Глава 59
«До сердца и глубже»
Время в клинике текло— как густой сироп, липкое, вязкое, безвкусное.
Каждый день был похож на предыдущий. Каждый час– как наказание.
Я сидела у окна, за спиной тихо тикали часы.
В руке – ручка.
На коленях— лист бумаги, исписанный неразборчивым почерком, похожим на чужие мысли.
Я пыталась составить план побега, но слова расплывались. Не хватало логики, воздуха, смысла.
На тумбочке — уже аккуратно сложенные вещи: блокнот, диктофон, свитер. Маленький чемодан стоял у стены, наполовину пустой. Как будто я сама не решила, до какой степени хочу уйти.
Стук в дверь заставил меня вздрогнуть.
—Войдите.
Ада вошла, как всегда — будто вносит в комнату кусочек нормальности. На ней длинное пальто цвета фуксии, в руках бумажный пакет, и тот самый запах вишни, кофе и улицы.
—Привет,— улыбнулась она. — Я принесла тебе кое-что.
Она поставила пакет на стол. Внутри — мой любимый десерт: тёплый пирог с вишней, который она пекла по рецепту бабушки.
—Подумала, ты соскучилась по сладкому.
—Спасибо,— я попыталась улыбнуться.— Но сладкое, сейчас не в тему.
Ада внимательно посмотрела на меня.
—Ты совсем не ешь,– сказала она, тихо. — У тебя глаза стали...другими.
—Какими?
—Острыми, как будто режут.
Я отвернулась.
—Что-то случилось?— спросила я, пытаясь сменить тему.
Ада замялась, потом достала с сумки конверт. Плотный, серый, без подписи.
—Роберт заезжал ко мне в галерею. Сказал, что должен передать тебе это.
—Роберт?...— во мне что-то хрустнуло.
—Он сказал, что если я откажусь — пожалею. Я не стала спорить.
Она протянула мне конверт. Бумага была влажной, будто письмо уже знало, что его не стоит открывать.
Я села на кровать, медленно надорвала край. Чернила пахли его духами и деревом.
Узнаваемо.
Роберт Пемброк. Его почерк — строгий, почти механический.
«Ева.
Если ты читаешь это письмо, значит, всё уже зашло слишком далеко — и, возможно, именно туда, куда должно было.
Я часто ловил себя на мысли, что не был до конца честен с тобой с самого начала. Не потому что хотел обмануть —нет. А потому, что знал, кем ты можешь стать, если довести тебя до края.
Ты всегда была исключением. Среди сотен людей — ты одна видела то, что другие старались не замечать. У тебя был редкий дар— смотреть в самую суть, не отворачиваясь.
Но суть, Ева — не красива. Она гниет, кричит, кусается. И что бы дойти до нее, мало смотреть— нужно разрушиться.
Именно это я и сделал. Я дал тебе толчок. Я подтолкнул тебя к тому, от чего другие отпрянули.
Да, я манипулировал. Я загонял тебя туда, куда сам боялся зайти. Я наблюдал как ты теряешь опоры— друзей, веру, покой. И, о Боже как ты держалась.
Не ищи в этом прощения. Я не прошу. Всё что я хочу— что бы ты поняла: иначе нельзя.
Если бы я говорил прямо— ты бы ушла. Спаслась.
А мне нужно было, что бы ты осталась. Что бы увидела всё.
У тебя явно крутится вопрос: зачем я это сделал? Потому что знал— ты одна сможешь собрать эту картину. Потому что ты сама— искусство.
Когда всё закончится, я не уверен, что ты сможешь меня простить. Возможно ты возненавидишь. Возможно убьешь, если сможешь.
Но знай— я горжусь тобой.
Ты потрясающая, Ева.
Не один человек не смотрел в бездну так красиво, как ты.
Роберт.»
Когда я дочитала, в горле стоял вкус металла.
Пальцы дрожали.
Каждое слово звенело, как удар по стеклу.
Я перечитала ещё раз последнюю строчку...
Я скомкала письмо, бумага треснула.
—Он восхищается мной,— прошептала я. — После того, как водил за нос. Этот ублюдок восхищен.
Ада шагнула ближе.
—Ева успокойся. Он просто... больной человек.
— Ооо... нет ,— я подняла на нее глаза. — Он расчётливый человек.
—Всё это – игра. Он просто хотел разрушить меня. А знаешь что самое смешное? У него получилось.
Я подошла к окну, сжала кулаки.
—Где его офис, Ада?
—Что?
—Я спросила где офис этого ублюдка.
Она отступила на шаг назад.
—Ева, не делай глупостей.
—Поздно,— сказала я, и в голосе прозвучала сталь. —Теперь я всё сделаю, так как хочу.
Я резко развернулась. Воздух стал тесным, будто в палате не осталось кислорода. Пальцы сами начали всё хватать— вещи, тапочки, бумаги.
Всё летело в чемодан. Без порядка, без логики. Главное уйти.
—Ева, что ты делаешь?— Ада стояла посреди комнаты растерянная.
—То, что должна была сделать давно.
—Подожди, ты не можешь просто так уйти!– она схватила меня за руку. —Посмотри на себя! Ты вся дрожишь, ты плохо спишь, ты...
—Хватит, Ада!— я выдернула руку. — Не пытайся меня остановить. Он играл со мной, потом отец. Я должна это остановить.
Я застегнула молнию на чемодане— с глухим, почти финальным звуком.
Внутри всё пульсировало, как перед прыжком с высоты.
—Ева, послушай! —голос Ады дрожал.— Ты не должна никому нечего доказывать. Не надо гнаться за тенью, он только этого и ждет.
—Он хотел посмотреть как я ломаюсь,— я посмотрела на сестру, глаза жгло. — На этот раз он посмотрит, как я его добью.
Я потянулась к тумбочке, схватила письмо, и сунула в карман.
Ада подошла ближе , и почти шепотом сказала:
—Ев... ты понимаешь, что отец тебя не отпустит. Он просто не даст тебе выйти от сюда.
—Тогда он узнает, что значит сидеть взаперти,— я кинула взгляд на окно. — Одну клетку на двоих, ему не удержать.
—Если ты не остановишься,– у нее в глазах стояли слёзы.— Я не смогу тебя защитить.
— Милая, я не прошу защиты. Только не мешай.
Мы молчали. Две тени на фоне белых стен.
Потом Ада глубоко выдохнула, выпрямилась .
—Ладно. Делай то, что должна.
Она взяла мой чемодан и направилась к двери:
—Буду ждать тебя в машине.
—Что?
—Ты всё равно сделаешь по своему,— она горько усмехнулась. — Так хоть не одна.