Глава 14
Утром Злата обнаружила в кухне Катю. По столу, ломившемуся от полных тарелок, стало ясно, что она провела здесь не один час.
– Доброе утро! – помахала рукой Катя. – Ты вовремя, садись завтракать. Проголодалась, наверное.
Есть и правда хотелось. Праздничные пироги с зеленью Злата пропустила, но стоило вспомнить почему... Пришлось умываться холодной водой, чтобы унять полыхающие от смущённой радости щёки. Злата дождалась, пока краска сойдёт с лица, и осторожно, не поднимая головы, вошла в кухню. Казалось, Катя прочитает мысли сразу, столкнись с ней взглядом. Злате этого не хотелось.
– Никита Михайлович ушёл на совет, – заговорила Катя. – Мы должны быть там через полтора часа, так что можешь не торопиться. Ты очень рано проснулась для утра после Купалы.
– Я бы на твоём месте подремал часок-другой.
В дверном проёме появился Егор – помятый, бледный, красноглазый. Злата проследила, как он, еле переставляя ноги, дошёл до стула, сел, положил под голову маленькую декоративную подушку, которую притащил из гостиной, и, поёрзав, наконец, устроился. Катя подмигнула Злате. Дождалась, когда Егор закроет глаза, и сказала нараспев:
– Егорушка, а чего ты сидишь? Налей человеку... Ты что будешь, чай или кофе? Вот, налей человеку чая!
Егор даже не пошевелился.
– Да я сама могу, – Злата вскочила со стула, но Катя её придержала.
– Нет-нет, он сам. Видишь, так и рвётся поухаживать за дамой.
Егор поморщился, но покорился. Очень медленно встал со стула. С видом, будто следующее его движение – последнее, поплёлся к чайнику.
– Вот видишь, ему не сложно, – резюмировала довольная Катя, когда Егор поставил перед Златой кружку.
– По виду не скажешь...
– Ну спасибо, – буркнул глухо Егор и снова плюхнулся на стул. – И это после всего, что я для тебя сделал.
Злата решила не уточнять, что он имел в виду.
– А потом поплатился за все свои деяния, – заметила Катя. – Вот ты как думаешь, дожил он до прыжков через костёр вчера?
– Нет, раз ты так обижена?
– Во-первых, я не обижена. Я радуюсь, что снова оказалась права! А во-вторых, дожил и даже прыгнул! Но – не поверишь, Злат, – решил поиграть в водного и к русальим лохмам залил всё вокруг речной водой! Всё: костёр, столы... Позорище!..
– Да ладно тебе уже отчитывать. Зато весело было, все купаться со мной пошли. Кроме тебя, конечно, ты ж у нас такая правильная.
Злата засмеялась.
– Весело тебе, – с притворным недовольством проговорил Егор. – А ведь передо мной в долгу.
– Это ещё за что? За то, что я тебе лишнюю рюмку подарила у Кира?
– За то, что я дал шанс тебе и твоему венку!
– Ой, кстати, – оживилась Катя и повернулась к Злате всем телом, – кто поймал твой венок?
Злата вспыхнула. Ожидала услышать этот вопрос, готовилась, успокаивала пламя внутри, чтобы не дай Ярило... но всё равно вспыхнула.
– Никто, – пробормотала она в кружку с уже остывшим чаем.
– И с «никто» ты по лесу всю ночь моталась, ага, – быстро закивал Егор и продолжал, пока не ударился затылком о стенку – подушка как назло сползла на пол. – Ой!.. И вот такенные, совсем незаметные колдовские следы «никого», кстати, у вашей калитки остались.
– Ну, значит повезёт на следующий год. Ты нарезку не будешь? – Катя примирительно улыбнулась, поднялась и начала убирать продукты. – Давай допивай чай и собирайся.
– Зачем нам на совет?
– Тебя хотят видеть Старейшины. Будут спрашивать о... – Катя замерла с бутылкой молока в руках, задумалась. Настроение у Златы стремительно поползло вниз.
– О том, не ты ли с Корольком играешь в жрицу Мараны.
– О том, как вы... Не слушай его! ...оказались в лесу, куда шли, что искали.
– Нас подозревают в чём-то?
Катя молчала на несколько секунд дольше, чем нужно было.
– Нет!.. Нет, просто хотят узнать подробности. Может, вы видели что-то важное.
Но Злата чувствовала себя преступницей. Катя и Егор шли по обе стороны от неё всю дорогу до здания дома культуры. Они перекидывались колкостями, время от времени шутили со Златой и задавали ей вопросы, не требуя ответа. И никого не подпускали близко.
Им встретилось не так много людей. Парочка огненных – с ними Злата стояла рядом на обряде – помахали руками и двинулись навстречу. Вряд ли они хотели чего-то большего, чем обменяться несколькими ничего не значащими фразами, но Егор, приобняв Злату за плечи, на ходу отвечал что-то про страшную спешку. Сопротивляться было бесполезно.
– Удружил, внучок! Теперь Белозёрова сожрёт тебя с потрохами. И меня заодно – подавится, но сожрёт.
Злата услышала голос Василисы Александровны издалека и подняла голову. Женщина стояла в тени двухэтажного здания, кутаясь в бордовую шаль. Фигуру рядом с ней скрывал слепящий солнечный свет. Только волны мятного моря ему скрыть не удалось. Злата отвела взгляд прежде, чем вошла в тень вместе с Егором и Катей.
– Ну да леший с ней, с Белозёровой. А что с кругом защитным делать будем? Его, между прочим, дед чертил. Бабке с больной спиной прикажешь корячиться? Или, может, ты начертишь?
– Могу я, – глухо и безразлично отозвался Ярослав, потёр глаза ладонью и, замерев на секунду, повернул голову.
Злата так неудачно встретилась с ним взглядом. Хотела улыбнуться, но вышло дёргано. Хотела сказать «привет» или «доброе утро», но не смогла говорить: слова застряли в горле и отказались звучать. Она с надеждой взглянула сначала на Катю, потом на Егора, но они, трепавшиеся всю дорогу, теперь стушевались. Едва заметно кивали друг другу, но упорно молчали.
Смущения не чувствовала только Василиса Александровна. Она кинулась обнимать Злату, поспешно, словно между делом, продолжая причитать:
– Объяснили вам, как взрослым людям: ну нельзя, нельзя, ну потерпите, пока всё уляжется, – нет, вот именно в этом году им приспичило идти на обряд! Сами в эту передрягу попали и ведь друзей за собой потащили. Ну я ещё понимаю, Гвоздикин, он никогда не против силу свою показать. Но как на вашу авантюру согласился Олег?..
По её запалу было видно: продолжать Василиса Александровна может долго. Но на счастье из дверей дома культуры появился Солнцев и, воровато оглядываясь, быстро подошёл к ним. Злата хотела обнять его, но он остановил её скупым жестом.
– Значит так, дети мои, – сказал Никита Михайлович тихо.
Злата с Ярославом испуганно переглянулись, а потом так же испуганно дёрнулись в сторону друг от друга. Тут же раздался смешок Егора, который стих под укоризненным взглядом Василисы Александровны.
– Совету отвечаем честно. Соврать у вас всё равно не получится, даже не пытайтесь. Я буду с вами, но ничем помочь не смогу. Дело приняло нешуточный оборот и...
– Почему? – тут же спросила Злата.
– Потому что та девушка из леса – колдунья.
Отец посмотрел на неё долго и строго, и она не решилась задавать вопросы дальше. Только нахмурилась, пытаясь припомнить всё, что знала о впавших в полусон людях: кажется, раньше среди них и правда не было колдунов.
– Тебе, Ярик, вряд ли избежать наказания – уже хотя бы за то, что сбежал из-под домашнего ареста. Лучше не спорь с советом, тогда отделаемся чем попроще... Всем всё понятно?
Ярослав и Злата синхронно кивнули.
– Надеюсь, отвечать на вопросы будете так же единодушно. Пойдёмте, – и, заметив, что Ярослав хотел заговорить, остановил его тем же скупым жестом, что некогда Злату.
В полном молчании они вошли в прохладные пустые коридоры. Злата по привычке провела рукой по старенькой двустворчатой двери – за ней проходили колдовские смотры, когда она была совсем ребёнком. Двери в зал совета, наоборот, были новые, светлого дерева, расписанные Сеней неуместными золотистыми узорами. Отец распахнул их, переступил порог и поманил за собой Злату.
– Немного припозднились, успокаивал детей: переживают, – сказал он совету.
Ярослав поймал Златину руку, когда она проходила мимо. Легонько пожал ускользающие пальцы.
– Утро после Купалы не располагает к подобной беседе, – кивнула Белозёрова. – Но её можно было бы избежать, если бы кто-то хотя бы делал вид, что следует правилам.
– Мы постараемся вас долго не мучить, – доброжелательно пообещала Лида. – Садись, милая.
***
На этот раз в квартиру Сандры Саша летел как на крыльях, несмотря на больную с похмелья голову. Во-первых, ночью мать всё же успела заметить внезапно исчезнувшую хромоту, и согласиться на посещение целительницы было проще, чем успокоить её. Во-вторых, у Сандры можно разузнать о целительном даре и не бояться, что слухи уползут далеко: уж сплетницей эту ведьму назвать было нельзя. И в-третьих – для Саши это было, пожалуй, самое важное – недалеко от целительницы жила Марина. Он очень надеялся увидеть её.
– Здоровее, чем когда-либо, – вынесла вердикт Сандра, едва он переступил порог.
Но дальше прихожей не пустила. Начала зашнуровывать массивные, совсем не летние ботинки. Они были серые, умеренно-глянцевые. На носу образовывался идеальный чёткий блик, и Саша подумал, что издалека они выглядят железными.
Ещё он отметил, что растений в доме Сандры стало больше. Они расползлись по стенам мясистыми, полными сока лианами, сплелись узорчатыми полотнами и прятали за собой пожелтевшие плинтуса под потолком. Даже воздух изменился, стал свежим и сладковатым. Саше не хотелось уходить – не успел надышаться. У него даже прошла головная боль.
Но Сандра куда-то собиралась, и пришлось выйти на лестничную клетку. До площади с фонтаном они решили дойти вместе.
– У вас так много цветов. Тяжело, наверное, ухаживать за ними, – сказал Саша. Сегодня молчание было для него особенно невыносимым. – Особенно за лианами.
Сандра посмотрела на него прищурившись.
– У меня нет лиан.
– Как? А на стенах?..
И тут до него дошло.
– Это ваше колдовство, – выдохнул Саша полуиспуганно-полурадостно. То же было у Сухопёрышкина: чёрные мухи, трухлявые корни. После того как колдун вытолкал Сашу взашей, оглушительно хлопнув дверью, они больше не виделись. Только на Купале издалека. Саша тогда пристыженно опустил глаза, за что злился на самого себя, а потом дошёл до Кирилла с настойками и горькая смородина вытеснила злость и стыд.
– Ты видел, да? Удивительно, как обострилось твоё чутьё. Я даже завидую человеку, который исцелил тебя – вот я не смогла.
– Я думаю, это сделала Марина.
Саша попытался сказать это непринуждённо и поспешно, будто фраза вырвалась против воли. Но Сандра улыбнулась то ли снисходительно, то ли понимающе. Саша несильно расстроился: это уж точно не хуже, чем насмешки родителей.
– Расскажешь? Много времени ей понадобилось?
– Пара касаний.
– Брешешь!
Они дошли до фонтана, сели на бортик, и Саша, глядя на многоэтажку напротив, в которой жила Марина, начал говорить. Он целый день жаждал найти человека, которому можно рассказать – не всё, конечно, далеко не всё. Воспоминания о поцелуе и о том, что было после, он предпочёл оставить себе. Даже утром, рассказывая в сообщении Олегу, как Марина смущалась, когда старшие колдуны предлагали ей выпить, и как пила, морщась, улыбаясь, смеясь, и как потом они ушли ото всех в тишину леса, он написал только, что поймал венок, – надеялся, что друг поймёт всё сам.
За завтраком Саша обмолвился о прыжках через костёр, но быстро пожалел: родители заулыбались, начали понимающе переглядываться, папа отпустил какую-то шутку, мама снова начала ругать за рубашку. Саша пообещал к анчуткиным рогам спалить злосчастную тряпку и ушёл в свою комнату.
Ему хотелось говорить о Марине. Хотелось с кем-то поделиться счастьем, переполнявшим его изнутри. Но ответа от свалившегося с простудой Олега Саша и не ждал, а писать Злате о другой девушке казалось странным. Вот если бы Кир не укатил в город к этой своей невесте!..
Сашу раздражала одна только мысль о ней. Мало того что она забрала его брата, так ещё и вызывала странную зависть. И она, и Кир за два года отношений наверняка уже выучили друг друга вдоль и поперёк, знали, как вести себя друг с другом, что говорить и как молчать. А Саше предстояло разбираться со всем этим самому.
– Думаете, это дар? – спросил он, закончив рассказ.
Искоса посмотрел на Сандру. Она всё так же тепло улыбалась, но глаза её почему-то влажно блестели. Заметив, что Саша смотрит, она моргнула – и слёз будто и не было.
– Похоже на то, – кивнула Сандра. Её голос был спокойным и тихим. – Овладеть исцелением может только очень сильный колдун, причём, скорее всего, водный или полукровка – уж как-то так сложилось, что им чуточку проще. Не каждый древний обладал этой силой... А Марина исцеляла кого-то ещё?
– Я не знаю.
Улыбка Сандры стала шире.
– Узнай. Если это дар, это будет работать на всех. Иначе дело может быть совсем в другом.
– В чём?
Сандра повернулась к нему, склонила голову на бок, всматриваясь в лицо. Она была очень спокойна, даже улыбка исчезла.
– Прости, если я сую нос не в своё дело, но... Любое колдовство можно просчитать: действие зелья, последствия проклятья, даже заклинание нечисти. Только любовь делает с колдовством что-то, что никак нельзя объяснить.
Саша слушал и забывал дышать.
– У влюблённых могут появиться общие сны, способность читать мысли или просто чувствовать друг друга на расстоянии. Иногда любовь настолько сильна, что может свести с ума, убить или, наоборот, спасти от смерти.
Сандра заглянула Саше в глаза. От её взгляда закололо в районе сердца – настолько он был понимающим, мудрым и в то же время потерянным и печальным. В самой глубине зрачков снова заплескалась солёная влага.
– Тебе, кажется, нравится Марина?
– Да, – прошептал Саша, и ему стало очень легко. – И я ей, кажется, тоже. Только она совсем скоро должна уехать, и я... Я пока не знаю, что делать.
– Она ведь когда-то вернётся.
Саша горько усмехнулся.
– Играть в отношения на расстоянии?
– На расстоянии иногда лучше.
Металл в голосе Сандры заставил Сашу отпрянуть в сторону. В этих словах звучало столько безнадёжности, что её даже захотелось обнять и утешить. Он даже успел увидеть, как по её щеке пробежала крохотная слезинка, прежде чем она отвернулась. Ладони в мелких татуировках то сжимались в кулаки, то разжимались.
– Саша, – прошептал он, дотронувшись до её плеча. Сандра сбросила его руку.
– Ну, тёзка, смотри сам, не мне советы давать. А про других ты всё же узнай на всякий случай. Чтобы было понятно, с чем поздравлять Марину: с даром или с великим чувством.
Когда она снова повернулась к нему, лицо и глаза были абсолютно сухими.
***
Ярослав слышал, как Злата спорила с бабушкой в коридоре: она хотела остаться, дождаться конца глупого допроса, но бабушка почему-то потащила её домой. В какой-то момент голоса стихли, зато осталось ощущение солнечного тепла в пустом тёмном здании. Ярославу нравилось думать, что Злата осталась из-за него.
– Вы правда думаете, что если бы их убил я, то так легко бы попался? – раздражённо отозвался он невпопад на вопрос, половину которого даже не слышал.
Это была ошибка. Последняя капля. Белозёрова вскочила с такими дикими, выпученными глазами, какими не смотрела на него даже на обряде в прошлом году. Белой змеёй она принялась метаться по комнате, высказывать ему за пустое бахвальство и длинный язык.
– Кто знает, что ты там обсуждал с русалками на берегу? План убийства?! Думаешь, мы не знаем? Мы знаем всё!
Ярослав усмехнулся: она ошибалась, он был в этом уверен, а оттого – абсолютно спокоен. А ещё оттого, что не почувствовал ничего, услышав эти обличающие слова. То, чего он боялся больше всего, теперь не имело никакого значения.
Перед глазами стоял восхищённый взгляд голубых глаз в тот день, когда он сказал, что владеет магией крови, заинтересованный – когда рассказал о даре. Подумал, что, может, и убить согласился бы, смотри так на него Злата и дальше.
– Да хватит уже распинаться. Он не слушает, – сказал вдруг Северный, закинув ноги на стол, – и правильно делает.
В голосе звучала насмешка, но Ярослав поймал его взгляд – внимательный и острый. Стало не по себе. Они несколько секунд смотрели друг на друга не моргая. Потом Старейшина улыбнулся, но ничего доброго эта улыбка не предвещала.
– Ярослав, ты же понимаешь, что мы не можем всё оставить так? – спросила Лида как можно строже. Из неё не выходило суровой Старейшины: как бы она ни старалась, даже эти слова прозвучали почти по-матерински ласково.
Ярослав безразлично кивнул. Засуетились. Неразборчивые слова, споры шёпотом. Волнение Лиды, злорадство Белозёровой, молчание Солнцева и всё та же жуткая искусственная улыбка Северного. Ярослав переступал с ноги на ногу, крутил кожаный браслет на запястье. Ждал. Ему стало холодно. Он пытался найти за дверью Златино пламя и не мог.
Северный встал. Его слова облили ледяной водой.
– Нет... – сорвалось с пересохших губ Ярослава.
***
Ярослав снова споткнулся. Ноги совсем его не держали. Каждый шаг давался тяжело. Он шёл будто через толщу воды: движения были медленными и осторожными. Искоса поглядывал на Солнцева, заметил ли.
Никита Михайлович заметил. Ему приходилось контролировать шаг, чтобы Ярослав успевал идти рядом. Этот самонадеянный, кичившейся силой и властью мальчишка... Видеть его ослабшим было больно. Ярослав в сущности всё ещё был ребёнком, о чём в погоне за правилами и вниманием Златы Никита Михайлович забывал. Только теперь, когда этот мальчик шёл рядом, сгорбившийся, не способный держать собственное тело, его юность вдруг стала слишком заметной.
– Совсем неможется? – спросил Никита Михайлович сочувствующе. – Можем остановиться...
– Всё хорошо.
– Потерпи немного. Попривыкнешь, и станет проще.
Ярослав тяжёлым рваным движением убрал со лба прядь волос. Рука его тут же безвольно упала вдоль тела. Никита Михайлович не смог сдержать смешка.
– Это не смертельно.
– Это глупо.
– Согласен, зато у Совета не осталось вопросов. Нет колдовства – нет подозрений.
– Белозёрову вряд ли остановит это.
Никита Михайлович наблюдал, как Ярослав старательно прижимает к бокам руки, чтобы не звенели браслеты на запястьях.
– Ты правда отдал русалке рубашку, чтобы она не мёрзла? – спросил Никита Михайлович.
– Да.
– Разве тебя не учили, что нельзя иметь дел с нечистью?
– А вас?
Никита Михайлович вспомнил влажную, но всё ещё тёплую после жаркого летнего дня траву, что ластилась к босым ногам. И илистый запах реки в холодном воздухе. И ощущение чужого присутствия, заставляющее кровь радостно и испуганно бурлить. Он часто практиковал с друзьями огненное колдовство на берегу Серебрянки. Всегда ночью. Так веселее. Так огонь горит ярче.
Все знали, что такие прогулки опасны для колдунов. Знали, что ночь – время нечисти и что с нечистью водиться нельзя. Он знал – знал с самого начала, – что девушка, с которой он познакомился в одну из этих вылазок, – не человек.
И ничего не сделал.
– Бабушка рассказала?
– Нет, сам догадался. Когда мы были в лесу... – запнулся, но всё же договорил, – ... я слышал голос. Женский. Она просила защитить Злату, указала дорогу. Я повёл нас в другую сторону, потому что побоялся поверить русалке. Но мы нашли вас. И я подумал... подумал, может быть... ну...
Никита Михайлович подставил Ярославу локоть. Тихо, чтобы не услышал случайный прохожий, сказал:
– Цепляйся. Сделаем вид, что я тебе помогаю, – и добавил совсем тихо. – Вряд ли это ошибка. Думаю, ты действительно разговаривал с мамой Златы.
***
– Мальчик поверил тебе, а ты обманула. Не стыдно?
Когда Саша уходил, Сандра уже знала, что он здесь. Это было ощущение более глубинное и тонкое, чем зрение, слух или даже колдовство. Сандра научилась чувствовать присутствие Сухопёрышкина всем телом, так же, как чувствует тепло, страх и покой.
– Нехорошо подслушивать, – заметила она бесцветно. – И я не врала.
– Сейчас нет чувств настолько сильных, что способны менять природу колдовства.
– А как же Вася Королёк?
– Она влюбилась в нечисть. Это не считается.
Сухопёрышкин долго усаживался рядом, неловко подгибая длинные ноги, пытаясь устроиться на бортике фонтана и заваливаясь назад. Наконец ему удалось, неловко скрючившись и обняв одной рукой коленку, удержать равновесие.
– Какой же ты неуклюжий старик, – пробормотала Сандра привычно и отвлечённо. – Тебе бы в кресле-качалке спать, а не по фонтанам прыгать.
– Кто бы говорил. Ты старше меня.
– По человеческим меркам – нисколько.
Они замолчали. Сандра мысленно касалась капелек воды в чаше фонтана, считала: одна, две, три... Но капли испарялись в летнем пекле, а горячий воздух обжигал лёгкие и царапал горло. Как ни старалась она отвлечься, скрыться от гнилых осенних листьев, от запаха старого мха и древесного пепла, ничего не получалось. Тёмное пятно справа от неё расплывалось в зелени, меняло форму, заостряло черты.
На несколько мгновений Сандра увидела знакомое лицо с большими карими глазами и тонкими чертами. Лицо это почти никогда не улыбалось, но время от времени у него дёргался кончик носа, и это возвращало ему его возраст, возвращало детскость, от которой он так старательно отказывался. Таким Сандра увидела Святослава впервые. Таким он снился ей иногда и сейчас, в самых счастливых и болезненных снах.
– У Королька забрали силу, – сказал Сухопёрышкин, и морок его прежнего облика рассеялся. Сандра увидела и сероватую кожу, которая от любого всполыха колдовства в венах старилась и чернела, и отросшие волосы, и уставший взгляд, и по-прежнему острый нос, кончик которого больше не дёргался. – Солнцев едва ли не на себе тащил его до дома.
– Бедняжка! Так вот почему ты грустный: увидел товарища по несчастью?
– Зря они это сделали. Северный подтвердил, что Королёк провёл весь вечер со Златой, он не мог совершить убийство. Мы ошиблись.
– Ошибся ты. Я не настаивала, что это он.
– Проклятье лежит только на нём.
– Или мы знаем только о его проклятье.
– Да, как раз об этом. Я подумал, может...
Он не договорил. Сандре пришлось посмотреть на него – не уснул ли, не забыл ли, о чём хотел сказать, не метался ли взглядом по пыльному асфальту в поисках мысли. Но оказалось, что он смотрел на неё.
Когда-то давно, сто тысяч лет и зим назад, он смотрел так же внимательно. Его звали тогда иначе. Они и были совсем другими.
Сердце Сандры болезненно сжалось. Она давно отучила себя от этой привычки: жить рядом, видеться каждый день – никакого сердца не хватит. Но теперь сладкая боль разливалась по венам снова, слёзы подступали к горлу. И казалось, что дай она волю эмоциям сейчас, всё наконец закончится. Всё, что теплилось и жило, что пылало и леденело, что пылилось и гнило между ними долгие годы.
– Я подумал: может, это тоже проклятье?
Старая избушка. Вязкая багровая кровь. Хмель безграничной силы, ударивший в голову. А потом – чернота.
– Если она вернулась и всё повторилось?
Он снова молод, красив и уверен в каждом своём действии. Его глаза снова горят спокойным пламенем знания. Он снова боится проиграть, хотя у всех уже выиграл. И помочь ему – самое главное её желание и самая большая ошибка.
Сандра отворачивается и часто моргает. Пытается прогнать назойливые воспоминания, пускай и знает, что это бесполезно. Они никогда не исчезнут. Она обречена помнить.
– Что если они убивают, чтобы забрать силу, что если кто-то попался в эту ловушку, как...
– Молчи!
Чаща, названная домом. Холодные полупрозрачные тела в высокой траве. Она не услышала последних слов. Она не получила ни прощания, ни прощения.
А убивший человек не получил той силы, на которую рассчитывал.
– Проклятье, по-твоему, воздушно-капельным передаётся? – Сандра попыталась встать, но холодные сухие пальцы вцепились в запястье. Она попыталась высвободиться, но он не отпустил.
Княжеский терем. Полумрак спальни пахнет воском и чем-то сладким, привезённым из-за дальних морей. Сладость перебивает запах соли и железа. На сильном неподвижном теле цветут кровавые пятна.
Три цветка.
Три раны.
Звон оберегов и сейчас стоит в ушах. Не сберегли. Только переливчато звенели, когда грудь мерно вздымалась при дыхании и потом, при каждом ударе, когда он уже не дышал.
– Сегодня годовщина, – сказал Святослав. – Ты помнишь?
Так вот почему так мельтешат перед глазами воспоминания, почему рассказы влюблённого мальчишки так её растревожили, почему назойливее память и упрямее сердце.
– Удивительно, что ты помнишь.
Сандра вдохнула. Колдовство её наконец дотянулось до воды в фонтане.
– Это не проклятье, – сказала она тихо. – Таких дураков больше нет.
Святослав улыбнулся самым уголком губ. Они помолчали немного.
– Пойдём, я тебя постригу, – предложила Сандра. – Смотреть на тебя страшно.
Каждый раз, когда она шутила так, то вспоминала моменты, когда страшно было по-настоящему. Когда он смотрел, как сжигают отцовский терем. Когда узнал, что брата убили в его собственной спальне. Когда сидел на крыльце ветхой избушки, уже не живой, но ещё не мёртвый.
***
Отец ушёл, оставив Злату в сенях дома Корольков одну. Она крутила колесо прялки и пыталась отыскать внутри себя гнев. Ей было страшно из-за всего, что происходило в Серебряных огнях. Ей было жалко Ярослава. Она первая увидела его и отца в окно кухни, выбежала на крыльцо и открывала перед ними все двери – в сени, в дом, в спальню. Из-за спин отца и Василисы Александровны увидела побледневшего и сонного Ярослава, увидела, как ему помогают улечься в постели, как закрылись голубые глаза, – и отец вывел её, чтобы поговорить.
– Он проспит несколько часов, сейчас у него совсем нет сил. И ещё... Он знает.
Он знал сегодня утром, когда поймал её руку перед залом Совета. Знал, когда обнимал на поваленном дереве, когда целовал, когда поймал венок. Знал и не отвернулся от неё.
– Он спросил об этом прямо, и я не стал ему врать. Прости меня.
Но гнева не было. Открывшаяся тайна ничего не изменила, и отцу не нужно было извиняться. Злата улыбнулась ему. Запоздало подумала, что нужно обнять, но что-то остановило её. И отец уже заговорил о другом. Они решили, что когда он снова пойдёт в дом культуры, то проводит её до дома Опёнкиных – Злата хотела навестить Олега. Отец дал ей десять минут на сборы. Десять минут и ещё семь-восемь минут дороги, чтобы решиться.
– Мне придётся остаться у Корольков, пока не восстановят круг. И тебе тоже – я не хочу, чтобы ты ночевала сейчас одна, – сказал отец. – Очень прошу, позвони, как наболтаетесь с Олегом, – я за тобой приду.
– Что происходит, пап? Почему вы не переполошились так, когда нашли девочку у ручья? Почему вы подозреваете во всём Ярослава?
– Никто его не подозревает. Ну, разве что Белозёрова.
– А вы и пошли у неё на поводу...
– Я сам не знаю, солнце, кто всё это делает. Ярослав самый удобный вариант: ему хватило бы сил или он смог бы уговорить нечисть помочь ему.
– Но зачем ему это делать?
– Ради силы, конечно, ради власти.
Злата остановилась, вынуждая остановиться отца. Подняла голову, заглядывая прямо в глаза.
– Ты веришь, что это он? Ты веришь?
– Нет.
И Злата наконец обняла его.
Родители Олега куда-то собирались – тётя Люба открыла дверь в бигуди. Потому Злата сама налила чай, выложила на тарелку блины, которые Василиса Александровна передала в гостинец, и принесла всё в комнату Олега. Он сидел в кровати, обложенный книгами.
– Наконец-то уедут, – прошептал он доверительно, когда Злата закрыла дверь. – Сил нет больше слушать, как они ругаются из-за какой-то мелочёвки. Развелись бы уже, что ли...
– Ну и зачем ты так говоришь?
– Я ж не дурак. Он дома не ночует неделями, а мать терпит. Нашлась декабристка, тоже мне.
– Он же работает допоздна. А из города в город не наездишься каждый день...
Олег болезненно поморщился.
– Не начинай, я слышал это сто раз. Сменим тему. Вот если у меня поднимется температура, виновата будешь ты.
Он потянулся за тарелкой с блинами, но рука замерла, так и не зацепив желанное угощение. Дверь приоткрылась, и в комнату просунулась голова матери. Накрученная, накрашенная, она была очень хорошенькой.
– Злата, проследишь, чтобы он отвар выпил? Я на плите оставила, остывает. И супом его накорми! Говорит, кусок ему в горло не лезет. А как блинами баловаться, так пожалуйста.
– И если он в конец достанет тебя своими капризами, можешь бросить его и сбежать, – над головой тёти Любы появилась голова дяди Саши. Его подбородок упирался в её начёсанную макушку, и они выглядели так забавно и наивно, что Злате захотелось стукнуть Олега да побольнее: разве можно думать, что брак родителей разваливается, когда они так мило себя ведут?
– Не переживайте, дядь Саш, всё будет хорошо, – улыбнулась Злата, – накормим, напоим, спать уложим.
Олег недовольно заёрзал и отвернулся к стене.
Дверь закрылась. За ней послышался заливистый хохот, резко оборвавшийся звуком бьющегося стекла и возгласом «на счастье».
– Утром она расколошматила два бутылька с пустой росой, – раздался глухой голос Олега из-за подушек. – Хорошо, что бутылки побольше я оставил в лаборатории.
Злата дотронулась до его руки, лежавшей поверх одеяла. Кожа показалась горячей.
– Давай температуру измерим.
– Градусником?
– А чем?
– А что, Королёк не научил тебя мерить температуру жидкостей в теле человека? Или чем вы занимались всю Купалу?
Злата несильно толкнула его, и Олег, балансировавший на боку, покачнулся. Потом раздался тихий смех.
– Значит, я угадал: из дома он рвался к тебе, – резюмировал Олег, когда снова устроился сидя и потянулся за чаем.
Злата покраснела, но кивнула и подала ему кружку.
– Ладно, давай твой градусник. Расскажи, чего у вас там происходит. Саше уже поставили новые знаки?
Злата медлила. Она знала, что на самом деле для Олега чужие знаки не были так важны, как потеря собственного. Как ни пытался он за беззаботностью скрыть сухие нотки в голосе, у него никогда не выходило врать.
– Ещё нет. Никому не поставили... Вообще-то сейчас старшим не до обряда. Та девушка, которую нашли в лесу перед Купалой, оказалась колдуньей. Старейшины всполошились. Они боятся чего-то. Отец запретил мне ходить по посёлку одной.
Олег нахмурился.
– Дай тетрадку, – он кивнул на стол. – Я пытался провести своё расследование, изучал колдовство с растений у ручья, где нашли девочку.
– Когда ты успел?
– Меня водил туда Сухопёрышкин. Колдовство на них странное, как будто смешанное. Мы с Варей...
– Что?! С Чешуевой?!
– Мы ушли, не скучайте! Про лекакрства не забудьте! – раздался из прихожей голос матери Олега, и хлопнула дверь.
Злата продолжала смотреть на Олега широко, не моргая. Он поправил очки и не собирался ничего говорить. Только когда Злата принесла с кухни отвар, поставила его на столе и снова выжидающе уставилась на Олега, он заговорил:
– Ну да, Чешуева. Сам, честно говоря, не знаю, чего она прицепилась... Нет, а что? Она оказалась очень полезной, – он загнул уголок тетрадки, а потом резко перевернул страницу. – Не суть. Я знаешь, что думаю? Либо это полукровка, либо два человека. Но разве среди нас живут дети нечисти?..
Злата задержала дыхание. Продолжая кивать на каждое слово, она пыталась поймать нужный момент.
– Я не знаю ни одного, – Олег искоса посмотрел на неё, но продолжил говорить, – но даже если они есть, то должен быть мотив.
– Ради силы, – пробормотала Злата. Слова отца прозвучали в голове так громко, что заглушили любые другие слова и хлопок, раздавшийся в коридоре.
Олег схватил её за запястье. Ладонь его была очень горячей, а глаза из-за стёкол лихорадочно блестели.
– Что ты знаешь об обрядовых убийствах? – прошептал он.
– Ничего. Кажется, у тебя всё-таки температура. Ты уже передержал градусник.
– Северный не всё рассказывает нам по истории. Есть факты, которые от нас скрывают. Я читал об обрядовых убийствах в книге Сухопёрышкина – Сандра скопировала несколько страниц для себя, она учит меня древним языкам. Когда я дошёл до них, она их выхватила – не успел дочитать...
Олег говорил быстро и увлечённо. Он вытащил градусник, быстро взглянул на него и принялся крутить в руках, абсолютно никак не отреагировав на ртутный столбик.
– Я так понял, это как-то связано с получением колдовских знаков. Не могу, правда, сказать, как это работает. Но сейчас... Сейчас ведь никто не поставит тебе знак, узнав, что ты придушил в лесу маленькую девочку. Словом, нужно добыть эту книгу.
– Так попроси её у Сухопёрышкина.
Лицо Олега ожесточилось.
– Я больше ничего не буду у него просить. Скорее выкраду, но просить – нет.
Быстро, без подробностей, он рассказал о зелье-пустышке. Злата успела подогреть отвар, а Олег – выпить его наполовину, изображая на лице невероятные страдания.
– Мне иногда кажется, что Сандра могла бы мне дать больше, – проговорил Олег задумчиво, позволяя себе утонуть в мягкой подушке. – Может, стоит сменить наставника.
– Идеальных наставников не бывает, – заметила Злата. – Не нужно рубить с плеча из-за одной ссоры. К тому же у Сухопёрышкина наверняка была какая-то цель, когда он давал тебе этот рецепт. Ты уже понял, зачем?
Олег прикрыл глаза.
– Нет.
Злата осторожна вытянула из его пальцев градусник. Красный столбик застыл на отметке 37,6.
– Я постараюсь вытащить из Сандры подробности. Будет здорово, если ты сможешь узнать у отца про полукровок. Но только наше расследование лучше держать в секрете, чтобы не начали кудахтать, что мы дети и всё это слишком для нас опасно...
– Я полукровка. Моя мама русалка.
Признание далось очень легко. Слетело с губ, как будто только и ждало этого момента. Но старый страх, ещё не до конца изгнанный из сердца, давил, и Злата, отвернувшись, зажмурилась.
– Я подозревал, – признался Олег потеплевшим голосом. – Правда думал, что ты обещана Водяному за какой-нибудь семейный долг: не зря же осталась здесь одна с Никитой Михайловичем.
Злата наконец открыла глаза. Олег мягко улыбался и смотрел на неё искоса из-за подушки.
– В каком-то смысле ты прав, – всё ещё несмело усмехнулась Злата. – То, что принадлежит его слуге, принадлежит и ему. Ну, то есть, он так считает... Я так боялась тебе говорить. Мы всё ещё друзья?
– Ну конечно! Меня не испугаешь русалкой, я вообще-то в лес с бешеным Сухопёрышкиным ходил... – Олег вдруг заозирался, наклонился к Злате и заговорщицки подмигнул, – А если ты выльешь остатки материного зелья в раковину и никому не скажешь об этом, то вообще друзья навеки!
Они засмеялись и не услышали, как в очередной раз хлопнула входная дверь.
***
Мама всё знала. Марина не понимала, как ей могло стать известно то, чему свидетелем были разве что незабудки и парочка лесовиков. Но стоило утром, сладко потягиваясь, войти в кухню, мать начала орать. Она орала самозабвенно, долго, орала с каким-то даже наслаждением. Марина плакала и жмурилась, будто так крик станет тише, но это не помогало. Зато в темноте век вспыхивали картинки, от которых щеки краснели, и чуть-чуть тяжелело в животе.
– В чистом поле, как какая-то... – мама захлебнулась собственным криком. Так и не смогла подобрать слово, чтобы не повториться.
Но в этой внезапной тишине Марина заметила Северного, который устроился в мягком уголке с чашкой чая, по-хозяйски откинувшись на спинку. Он смотрел на неё не отрываясь, она это чувствовала. И когда Марина наконец подняла голову, встретилась с ним глазами... он отвернулся, прикрыв ладонью рот. Вид у него сделался виноватым.
– Ты уедешь в Дубовник, как только мы разберёмся со всей этой чертовщиной, – тихим и ровным голосом сказала мама. – А до отъезда ты будешь сидеть дома. И только попробуй выйти без моего разрешения!
Марина почувствовала, как похолодело в груди. Стало больно дышать. Зашумело в ушах, и дальнейшие мамины слова она почти не слышала. Обида за то абсолютное счастье, с которым она проснулась и которое так легко и безжалостно превратили в грязь. Обида душила и перетекала в злость.
Мама протянула руку. Линии на её ладони были короткие и глубокие. Марина смотрела на них и не понимала, чего от неё хотят. И представляла, как ударит по этой руке, как выбежит из квартиры, бросив матери что-то едкое – только что?
– Телефон.
Марина не шелохнулась. Только глаза как-то сами нашли Северного. Он снова смотрел на неё, виновато, сочувственно, и Марине вдруг захотелось, чтобы он и правда был её отцом. Он бы смог защитить. Она могла бы сейчас прижаться к нему, забыть все несправедливые слова, которые прокричала мать. Может быть, он смог бы любить её просто так? Без обрядов, меток колдуньи и постоянного нетерпеливого ожидания дара?
Северный отвернулся и едва заметно кивнул.
– Я. Жду, – чеканя слова, произнесла мама.
Сейчас Марина всё скажет. Сейчас что-то внутри лопнет, и она больше не сможет сдерживаться.
– Не сходи с ума, Маша.
– Ты будешь мне указывать, как воспитывать мою дочь?!..
– Маша.
Мама заводилась снова. Северный стоял, оперевшись на стол кончиками пальцев, и спокойно повторял имя. «Маша». Марина никогда не слышала, чтобы маму так называли. Называли так по-домашнему, с такой простотой.
Они ругались долго. Марине хотелось уйти, но мама стояла в проходе, и коснуться её было страшно. Она кричала Северному что-то о воспитании, ответственности и о том, что «если бы он» – что именно он должен был сделать, она не договаривала. Потом поворачивалась к Марине и в который раз говорила о «проступке», и пыталась доказать непонятно кому, что её дочь бесчестная и глупая. А Марина снова плакала.
Потом вдруг всё прекратилось. Северный начал собираться. Мама не вышла его провожать и гремела дверцами шкафчика на кухне. Северный хотел уже выйти из квартиры, но, заметив выглядывающую в прихожую Марину, прикрыл дверь. Они недолго смотрели друг на друга молча. Марине было неловко за своё красное мокрое лицо, но что-то толкало её сюда.
– Прости, – одними губами произнёс Северный.
Марина вышла из-за угла.
– Спасибо, – прошептала она так же неслышно. Она сделала несколько шагов к нему и почувствовала, как свежий, чуть морозный ветер – его колдовство – обнял её плечи. Ей снова захотелось, чтобы он обнял её сам. Он наверняка был теплее, чем его колдовство.
И тут Северный несмело улыбнулся. Раскинул руки в стороны. Она сделала шаг навстречу.
***
Ярослав пошевелил рукой, поморщился от внезапной боли и понял, что наконец проснулся. Глаза привыкали к темноте комнаты слишком долго – или ему так казалось, потому что тяжёлые веки то и дело сами собой закрывались, он снова проваливался в беспокойный короткий сон и снова просыпался, чтобы упрямо всматриваться в синеватую тьму.
За дверью послышался знакомый шёпот. Ярослав тут же закрыл глаза.
Злата прошла в комнату. Прикрыла дверь – та легонько стукнулась о косяк. Тут же раздался ещё один звук, похожий на плеск воды о пластмассовое дно детского ведёрка. Больше звуков не было. И ничего не было. Толща морской воды. Ярославу казалось, что он ослеп и оглох. Не было даже привычных оттенков магии, витавшей в воздухе, которую удавалось видеть, слышать и будто бы даже пробовать на вкус одновременно.
От обиды чуть-чуть защипало в носу. Ярослав открыл глаза. Справа от кровати стояла размытая фигура, в которой он вскоре узнал Злату. Она стояла посреди комнаты неподвижно. У её ног чернел предмет. Ярослав приподнялся на локтях. Скорее по травянистому запаху, чем по водной магии в воздухе, понял, что предметом была миска с целебным отваром. Он проследил за Златиным взглядом: в углу у шкафа мигали два белых пятнышка.
– Он боится тебя больше, чем ты его, – сказал Ярослав.
Злата дёрнулась, повернулась.
– Я тебя разбудила? Прости, пожалуйста... Как ты себя чувствуешь? Ой, и за ковёр прости, отвар пролила – я искала, куда поставить можно, а тут он... Можно я свет включу?
– Да.
В пару секунд, пока Злата искала выключатель, Ярослав быстро стянул с распустившегося хвоста резинку, взъерошил волосы, недовольно замечая, как от таких простых действий заныли плечи, и одёрнул майку. Вспыхнула люстра. На подоконнике замерли две анчутки: одна держала другую за ноги, а та пыталась добраться до крохотного комочка, вжавшегося в угол.
И снова наступила темнота – это Злата инстинктивно щёлкнула выключателем.
– Можешь зажечь мне небольшой огонёк? Верхний свет глаза слепит.
Злата послушалась. Ярослав с трудом поднялся с кровати – пружины скрипнули – и медленно подошёл к подоконнику. Шаги его были осторожными и тяжелыми. Он неуклюже переставлял ноги, будто они были для него неродными. Ярослав и сам поражался тому, как обострилось вдруг осязание: каким шершавым казался ковёр, какой мокрой – лужа, в которую он, конечно, наступил. Каким тяжёлым было собственное тело. Он неловко наклонился, подхватил на ладонь комочек – анчутки на подоконнике тихо заверещали – и показал Злате:
– Он безобидный, детёныш ещё.
Злата опасливо приблизилась. Руку с горящим в ней огоньком она всё же предусмотрительно отвела в сторону.
– Это не те анчутки, которые пугали тебя у реки. Эти с нашего берега. Они меньше, менее агрессивные, к людям редко выходят. Зато по ночам чистят пляж, помогают выброшенным на берег рыбам. Иногда ищут русалкам красивые камни.
Анчутки с подоконника стали беспокоиться сильнее и громче.
– Мы можем, конечно, отомстить им за проделки их собратьев, но тут уж как ты скажешь.
– Конечно, отпустим!
Ярослав усмехнулся и поднёс ладонь к подоконнику. Крошечный чёрный комок развернул свои ножки и ручки, стали наконец видны два бугорка на голове и крошечный хвостик. Он быстро перебрался на подоконник, его в ту же секунду подхватили родители, и все трое прыгнули в открытое окно.
– Как ты? Колдовство уже вернулось к тебе, раз ты так бесстрашно спасаешь юных анчуток из плена собственной комнаты? – спросила Злата.
– Нет. И не думаю, что это произойдёт завтра. Белозёрова уж постаралась...
Он отошёл к кровати, тяжело сел, сгорбился, опершись локтями на колени.
– Василиса Александровна просила напоить тебя отваром из девясила и зверобоя, он восстанавливает силы. Я пролила... Я ещё сейчас принесу!
– Ну и умница, – отозвался Ярослав раньше, чем Злата успела схватиться за ручку двери. – Не буду я пить эту бурду. Закрой дверь и иди сюда.
Злата почувствовала, как загораются в животе знакомые золотистые огоньки. Она тихо закрыла дверь, села рядом с Ярославом и судорожно начала думать, что должна делать дальше. Ей хотелось коснуться его, и обнять, и даже поцеловать, может быть...
– Что я пропустил? – спросил Ярослав.
Злате самой себе было стыдно признаться, что вопрос разочаровал.
– Не то чтобы много... – начала она нехотя. – Марину заперли дома. Не знаю почему, но мать взъелась на неё страшно, рвала и метала. Саша говорил, что она его чуть с лестницы не спустила, когда он пришёл. Олег всё болеет, валяется в кровати и ворчит. У него там такое расследование... И он с Варей его ведёт, представляешь? С Чешуевой!
Злата замолкла. Не знала, стоит ли говорить о своём признании.
– По какому поводу расследование? Убийства в лесу?
– Да. Отец и все старейшины до сих пор что-то обсуждают. Так переполошились... Папа сказал, что сейчас нельзя оставаться одним, – голос задрожал, и Злата сжала в кулаке край юбки. – Он сказал, что будет ночевать здесь, потому что у вас нет теперь рунного круга и это опасно. Мне тоже нужно быть здесь, потому что он не хочет оставлять меня дома. Даже отправил Егора провожать меня и тащить сумку. Егор сказал... Я...
Злата замолчала. Ярослав аккуратно накрыл её ладонь своей.
– Что сказал Егор?
– Я спросила, почему все вдруг заволновались. Убивали и раньше. А он сказал... Сказал... что последней убили колдунью. «Уже на наших переключились». «Наших», понимаешь?
Последние слова едва не утонули в громком всхлипе. Злата закрыла лицо руками.
В кромешной темноте повисла пауза.
– Почему ты молчишь?
– Магическая община, – медленно, делая большие паузы между словами, заговорил Ярослав, – не вмешивается в дела людей, это правда. Нам... важно... сохранить тайну.
Злата быстро выпрямилась, зажгла в ладони огонёк и увидела спокойное, почти безразличное лицо Ярослава. Жёсткие чёрные тени делали его неземным и пугающим. Льдисто горели глаза.
Опять. Опять этот взгляд.
– Разве что-то может быть важнее человеческой жизни? – прошептала Злата.
На одно мгновение ей показалось, что он скажет «да». На мгновение показалось, что старейшины могут быть правы. Само допущение казалось чудовищным, но... желанным. Это бы всё упростило.
– Нет. Ничто не может быть важнее.
Его лицо оставалось жёстким, но теперь не пугало, а внушало уверенность. Злата слабо улыбнулась. Протягивая к нему руки, она ругала себя за то, что поддалась слабости и, пускай на секунду, предположила худшее.
Ярослав положил одну руку на её талию, вторую – между лопаток. Прошептал:
– Всё будет хорошо.
И закрыл глаза. Вместо пустоты под веками оказалось море. Оно билось о берег. Он считал волны – одна, две... Пятая волна рассыпалась о берег кроваво-красными брызгами. Он до боли прикусил щеку: призрачный вкус железа, который оставляло проклятье, заменил вполне реальный. Останется болячка на пару дней.
– Прости, – прошептала Злата. – Я хотела помочь тебе, а получилось наоборот. Как всегда.
Перед глазами мелькали картинки лесных убийств. Сначала девочка у ручья. Потом девушка, укрытая чёрной рубашкой. Потом ещё лица, незнакомые, чужие. И лицо русалки, обезображенное страхом и предчувствием боли. Их вид вызывал злость. Их вид провоцировал на запретные колдовские чары. Выкачать кровь – или заставить её застыть в венах. Или заставить делать то, что нужно ему.
Ярослав почувствовал, как тело переполняет что-то холодное и тяжёлое. Там, где раньше была спокойная сила мятного моря, теперь медленно расползалась незнакомая, но вместе с тем родная темнота.
Он сильнее прижал к себе Злату. Почувствовал, как спину гладит тёплая ладонь.
И тьма отступила.
– Я рад, что ты здесь, – тихо признал он.
Злата улыбнулась и, почувствовав приближение знакомых полноводных рек, попыталась оттолкнуть Ярослава.
– Что-то не так? – растерянно спросил он, нехотя отстраняясь.
Ответом послужил скрип двери и появившаяся в проёме фигура бабушки.
– Вы чем тут занимаетесь? – строго спросила она и увидела пятно на ковре. – Мало того что малахольные, так ещё и пакостники! Злата идёт спать. Быстро! А тебе, внучок, уже получше, смотрю. За новой порцией зверобоя сможешь сам сходить?
– Раз мне лучше, может и не надо?..
– Надо! Теперь точно надо – научишься ценить бабушкин труд!
Она дождалась, пока Злата выйдет из комнаты, взглядом проводила её до двери. Но и Злата, и поковылявший в кухню Ярослав ещё долго слышали её недовольное причитание о перепуганных анчутках и полуночных свиданиях.
***
Ночью Олег проснулся от кошмара. Что ему снилось, он не помнил. Осталась только тяжесть на груди. Провел рукой, точно пытаясь убрать давящее чувство – и ощутил почти физически смутно знакомое колдовство.
Олег нашарил очки на тумбочке. Из-за ножки стола выглядывала лохматая тень.
«Домовой предупреждает о радостях и горестях», – вспомнил Олег статью из энциклопедии. Нужно задать вопрос: если смолчит, значит радость ждёт, если покашляет – жди беды. Только что за вопрос?
Олег силился вспомнить, пока крался в кухню, наливал молоко и ставил блюдце с ним на низкую тумбочку в коридоре. Когда он вернулся в свою комнату, домовой уже спрятался.
Вопрос Олег так и не вспомнил.