил свадьбу и отменил, меня это не касается. Должна сказать, что моя мама немного переубедила меня, она считает, что ты не плохой человек.

Зачем Оливия Уокер все это рассказывала мне не ясно, но зная свою мать, могу предположить, что она упомянула об этом между делом, но так, чтобы незаметно поставить на этом акцент.

– Тогда я могу позвонить завтра?

– В любое время. Мне действительно важно узнать, что там произошло, с твоей стороны. Я редко общаюсь с пожарными, в основном, только слышу их голоса.

– Мы разберёмся. Не обращай внимания на то, что говорит моя мать, я не пытаюсь тебя затащить в постель или еще куда. У нас очень сложные отношения.

– Кажется, я это уже поняла. Общая беда сплачивает, не так ли, лейтенант Уокер? Надеюсь, мы подружимся.

Зачем она мне это говорит? Что все это значит? Хотя признаюсь, мне нравится разговаривать с ней. Но эту, оказавшуюся, неловкой беседу, я хочу закончить, как можно скорее. Мамочке пора узнать, что я о ней думаю.

– Хотелось бы верить. До завтра, надеюсь.

– Точно до завтра.

Я не буду выяснять отношения по телефону, я поеду в родительский дом и буду настойчивее в своих просьбах в этот раз. Надеваю спортивный костюм и кроссовки, так будет комфортнее. Выхожу из квартиры и захожу в лифт, в лифте зеркало, в котором я выгляжу неважно, под глазами залегли тёмные круги. На улице уже начинает смеркаться. Спускаюсь на парковку и сажусь в машину. Ехать минут двадцать. А я люблю Нью-Йорк, люблю Бруклин, люблю водить и люблю свою работу. Даже не смотря на то, что она вышибает из меня все нервы, всю душу и максимум моего времени. Даже сейчас думаю о работе, и утверждаюсь в мысли, что мне нужен отдых. Яркие огоньки Бруклина мелькают за стеклом моей машины, размываясь по ходу движения. Громкая музыка немного заглушает фоновый шум в голове. Все то, что я хочу и должен сказать, то, что не дает отвлечься и не покидает захламленной всяким мусором головы ни на секунду. Доехать получается даже быстрее, чем планировал и я спешу зайти в дом, чтобы не растерять весь свой запал, и во дворе сталкиваюсь с отцом.

– Феликс, сынок, – он протягивает мне руку, и я жму её:

– Привет, папа.

Мой отец, Альфред Уокер, наверное, мечта любого пацана. Он всегда очень любил нас с братом и не стеснялся этого, любит и сейчас. Многому учил, был настоящим примером и мужчиной, таковым и остаётся. Папа владелец коммерческой недвижимости в Нью-Йорке и не только. Поэтому и в деньгах мы, никогда не нуждались. Говорят, что наше сходство иногда поражает, но я его не замечаю. Разве что такие же темно-русые волосы, как у меня, теперь подернулись сединой и карие глаза меняющие тон в зависимости от эмоций. Папа очень любит маму, вся наша семья переехала в Нью-Йорк только для того, чтобы мама была ближе к своим родителям, хотя у отца и в Орландо все шло просто замечательно. От приятной встречи отвлекает голос матери доносящийся из приоткрытого окна на первом этаже:

– Фред, нужна твоя помощь, можешь зайти?

Отец замечает, как мои губы дёрнулись в гневе:

– Что-то произошло, сынок?

– Сейчас узнаешь, папа, сейчас узнаешь.

Я направляюсь к двери прямиком по газону, игнорируя дорожку. Даже сейчас мать пришла бы в бешенство, если бы увидела, что я прошелся по траве. А мне, если честно, плевать, и важно срезать, хотя бы эти несколько метров до встречи с ней. Я вхожу в дом.

– Ну, здравствуй, мамочка. Не хочешь ничего объяснить? – стараюсь не двигаться с места, застыв посередине столовой, где родительница накрывает на стол.

– Что произошло, сын? – из-за спины доносится встревоженный голос папы, он знает, что мама иногда позволяет себе слишком много времени уделять на наши с братом личные жизни. Но я не отвечаю на его вопрос. И мать, кажется, тоже не понимает, что я от нее хочу.

– В чём дело, Феликс Уокер!? Ты пьян или ты спятил? Что я должна тебе объяснить? Ты врываешься так в дом и стоишь здесь с трясущимися от злости руками, чтобы услышать что?

– Мама, да ты просто дьявол во плоти! Не делай вид, что ты не знаешь о чем я. Ты всем женщинам в городе решила рассказать о том, что я бросаю невест перед свадьбой?! Да зачем тебе это, Боже мой, зачем!? – мой голос постепенно переходит на крик.

– Я сказала только то, что посчитала нужным! Я даже не думала, как-то тебя дискредитировать. Просто хотела предостеречь девочку от отношений с тобой, вряд ли из этого что-то выйдет. Вам обоим это не нужно, только время потеряете!

Должно быть она мило улыбалась Эмилии и говорила это все так, невзначай, прекрасно понимая, что Эм не глупая девушка и поймет эти намеки, сочтет меня ветренным и ненадёжным.

– Почему ты вообще считаешь нужным кому-либо что-то рассказывать обо мне?! Тебе не приходило в голову, что я мог ошибиться в чувствах? Один, блять, раз в жизни! Один ебаный раз! Это же не значит, что со мной все потеряно! Чморить меня, что входит в твои родительские обязанности? Хватит, блять! – я сажусь в кресло.

– Кто-нибудь уже объяснит мне что происходит? – снова раздаётся голос отца.

– Она уверена, что лучше меня знает, что мне нужно, – отвечаю я на его вопрос.

– Твой сын, Фред, бросил девушку, и в тот же день трахнул подругу, вон там, – она указывает на хозблок во дворе через окно.

Взгляд папы мгновенно меняется. А мой запал полностью себя исчерпал, осталась только усталость и абсолютнейшая пустота. Три года она не может забыть это. Может потому что ей пришлось объяснять это родственникам и друзьям? Мама очень сильно не любит, когда что-то идет не так, как она себе это напредставляла. Последний факт про подругу она вообще выдумала или ей привиделось.

– Что ты несёшь, Оливия?! Прекрати! – прикрикивает отец.

Даже если бы я и трахал кого-то в этом чёртовом сарае, какое ей до этого дело? Я объясняю ситуацию для папы:

– Когда я ждал ее с работы, я случайно познакомился с девушкой. Оказалось, что это - Эмилия, дочь маминой подруги Афины и она оператор 911. На пожаре погибла малышка четырёх лет, я нашёл её, а Эм приняла этот вызов. Я хотел поговорить с ней об этом.

– Он в тот же вечер начал окучивать девушку на глазах собственной матери! – да она переходит все границы! Но я держусь и кручу в руках кружевную салфетку, которую зачем-то схватил со стола.

– Да не окучивал я ее, просто поговорил пару минут. А ты уже наплела про меня что-то. Только вот, знаешь, что мама? Эмилия оказалась не из робких! Завтра я встречусь с ней, несмотря на все твои жалкие попытки сделать что-то, чтобы эта встреча не состоялась.

Лицо мамы обретает непонятную мне эмоцию. Негодование? Презрение? Одно точно понятно, что она недовольна тем, что ее план провалился. А я просто ликую, но где-то в душе. Максимально безэмоционально, потому что все, что во мне осталось - это огромный ком усталости, занявший все пространство внутри. В голове, в душе, в теле.

– Она просто смотрит на тебя глазами. А впечатление производить ты умеешь, этого у тебя не отнять, – говорит мать.

Должно быть она думает, что я вступлю в отношения с Эм, а потом и ее брошу и это испортит их с Афиной отношения. Другого объяснения этой идиотской ситуации у меня нет. Ее подруга и так знает про несостоявшуюся свадьбу. Я просто буду молчать. Снова. Потому что больше не могу. Мне точно нужна помощь, я хочу, чтобы папа помог мне разобраться с этим. Он чувствует отчаяние и задаёт вопрос:

– Лив, мне кажется ты немного не в себе. Кого ты перед собой видишь? – его рука указывает на меня.

– Это наш сын, но как бы то ни было, – отец не дает ей договорить:

– Подожди. Перед тобой не просто наш сын, это больше не наш мальчик. Он взрослый мужчина. Даже если ты где-то застала его за сексом или увидела, как он любезничает с девушкой, отвернись и займись своими делами - это тебя не касается.

Хочется плакать, напряжение растет с каждой секундой. Семейное кружево начинает дрожать в моих руках. Почему-то мне стыдно. Ужасно. Боже, мне как будто снова лет 13.

– Мама, – голос предательски дрогнул, но я продолжаю: – Тебе никогда не приходило в голову, что кто-то может мне понравится или я просто хочу с кем-то поделиться переживаниями, с кем-то кто поймёт меня и поддержит?

– У тебя есть я. Пожалуйста, говори.

– Ты? Серьезно? На четвертом десятке жизни? Может снова переехать к тебе и жить с вами до гробовой доски? – слезы уже скатываются по моим щекам, а нога нервно выстукивает по мраморному полу.

Почему-то вспоминаю, как я плачу в своей комнате, мне семнадцать и мне кажется, что всё потеряно. Меня тогда впервые бросила девчонка, она сказала, что я недостаточно хорош для нее. А мама, которая всю жизнь пыталась взрастить из нас с братом идеальных мужчин, почему-то почти подтвердила ее слова, сказав:

– Ну и пусть это так, милый, но когда ты станешь взрослым, это все уже не будет иметь для тебя значения. Ты найдешь девушку, которая полюбит тебя таким, какой ты есть, со всеми твоими недостатками.

С тех пор я так много работал над собой, над своим телом, интеллектом, речью, развитием. Да и просто работал ради перспективы, ради денег, ради статусности, полного и безоговорочного признания. Так много работал, что с годами даже почти убедил себя, что во мне, блять, нет никаких недостатков. Конечно, понимая, что это не так, но знать кому-то об этом не обязательно. Сейчас мне больше, намного больше семнадцати, но чувства те же. Я устал. Рядом подсаживается отец и приобнимает меня, хочется, как в детстве склонить голову к папе на плечо. А я давно уже выше и крупнее чем он.

– Тебе нужен отдых и возможно психолог.

– Страшно соглашаться, но, похоже, так и есть. Пожалуй, я поеду.

Мама все еще молчит, видимо, ей нечего мне сказать. Я встаю и кладу измятую салфетку обратно на стол:

– Извините за испорченный ужин. Я позвоню. Завтра, – выхожу за дверь, думаю, я подкинул матери проблем.

Закуриваю сигарету. Темно и по ночному прохладно, хочется просто сесть в машину, а там как пойдет. Либо добраться домой, либо до ближайшего сносного бара. Из открытого окна доносится голос отца:

– Оставь уже его в покое, отпусти. Ты своими выходками портишь жизнь собственному ребёнку. Оливия, ты добьешься того, что наш сын останется один из-за единственной ошибки, которую ты не можешь ему простить. И знаешь что? Он может отказаться от тебя. Никогда не думала, что все плохое, что ты видишь в нашем сыне, ты сама придумала, чтобы не отпускать его?

Я хочу выслушать, что она скажет. Даже так - подслушать. Может ее откровения папе дадут мне хоть какой-то ответ.

– Мне нечего ему прощать, – немного нервно говорит родительница: – Это не меня он бросил. Я всю жизнь старалась, чтобы Феликс вырос хорошим человеком!

– Он хороший человек, Оливия! Просто защищается от тебя. Оставь сына в покое, – повторяет папа: – Ты уже не слепишь из взрослого мужчины то, что ты хочешь. Он давно уже не твой маленький мальчик. Ты спятила, Лив.

И я, кажется, тоже.