Игра в Перемирие

Три недели.

Три недели с момента, как пуля прожужжала мимо виска Феликса. Три недели страха, недоверия и напряжённого молчания. Особняки Хван и Банчана за эти дни превратились в укреплённые крепости. Повсюду — охрана, сканеры, изменённые маршруты передвижения. Стеклянные окна сменились на бронированные. Телефоны — на зашифрованные. Люди — на проверенных.

Феликсу категорически запретили покидать пределы особняка без сопровождения Минхо или Хёнджина. Он пытался спорить. Потом — молчал. А затем и сам стал искать их присутствия. Без них ему казалось, что стены давят.

Все ждали удара. И удар пришёл.

---

Авария.

В ту ночь шёл дождь. Мелкий, вязкий. Один из тех, что липнет к коже и вползает под одежду, будто проникает внутрь.

Лимузин Хван Чжинхо выехал из порта в 22:47. Камеры засекли его на проспекте, а потом — ничего. Сигнал пропал. Следующее, что увидели городские службы — это покорёженный кузов на дне реки. Водитель погиб сразу. Его тело вытащили из-под руля, кости раздроблены. А Чжинхо... он сидел, как всегда, с прямой спиной. Пристёгнутый. Лицо — спокойное, почти гордое.

Словно умер на троне.

Вскрытие показало: смерть от удара грудной клетки о ремень. Ни следов насилия. Ни посторонних веществ. Идеально чисто. Идеально точно.

Слишком идеально.

Кладбище премиум-класса напоминало сборище мрачных воронов. Черные лимузины, черные зонты, черные костюмы. Здесь собралась вся верхушка подпольного мира Сеула. И среди них – те, для кого смерть Хван-старшего была не трагедией, а… сменой декораций. Или удобной возможностью.

Хёнджин стоял у свежей могилы, прямой и недвижимый, как статуя из темного гранита. На нем был безупречно сидящий черный костюм, дорогие туфли, галстук – все кричало о статусе, а не о скорби. Под черным зонтом, который держал за него безликий охранник, его лицо было абсолютно бесстрастным. Ни слезинки. Ни морщинки печали. Только легкая, едва уловимая усталость в уголках глаз и жесткая линия сжатых губ. Он смотрел на гроб, опускаемый в сырую яму, с таким же выражением, с каким смотрел бы на доставку нового оружия. Дело сделано. Актив получен. Империя – его. Все деньги, все связи, все рычаги давления. Он был коронован кровью и металлом аварии, которую все знали подстроенной, но никто не смел назвать убийством. В кармане его пиджака лежал новый символ власти – печать главы клана Хван.

Феликс стоял чуть поодаль, под зонтом Минхо. Его лицо было бледным, руки слегка дрожали, спрятанные в карманах пальто. Он не скорбел. Старик Хван пытался его убить. Но видеть смерть, даже врага, даже такого… это всегда удар. И видеть Хёнджина вот таким – ледяным, недосягаемым, новым боссом всего этого кошмара – это был другой удар. Он ловил на себе взгляды – оценивающие, враждебные, любопытные. "Трофей нового босса". "Слабость". "Причина войны". Он чувствовал себя голым. Минхо незаметно придвинулся ближе, его плечо стало тихой опорой. "Держись, солнышко," – пробормотал он так тихо, что услышал только Феликс. – "Это цирк. Скоро кончится."

Банчан подошел к Хёнджину, когда гроб уже скрылся в земле. Дождь стекал по полям его идеально сидящего черного зонта. Его лицо было маской учтивой скорби, отточенной годами в высших кругах. Но глаза… глаза были холодными, как сталь после закалки.

– Хёнджин, – его голос был тихим, вежливым, предназначенным только для двоих. Он протянул руку. – Мои глубочайшие соболезнования. Утрата отца… невосполнима. – Каждое слово было идеально выверенным ядом, обернутым в бархат. Он знал. Все знали. Соболезновал он не Хёнджину, а самому факту завершения игры со старым врагом. Игра, в которой он не успел нанести последний, самый сокрушительный удар.

Хёнджин медленно повернул голову. Его янтарные глаза встретились с черными Банчана. Никакого притворства. Только взаимное понимание лжи и скрытой ярости. Он пожал протянутую руку – коротко, крепко, с силой, граничащей с вызовом.
– Спасибо, Банчан, – ответил он, голос ровный, без тени эмоций. – Он прожил… насыщенную жизнь. И оставил после себя крепкое наследие. Которое теперь в надежных руках. – Ударение на последних словах было едва уловимым, но Банчан его поймал. Наследие. Власть. И Феликс. Всё теперь в руках Хёнджина.

– Без сомнения, – улыбнулся Банчан, и в этой улыбке не было ничего теплого. – Тебе предстоит большая работа. Если понадобится… консолидация ресурсов… знаешь, где меня найти. – Предложение помощи? Или напоминание, что он все еще игрок на этом поле? Хёнджин лишь едва кивнул, отпуская руку. Ритуал соблюден. Маски не упали. Пока.

Чанбин стоял чуть позади Банчана, как тень. Его лицо под зонтом было осунувшимся, темные круги под глазами выдавали бессонные ночи. Стыд от разоблачения с фанфиками, холод презрения брата, его собственные запутанные чувства к Феликсу, который теперь казался еще более недосягаемым… Все смешалось в тяжкий ком в груди. Он видел Феликса – бледного, но живого, стоящего рядом с Минхо и… Хёнджином. Новым хозяином его жизни. Чанбин сжал кулаки в карманах, глотая ком в горле. Любовь? Да. Но сейчас она была похожа на открытую рану, посыпанную солью.

Джисон наблюдал со стороны, прислонившись к мраморной стеле. Его элегантное пальто и шарф казались слишком яркими для этого места. Лицо было спокойным, аналитическим. Он оценивал расстановку сил: Хёнджин, вознесшийся на вершину; Банчан, сохраняющий лицо, но явно проигравший этот раунд; напряжение между ними; Феликс как разменная монета и причина будущих конфликтов. Он поймал взгляд Минхо и едва заметно кивнул. Им всем теперь придется быть осторожнее. Шахматная доска встряхнулась, фигуры поменяли вес.

А дальше… был Чонин и Сынмин. Чонин стоял чуть в стороне от основной группы, под своим черным зонтом, держа его с механической точностью. В его руке был не планшет, а компактный сенсорный блок, замаскированный под блокнот. Его глаза, скрытые темными очками (даже в этот пасмурный день), были устремлены не на могилу, а на окружающих, сканируя лица, позы, микровыражения. Он собирал данные.

Сынмин, промокший и нервный (он вечно терял зонты), прижался к Чонину, пытаясь укрыться под его зонтом. Его розовые волосы, прилизанные дождем, казались темнее.
– Ч-Чертов дождь, – пробормотал он, ежась. – И чертовы похороны. Чувствую себя, как в дешевом гангстерском фильме. Все эти взгляды… Будто вот-вот начнется стрельба.
– Вероятность вооруженного конфликта в текущих координатах оценивается в 7.8%, – ровно ответил Чонин, не отрывая взгляда от своего блока. – Основные факторы риска: субъект «Банчан» (уровень скрытой агрессии – повышенный), субъект «Хван Хёнджин» (статус: нестабильный после смены власти), субъект «Неопознанный мужчина в сером пальто» (присутствие не зафиксировано в базе, поведение: подозрительное). Рекомендация: сохранять дистанцию не менее 15 метров от потенциальных эпицентров конфликта.
Сынмин фыркнул:
– Охренеть рекомендация. Спасибо, кэп. А что насчет… ну, того? – он кивнул в сторону свежей могилы. – Твои сенсоры фиксируют что-нибудь? Призраков? Или только живых психов?
Чонин повернул голову к Сынмину. Капли дождя стекали по линзам его очков.
– Биологические функции субъекта «Хван Старший» прекращены. Мозговая активность – нулевая. Вероятность сохранения сознания или «призрачной» формы в текущей научной парадигме стремится к нулю. Однако, – он сделал микро-паузу, – эмоциональный резонанс события среди живых субъектов высок. Уровень стресса у тебя, Сынмин, повышен на 43% по сравнению с фоновым. Частота сердечных сокращений – 112 ударов в минуту. Тревожность: выраженная. Причина: комплексная. Включая… последствия Инцидента Код: «Столкновение Губ». Требуется коррекция дыхания.
Сынмин покраснел, как маков цвет, и чуть не задохнулся.
– ЗАТКНИСЬ! – прошипел он, оглядываясь, не услышал ли кто. – Тут похороны, черт возьми! Не смей упоминать… ЭТО! И не мониторь мой пульс! Это… это неприлично!
– Наблюдение за витальными показателями союзников в зоне потенциальной угрозы является логичной тактической мерой, – невозмутимо парировал Чонин. – Твой физиологический отклик на упоминание Инцидента Код: «Столкновение Губ» также представляет научный интерес. Уровень адреналина…
– Я ТЕБЯ УБЬЮ! ТИХО! – Сынмин зажал ему рот ладонью, отчаянно шипя. Чонин замер. Его глаза за очками, казалось, сфокусировались на ладони Сынмина, прижатой к его губам. Он не отстранился. Просто стоял. Анализируя. Сынмин почувствовал, как под пальцами теплеет кожа Чонина, и отдернул руку, как от огня. «Аномальный фактор» снова давал о себе знать. Он отвернулся, чувствуя, как горит все лицо. Чонин медленно вытер губы тыльной стороной ладони, его взгляд еще секунду задержался на Сынмине, прежде чем вернуться к сканированию толпы. «Регистрирую повторное тактильное взаимодействие. Интенсивность…»

Церемония подходила к концу. Люди начали расходиться, торопливо прячась от дождя в лимузины. Хёнджин оставался у могилы. Он сделал шаг вперед, к самому краю ямы. Охранник попытался последовать, но Хёнджин резким жестом остановил его. Он был один перед свежим холмом земли, пахнущей сыростью и тленом.

Он вытащил из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет и дорогую зажигалку. Одну сигарету он закурил сам, глубоко затянувшись, выпуская дым в мокрый воздух. Вторую сигарету… он бросил в могилу, на крышку невидимого уже гроба. Жест был оскорбительным, пренебрежительным. Последнее "спасибо" от сына.

– Лежи с миром, старый ублюдок, – его голос, тихий и хриплый, донесся до Феликса и Минхо. – Твоя империя теперь моя. И твоя война… – он повернулся, его глаза нашли сначала Феликса, а потом, через толпу, встретились с ледяным взглядом Банчана, садившегося в свой лимузин. – …только начинается.

Он бросил недокуренную сигарету под ноги, раздавил ее каблуком дорогой туфли в грязи и пошел прочь от могилы, не оглядываясь. Дождь хлестал по его плечам, но он словно не замечал. Он шел к Феликсу, к Минхо, к своему новому, кроваво завоеванному трону. Его шаги были тяжелыми, властными. Король мертв. Да здравствует Король. Холодный, беспощадный и не знающий сожалений. Феликс почувствовал, как Минхо слегка подтолкнул его вперед, навстречу Хёнджину. Навстречу новой, еще более опасной реальности. Игра в кошки-мышки закончилась. Начиналась война титанов. И он, Феликс, был и призом, и полем боя.