Портреты

Я завожу машину, чтобы скорее уехать. Кажется, я начинаю закипать, действия мои, должно быть, выглядят немного резкими. Срываюсь с места, как будто боюсь быть услышанным обитателями дома.

– Оо, нет, мама! Нет, Господи! – голос мой звучит громче, чем он должен: – Когда ты, мать твою, перестанешь!? Я больше не могу выслушивать твои наставления, мне 31 год, но каждый раз, когда ты открываешь рот, я чувствую себя ребёнком, которого отчитывают в кабинете у директора!

– Так это я виновата? Я не могу нормальные отношения построить? Я бросаю невест за месяц до свадьбы?! – осыпает она вопросами.

– Разве я сейчас сказал, что собираюсь жениться на дочке Ривьеры? Я просто хочу с ней поговорить. Это запрещено? Ты можешь запретить мне разговаривать со всеми женщинами Штатов?

Больше мама со мной не разговаривала. Ну, кроме короткого "пока" возле их с отцом дома.

Со дня, о котором упомянула моя мать, прошло уже три года. Но она почему-то до сих пор считает, что какую бы девушку она не увидела рядом со мной, то её долг высказать свое недовольство мной и тем что я не женился тогда на Эндж. Энджела - хорошая девушка, но она не для меня. Мы познакомились в пожарной части, Энджи - парамедик. Я, правда думал, что влюблён, но отменил свадьбу за месяц до того, как она должна была состояться, потому что не хотел разрушать ее жизнь. Я не любил ее так, как она этого заслуживала, и совершил громадную ошибку, когда предложил выйти за меня. Этих чувств было недостаточно для создания семьи. Это была просто дружба с привилегиями, только потом стало понятно, что мы семья пока находимся на вызове и в стенах пожарного депо. За пределами - мы просто любовники. На этом далеко не уедешь. Но мама считает, что я все-таки разрушил ей жизнь, когда мы расстались. Девушка тяжело переживала разрыв, перевелась на другую подстанцию, проклинала меня, а потом и вовсе пыталась сжечь мою машину. Работник пожарной охраны - поджигатель. Вот такая ирония. Я все еще стараюсь ее понять. После того как я всё осознал, мне нужно было сделать этот шаг. И да, я жалею, что решился на него лишь тогда, когда всё зашло уже слишком далеко, но вернуться в прошлое и исправить что-либо уже невозможно.

Стоило зайти в свою квартиру почему-то, сразу захотелось опустить шторы, что я и сделал. Сумасшедший день, который выбил меня из колеи, формально закончился, но продолжался и держал в напряжении. В ду́ше, на кухне и в моей спальне. Я достал из холодильника бутылку джина и наполнил стакан. Первый глоток приятно обжёг горло. Стоило только подумать о том, что я назначил встречу Эмилии, меня начинало потряхивать. Что я скажу? Почему чувствую себя виноватым? Сев в кресло и откинувшись на спинку, я закрыл глаза. Перед глазами снова возникла картина: я откидываю часть перекрытия и вижу серый от пыли и копоти кусочек ткани. Кажется, светло-голубой когда-то сарафан с желтыми полосками, что это она было понятно сразу, малышка, которая просила о помощи. Просила диспетчера, просила нас. Меня. Вокруг много стекла и здесь кругом игрушки, все заливают водой, второй этаж выгорел до костей. Я выношу ребёнка на руках из дома и опустив на газон пропускаю вперёд Диану - она парамедик, она должна помочь ей.

– Скажи, что она жива, пожалуйста.

Я сам держал крошку на руках, сам доставал из под обломков, жизни в ней уже нет. Но так хочется верить в то, что еще не все потеряно. Ди проводит ряд манипуляций, ничего не помогает. Ее взгляд тяжелеет, рука отпускает маленькую ладошку.

– Нет, лейтенант, мне жаль. Прикрой тело.

Диана хороша в своем деле, во многом благодаря тому, как она умеет справляться со своими эмоциями и относиться ко всему с должным хладнокровием. И тогда я вспомнил Эндж, какой же она была чуткой и понимающей. Она была идеальным напарником мне. Но лишь до того момента, пока я с ней не порвал, потом она превратилась в исчадье ада. Снова осознаю, что именно напарником, не партнером по жизни. С ней я чувствовал, что проживаю эти эмоции не один. После плохих смен мы вместе приезжали ко мне домой, вместе пили красное вино, отдыхали. А потом она оказывалась на коленях между моих ног. Энджел умела расплавить, а потом снова слепить из этой массы нормального меня. И я, без сомнения, сделал ей больно. Возникло огромное желание позвонить девушке. Мы общались о личном лишь единожды после того, как это произошло и эмоции немного утихли. Сначала она просто осыпала меня оскорблениями. Вероятнее всего, и я мог где-то перегнуть. Потом все-таки пришли к выводу, что нужно просто забыть то, что я когда-то предложил ей выйти замуж. Звонки и нечастые переписки в стиле: "Ты как?" -  никуда не делись, видимо остались общей привычкой. Мы могли встретиться на общих вызовах, но когда виделись, разговаривали лишь о работе. Я бы хотел снова объясниться с ней. И наверняка оставить все позади. Три года при встрече с ней я чувствую напряжение. Три года не могу закрыть эту главу раз и навсегда. Нам не стоит общаться. Только работа, ничего больше. Достаю телефон и набираю номер, точно знаю, она не спит.

– Да? – голос звучит бодро. Я улыбаюсь.

– Привет. Как ты?

– Здравствуй, рада тебя слышать. Всё прекрасно и настроение прекрасное. Ты?

– Всё хорошо.

– Ты лжёшь, до меня дошла информация, что сегодня на пожаре, – она не спешит говорить: – Погибла маленькая девочка, и ты был там.

Всегда завидовал ее проницательности. Не буду обманывать сейчас, даже в такой мелочи, она этого не заслужила:

– Ладно. Плохо, мышка, просто отвратительно, приедешь?

Всего каких-то двадцать минут и раздаётся звонок. Я плетусь к двери, чтобы открыть. Энджи на пороге, выглядит встревожено и кажется, немного пьяна. Как обычно носит ультракороткие юбки и красную помаду. Светлые волосы собраны в заколку на затылке. Девушка обнимает меня, и я обнимаю в ответ, не знаю, зачем это делаю, но, кажется, что так было бы правильно сейчас. Как будто и не было у нас "войны", как будто она и не говорила: "Чтоб ты сдох, Уокер!" - сотни раз. Чувство такое, словно обнял старую подругу. Чувство поддержки и сочувствия. Эндж проходит в комнату, как и раньше, присаживается на диван и скидывает туфли. И пахнет так же, но больше так не будоражит, я присаживаюсь на корточки у ее ног:

– Ты сможешь простить меня когда-то? – в который раз спрашиваю я. Зачем вообще начинаю этот разговор спустя столько времени? Что, блять, меня не устраивало полчаса назад? Просто чутье подсказывает, что должен снова попросить прощения. Слова, произнесённые мной, искренны. Я действительно хотел бы этого. Её голос звучит очень обнадёживающе:

– Я простила тебя, давно простила. Давай просто поговорим? Ты же знаешь, что всегда можешь рассчитывать на мою помощь?

Вопрос за вопросом Эндж общается со мной, а я просто слушаю иногда отвечаю, когда этого требует беседа. Всегда приятно поговорить с человеком, который понимает тебя, разделяет твои чувства.

– Спасибо тебе, я благодарен, правда, но я не хочу больше этого вспоминать. У меня есть твое любимое вино, будешь? – поднимаюсь на ноги.

– Спрашиваешь? Конечно, да.

Отправляюсь за бутылкой и штопором и осознаю, что действительно рад видеть Энджи, как бы мы не общались раньше. Пусть хоть ещё миллион раз скажет, что ненавидит меня и чтоб я сдох. Заслужил, наверное. Если после разговора она не ретировалась из моей квартиры, ещё и не отвергла предложение выпить, значит все нормально. Мне кажется, это все моя мать, если бы она не напомнила мне о бывшей невесте и не упрекнула в который раз, вероятнее всего я бы о Эндж даже и не вспомнил до следующей случайной встречи. Я ставлю на кофейный столик бокал и бутылку красного, но бокал ей не нужен - эта оторва пьёт из горла. И пока она пьёт и облизывает губы, я сглатываю слюну и следом отправляю вдогонку огромный глоток джина. Энджела возвращает бутылку на стол. Наблюдаю, как капли с горлышка устремляются прямиком на стеклянную столешницу, на которую девушка закидывает свои длинные ноги. Садится рядом не спешу, но вид чертовски завораживает, и я стараюсь отвлечься на стекающие капли красного вина. Ну, уж нет, только не это! Не будь кретином, Феликс, Бога ради. Девчонка, сидящая на моем диване, поднимает глаза и откровенно рассматривает меня. Смотрит сосредоточено, долго, опускает свои ноги на пол, а потом произносит:

– Трахни меня, Фел.

Мысли роятся в голове. За секунду в мозгу пролетает тысяча вариантов развития событий, тысяча последствий этой связи и я уже жалею об этом, но сейчас, я тоже хочу её и повторять дважды мне не надо. Ставлю бокал на стол и опускаюсь на колени у ее ног.  "Не торопись" – прокручиваю в своей голове. "Дай ей время передумать". Я, блять, не хочу, чтобы она передумала. И она молчит, нагнетает обстановку, знаю. Беру Эндж за лодыжки и немного резко подтягиваю к себе. Я должен спросить:

– Ты уверена?

– Как никогда, мать твою, сделай это.

"Ну вот и всё - ты попал" – проносится в мыслях. И на фоне снова: "Ты пожалеешь". Но губы уже накрыли её, а ладонь гладит и настойчиво стискивает  внутреннюю сторону бедра. Рука Энджел намного робко касается моего члена сквозь ткань джинс и я слышу просьбу у самого моего уха:

– Сделай так, как я люблю, Феликс.

Немного отстраняюсь, мне нравится смотреть, как Эндж стонет под моими пальцами, и мысленно благодарю её за то, что сегодня она в юбке. Рука скользит в трусики, большой палец ложиться на клитор, а в глазах застывает вопрос.

– Ты совсем не изменился, – она слегка хихикает, поддаваясь навстречу моим пальцам: – Хочешь, чтобы я попросила тебя?

– Пиздец как хочу, – большой палец уже вовсю кружит вокруг точки приносящей удовольствие, свободной рукой расстёгиваю молнию на своих штанах. Пути назад не будет.

– Пожалуйста, прошу тебя, – стон срывается с губ Эндж: – Пожалуйста.

Ее рука освобождает мой член от всей ненужной ткани. Я не убираю большого пальца, и вот указательный и средний уже скользят внутрь, сразу наращивая темп. Рука Эндж на члене тоже ускоряется, а протяжный стон заполняет всю квартиру от пола до потолка.

– Ещё! Боже, ещё немного, не останавливайся!

Мой темп растёт, и вскоре пальцами чувствую пульсацию, Эндж снова кричит. Я резко разворачиваю ее вниз животом и прижимаю к серому дивану, не давая передохнуть вхожу до упора и замираю на выдохе.

– Привет, лейтенант, – произносит Эндж. И я знаю, чего хочу дальше.

Страсть утихла, Энджи все ещё лежит на диване, а я курю у окна, ногтем царапая небольшую черную лунку на подоконнике, оставленную когда-то упавшим угольком от сигареты. Вот так закрыл главу! Как бы не открыть новую. Как бы ни был велик соблазн, нужно было устоять. Потому что я не знаю ее чувств и даже после этого не смогу ничего пообещать. И снова придется извиняться. Молчание нарушает женский голос:

– Теперь всё, Фел.

– Не понимаю. Что ты имеешь ввиду?

– Гештальт закрыт, мы его проработали. Я так точно.

Я отхожу от окна, потушив сигарету, чтобы увидеть девушку и понять о чем она говорит. Энджела полностью одета, сидит на диване застёгивая ремешок на своих туфлях.

– Энджи, я не понимаю о чем речь, загадки разгадывать - это не моё.

Девчонка поднимается во весь рост и смотрит на меня в упор:

– Наверное, ты полностью искупил свою вину. Мне кажется, я и не хотела за тебя замуж. Никогда.

Каблуки застучали по деревянному полу, как и молоточки в моей голове, не успел я и слово сказать, как дверь за ней уже захлопнулась, оставляя меня одного в квартире. Полумрак быстро стал вгонять в состояние сонливости. Щелкнув кнопкой выключения света над кухонной поверхностью, я направился в спальню. Как вообще можно было принимать это все за любовь? Я только что испытал все тоже самое, что и раньше. Ни больше и даже ни меньше. Просто секс, быстрый и самый обыкновенный. Мое убеждение в том, что мы были только любовниками укрепилось. И зачем только мне нужно было все усложнять? Раз Энджи оставила меня сейчас без разговоров, значит это то, чего она хотела. Да будет так.