Игра в Перемирие

Чонин шел быстро, почти бежал, стирая тыльной стороной ладони капельку крови с разбитой губы. Прикосновение было грубым, будто он хотел стереть не только кровь, но и само ощущение – теплоту, неожиданную мягкость, шокирующую близость Сынмина. Его мозг, обычно работавший с холодной точностью процессора, лихорадочно анализировал: Тактильный контакт: 1.7 секунды. Давление: умеренное. Температура кожных покровов Сынмина: повышенная. Вероятность преднамеренности действия со стороны субъекта "Сынмин": 8.4%. Вероятность преднамеренности со стороны субъекта "Чонин": 0.01%. Заключение: Несчастный случай. Аномалия. Но почему тогда ритм сердца нарушен? Почему в ушах звенит? Он загнал треснувший планшет глубже в рюкзак и исчез в переулке, растворившись в привычной тени.

Сынмин же остался стоять на тротуаре, чувствуя, как его лицо пылает под насмешливым взглядом Минхо и широко раскрытыми глазами Джисона. "Это не так!" – его голос звучал пронзительно, почти истерично. "Я споткнулся! Он просто… оказался там! Это был поцелуй? Нет! Это было столкновение! Как два метеора! Только я – красивый метеор, а он – мрачный астероид!" Он размахивал руками, пытаясь объяснить необъяснимое. "Вы видели! Он даже не пискнул! Просто… ухмыльнулся мысленно и ушел! С разбитой губой! И планшетом! Ох, планшет…" Ужас от осознания стоимости гаджета Чонина смешался с жгучим стыдом.

Минхо хмыкнул, отпуская плечо Джисона. "Случайный поцелуй с Чонином, Сынмин. Это как найти черную кошку в черной комнате во время новолуния. Редко, но метко." Его каменное лицо не дрогнуло, но в глазах мелькнул искорка чистого, беззлобного злорадства. "Береги воспоминания. И копи на новый планшет."

Джисон все еще смотрел на то место, где исчез Чонин, потом на Сынмина. "Он… у него кровь была… Ты… ты ему нравишься?"

"НЕТ!" – взвыл Сынмин, закрывая лицо руками. "Он меня ненавидит! Теперь точно ненавидит! Я сломал его священный планшет! И… и напал на него ртом!" Он глубоко вдохнул, пытаясь взять себя в руки. "Ладно. Я… я пойду к Феликсу. Расскажу, как я разрушил жизнь Чонина одним неуклюжим падением. Он должен знать о моем позоре." Не дожидаясь ответа, он развернулся и зашагал прочь, бормоча что-то про "проклятые корни" и "злой рок".

Особняк Хван. Охрана на входе, увидев взъерошенного Сынмина с горящими щеками и диким взглядом, лишь подняла брови, но пропустила – видимо, Хёнджин предупредил. Сынмин ворвался в гостиную, где Феликс и Хёнджин сидели на черном диване, разбирая вчерашние события за чашками кофе. Феликс выглядел уставшим, но спокойным, его губы были чисты от помады. Хёнджин, напротив, излучал довольную энергию хищника, сытого и развлеченного.

"Ликс! Ты не поверишь! Я только что пережил апокалипсис!" – Сынмин рухнул в свободное кресло, с драматическим стоном.

"Опять?" – Феликс вздохнул, но с улыбкой. "Кого на этот раз сбил? Или кто сбил тебя?"

"Чонин!" – выпалил Сынмин. "Нет, я! Я его! Ну, мы… столкнулись! Физически! А потом…" Он замялся, краска залила лицо снова. "…Губы. Мои. Его. Вместе. На асфальте. При свидетелях! Минхо и Джисон!"

Феликс замер, чашка замерла на полпути ко рту. "Ты… поцеловал Чонина?"

"НЕ НАРОЧНО!" – завопил Сынмин. "Я пел 'God's Menu'! Танцевал! Споткнулся! Он вышел из-за угла! БАМ! И… о, боже, его губа! Кровь! И планшет! Треснул! Он посмотрел на меня как на инопланетянина, который только что испортил его научный эксперимент, проблеял что-то про проценты и ушел!" Он зарыл лицо в подушки дивана. "Я умру. От стыда. Или он меня убьет. Или Минхо придушит смехом!"

Хёнджин рассмеялся, громко и искренне. Он откинулся на спинку дивана, трясясь от хохота. "Боже, розовый, ты – подарок! Поцелуй с Чонином? На асфальте? Это лучше любого боевика! Я плачу!" Он вытер несуществующую слезу.

"Хёнджин!" – Феликс толкнул его локтем, но сам не мог сдержать улыбки. "Сынмин, это же… случайность. Чонин не дурак, он поймет."

"Поймет?!" – Сынмин поднял искаженное страданием лицо. "Он уже все рассчитал! Вероятность, категорию, урон! Я теперь в его базе данных как 'Аномальный фактор, вызвавший физический и психологический ущерб'!" Он схватил подушку и прижал к лицу, издавая глухой стон. "Закажи мне гроб. Розовый. С блестками."

Феликс встал, подошел и сел на подлокотник кресла, положив руку на плечо друга. "Дыши. Чонин пережил хуже. И планшет… мы скинемся. Ладно?"

Хёнджин, отдышавшись от смеха, кивнул, все еще хихикая. "Да, да. Я оплачу его новый суперкомпьютер. Ради такого зрелища. Это стоило того." Он подмигнул Сынмину. "Может, повторишь? Для науки?"

"УЙДИ!" – зашипел Сынмин из-под подушки.

Музыкальный магазин "Мелодия". Джисон аккуратно расставлял ноты на полках, его пальцы дрожали. Сцена с Сынмином и Чонином все еще стояла перед глазами. Но больше его тревожил взгляд Минхо – тот самый, с едва уловимой улыбкой. Он чувствовал себя виноватым без причины. Минхо не рассердился? Он что, подумал, что это смешно? Или… он ревнует? Абсурдная мысль. Чонин? Ревновать к Чонину? Он вздохнул, поправляя гитарные струны на витрине. Его мир, и без того перевернутый чувствами к Минхо, теперь казался еще более шатким.

Особняк Банчана. Кабинет. Банчан стоял у окна, глядя в сад, где уже начинали увядать последние осенние цветы. В руке он сжимал стакан виски, но не пил. Дверь открылась без стука. Вошел Минхо. Он был в простой черной футболке и тренировочных штанах, но его осанка, уверенный шаг выдавали нечто большее, чем тренера по фитнесу. Он остановился посередине кабинета, скрестив руки на груди.

"Пришел," – сказал Банчан, не оборачиваясь. Голос был ровным, но без привычной ледяной оболочки.

"Пришел," – подтвердил Минхо. Пауза повисла тяжело, насыщенная годами молчания, ушедшими обидами, невысказанными вопросами. "Увидел вчера. Ты… изменился."

Банчан наконец повернулся. Его черные глаза встретились с темными, почти идентичными глазами брата. "Он изменил меня. Феликс." Он сделал глоток виски, морщась. "Или… показал, кем я мог бы быть. Если бы не стал тем, кем стал."

Минхо кивнул, медленно подходя ближе. "Я знал, что ты возьмешь его под крыло. Когда мать привела его. Но я не ожидал… этой одержимости. Этой боли."

"Ты следил?" – в голосе Банчана не было гнева, лишь усталое любопытство.

"Следил," – без тени смущения ответил Минхо. "С того дня, как ушел. Чтобы убедиться, что ты не… не сломал его окончательно. Как пытался сломать меня." Его голос стал жестче. "Помнишь? 'Чувства – слабость, Ли Ноу. Сила – в контроле. В холоде.'"

Банчан закрыл глаза. "Помню. И я был неправ. С тобой. С ним." Он открыл глаза, в них читалась тяжелая, давно носимую боль. "Отец… он сделал нас такими. А я… я стал хуже него."

Минхо подошел вплотную к брату. Разница в росте была невелика, но Минхо казался мощнее, солиднее. "Ты пытаешься исправить? С Феликсом? С этим… психом Хёнджином?"

"Пытаюсь," – прошептал Банчан. "Не знаю, как. Но вижу… он счастлив там? У того психа? Хёнджин его…" – он с трудом выдавил слово, – "любит. По-своему. И Феликс… не бежит."

Минхо изучал лицо брата. "Он сильнее, чем ты думаешь. Сильнее нас обоих в чем-то. У него есть свет. Который мы потеряли." Он сделал паузу. "Я ушел, потому что не хотел стать тобой. Не хотел этой жизни. Холода. Крови. Я нашел другой путь. Тяжелый, но… чистый. Относительно." Он кивнул в сторону спортзала. "А ты остался. Стал Королем Льда. Пока не появилось это маленькое солнце и не начало топить тебя."

Банчан поставил стакан на стол. Его руки дрожали. "Я скучал по тебе, Ли Ноу." Голос сорвался. "Все эти годы. Младший брат…"

Больше слов не было нужно. Минхо шагнул вперед и обнял Банчана. Жестко. По-мужски. Руки сцепились на спине, костяшки пальцев Банчана побелели от силы хватки. Не было слез. Было лишь долгое, тяжелое объятие двух мужчин, несущих груз одного прошлого, одной крови, одной сломанной семьи. Года обиды, гнева и молчания таяли в этом молчаливом примирении.

"Я знаю," – наконец прошептал Минхо, отстраняясь. Его глаза тоже блестели подозрительно. "Я тоже. Идиот." Он хлопнул Банчана по плечу. "Так что, брат? Будешь учиться быть человеком? Или вернешься к стрельбе по зеркалам?"

Банчан усмехнулся, впервые за долгое время – искренне, без горечи. "Попробую первый вариант. Но зеркала… пока подождут."

Особняк Хван. Сынмин, наконец успокоенный имбирным чаем (который Феликс настоятельно вручил ему) и обещанием коллективной помощи с планшетом Чонина, ушел, оставив Феликса и Хёнджина наедине. Феликс стоял у панорамного окна, глядя на охрану, патрулирующую территорию.

"Минхо…" – сказал он вдруг, оборачиваясь к Хёнджину, растянувшемуся на диване. "Он… он кажется сегодня другим. Более… открытым? Или это мне показалось?"

Хёнджин лениво поднял бровь, доедая последнее крыло со вчерашнего заказа. "Кто его знает, этого качка. Может, после вчерашнего поцелуя Джисона он впал в эйфорию. Или," – он усмехнулся, – "узнал, что его братец Банчан читает фанфики про омегаверс. Вот это было бы зрелище."

Феликс фыркнул, но его лицо стало серьезным. "Они… они как-то похожи. Взглядом. Когда не пытаются друг друга убить."

Хёнджин бросил кость в мусорку и вытер руки салфеткой. "Все вы, сводные-кровные, – сплошная головная боль. Но," – он поднялся и подошел к Феликсу, обвивая его руками сзади, – "моя головная боль – самая интересная." Он прижал губы к виску Феликса. "А теперь хватит о других. Сегодня ты со мной. И точка."

Феликс расслабился в его объятиях, закрыв глаза. В доме Банчана его ждала комната с лавандовыми обоями. Здесь – объятия безумца, который сказал "люблю". И где-то там бродил Чонин с разбитой губой и планшетом, а Сынмин переживал свой "апокалипсис". Мир был безумен. Но в этом безумии, среди крови, пыли и имбирного чая, он нащупывал что-то похожее на хрупкую, колючую, но свою собственную правду.