Глава 13
– Почему я должен помогать какому-то идиоту? Его по его собственной дурости закрыли дома как маленького ребёнка, а я должен...
– Не бузи. Ну или бузи, но потише.
Саша к совету прислушался: начал ворчать про себя. Олег был ему благодарен. Ему самому накануне обряда не хотелось ни на что отвлекаться. Он проснулся рано, ещё до рассвета, не для того чтобы идти теперь к дому Королька, не зная толком зачем. Олег предпочёл бы посидеть в мастерской, прислушиваясь к запахам трав и пытаясь пропитаться ими до костей, чтобы там, на обрядовой поляне, точно различать каждую крупицу земляного колдовства. Потом, когда времени до назначенного часа останется мало, и мать начнёт суетливо собираться, и, может, приедет наконец-то отец, он бы залпом выпил настоявшееся зелье удачи. И пошёл бы на обряд собранный и уверенный в том, что всё получится.
Но сообщение Ярослава разрушило все планы. Ему нужна была помощь. Помощь нужна была срочно. И нужна была не только от него, Олега, но и от Гвоздикина, потому что Василиса Александровна вместе с отцом Златы додумались наложить на дом огненную печать.
– Ну и посидел бы дома, – Саша снова начал закипать. – Обряды ему наши не нравятся, но ты всё равно все дела брось и из дома его достань, чтобы он в них участвовал.
– Да что ты раскряхтелся как старый дед? Обряд для всех важен, понял? Для всех. Мало ли что он говорил.
Олег плохо спал, и теперь у него раскалывалась голова. Каждый шаг и каждое слово Гвоздикина отдавали в висках глухой пульсацией. Было слишком жарко. Полынные амулеты, скрывавшее колдовство, пахли слишком сильно, слишком горько. Олег ненавидел весь мир.
– ...может, он правда девчонку ту грохнул?..
Олег остановился. Снял очки и закрыл лицо ладонью. Надавил пальцами на переносицу. Голос Гвоздикина повторялся в голове эхом.
– Ну, рубашка его, это факт... – добавил Саша менее уверенно и тоже остановился.
– Слушай, если тебе настолько влом идти – не иди. Сам как-нибудь справлюсь. Но подозревать Яра в убийстве... Если ты не веришь ему и не считаешь его другом, возвращайся.
Олег надел очки и продолжил путь. Саша последовал за ним.
– Это второй труп, рядом с которым ошивается Ярослав.
– И Злата, если на то пошло.
– Ну, Злата же не могла.
– Почему ты считаешь, что Ярослав мог?
– Да не считаю я так! Я просто... Бесит он меня. Бесит жутко.
– Из-за Златы?
– Да причем тут Злата!.. Хотя да, и из-за неё немного тоже. Всё он около неё крутится. И весь он такой загадочный и молчаливый. «Я вырос у моря, но я туда не поеду, так получилось». Не спросишь ничего. Не люблю таких людей.
– Не все ж должны, как ты, жить душа нараспашку.
– Жаль. Всем было бы проще.
Олег пожал плечами.
– Но если это не Ярослав и не Злата, то есть чёткое ощущение, что их подставляют, – задумчиво произнёс Саша.
Олег кивнул. Ему в голову приходила такая мысль, но он быстро от неё отказался. Разве можно было что-то взять с двух подростков? Этот вопрос он задал и Гвоздикину.
– Ты говоришь про шантаж, – с готовностью ответил Саша. – А может, им мстят? Вдруг Яр вскружил голову какой-то девице?..
– ...и в ней проснулся гениальный маньяк. Браво!
– Ну, может, это даже не люди. Леший? Оба раза они были в лесу.
– В наших местах леший добрый, – возразил Олег и поморщился. В голове заметалась какая-то мысль – тёмная, плотная, как нарыв, который вот-вот прорвётся. Касаться его было больно. Плотная кожица никак не поддавалась. – Но идея с нечистью кажется пока самой удачной.
– Два юных колдуна, вступивших в опасную игру с древнейшими силами зла! Как доказать, что ты не убийца, если на тебя указывают все улики? Их спасёт только молодой гений-травник, который размотает этот клубок удивительных совпадений!
– Потрясающий трейлер. А где там ты?
– У меня второстепенная роль, зато очень запоминающаяся. В каждом произведении должен быть красавчик, от которого все сходят с ума.
– Нет, ну про Ярослава я понял, а ты?
Саша так сильно пихнул Олега в бок, что того повело в сторону и он едва не упал. Устоял. На асфальтированную дорогу возвращаться не стал, а поманил Сашу за собой: дальше идти нужно было тихо и тайно. Они нырнули в скрытый тенью проход между домами, прошли мимо заброшенных участков, поросших бурьяном, крапивой и потерявшей всякие границы малиной – один из таких участков прилегал к дому Корольков, – и вышли на соседнюю улицу.
– Границы огненной печати проходят по тем же линиям, что и рунный круг. Из-за этого распутать сетку печати сложно: руны её усиливают, если правильно переплетены с ней, – не думаю, что Василиса Александровна допустила бы ошибку.
– Анчуткины рога, и как я должен это распутать?
– Я сломаю рунный круг, чтобы ослабить печать. Когда вытащу камень, печать «провиснет». Ты своим суперзрением сможешь быстро увидеть, где образовался «провис» и сделаешь там брешь, через которую вылезет Ярослав. Он нас ждёт уже.
– И чего он брешь изнутри не сделал? Он же у нас весь такой крутой, почти законченный готовый колдун.
Олег посмотрел на Сашу снисходительно.
– Потому что печать огненная, умник. Ещё будут вопросы?
Олег отодвинул кусты жимолости, скрывающие узкую, почти уже заросшую тропинку, и двинулся к забору. Забор был деревянный и старый, но, вопреки надеждам, крепкий. Отодвинуть ни одну из досок не получилось, выломать – тоже.
– Будем перелезать – могут заметить, – сказал Саша. – Что предлагаешь, великий мыслитель? Подкоп?
– Долго. И перелезть нужно только тебе – а я останусь и поищу руну. Подсадить?
Саша фыркнул, подошёл к забору, подтянулся и махом закинул ногу на перекладину между двумя штакетниками.
– Проще пареной репы, – усмехнулся он, подтягивая вторую ногу. И когда, пригибаясь к забору, чтобы не было видно из-за зарослей, уже перенёс тело на ту сторону, уже готов был спрыгнуть... под ногой проломилось дерево. Саша успел завалиться на бок. И грохнулся на землю.
Из потока яростного шипения Олег смог различить только несколько знакомых ругательств.
– Вот ты слон. А то мы забор сломать не могли! Оказывается, не руками надо было... Ты там как?
– Жопой об косяк, как-как?.. Клянусь, я с Королька такую плату затребую! Если я из-за него останусь без обряда...
– Не останешься, если поторопишься.
Саша кивнул и похромал в кусты. Росли они плотно. Нельзя было поставить ногу, чтобы не упереться в корень или вьющиеся по земле полумёртвые ветки. Живые же, удивительно крепкие и растопыренные в разные стороны, царапали бока и руки. Саша разозлился ещё и на Олега: тот смог бы заставить кусты расступиться.
Вдруг впереди Саше почудилось красное свечение. Он присмотрелся, сосредоточился. В воздухе всё чётче и чётче проявлялась тонкая алая паутинка, сверкающая то ли на солнце, то ли сама по себе. Всё больше она походила на кокон – такой оказалась плотной. Касаться её Саша не решился, иначе Солнцев наверняка узнал бы о его присутствии, если ещё не был в курсе. Мысль о гневе Никиты Михайловича заставила вздрогнуть и снова засомневаться. Так ли нужен на обряде Королёк, чтобы идти на жертвы? Солнцев, чего доброго, отстранит...
Со спины накатила волна. Почему-то бьющая по ногам и такая мощная, что Саша едва не упал. Повреждённая коленка, на которую он неудачно приземлился, заныла сильнее.
Красная паутинка осталась висеть нетронутой.
Саша торопливо замотал головой. Прищурился, напряг зрение так, что заболели глаза. Прореха должна была появиться, не могла не появиться. Олег не ошибается.
Саша закрыл глаза. Глубоко вдохнул. Мысль о том, что у них не вышло, билась в голове шумной молью – не забыть о ней, не поймать.
Ещё один вдох.
Моль всё билась и билась. Разочарование Олега, холодный взгляд Ярослава, если тот когда-нибудь выйдет из этого дома. Утешения матери. «Я же говорила, сыночек. Ты бы так не напрягался. Вдруг хуже будет».
В уголках глаз скопилась влага. Ещё чуть-чуть – и она перельётся через край, польётся по щекам. Он маленьким мальчиком побежит к матери, чтобы утонуть, забыться в её ласковости. И снова станет совсем беспомощным.
Саша переступил с ноги на ногу. Боль пронзила так остро, что слёзы таки пробежали по щекам. Он торопливо потёр лицо кулаком. Огляделся.
Пустота справа зияла так отчётливо, что Саша удивился, как сразу не нашёл эту брешь. Несколько метров он проковылял, цепляясь за ветки. Оставалось вытянуть руки, подпалить края дыры собственным пламенем, заставить его сжирать себеподобные огненные нити чужого колдовства и следить, чтобы огонь не перекинулся на растения и дом.
Ярослав появился сразу, едва Саша опустил руки. Кивнул. Указал глазами в сторону забора. Отломанная деревяшка валялась на месте. Саша поёжился.
– Давай помогу, – шепнул Ярослав. Саша от помощи не отказался.
Теперь же помощи было ждать не от кого. Взбираться на небольшую возвышенность на глазах десятка огненных колдунов, в числе которых были и родители, и Кир с Соней, и Злата с отцом, нужно было самому. Желательно так, чтобы не подпрыгивали плечи, когда шаг приходился на больную ногу.
Солнце катилось вниз быстро – или Саше казалось так, пока он поднимался, низко опустив голову. Смотрел под ноги, чтобы не упасть. Чувствовал спиной выжидающие взгляды. Нащупал внутри зарождающийся страх перед тем, что предстоит сделать.
И перед тем, что начнётся, если он не справится.
Холм, у подножия которого Саша так часто стоял, на котором видел сияющую золотом последних солнечных лучей Злату, оказался выше, чем он ожидал. С этого холма даже старшие колдуны казались маленькими и незначительными. Саша нашёл глазами Злату – она, заметив это, улыбнулась и быстро взмахнула ладонью. В воздухе вспыхнул и тут же потух второй знак коловрата. Саша получит его после обряда. Если получит.
Едва потух знак, едва Саша ощутил спиной ускользающее солнце, с новой силой заколотилось сердце. Он повернулся спиной к колдунам, ждавшим его у подножия, – и они исчезли из поля зрения и ощущения. Саша видел горящий сплавом золота и меди круг, у которого должен будет забрать силу. Он уже протянул руку, уже хотел зацепиться. Но замер. Рано.
Ошибка, которую увидели все, обожгла затылок и спину. Он не понял, не поймал правильный момент. Не почувствовал колдовство. Мама снова скажет ему, что с его особенностью это нормально, что он всё равно молодец. А он будет чувствовать себя самым беспомощным колдуном в истории.
Колдуном, который не мог чувствовать колдовство, но научился видеть.
Боль пронзила колено. Саша надавил на ногу сильнее, перенёс на неё вес всего тела. Боль его отрезвляла. Она делала мир чётче, ярче. Она проясняла голову.
Когда солнце коснулось линии горизонта, Саше уже не пришлось протягивать к нему руки.
Он почувствовал золотые нити под пальцами.
Дёрнул.
И сила солнца, необходимая для начала обряда, поддалась ему.
***
Головная боль, которая преследовала Олега всё утро, не исчезла и по пути к дому Корольков. Солнце ещё не начало палить, а ему уже было жарко. Настроение выдалось совсем не купальское. Ещё и Саша бухтел под боком, заставляя здражаться всё больше.
Только когда они ступили под сень зарослей и приблизились к забору, стало легче. А уж когда Саша, от которого, кажется, и веяло жаром, перелез через забор и отдалился, Олег и вовсе вздохнул спокойно. Голова прояснилась, и он стал чувствовать, как утекает сила из яблони, растущей у самого забора, как могучим пластом лежит под ногами плодородная почва, как питает она каждый корешок на участке... и наконец нащупал плотный сгусток чужеродной энергии справа от себя. Пять-шесть шагов. Олег осторожно, стараясь не издавать лишних звуков, двинулся к нему. Несмелая радость, которой он боялся дать волю, чтобы не сглазить, защекотала живот. Если он не ошибся, если смог найти руну на расстоянии, то обряда ему бояться нечего.
Четыре. Пять. Сгусток оказался прямо под ногами. Олег присел на корточки, поднёс к утрамбованной, покрытой мелкой травкой земле напряжённую ладонь, потом развёл пальцы – земля сделалась рыхлой. Он осторожно раздвинул почву на две кучки и увидел тёмно-серый камень с налипшими комками земли. Это совершенно точно была руна, пускай и знака не разобрать. Олег протянул руку – в голове раздался треск.
Это рассыпался на кусочки его собственный череп.
Олег вцепился в голову руками, принялся оттягивать волосы, стараясь вместе с ними вырвать из головы жгучую боль. Его выворачивало наизнанку. Лицо исказила гримаса. Широко открылся рот. Олег приготовился вылить на руну переваренный завтрак. Чёрные пятна. Куриные лапки. Мятая трава. Тёмно-зелёная паутина. Отколотый кусочек собственной головы.
«Ищи помощи в земле. Земля тебе никогда не откажет»
Голос Сандры едва прорвался через пелену боли. Олег с трудом оторвал руки от головы – пальцы запутались в волосах. Опёрся ладонями на землю... и всё пропало. Он шумно вдохнул и тут же замер. Услышали? Вдалеке действительно зашелестело что-то крохотное, но вскоре стихло совсем.
Всё ещё звучал в голове голос Сандры, когда Олег заглянул в ямку. На дне по-прежнему лежал камень, овальный, с выдолбленной на нём короткими, но глубокими чёрточками руной. Да, старый. Но на первый взгляд совершенно обычный.
Олег начал шарить по карманам. Касаться руны голыми руками он больше не хотел. В рюкзаке, который Олег предусмотрительно взял с собой, нашёлся холщовый мешочек. Вместе с ним из кармана выпало зелье. Олег быстро спрятал его обратно, огляделся, точно зелье он не сварил самостоятельно, а украл. С сомнением посмотрел на карман, в котором лежала теперь гарантия удачного обряда. Когда Ярослав попросил о помощи, Олег сразу подумал о зелье. Его действия хватило бы, чтобы помочь вызволить пленника, но не чтобы провести обряд – снадобье действовало час. Остаться без него в самый важный момент было подобно смерти.
Олег вывернул мешочек, встряхнул его, провёл рукой по шершавой ткани. Он выстирал и высушил его давно, но хотел удостовериться, что не осталось и следа мяты, способной только усилить колдовство руны. Положил мешочек на камень и быстро, зажмурившись, вытащил его. Не было больше боли. Было море. Тихий-тихий далёкий шум волн, которого Олег никогда не слышал вживую.
– Ты чего расселся? Идём.
Олег открыл глаза. Над ним склонились лохматый Саша и обеспокоенный Ярослав.
– С тобой всё хорошо? – спросил Королёк.
– Да.
Ярослав хотел помочь Олегу подняться, но тот от помощи отказался. Пошатнувшись, с трудом поднялся на ноги и пошёл за Сашей и Ярославом, стараясь не отставать. В руке у него по-прежнему лежала завёрнутая в мешок руна. Несмотря на то, что ткань не должна была пропускать колдовство, Олег всё ещё чувствовал покалывание соли на коже.
– Яр, – тихо позвал он, стараясь скрыть сбитое дыхание. – Что за камень вы использовали для рун?
Ярослав мельком взглянул на руну.
– Обычный. Дедушка закапывал, ещё когда жил здесь.
– Твой дедушка – водный колдун?
Ярослав кивнул.
– А дом, получается, новый?
– Нет. Он принадлежал семье бабушки. Когда дом достался ей, дед перекопал землю и поменял руны. Почему ты спрашиваешь?
– Сильная руна очень, у нас обычно такие не ставят.
– Она у тебя?
– Да.
– Дай.
– Осторожно, она мне чуть...
Но Ярослав взял камень голой рукой и, кажется, не почувствовал боли. Лишь слегка нахмурился, разглядывая вырезанную руну. Только сейчас Олег заметил, что это был знак Опоры. Руна помощи предков и богов, руна Яви. Одна из сильнейших в защитном круге, но и одна из светлейших. Боли она никогда не приносит.
– Придётся строить рунный круг заново, – заметил Ярослав.
Мысль, которую Олег вот-вот поймал бы за хвост, ускользнула, когда он отвлёкся на голос.
– Будет чем заняться после обряда, – буркнул Саша, всё это время молча хромавший рядом.
– Прости, по-другому нарушить печать у нас бы не получилось, – сказал Олег.
– Спасибо вам. Вы очень помогли. А круг я поставлю на место, просто с нуля это делать придётся. Камни для этих рун доставали русалки, а у меня с ними... не очень последнее время.
– То есть ты на досуге с русалками болтаешь? – Олег попытался изобразить более сильное удивление, чем испытал на самом деле. Русалки в его представление о Ярославе вписывались идеально.
– Уже нет.
– Поссорились? – спросил Саша с преувеличенным сочувствием. – Не согласился с ними на дно речное спуститься?
– Почти, – Ярослав нервно усмехнулся. – Не согласился проводить обряд. Им очень... понравилось в прошлом году. А других водных они, так скажем, не особо жалуют.
– Какие преданные поклонницы!
– Ага, вроде того... Но это уже не важно. Поэтому лучше не болтать.
– Не будем, если расскажешь про настоящих русалок, – оживился Саша и даже идти стал как-то бодрее. – Они правда синие и холодные изнутри?
– Я их, по-твоему, что, на кусочки резал?
– Да я не про то!
Олег постарался сдержать улыбку. Теперь, когда они шли по дороге торопливым шагом – настолько торопливым, насколько позволял Саша, – он понял, что всё получилось. Они, работая слаженно, смогли обмануть сильное колдовство. И пусть их ждёт наказание, вдобавок к нему хорошо бы дать каждому третий колдовской знак. Не понадобилось даже зелье удачи. Оно по-прежнему плескалось в рюкзаке.
Олег выпил зелье по дороге на обряд. Пока знакомые хлопали по плечу, обнимали и желали удачи, настоящая удача растекалась по телу невидимой, неощутимой волной. На вкус она была сладковатой, но наличие в составе капли мёда не делало это удивительным.
Когда Олег занял своё место на обрядовой поляне, откуда он видел холм огненных колдунов и рассыпанных на пути к нему воздушных, удача всё ещё спала в теле. Олег подумал, что ошибся в рецептуре, но это было исключено. Или что сила зелья настолько велика, что ему не хватает умений её почувствовать. Эта мысль не успокоила, но позволила идти дальше и сосредоточиться на важном.
Олег знал каждый шаг наизусть. Мог расписать обряд по секундам.
Огненные поймали солнечный свет, разлив жидкое золото по темнеющему небу, и передали воздушным. Согретый солнцем ветер облетел обрядовую поляну. Каждый чуть-чуть опоздал: дольше, чем требовалось, не выпускал из рук драгоценное солнечное свечение. Олега это злило. Но он подстроился: заставил растения повернуться по ветру ровно в тот момент, когда поток подуспокоился, и проследил, чтобы каждая зелёная клеточка наполнилась светом.
Удача радостно плескалась в груди невыносимым жаром.
И когда пришло время напитать солнцем землю и камни, что-то пошло не так. Стихия перестала отзываться. Цифры роились в голове, Олег делал всё секунда в секунду, позволял свету проникнуть в каждую трещинку уставшей от летнего зноя почвы. Но почва перестала отвечать. Олег попытался ухватиться за силу – пальцы сжали в кулаке воздух. Земля ускользнула сначала из рук, потом из-под ног.
Жар ударил в голову. Пелена затянула глаза.
«Это провал», – мелькнула страшная мысль.
Олег зажмурился, чтобы пелена на глазах не пролилась слезами. Потому не видел, чьи руки с силой сжали плечи и потянули вверх. Не чувствовал колдовства того, кто повёл его прочь с обрядовой поляны, не узнавал голоса, задающего вопросы. Он шёл покорно и слепо, как и следовало идти тому, кто проиграл в битве со своей собственной стихией.
***
Мелкие камешки засыпались в сандалики, и Злата, повиснув на папиной руке, пыталась их высыпать. Она застывала на одной ноге. Второй ногой била об асфальт носком, поджимая пальцы, чтобы было, куда камушкам падать. Ударов могло быть несколько – от двух до очень быстрых пяти. Потому что папа продолжал идти и тянул за собой Злату. Тогда она дёргала его за руку, смотрела из-под насупленных бровей снизу вверх, и он останавливался, чтобы продолжить путь через пару секунд.
– А нам далеко ещё?
– Да.
– А почему мы встали так рано?
– Чтобы нам никто не мешал.
– А почему мама так далеко живёт?
– Так получилось.
– А почему она не пришла к нам?
– Она не может.
– Почему?
– Ну я же тебе рассказывал.
– Но сейчас же Купала, русалки могут ходить...
Папа больно сжал ладошку в своей. Приложил палец к губам.
– Я же говорил не произносить это слово вслух.
– Прости. Я больше не буду.
Они продолжили путь в полном молчании. Тишина Злате никогда не нравилась. Она слушала, как стучат подошвы сандалий по асфальту, и старалась топать погромче. И вот она так сильно топнула, что асфальт больно ударил её в ответ. Боль тут же поднялась до коленки и растеклась по бедру. Злата нахмурилась.
– Я устала! Далеко ещё?
– Мы почти пришли.
Злата набрала в лёгкие воздуха – если тяжело идти, то нужно задержать дыхание и терпеть. Она терпела. Надувала щёки, старательно толкала вперёд ноги, висела на папиной руке и не дышала. Совсем тяжело стало, когда злосчастный камушек в сандалии перекатился под пятку. От внезапной боли Злата вдохнула. И почувствовала в воздухе сырость.
– Почти пришли, – тихо сказал папа.
– Мама тут? – Злата закрутила головой, но не увидела ничего, кроме тёмно-зелёных кустов. – Мам!
Папа снова сжал ладошку, снова приложил палец к губам.
– Тише. Здесь нельзя громко разговаривать.
Асфальт сменился сначала землёй, потом песком. Подошвы уже не стучали, а Злата и забывала топать. Злата смотрела вперёд, на реку. Старательно выпучивала глаза, чтобы увидеть маму первой. Она её сразу узнает: нельзя не узнать собственную маму. Она красивая. И волосы у неё такие же, как у Златы, и глаза, только ещё ярче – так папа рассказывал.
Правда, у неё может быть синяя или зелёная кожа – это Злата уже слышала от Сашки, а тот от своих родителей. Зелёная кожа... не очень хотелось, чтобы у мамы была зелёная кожа. Но раз это мама, значит и это будет красиво. На кожу, если что, можно не смотреть. Или спрятать под длинными рукавами.
– Ева, – тихо позвал папа.
– Мама, – так же тихо позвала Злата.
Они замерли, слушая тишину. Никто не откликался. Даже река молчала: сколько Злата ни прислушивалась, не слышала журчания. Она подёргала папу за руку.
– Мама не пришла? – тихо спросила она. И вдруг поняла, что слёз, которые подступали к глазам, не слышно, если говорить шёпотом.
– Кажется, не...
Справа раздался плеск, и оба тут же повернули голову. Злата побежала на звук, но едва не растянулась на песке – папа не отпустил её руку. Обернувшись, она увидела его напряжённое лицо с вертикальной полоской между бровей. Злата знала, что она появляется, когда папе не нравится что-то. Поэтому не стала задавать вопросы.
Папа взял её на руки.
– Я сама могу идти, – буркнула Злата прямо в папино ухо. Он не ответил ей.
Плеск повторился. Послышался женский голос. Очень тихий. Злата даже слов не разобрала.
– Если что-то случится, беги к Василисе Александровне, – сказал папа, положив руку на Златину спину, и пошёл на звук.
Им нужно было пробраться через высокую спутанную траву и крону ивы. Её зелёные «косы» скользнули по щеке и плечу, и Злата хихикнула.
У большого камня они остановились.
Хлопок.
– Ева, – выдохнул папа.
Злата завертелась в его руках. Пыталась повернуться так, чтобы увидеть маму. Хотела даже её позвать, но почему-то не вышло.
Хлопок.
Папины объятия ослабли. Злата обвила руками его шею, чтобы не упасть, если вдруг он совсем опустит руки.
Хлопок. Ещё один хлопок. Ещё.
Злата поискала глазами того, кто хлопал в ладоши. Но никого не было. Звук шёл со стороны реки, но Злата точно знала, что это не мама.
В воздухе пахло ряской. Ряской, скользкими камнями и рыбой, всплывшей брюхом вверх.
Папины руки почти отпустили её. Она цеплялась за шею, но её собственные руки уставали и отказывались слушаться. Вот-вот она разожмёт объятия. Вот-вот упадёт.
– Папа, – позвала Злата.
Он не услышал.
Она глубоко вдохнула. Задержала дыхание. Рывком подтянулась...
– Папа!
Крикнула прямо в ухо и упала.
Сначала её обжёг сухой холодный песок. Потом что-то мокрое и такое же холодное мазнуло по ноге у коленки.
Синяя кожа.
Плёнка между пальцев.
Длинные белые волосы расплылись по воде тонкой спутанной паутиной.
Жёлтые глаза-шарики. Они смотрят прямо на неё, на Злату. Беззубый рот растянулся в улыбке. Широкой, страшной, рыбьей.
Всё это скрылось за стеной пламени.
Злату подхватили на руки. Замелькали картинки пройденного пути. Ива. Кусты. Пустые улицы. Темнота прикрытых век. Злата уткнулась в папино плечо и не поднимала голову, пока он не сел на стул в кухне, не принялся её обнимать и гладить по спине.
– Прости. Прости меня, солнце. Прости.
Это «прости» стучало в висках и сейчас. Тогда она подумала, что испугалась падения и не понимала, за что отец извиняется. Но потом заглянула в его лицо и увидела, что он плачет.
– Пап, ты чего?
Она принялась собирать влагу с его лица, повторяя то, что обычно говорит, чтобы успокоить, папа. Плакал он как-то неправильно. Не выл, как она, и не хлюпал носом. Но от этого почему-то захотелось плакать самой Злате.
Тогда ей стало жалко папу. Уже потом она поняла, что он винил себя за то, что позволил обмануть, купился на иллюзию, сотканную из болотной ряски. Поняла, что нужно было уходить с берега, едва раздался первый хлопок. Поняла, что синим чудовищем, вонявшим тухлой рыбой, был Водяной. И сильно позже, когда получила первый круг, когда была избрана проводить купальский обряд впервые, вспомнила, что слышала его голос – оглушительное бульканье, в которое память превратила слово «Отдай!».
Отец стоял по ту сторону костра рядом с Василисой Александровной. Вертикальная морщинка между бровями так и не разгладилась. Приближаясь к пламени, Злата поймала его взгляд. Дёргано улыбнулась. Он улыбнулся в ответ.
Злата бросила в костёр первый блин.
Старейшины говорили, что костёр обращает требу в дым и уносит предкам. Так связь не рвётся. Кто-то скармливал костру целую стопку блинов, кто-то, вроде Гвоздикиных, знавших всю свою богатую родословную, – две. Некоторые проговаривали имена тихо-тихо, некоторые – вполголоса общались с теми, кого давно уже не было в этом мире.
А Злата, сколько бы ни старалась, не могла выдавить из себя ни слова. Не могла она думать о родственниках, о которых рассказывал всё что знал отец с раннего детства.
Нужно знать о своих корнях.
Нельзя забывать своих предков.
Семья – самое важное в жизни, солнце.
Только семья эта бросила их с отцом, и Злата не могла заставить себя благодарить их за что-либо. Эти люди были засвеченными плоскими картинками в альбоме и героями отцовских рассказов.
Они не были семьёй.
Златиной семьёй был только папа. И, может быть...
«Я тебя люблю, мама».
Злата отдала костру самый ровный, самый круглый блин.
Позади остались обряд и кормление огня. Впереди была целая ночь плясок и песен, гаданий и игр в награду за напряжённые минуты колдовской церемонии. Теперь, когда весь мир напитался живительным солнечным светом, когда переполнились силой травы и обновились руны, чтобы весь следующий год защищать колдовские тайны, можно было расслабиться. Можно было забыть о мёртвых телах в дремучем лесу и нарастающей тревоге, которая не отпускала Злату уже сутки.
Колдуны вокруг уже разбивались по группкам, обменивались впечатлениями об обряде и строили планы на грядущую долгую ночь. Злата увидела отца в компании Гвоздикиных. На руках у него сидела маленькая Соня. Она аккуратно подносила руку к колючей бороде и тут же отдёргивала, а потом снова тянулась и снова отдёргивала. Злата подошла к ним, чтобы узнать, куда делся Саша. Оксана Владиславовна указала на чащу.
– Только одну мы тебя не пустим, – заявила она. – Потеряешься ещё. Был бы это Зелёный круг, а то ведь малознакомая местность.
Злате пришлось найти в толпе помощника отца Егора. Уговорить его стать провожатым было легко.
– Доставлю в целости и сохранности, – пообещал он торжественно, положив руку на сердце и театрально поклонившись. Злата почувствовала запах накупавшихся в спирте трав. Заметив пристальный взгляд отца, она подхватила Егора под руку и утянула прочь.
Они пошли по свежепритоптанной траве в глубокую темноту. Егор зажёг в ладони невысокое пламя.
– Кстати, поздравляю!
– Спасибо. А с чем?
– С обрядом, который провела не ты, – он весело подмигнул. – Каково это, наблюдать у подножья?
– Мне ли тебе рассказывать, – усмехнулась Злата. В своё время Егор не смог провести обряд. Тогда Община отдала предпочтение колдуну, который переехал в город через неделю после, прихватив с собой свежесваренные зелья. Егор до сих пор припоминал это отцу время от времени, хотя тогда отец был только помощником Старейшины. – А что Саша в чаще забыл? Вроде все гуляния остались у костра.
– Кир разливает фирменную гвоздикинскую настойку, – доверительным шёпотом сообщил Егор. – И за какие-то гроши! А друзьям и вовсе задаром.
– Не помню, чтобы вы были друзьями.
– Так ведь Катя дружит со Святкиной, – Егор снова подмигнул. – Так что по старой, так сказать, памяти...
Неподалёку замелькали лёгкие всполохи колдовства, зашуршали листья и травы. Чей-то возмущённый детский голос прошипел явно услышанную от взрослых фразу: «Я вашим родителям что скажу?» Шорохов стало меньше. Голос принялся пересчитывать подопечных.
Егор остановился, приложил к губам палец, передал Злате маленький огонёк и неслышно метнулся к растущему чуть впереди клёну. Ствол у него троился, и ему не составило труда залезть повыше, затаиться и резко, несколькими сильными движениями потрясти длинную ветку. Она зашумела, заскрипела.
Детские голоса притихли.
– Кто посмел шастаться по моему лесу? – закряхтел не своим голос Егор.
– Бежим! – скомандовал детский голос. Маленький колдунов из леса будто ветром сдуло. Но долго ещё слышался вдалеке треск веток и шум прошлогодней листвы под их ногами.
– Помочь? – спросила Злата.
Егор спрыгнул с дерева, пошатнулся, но устоял на ногах. Забрал огонь, и они продолжили путь.
– Ну и зачем ты это сделал? – спросила Злата укоризненно, хотя улыбка с её губ не исчезла.
– Как зачем? Это же весело! Или ты забыла, как я один раз шуганул вас с Гвоздикиным?
– Помню, поэтому спрашиваю!
– Зато с какими горящими глазами вы потом рассказывали, что слышали Лешего. Умора! Я такую легенду вам подарил.
– И такое разочарование потом, когда мы узнали, что это был ты!
– Потом – не считается. Нам направо, – Егор убрал в сторону преграждающую дорогу тонкую гибкую ветку и пропустил Злату вперёд. – И вообще, они экзамен мой не прошли. Кто ж от Лешего в лесу убегает? Что надо сделать?
Злата промолчала. Тогда он остановился, повернулся к ней – огонь осветил алые щёки, и она поспешила отвернуться.
– Ну, что?
– Вывернуть одежду, – буркнула Злата. – Тогда сам выведет.
– То-то же! А эти, кстати, как будто без разрешения сбежали. Без взрослых их бы никто не пустил, – и вдруг нравоучительный тон сменился на отчётливую иронию. – Кого-то напоминает, правда?
Злата не стала отвечать. Совсем рядом звучали знакомые голоса, и она обрадовалась, что не нужно продолжать разговор.
– Пришли, – торжественно, но негромко объявил Егор.
Поляна напоминала Зелёный круг, только более комфортабельный, с деревянным столом и даже парочкой скамеек. На них и расположились колдуны разных стихий. Хотя места хватало всем, кто-то предпочёл устроиться на чужих коленках, кто-то – на полу, привалившись спиной к чужой спине или стволу дерева для опоры.
Все были старше Златы на пять-шесть лет, но она считала их совсем взрослыми и стеснялась находиться в их компании. Даже сейчас, когда её появление встретили радушными улыбками и приглашениями присоединиться, Злата почувствовала себя не в своей тарелке.
Егор обвёл поляну взглядом поверх Златиной головы, пробормотал задумчиво:
– Где-то тут твой Гвоздикин обпивался... В смысле ошивался.
Потом провёл к столу, за которым стоял Кир и складывал заботливо расправленные купюры в деревянную шкатулку. Чтобы поговорить с ним, пришлось встать в очередь и дождаться, пока парочка колдунов заберёт со стола прозрачную бутылку с настойкой кроваво-красного цвета.
– Торговлю тут устроил, – с ноткой восхищения шепнул Егор на ухо Злате, обдав её запахом проспиртованных трав. И добавил громче, – Ваше купечество, если с дочкой старейшины пришёл, плеснёте за счёт заведения?
– За дочку старейшины могу плеснуть даже два раза, – усмехнулся Кир и с удивлением посмотрел на Злату. – Тебе же не предлагаю?
Тут раздался смачный хлопок, и Егор едва не выронил рюмку. Бордовая жидкость заплескалась в опасной близости к краям.
– Я сейчас кому-то!.. – грозно начал он, но увидев, что подзатыльник ему отвесила Катя, смягчился. – Душа моя, когда человек пьёт, его даже змея не кусает.
Катя замечание проигнорировала.
– Если бы я знала, зачем он меня сюда потащил, в жизни бы с ним никуда не пошла, – сказала она Злате.
– А ты надеялась на что-то другое? – усмехнулся Егор. – Так я разве против?
Он придвинулся к Кате вплотную, но она тут же отдалилась.
– Я надеялась, что ты доживёшь до прыжков. Но чувствую, ты такими темпами если до костра доковыляешь, то в него и свалишься.
– Да я ещё выше тебя прыгну!
– Задача не в этом, дурень!
Кир поманил Злату к себе, и она оказалась по ту сторону стола.
– Они так весь вечер, не обращай внимания, – шепнул он. – Если ищешь Сашу, он ушёл в лес, уже достаточно давно.
– В лес? – удивилась Злата. – Зачем?
Кир запнулся.
– За папоротником, – сказал он и принялся чертить пальцем по узору на крышке шкатулки.
– В ле-е-ес, – вдруг нараспев протянул Егор, услышав интересующие его слова. – За па-а-апоротником, ага. Теперь это так называется.
– Я окуну тебя в ледяную воду, – пообещала Катя и обратилась к Злате. – Он ушёл вместе с... м-м-м, девочкой рыжей, которая у водных обряд проводила. Дочкой Белозёровой, словом.
– Мариной, – подсказал Кир и виновато почесал затылок. – Не знаю, чего он вдруг с ней за этим папоротником попёрся...
– Зато я знаю, – улыбнулась Злата.
– А, да?
Злата кивнула, и Кирилл выдохнул с облегчением.
– Я боялся тебя обидеть, – признался он. – Не знаю, что у вас за любовные треугольники, поэтому...
– А у них не треугольник, у них параллельные прямые, – вмешался опять Егор. – Они друг с другом не пересекаются, а потом бегают по лесам и полям, ищут то одного, то другого, то третьего.
И он опрокинул в себя рюмку прежде, чем Катя успела её отнять.
– Язык у тебя без костей, – проворчала она. – Вот ничего не говори, ничего. Я по лицу читаю все твои тупые шутки. Прости, Злат.
И она утянула Егора куда-то в ёлки.
– Сейчас будет отчитывать, а потом делать вид, что не встречаются, – сказал Кир.
– Может, не будут, раз через костёр вместе прыгать собрались?
– Да они с позапрошлого года собираются.
Кир отвлёкся на очередных покупателей. Злата с улыбкой наблюдала, как спокойно, по-хозяйски он наливает в рюмки жидкости из разных бутылок, беззлобно отвечает на острые шутки и складывает деньги в шкатулку. Его прямолинейность часто смущала Злату, но за это же она его и любила. С ним было просто, спокойно и надёжно. И Злата часто мечтала о том, чтобы Кир был её старшим братом.
– Дело, я смотрю, процветает, – заметила она, когда Кир вернулся к ней. Он кивнул и одёрнул закатанные рукава клетчатой рубашки.
– Да. Нет ночи прибыльней, чем купальская. Ты не замёрзла?
– Не-а. На что может копить городской житель?
– На свадьбу.
Глаза Златы округлились.
– Ты..? Правда? А чего ж ты молчал? Поздравляю!
Злата кинулась его обнимать, а в груди защемило. Когда Кир уехал в город, их редкие, но уютные посиделки втроём под крышей гвоздикинского дома прекратились. Злата и Саша чувствовали себя брошенными. Утешали друг друга словами о том, что они ещё соберутся, как раньше, но быстро разочаровались в своих надеждах. Теперь, когда Кир решил создать собственную семью, Злата подумала, что он окончательно откололся от них, детей. Что он теперь по-настоящему взрослый.
– Только тс-с-с, я ещё родителям не сказал.
– А Саша знает?
– Ага. На свадьбу позову, придёшь?
– Конечно!
Злата улыбалась, а трещина в груди разрасталась всё больше. Даже рядом с по-медвежьи огромным и тёплым Киром ей стало не по себе. Хотелось уйти. Куда – непонятно.
– Солнцева, привет!
К столу подошли Сандра и Северный, которых Злата на поляне сначала не заметила.
– Про Олежку знаешь? Мальчик слёг! Не делай такие большие глаза, заболел он. Грипп у него. Обычный человеческий грипп. Домой отвели. Завтра проведаешь, сейчас ты ему со своей жалостью сто лет не нужна. Ты же его знаешь...
Сандра небрежно бросила Киру пару купюр. Вид у неё, несмотря на развязный тон, был напряженный. Она в несколько крупных глотков выпила полбокала гвоздикинской настойки. Злата подумала, что никогда не видела её пьяной.
– Он успел закончить обряд? – спросила она с надеждой.
– Нет, – ответила Сандра. – Чуть-чуть не успел, в самом конце его повело.
– А как?..
– Говорят, Лида закончила за него, – перебила Сандра и скрестила на груди руки. – Ничего страшного, в следующем году получится.
Злата совсем поникла. Задумчиво посмотрела на опустошённые рюмки.
– Самое время пустить свой венок, – сказал Северный.
Злата вздрогнула. Голос его был мягкий, шепчущий. Совсем иначе он говорил вчера с чёрной рубашкой в руках – холодно и резко.
– Все свои венки уже пустили, – заметила Злата. Она надеялась пойти к реке вместе с Мариной, но теперь идти было не с кем. Злата решила, что раз она никогда не соблюдала эту традицию, нечего и начинать.
– И всё-таки попробуй. Может, венок приведёт тебя к кому-то, кого ты захочешь увидеть.
***
Олег лежал на кровати, отвернувшись к стене, чувствовал потяжелевшим телом каждую пружину в старом матрасе, и понимал, что жизнь его закончена. Ему оставалось дотянуться до неживого и закончить обряд. И он не смог. Оказался настолько безнадёжен, что даже сила зелья удачи не смогла помочь ему.
Он больше не выйдет из дома. Его грандиозный провал видели все, и он уже слышал шепотки за спиной. Он уже чувствовал кожей осуждающие или сочувствующие – хуже всего сочувствующие – взгляды в спину. Их он не выдержит. Будет жить в своём сарае, продавать зелья, чтобы не сидеть на родительской шее, а когда накопит денег, переедет в город.
Олег закрыл глаза, надеясь снова уснуть. Но тут почувствовал чужое присутствие.
– Олег, – тихо позвала Варя.
И он хотел бы ошибаться, только её колдовство – ворох маленьких свечек – он узнал бы из тысячи. Так часто последнее время ему приходилось выкуривать их настоящими свечами и тлеющей шелковицей из собственного убежища.
– Олег, нужно ещё выпить отвара, – Варя принялась тихонько трясти его за плечо.
Олег надеялся снова уснуть, потому что во сне нет ни тяжёлой головы с остатками горячего пара, ни стыда, ни позора. Ни Вари, которая осталась рядом утирать ему сопли. Он слышал её в бреду и надеялся, что она была плодом его больного воображения.
Но жар спадал, и провалиться в забытье больше не получалось. Пришлось повернуться на спину и приподняться на локтях.
– Ты зачем тут? – тихо спросил Олег и схватил её за запястье.
На мгновение ему показалось, что Варя всё ещё призрак, сотканный из его бреда – так сказочна и прозрачна она была в свете прикроватной синей лампы, в облаке тёмно-русых волос, которые расплывались в сумраке комнаты и подслеповатых глазах Олега. Но рука её была из плоти и крови.
– Выпей и отдыхай дальше.
Скрыть удивление у неё не получилось. Он даже заметил, что глаза её странно бегали, когда она наклонилась ближе, чтобы поднять подушку, – словно боялась, что он снова схватит её. Подала ему кружку.
– Осторожно, горячая.
Олег потянул носом, поморщился. Он мог бы выпить любой отвар из самой горькой полыни, но в кружке плескалось горячее молоко с мерзкой желтой плёнкой сверху.
– Я это пить не буду.
Поставил кружку на письменный стол, стоявший прямо у кровати.
– Будешь, – просто ответила Варя, взяла стакан. – Не заставляй меня поить тебя с ложечки.
– Что, прям с ложечки? – недовольно буркнул Олег, но кружку всё же взял.
– Куда деваться. Но ты же не маленький, сам справишься.
– Если не маленький, то чего ты тут нянчишься со мной?
Он задержал дыхание и сделал несколько больших глотков. Молоко согрело горло, смягчило режущую боль, к которой, как оказалось, Олег уже привык. Но из-за привкуса сливочного масла, оставшегося во рту, затошнило.
– Я за тебя переживаю, – сказала Варя.
Олег с удивлением отметил, что голос её звучал уже не так уверенно, как минуту назад, когда она заставляла его пить молочно-сливочную жижу.
– Спасибо. Достаточно было черкнуть сообщение, я уже был бы признателен. Теперь тебе лучше уйти, а то всё пропустишь.
– Что пропущу?
– Ну, веселье, – Олег поставил подальше кружку с остатками нерастопившегося масла на дне. – Венки там всякие, костёр. Всё лучше, чем сидеть тут со мной.
Он хотел сказать что-то грубое, даже, может быть, мерзкое, чтобы ей стало ещё неприятнее сидеть рядом – а ей наверняка неприятно быть около сопевшего в бреду неудачника в провонявшей от пота рубахе. Обрядовой белой рубахе, в которой он должен был праздновать свой новый знак колдуна.
Но на лице Вари угадывалось странное выражение, которому Олег не мог подобрать название и которое заставило его замолчать.
– А я туда не хочу. Без тебя там всё равно не с кем...
Она подбирала слово, переставляя кружку с места на место.
– Не с кем что?
– Быть, – кружка остановилась. – С девчонками я так и не помирилась, а больше друзей у меня нет.
– А мы друзья?
– Я думала, да.
Олегу стало стыдно. Он понимал, что они сблизились за последнее время, иногда даже думал перед сном об очередной встрече, но даже мысленно не называл Варю другом. Если задуматься, она была просто Варей, девочкой, которая всегда таскалась за Гвоздикиным и которую хотят увести отсюда куда-то далеко. Стоило об этом подумать, как былая горячечная злость снова взвилась в груди.
– Но если ты так хочешь, я, конечно, не буду мозолить тебе глаза.
Варя поднялась на ноги.
– Нет, я просто...
В чёрном пятне за Вариной спиной, в котором Олег узнал очертания дверного проёма, что-то зашевелилось.
– О, ты уже проснулся, – мама села у ног. – Как ты себя чувствуешь?
– Нормально.
Прозвучало слишком зло. Хотя как можно себя чувствовать, когда ему дали шанс и он им не воспользовался? Что за вопросы вообще такие?
Мама повернула голову. Олег догадался, что она посмотрела на Варю.
– Хорошо, если нормально, – сказала мама бесцветным голосом. – Главное, чтобы температура спала. Вот давай измерим как раз.
– Я пока отнесу кружку, – сказала Варя и выскочила из комнаты.
Она мучительно краснела и не знала, куда себя деть. Когда она увидела, как Олега уводят с поляны, когда говорила с его родителями и предлагала помощь, она ни секунды не сомневалась. Ей казалось таким обычным и правильным проявлять заботу о друге. Она видела, как с Олегом общается Злата, и думала, что у неё получится так же – так же непринуждённо и просто. Но у неё не получалось: ни когда она неловко топталась у порога дома, не решаясь войти, ни когда пыталась достать масло из холодильника по просьбе Любови Андреевны и уронила маслёнку. Пластмассовая крышка треснула, и Варя едва не заплакала от обиды на саму себя.
– Проснулся? – спросил Александр Владимирович, когда Варя зашла в кухню.
– Да.
– Вредничает?
Варя не нашлась, что ответить, только несмело улыбнулась.
– Он всегда вредничает, когда болеет. Невозможно разговаривать, – объяснил Александр Владимирович. – У тебя телефон звонил, кстати, несколько раз. Наверное, родители потеряли.
Варя успела черкнуть им сообщение о том, что всё хорошо и она у Опёнкиных. В этом году они собирались домой сразу после кормления костра. Вообще не хотели идти сначала, но Варя умолила ненадолго остаться. Она позвонила родителям и объяснила, почему она вернётся домой позже. Когда мама начала высказывать что-то про неподобающее поведение, отключилась.
На душе стало гадко. Она напросилась гостем в чужой дом, чтобы мешаться под ногами. Но ей очень хотелось остаться. Не хотелось возвращаться к веселящимся колдунам, не хотелось отбирать свой венок у очередного назойливого мальчика, который выловит его, едва цветы вообще успеют коснуться воды. Хотелось быть здесь, в тишине, рядом с неизвестным лесным колдовством и Олегом, который пытается его разгадать.
– Потеряли? – участливо спросил Александр Владимирович, когда Варя вернулась. Он стоял около кухонной тумбы и мазал кусок хлеба сливочным сыром. – Да ты садись, не стесняйся. Чай будешь?
– Нет, спасибо.
– Тогда вот бутерброд бери, – он поставил тарелку посреди стола, рядом с овощной тарелкой и вазочкой, наполненной печеньем. – Хоть что-нибудь съешь, одна печенька по фигуре несильно бьёт.
Варя улыбнулась. Она и правда была голодна.
– А сухомятка не дело, да?
Александр Владимирович насыпал в заварочный чайник скрученные листочки, сушёные жёлтые цветы и ещё какие-то травы, которые Варя не узнала. Мелкая труха скользнула мимо горлышка, и незадачливый хозяин заметался в поисках тряпки.
– Может, вам помочь?
– Нет-нет, сиди. Что ж ты думаешь, я чай заварить не могу?
Труху он смахнул в ладонь, а потом – в раковину. Потом открыл дверцу верхнего кухонного ящичка, спустил на полку вниз жестяную банку, загремел склянками... и, удивлённый, вытащил бутылочку из тёмного стекла.
– Топлёная смола. Зелёный круг. Двадцать седьмое июня, – прочитал он.
– А Олег искал её! – обрадовалась Варя. – Все шкафы свои перерыл, а она вот где была!
– Шкафы, говоришь? Ну, это Люба, наверное, спрятала – старая сказка.
– Зачем спрятала?
– Да небось Олег снова стащил у неё какую-нибудь поварёшку. Ей, видишь ли, не очень нравится, что он так много времени проводит в своей мастерской. Хочет, чтобы он чаще с людьми общался...
Варя вспомнила, как часто видела Олега, Сашу и Злату вместе, и подумала, что чаще как будто бы некуда.
– ...хотя если вы там вместе зельеварите, то могу понять!
Варя чуть не поперхнулась бутербродом. Нужно было как-то объяснить, что она помогала Олегу с его расследованием, но он строго запретил кому-либо рассказывать об этом.
– Я шучу, – обернувшись, нарочито серьёзно сказал Александр Владимирович. В усталых глазах его плескались весёлые огоньки. – Сейчас заварится.
Но выпить чая они не успели. В кухню вернулась недовольная Любовь Андреевна, сказала Варе не обижаться на Олега, если вдруг он что-то снова выкинет, и грузно уселась на стул. Варя поспешила выскользнуть в коридор. Она подумала, что теперь-то ей точно нужно уйти. Теперь, когда она намозолила глаза всем в этом доме, оставаться дольше будет верхом нетактичности. И она осторожно постучалась в дверь Олега, чтобы попрощаться. Варя боялась, что он снова уснул, и тогда придётся уходить молча – глупо и некрасиво, особенно после того, как она сама напросилась остаться с ним.
– Чего? – голос Олега был бодрым и недовольным, но смягчился, когда в комнату просунулась голова Вари. – О, я думал, опять мать. Заходи.
Варя зашла. Теперь в комнате горел верхний свет. Олег уже переоделся в футболку с потрескавшимся рисунком и нацепил на нос очки.
– Если тебе правда не хочется возвращаться на Купалу, – он сделал паузу, чтобы дать возможность возразить, но Варя молчала, – то закрой, пожалуйста, дверь и возьми со стола тетрадку. Я тут подумал на днях... о нашем деле.
Уже через пару минут Варя сидела у кровати Олега с раскрытой тетрадкой на коленях. Обыкновенная толстая тетрадь в клетку, исчерченная знаками, стрелочками и круглешками, тускло, но плотно закрашенными цветными карандашами – так Олег изображал колдовство.
– Колдовство нечисти мы не видим, – говорил Олег, водя пальцем по листкам с таким нажимом, что Варя чувствовала линии на бёдрах. – Но скорее всего то чёрное, что мы видели, – это их колдовство. Тогда понятно, что тёмно-зелёным было колдовство лесной нечисти. Если бы мы увидели тёмно-синее, то это были бы русалки, Водяной, речные анчутки – словом, нечисть с водным колдовством. Поняла, да?
– Да.
– Если на месте каждого преступления был «оттенок нечистого» колдовства, это доказывает причастность нечисти.
– «Причастность»? То есть их виновность?
– Нет, иначе человеческого колдовства там бы не было.
– А как может получиться... смесь?
– Не уверен, но думаю, это может быть полукровка.
Затекла спина. В голове снова начал сгущаться горячий пар. Олег откинулся на подушку и подтянул одеяло выше.
– Причём нечисть должна быть близким родственником, – кивнула Варя. – Иначе человеческого было бы больше.
– Да, бабушка, дедушка. А может, даже кто-то из родителей.
– Тогда получается... получается, что Сухопёрышкин полукровка?
Слова Вари звучали невозможно настолько, что Олег сразу, не давая себе времени на размышления, покачал головой. Только теперь отмахнуться от собственных подозрений не получалось. Мысли эти были тяжёлые, липкие. Думать об этом было физически больно. Потому не хотелось, особенно сейчас.
– Нет, это исключено. Он как-то говорил о своих родителях. Они вроде... обычные.
Олег прикрыл глаза и открыл их позже, чем собирался.
– Давай поговорим об этом завтра, – предложила Варя, – сегодня нам точно можно отдохнуть. Тебе удобно со светом? Может, выключить?
– Да, пожалуйста, – согласился Олег и, когда щёлкнул выключатель, негромко попросил, – только синий свет тоже не надо... Можешь зажечь огонь? Свечки у меня в мастерской, я боюсь, ты не сможешь зайти туда.
– Не позволяешь? – с улыбкой уточнила Варя. Она села на стул поудобнее, положила руку на колени и разожгла крохотное пламя. Его хватало, чтобы отразиться в стёклах очков и осветить лицо Вари.
– На замке заклинание, я вроде упоминал.
– От любопытных носов?
– От матери, – сказал Олег тихо, едва разлепляя губы. Силы утекали из тела. – Расскажи что-нибудь, пожалуйста. Как ты открыла свой дар?
– Ой, мне было лет семь-восемь. Родители только через месяц поняли, что это дар, а не мои фантазии...
Варя говорила тихо и мало. Когда Олег уснул, она ещё долго сидела рядом молча.
***
Ярослав потянул воду на себя, присел на корточки и, прежде чем взять венок, пристально вгляделся в его чёрный центр и увидел собственное растерянное лицо. Серебрянка над ним смеётся. Сейчас, когда уверенность нужна ему больше всего, Ярослав просто не может выглядеть так глупо.
Он вытащил венок из воды, нарушив поверхность водного зеркала. Холодные лепестки коснулись пальцев и вдруг потеплели. И снова стали холодными. Чем сильнее Ярослав пытался сосредоточиться на тепле, тем быстрее оно ускользало. Как ласковые прикосновения летнего солнца за мгновение до того, как станут обжигающе горячими. Как несмелые волны огня, растекающиеся по кухне, в которой пахнет мятным чаем. Он чувствовал эту магию так отчётливо, будто Злата стояла за спиной.
Ярослав хотел её увидеть.
Так хотел, что, когда Злата вышла из-за розового куста, испугался её. Она казалась ему речным духом, ожившей мечтой. В этом белом платье, чуть покрывающим колени. С кудрями золотых волос, падавших на открытые плечи. С такими большими испуганными глазами. С такой искренней улыбкой на губах, что грудь перехватило от боли и радости одновременно.
– Саша рассказал, что они помогли тебе сбежать, – сказала она очень громко, испуганно прикрыла рот ладонями и оглянулась.
– Да, я хотел попасть на обряд и попросил их помочь, – поспешил ответить Ярослав, чтобы закончить неприятную тему и вернуть улыбку Златы. – У костра меня никто не ждёт, ну а так...
– А мы? Мы ждали, – ответила Злата, сама не понимая, кого имеет в виду под «мы». Взгляд её упал на венок. Все слова, которые она хотела сказать, перемешались в горячий прозрачный мёд и потекли вниз, заставляя сердце стучать через раз и наполняя теплом живот.
– Он, кажется, твой, – заметил Ярослав, подняв венок перед собой.
Злата кивнула. Сделала шаг. Протянула руку.
Пальцы схватили воздух
– Думаешь, я отдам его просто так?
Ярослав поднял руку вверх. Злата даже на цыпочках не могла бы дотянуться до венка, но всё же попробовала. Попробовала и даже заставила себя нахмуриться для приличия.
Тёплый мёд заполнил живот и грудь.
– Отдай, – попросила Злата тихо и безразлично. Венок не был ей нужен. Ей хотелось узнать, что попросит Ярослав взамен, и отдать ему это.
Поэтому когда он совсем невесомо, словно спрашивая разрешения, коснулся её щеки, она не отступила.
– Просто так? Нет.
Ярослав медлил. Он боялся, что она испугается, что оттолкнёт, что он понял что-то неправильно. Осторожно, ласково провёл пальцами от щеки к подбородку. Наклонился к ней ближе. Посчитал до трёх, как будто перед прыжком в воду.
И прыгнул.
Прыгнул, утянув за собой Злату. Ей показалось, что она тонет. Тонет в самой тёмной, самой глубокой, самой ласковой воде. У неё кружилась голова. Ей не хватало воздуха. Не хватало сил, чтобы удержать в голове мысли.
Ярослав отстранился на мгновение. Понять, не обидел ли. Понять, чувствует ли она ту же непреодолимую волну, что толкнула его навстречу. Но он не успел ничего понять. Злата сделала полушаг, чтобы быть ещё ближе. Встала на носочки, потянулась. Вдруг пошатнулась, схватилась за его плечи.
Он крепко прижал её к себе – венок упал на песок.
И снова поцеловал.
Потом, когда они молча шли вдоль кромки реки, Злата пыталась стряхнуть с мокрых цветов налипшие песчинки. Она старалась не поднимать голову – ей было страшно показать своё смущение и увидеть Ярослава. Она не знала, что следует говорить после того, как человек, ради которого готова идти в лес перед грозой, вдруг сам целует тебя.
– Почему ты шла около воды одна? – спросил наконец Ярослав. Его голос как всегда был слишком спокойным. Злата как всегда позавидовала.
– Пропустила момент, когда другие пускали венки, – отозвалась она с готовностью, а потом вдруг подумала, что он имел в виду совсем другое, и поторопилась исправиться. – Да и мне вроде бы не было страшно. Вокруг слишком много колдунов, всегда есть кого позвать на помощь и...
Она всё же подняла голову, всё же посмотрела на Ярослава – и поняла, что он смущённо отвёл взгляд. Различила в полупрозрачном лунном свете слегка порозовевшие щёки. Ему тоже было неловко, и когда Злата поняла это, ей стало даже смешно.
– Я не хотела пускать венок одна. Но Северный посоветовал. Сказал, что он может привести меня к тому, кого я хочу увидеть, – Злата снова встала на носочки, нахлобучила на голову Ярослава венок и отбежала на несколько шагов. – Тебе идёт!
Ярослав остановился, скрестил руки на груди. Злата испугалась: может, цветы ещё не высохли или она вытрясла из них не весь песок и это его разозлило? Она уже приготовилась просить прощения, но увидела, как губы Ярослава расплылись в лукавой улыбке.
– А ты хотела меня увидеть?
Злата возмущённо и шумно вдохнула, чтобы сказать что-то резкое. Ярослав засмеялся, потом повернулся к ней спиной – Злате удалось перевести дух – и наклонился над рекой.
– А ты права, красиво, – заметил он. Обернулся, протянул руку.
Злата сделала пару шагов навстречу. Страх внутри неё лениво перевернулся на другой бок, но не проснулся. Она положила свою ладонь на ладонь Ярослава, глубоко вдохнула и выдохнула. Встала рядом с ним. Заглянула в реку.
Вода превратила их в две тёмные фигуры. Тусклые цветы на венке, размытые черты лица, большие расплывающиеся кляксы вместо туловища – всё это было настолько тёмным, призрачным и одинаковым, что казалось, будто сделаны они из одного. Только рост, голубые глаза Ярослава да золотые волосы Златы выдавали, кто есть кто.
– Хочешь, зайдём в воду?
Злата кивнула. Сразу, не раздумывая.
В ту секунду, что Ярослав отпустил её руку – нужно было закатать штанины, – Злата думала, что сгорит от страха. Но ничего не произошло. Тогда она вспомнила, как шла одна вдоль реки – одна, объятая тьмой, оставившая где-то далеко возгласы пирующих колдунов. Шла одна вдоль воды, кишащей русалками и анчутками. Шла – и ничего не боялась. Страх тихо трещал в груди, пока она следовала за венком, уносящимся вниз по реке. А потом заснул. Так медленно, незаметно, в одно-единственное мгновение – как засыпает маленький ребёнок от маминой колыбельной.
Страх не вернулся и тогда, когда Злата вошла в воду.
– Всё хорошо?
Ярослав держал её за руку. Она смотрела вниз, на свои ноги, едва различимые в тёмной воде, и не могла найти слов. Это не сон. Она стоит в воде наяву. Не бежит, не задыхается от переполняющего её ужаса.
Злата кивнула, прошла вперёд, потянув за собой Ярослава. Когда вода коснулась коленей и добралась до края белого платья, она остановилась. Провела ладонями по воде.
– Совсем не страшно, – призналась шёпотом и, чуть обернувшись, добавила. – Да, я очень хотела тебя увидеть.
– Я тебя тоже.
Они выбрались на берег. Платье теперь липло к коленям, а туфли натирали мокрую кожу, но Злата не замечала этого. Она покорно шла за Ярославом, и только крепче сжала его ладонь, когда они дошли до дикого берега. Там из песка торчали камни, и идти стало сложнее. Подошва соскальзывала с мокрых, слишком близких к воде поверхностей. Злата несколько раз подворачивала ногу, заваливаясь набок и неловко взмахивая свободной рукой, но Ярослав удерживал её от падения. Наконец остановились у поваленного дерева. Оттуда открывался отличный вид на противоположный берег, где проводили обряд. Злата даже не заметила, когда они успели уйти так далеко.
– Прыгают через костёр, – сказала она, приглядевшись. – Уже далеко за полночь.
– Отец не потеряет тебя?
Злата нахмурилась.
– Нет. Я ушла с Егором. Наверное, он думает, что я на их грандиозной попойке!
– Что за попойка?
Злата рассказала про настойки Гвоздикина, про то, как Егор напугал малышей, сбежавших в чащу на поиски папоротника, про замученную его шутками Катю.
– Как думаешь, – вдруг испуганно осеклась она, – Северный правда знал, что ты здесь?
– Если знал, то почему никому не сказал? Меня бы давно вернули домой.
Подозрения отрезвили. Злата почувствовала и холод мокрого подола, и пробирающую до дрожи влажность купальской ночи.
– Он странный, – проговорил Ярослав. – Как будто знает больше, чем кажется.
Злата придвинулась ближе и положила голову ему на грудь. Замерла, пытаясь понять по его дыханию и движениям реакцию. Могла ли она так делать теперь?
Ярослав обнял её.
– Замерзла?
– Совсем чуть-чуть.
Он впервые пожалел, что не был огненным магом.
– Если хочешь вернуться к костру...
– Нет. Я хочу остаться с тобой.
***
Когда Саша добрался до дома, небо уже посветлело. Ещё не было жарко, не обозначился белый солнечный диск, но в каждой клеточке тела бурлила лава, смородиновая настойка и воспоминания о минувшей ночи. Он сам не знал, как всё произошло.
Папоротник был, конечно, просто поводом. Это поняла и Марина. Поэтому, когда он предложил ей остаться на затерянной в этой незнакомой части леса поляне, усеянной мелкими белыми цветочками и залитой тусклым светом луны, она сразу согласилась.
Они сели на траву. Марина спросила про обряд. Саша не хотел рассказывать всё. Он хотел узнать о её впечатлениях, о том, что почувствовала она, когда добралась до живительной силы солнца. Но Марина смотрела с таким живым интересом, даже наклонилась к нему чуть ближе, что он не смог удержаться. Сначала говорил скупо и торопливо, а потом всё с большим жаром, размахивая руками.
– Получается, если бы не Королёк, у меня, может, и не вышло бы ничего, – усмехнулся он, завершая рассказ.
– Неправда, – отозвалась Марина, поднялась на колени и подползла ближе. – Никто тебе не помогал. Ты провёл обряд сам. Так что молодец ты тоже сам.
Она надела ему на голову тонкий венок из белых цветочков.
– Когда ты успела?.. – удивился он.
– Я быстро плету, – пожала плечами она, склонив голову на бок. – Мой первый венок ты не поймал, так что пришлось так.
Саша наклонился к ней – она отползла назад и залилась смехом.
– Ты разве не знаешь, что за пойманный венок положен поцелуй? – спросил Саша, осторожно переползая к ней ближе. – За тобой, получается, должок.
– Венок ты не поймал!
– Тогда я поймаю тебя.
Саша рванулся вперёд. Марина испуганно охнула. Ей удалось ускользнуть, только вскочив на ноги. Она инстинктивно пробежала несколько шагов и остановилась. Стало стыдно. Она уже хотела вернуться к Саше... но тот вдруг с лёгкостью поднялся с травы. Марина поймала его удивлённый взгляд.
– Ты... Тебе не больно?
Она хотела подойти ближе, чтобы поддержать, если вдруг он начнёт падать – но он вдруг сорвался с места, обежал её со спины и обхватил руками поперёк живота.
– Поймал, получается.
Марина снова засмеялась.
– Ладно, хорошо, сдаюсь, – она высвободилась из его объятий. – Тебе точно не больно?
– Нет. Совсем не больно.
Марина повернулась к нему лицом, подняла руку, словно хотела погладить по щеке, и... сорвала с головы венок. Побежала, размахивая им в воздухе.
– А теперь поймай его!..
Погоня была недолгой. Саша нагнал Марину в три прыжка: она и не старалась убежать. Поэтому он не рассчитал скорость, не сделал поправку на длинную спутавшуюся траву под ногами. Они рухнули на землю, смеясь.
– Т-с-с, – будто бы испуганно Саша прижал палец к губам, – Леший не любит, когда в его лесу шумят.
Наклонился к ней, замер на пару секунд, охваченный внезапной нерешительностью.
– Должок. Я помню.
Марина надела ему на голову венок и, приподнявшись на локтях, поцеловала первой.
Потом они лежали рядом, смотрели, как перемигиваются звёзды и иногда переговаривались о разной чепухе.
– Если бы сейчас упала звезда, что бы ты загадал? – спросила Марина.
– Ничего.
– Почему?
– У меня теперь сбылись все мечты. Я сейчас абсолютно счастлив.
Саша нащупал в траве Маринину руку.
– А ты? Что бы ты загадала?
– Я... раньше мне хотелось, чтобы мама гордилась мной, – сказала Марина тихо-тихо. – Но теперь мне кажется, это невозможно. Даже звезда не справится с таким желанием.
– Не недооценивай звезду, – попытался пошутить Саша, но понял, что всё безвозвратно испорчено.
Марина села, сгорбилась. Длинные волосы свесились вперёд, закрывая лицо.
– Сегодня после обряда она сказала, что я могла бы забрать больше света. Могла бы проявить себя лучше.
– Ты была потрясающей! – Саша тоже поднялся и заговорил быстро и горячо. – Я видел тебя с холма, ты... Даже я почувствовал, какой огромной силой ты управляла. Ты можешь собой гордиться. И твоя мама может тобой гордиться. Мне кажется, она и гордится, просто не умеет это показывать.
Марина быстро провела по щеке рукой. Саша догадался, что она плакала.
– И знаешь... Мне кажется, что ты даже сильнее, чем тебе кажется. Сейчас.
Он засуетился, принялся искать что-то вокруг.
– Что ты делаешь?
– Хочу кое-что проверить.
Наконец он нашёл осоку. Пришлось сорвать несколько стебельков, прежде чем плоские листья оставили на ладони неглубокий порез.
– Дай руку, да, вот так. И... Я поцелую тебя ещё раз, ладно?
На Марининых щеках блестели дорожки слёз, в глазах – непонимание, но она кивнула. И когда Саша нехотя разорвал поцелуй, она не смогла сдержать улыбку.
– Смотри.
Саша показал ладонь. Пореза не было.
– Помнишь, я провожал тебя до дома и ты обняла меня у подъезда? На следующий день у меня пропал ожог, который Кир оставил мне ещё в детстве.
Саша поспешно расстегнул несколько пуговиц на рубашке и оттянул ворот.
– Видишь? Вообще ничего. Я...
Марина провела пальцами по здоровой коже плеча, и Сашу прошибло молнией. Всё тело отозвалось на её прикосновение, и мысли стало формулировать трудно.
– Я думаю, – продолжил он, запинаясь, – что... что ты целитель. Это... твой дар.
Марина отняла руку – Саша разочарованно выдохнул.
– Наверное, и ногу мою ты сейчас вылечила. Я сначала подумал, что боль просто притупилась, ну, потому что... Но нет, она правда пропала.
Марина смотрела на свои руки и качала головой. Она улыбалась. Так широко, так счастливо, так, что у Саши перехватило дыхание.
– Не может быть... Такого просто не может быть! Дар! У меня есть дар! Я в это не верю, этого не может быть!..
Марина закрыла лицо руками, не переставая качать головой. Из её волос выпала пара шпилек, и копна длинных тяжёлых волос упала на спину.
– Может, – сказал Саша, убрал прядку ей за ухо и задел лямку платья. Она, и без того дрожавшая на покатом плече, покорно съехала вниз, открыв изгиб шеи. Саша задержал дыхание. Он вдруг понял, что нового касания просто не выдержит.
Маринин шёпот вдруг стих, а качание головой превратилось в дрожь.
– Зато теперь я могу прыгать через костёр! – затараторил Саша. – И всё благодаря тебе! Ты, получается, моя спасительница!.. Почему ты плачешь?..
Но Марина не плакала. Она смеялась, сначала беззвучно, совсем тихо, а потом всё громче и беззаботнее. В уголках её глаз Саша успел заметить слёзы, прежде чем она вдруг рванулась к нему, обняла и прижалась всем телом.
– Я так счастлива! Такого просто не может быть, но я правда очень счастлива!
Очередной поцелуй уничтожил последние миллиметры дистанции, последние капли Сашиного самообладания. Руки сами поднялись неловкими, но настойчивыми касаниями вверх по предплечью, по изгибу шеи. Губы сами соскользнули вниз.
Саша успел снять с себя рубашку и расстелить на траве, прежде чем Марина потянула его на себя.
– Если бы падала звезда, я бы загадала остаться жить здесь, – призналась она у подъезда. Рассвет тогда только-только забрезжил нежно-алым, но Саша заметил это, лишь когда Марина скрылась за тяжёлой дверью. До этого он смотрел на неё, запоминал каждую травинку в её волосах, каждый взмах длинных ресниц и каждую улыбку на припухших губах. Он боялся, что это всё-таки окажется сном. Потому хотел запомнить больше деталей.
Когда Саша проснулся и едва не свалился с лестницы – пришлось вцепиться в перила двумя руками, – ещё сомневался, не сон ли. Но когда вошёл в кухню, понял, что всё было правдой.
– Ты домой когда вернулся, а? Ты где был? В каких канавах валялся?
Крик матери звенел в расколотой голове. Саша морщился и пытался увернуться от комка ткани, которым она трясла перед носом. В нём он с трудом узнал обрядовую рубашку, теперь перепачканную землёй и зелёным соком растений.
– А стирать ты сам будешь? Нет, конечно, пусть мать мучается – эти пятна ж не отстираются никогда! Взял испортил вещь! А ты чего смеешься? Споил брата и радуется. Зла на вас не хватает!
Саша рухнул на стул, отправил в рот хлеб с абрикосовым вареньем и улыбнулся.
Купала закончилась.