Игра в Перемирие

Особняк Банчана, обычно дышавший ледяным величием и подавленной угрозой, сегодня напоминал странную пародию на студенческую общагу. В огромной, стильной гостиной с панорамными окнами, где когда-то решались судьбы и проливалась (метафорически и буквально) кровь, теперь царил запах имбирного чая, пикантного рамена и… попкорна. На экране плазмы бушевала мелодраматическая дорама, полная слез, криков и невероятных совпадений.

Банчан, Минхо и Чанбин сидели на диване, как три неловких подростка на первом свидании. Банчан, в черной водолазке и мягких трениках (немыслимая роскошь для него раньше), сидел прямо, но без привычной жесткой спины. Его черные глаза были прикованы к экрану с выражением глубокого, почти научного любопытства. Он методично поедал рамен дорогой керамической палочкой, аккуратно поднося лапшу ко рту, словно разминировал бомбу. Ни капли бульона не пролилось.

Рядом Минхо, тоже в простой футболке и штатах, развалился с миской в руках, громко хрустя лапшой. Он периодически комментировал происходящее на экране:
– Бред. Удар с такой силой в челюсть – и он просто оглушен? Сломал бы шею. Или как минимум потерял сознание.
– Это же дорама, Ли Ноу, – Чанбин, сидевший с другой стороны, ворчливо протянул. Он держал чашку чая, наблюдая за братьями скорее, чем за экраном. – Здесь не логика, а чувства.
– Чувства? – Банчан нахмурился, отрывая взгляд от экрана, где героиня рыдала в дожде. – Это истерика. Неэффективно. Если хочешь добиться чего-то, нужен план. Холодный расчет. Как в бизнесе.
Минхо фыркнул, хлебнув бульона:
– Вот потому ты и одинокий псих, братец. Иногда надо просто… чувствовать. Как этот дурак на экране. – Он кивнул на героя, который несся сквозь ливень к любимой.
Банчан промолчал, но его взгляд на секунду стал далеким. Он вспомнил лавандовую комнату. И алые губы Феликса. Чувства… Они были такими же разрушительными, как пуля.

– Помнишь, – Минхо вдруг сказал, отставив пустую миску, – как мы в детстве тайком смотрели эти дурацкие мелодрамы по ночам? Когда отец уезжал?
На лице Банчана мелькнуло что-то похожее на улыбку. Редкая, неуверенная.
– Помню. Ты всегда засыпал к середине. А я досматривал. Думал, что там есть секрет… понимания людей.
– И нашел? – спросил Чанбин, подливая всем чай.
– Нет, – Банчан отхлебнул горячего напитка. – Нашел только то, что люди иррациональны. И опасны в своей иррациональности. Как Феликс. – Он замолчал, глядя на чашку. – Он выбрал иррациональность. Хёнджина. А не расчет. Не безопасность.
Минхо похлопал его по колену:
– Может, потому что с Хёнджином он чувствует? Пусть и сквозь страх. А с тобой… ты заставлял его только бояться. До вчерашнего дня. – Он встал, потянулся, костяшки хрустнули. – Ладно, старики. Я пойду. У меня завтра утром группа фанатиков ждет, чтобы их мучили железом.
– Ли Ноу, – Банчан остановил его взглядом. – Спасибо. Что пришел.
Минхо кивнул, уже у двери:
– Не за что. Просто… не стреляй больше в зеркала. И попробуй в следующий раз не аккуратно есть рамен, а хлебать, как все нормальные люди. – Он скрылся в коридоре.
Банчан и Чанбин остались вдвоем. Тишина была комфортной. Никаких отчетов, никаких угроз. Только тихий диалог дорамы и пар от чашек.
– "Чувствовать", – пробормотал Банчан, словно пробуя слово на вкус. Оно было горьким. И пугающе притягательным.

---

Сынмин шагал по вечерним улицам, бормоча себе под нос и жестикулируя. Его розовые волосы торчали во все стороны после нервного заламывания рук в особняке Хван. Он все еще переживал свой "поцелуйный апокалипсис" с Чонином. "Аномальный фактор" – так он себя теперь мысленно называл. Он так увлекся самобичеванием, что не заметил выступающий край тротуарной плитки.

– Ой, бля…! – Он поскользнулся, грациозно взмахнув руками, как падающая балерина, и приготовился к новым объятиям асфальта и позору. Но падение не состоялось. Сильные руки схватили его под мышки, резко остановив полет. Сынмин вскрикнул от неожиданности и… узнал запах. Озон, пыль и что-то металлическое. Чонин.

Он повис в воздухе, спиной к груди спасителя, как нелепая кукла. Сердце бешено колотилось.
– Вы… вы?! – выдохнул Сынмин, пытаясь вывернуться.
Чонин молча поставил его на ноги, отпуская, но оставаясь опасно близко. Его капюшон был натянут, но Сынмин видел его нижнюю губу – царапина от их "столкновения" была заметна. В руке Чонин держал… новый планшет. Без трещин. Сияющий.

– Субъект "Сынмин" демонстрирует повторяющуюся аномалию пространственной ориентации и координации движений, – произнес Чонин своим ровным, лишенным эмоций голосом. Он поднял новый планшет. – Параметры падения зафиксированы. Сила притяжения: 9.8 м/с². Скорость падения: 1.2 м/с. Вероятность серьезных травм: 18.7%. Своевременное вмешательство снизило риск до 0.3%.
Сынмин просто смотрел на него, открыв рот. Потом его взгляд упал на планшет.
– Вы… купили новый? Так быстро? Я же хотел… скинуться… с Феликсом и Хёнджином…
– Нецелесообразно, – отрезал Чонин. – Требовалась немедленная замена для обработки данных. – Он сделал паузу, его пальцы сжали планшет чуть крепче. – Предыдущий инцидент (Код: "Столкновение Губ") был классифицирован как "Несчастный Случай". Данные сохранены для… дальнейшего анализа.
– Дальнейшего анализа? – Сынмин почувствовал, как по щекам снова разливается краска. – Что там анализировать? Это была авария! Катастрофа! Физический и психологический ущерб, как вы говорите!
Чонин наклонил голову. В темноте капюшона его глаза, казалось, светились экраном планшета.
– Анализу подлежит частота возникновения аномальных событий при близком контакте субъектов. А также… – он замолчал, будто процессор завис. – Физиологическая реакция. Увеличение ЧСС. Изменение кожной температуры. У субъекта "Сынмин" и… у субъекта "Чонин". Во время инцидента Код: "Столкновение Губ" и… сейчас.

Сынмин замер. Его сердце, и так бешено стучавшее, теперь, казалось, хотело вырваться из груди. Чонин… зафиксировал его реакцию? И свою? И говорил об этом? Это было… сюрреалистично. И чертовски смущающе.
– Вы… вы что, записываете мой пульс? Прямо сейчас? – прошептал он.
– Нет необходимости, – Чонин показал на свой нагрудный карман. – Визуальная оценка достаточна. Покраснение кожных покровов. Расширение зрачков. Учащенное дыхание. Признаки стрессовой реакции. Или… – он снова сделал паузу, как будто загружая новую программу, – реакции иного характера. Требуется больше данных. Повторяющийся тактильный контакт может привести к…
– НЕТ! – взвизгнул Сынмин, отпрыгивая назад, как ошпаренный. – Никаких повторяющихся контактов! Никаких данных! Я… я пойду! Спасибо за спасение! И за планшет! Извините еще раз! – Он развернулся и бросился бежать, не разбирая дороги, чувствуя, как уши горят огнем. За спиной он не видел, как Чонин медленно поднял руку и прикоснулся пальцами к своей разбитой губе. На его обычно неподвижном лице мелькнуло нечто, отдаленно напоминающее… задумчивость.

---

Особняк Хван. Вечер опустился, окрасив небо за панорамными окнами в темно-синие и фиолетовые тона. Феликс стоял в дверном проеме между гостиной и огромной кухней-столовой, наблюдая, как Хёнджин пытается (и безуспешно) отмыть соус барбекю с новой белой футболки, которую он почему-то надел после душа. Он ругался себе под нос, капли воды и пены летели во все стороны.

– Нужно было застирать сразу, – заметил Феликс, не в силах сдержать улыбку. Вид этого опасного, непредсказуемого человека, борющегося с бытовой проблемой, был невероятно диссонирующим и… забавным.
– Молчи, солнышко, – буркнул Хёнджин, яростно теряя пятно. – Или иди сюда, помоги. Держи рукав.
Феликс вздохнул и подошел. Он взял мокрый, пенистый рукав, который Хёнджин ему протянул. В этот момент Хёнджин резко дернул ткань на себя, чтобы намылить сильнее. Феликс не ожидал, потерял равновесие и сделал шаг вперед. Хёнджин, отвлекшийся на пятно, одновременно шагнул назад. Они столкнулись грудью. Феликс инстинктивно поднял голову, чтобы извиниться. Хёнджин, теряя равновесие от неожиданного толчка, резко наклонился вперед.

Их губы встретились.

Не как вчера у Сынмина и Чонина – жестко и нелепо. И не как в дораме – страстно и осознанно. Это было… мягко. Непреднамеренно. Тепло. Шокирующе нежно. Секундное соприкосновение, наполненное вкусом мятной зубной пасты Феликса и чего-то горьковатого – кофе? – на губах Хёнджина. Запах пены для стирки, свежего душа и опасности.

Феликс замер. Его мозг отключился. Весь мир сузился до точки соприкосновения губ. Он почувствовал, как Хёнджин тоже замер, его дыхание остановилось. Затем – резкий вдох. Хёнджин не отпрянул. Его руки, мокрые и мыльные, схватили Феликса за бока, не давая ему отстраниться. Но он не углублял поцелуй. Он просто… держал. Их губы все еще касались, дыхание смешалось, горячее и учащенное.

Это длилось вечность. Или мгновение. Феликс не мог пошевелиться. Он чувствовал каждую неровность на губах Хёнджина, его легкую дрожь. Страх? Нет. Что-то другое. Сильное. Подавляющее.

Потом Хёнджин медленно, очень медленно, отвел голову назад. Его янтарные глаза горели. Не безумием. Не насмешкой. Чем-то диким, первобытным и… беззащитным. Капли воды стекали с его челки на высокие скулы.

– Нелепая девчонка, – прохрипел он, но голос звучал чужим. Грубым. Сорванным. – Ты… спровоцировал.
– Я… я не… – Феликс попытался выговорить, но язык не слушался. Его губы горели. Сильнее, чем от алой помады.
– Заткнись, – Хёнджин притянул его ближе, их тела прижались – мокрый свитер Феликса к влажной футболке Хёнджина. Он прижал лоб ко лбу Феликса. Его дыхание было горячим и прерывистым. – Это не… не случайность. Не в этот раз. – Он сглотнул. – Я… хочу это. Слышишь? Хочу тебя. Не как игрушку. Не как трофей. Хочу.

Он не поцеловал его снова. Он просто смотрел в глаза Феликса, ожидая. Вынося приговор. Его пальцы впивались в бока Феликса почти больно.

Феликс задыхался. Страх сжимал горло. Но сквозь страх пробивалось что-то иное. Теплое. Колючее. Неизбежное. Он видел отражение себя в этих янтарных глазах – испуганное, растерянное, но не отталкивающее. Он медленно, будто против собственной воли, поднял руку и коснулся пальцами разбитой губы Хёнджина. Той самой, что была кровоточащей меткой их первой встречи.

– Слышу, – прошептал он. Его голос был тихим, но не дрогнул.

Хёнджин закрыл глаза. Глубокий, сдавленный звук вырвался из его груди. Не рык. Не смех. Нечто среднее. Облегчение? Триумф? Он притянул Феликса в объятия, крепко, почти до хруста костей, спрятав лицо в его мокрых волосах у шеи. Губы его прижались к коже Феликса под ухом – не поцелуй, а метка. Жесткая. Собственническая. Но в ней не было насилия. Была… потребность. Голая и шокирующая.

– Моя, – прохрипел он в кожу. – Моя солнышко. Теперь… навсегда. И точка.

Они стояли так посреди кухни, в луже воды и пены, среди запахов химии и дикой правды, которая только что прорвалась наружу. Первая искра вспыхнула. И Феликс знал – потушить ее уже невозможно. Он закрыл глаза, позволив страху смешаться с чем-то новым, опасным и манящим, и обнял Хёнджина в ответ. Его пальцы вцепились в мокрую ткань футболки, как в якорь в бушующем море. Навсегда? Он не знал. Но "сейчас" – он был здесь. И это было началом конца. Или началом чего-то настоящего. Пугающе настоящего.