Игра в Перемирие

Слова Банчана повисли в воздухе, как дым после выстрела. Неловкая тишина на скамейке длилась вечность, пока Сынмин не швырнул остатки кофе в кусты.

— Ладно, я официально в аду, — он вытер ладонью рот. — Или в дораме с плохим сценарием. Банчан извиняется? Хёнджин красит губы? Мир перевернулся!

— Не один, — Феликс невольно тронул кончиками пальцев свои все еще пылающие алые губы. Он посмотрел на Банчана, потом на Хёнджина, чья рука все так же лежала на его плече с вызывающим спокойствием. — Это… кажется сном. Плохим? Хорошим? Хрен его знает. Но… — он сделал шаг вперед, к скамейке, чувствуя хрупкость момента, — я рад. Что никто не стреляет. Пока.

Джисон, до сих пор прижимавшийся к Минхо, как к скале, глубоко вдохнул. Его пальцы сжали рукав спортивной куртки тренера.

— Мы… мы тоже, — его голос был тихим, но слышным в внезапно наступившей тишине. Все взгляды устремились к нему и Минхо. — Встречаемся. Я и… Минхо.

Сынмин издал звук, похожий на лопнувший шарик.

— БЛИН! Я ЗНАЛА! Фото не соврало! Но слышать это… о божечки! Мой милый Джисон и… и этот гора мышц! — Он схватился за сердце. — Я не переживу этот день! Чонин, дай мне твой планшет, я запишу завещание!

Чонин молча подвинул планшет ближе к Сынмину, его глаза за капюшоном были прикованы к Минхо. Тот не смутился. Он лишь обнял Джисона чуть крепче, его каменное лицо смягчилось почти незаметно.

— Да. Встречаемся. Есть проблема? — Его взгляд бросил вызов всем, но остановился на Хёнджине, чьи янтарные глаза сверкали азартом.

— Проблема? — Хёнджин рассмеялся, отпуская Феликса и разваливаясь на скамейке. — Это же пи*дец как интересно! Ли Ноу, укротитель сердец! А ты, малыш, — он кивнул Джисону, — смельчак. Люблю смелых.

— Сынмин, — Банчан вдруг произнес, его голос вернул внимание к себе. Он все еще смотрел на Феликса, но теперь его взгляд стал более сосредоточенным, как у стратега, оценивающего поле боя. — Твой… парень?

Сынмин фыркнул, отбирая у Чонина планшет и делая селфи с фоном из шокированных лиц.

— Парень? Ха! Мой парень — это моя коллекция лаков для ногтей и право на сплетни! Пол мужской, ориентация — королевская! А серьезно? Некогда, дорогие, карьера визажиста ждет!

Этот выпад неловкости сработал. Напряжение немного спало, кто-то даже хмыкнул. Банчан кивнул, словно удовлетворившись ответом. Потом его взгляд медленно, неохотно переместился на Хёнджина.

— Хёнджин.

Тот поднял бровь, ожидая подвоха.

— Да, святой братец?

Банчан встал. Его движения были плавными, контролируемыми, но без привычной угрозы. Он сделал шаг вперед.

— Мои люди… напали на тебя вчера. Не зная, что Феликс в машине. Это была ошибка. Моя ошибка. — Он сделал паузу, глотая воздух, будто слова давили ему горло. — Я приношу извинения. Тебе. И… — он почти скривился, — твоему отцу. Передай ему.

Тишина стала гробовой. Даже фонтан замолчал в воображении Феликса. Сынмин замер с планшетом на полпути к селфи. Джисон прикрыл рот рукой. Минхо нахмурился. Чонин тихо щелкнул кнопкой записи на планшете. Чанбин наблюдал за Банчаном с открытым удивлением.

Хёнджин медленно поднялся со скамейки. Его янтарные глаза сузились до опасных щелочек, безумный блеск в них вспыхнул ярче. Он подошел вплотную к Банчану. Их рост был почти одинаковым, но ауры – полярными: холодная мощь против хаотичной ярости.

— Извиняешься? — Хёнджин прошипел, его губы растянулись в оскале. — За трех мертвецов? За пули у виска моего солнышка? За то, что испортил мою тачку?

— За ошибку, — Банчан не отступил ни на миллиметр. Его взгляд был прямым, лишенным привычного презрения. — Ошибка признана. Наказание вынесено тем, кто ее совершил. Дальнейшая эскалация бессмысленна.

Хёнджин замер, изучая лицо Банчана с почти животным любопытством. Потом внезапно рассмеялся – резко, громко, ненатурально.

— Охенно! Просто охенно! Банчан кланяется! Мир точно кончается! Ладно, — он махнул рукой, снова разваливаясь на скамейке и притягивая к себе ошеломленного Феликса. — Принято. Пока. Но тачку ты мне новую купишь, сука.

— Обсудим, — Банчан кивнул, возвращаясь на свое место. Видимое напряжение спало с его плеч.

— Я… я не верю своим глазам, — прошептал Джисон.

— А я – ушам, — добавил Сынмин. — Ладно, голодные все? Я умираю от голода после этого цирка!

Кафе "Velvet Bean" превратилось в арену сюрреалистичного пира. Они заняли большой угловой стол, превратив его в островок хрупкого перемирия. Заказы были хаотичными:

Феликс: Ванильный латте и огромный кусок шоколадного торта ("Для нервов!" – объявил он).

Хёнджин: Тройной эспрессо и тарелка острых куриных крылышек, которые он грыз с косточками, бросая вызов Минхо взглядом.

Банчан: Черный кофе, без сахара, без молока. Сидел прямо, пальцы сложены домиком, наблюдал.

Чанбин: Капучино и сэндвич с индейкой. Ел молча, но его взгляд чаще останавливался на Феликсе, чем на еде.

Сынмин: Радужный фраппучино с взбитыми сливками и посыпкой, и три эклера ("Компенсация за стресс!").

Джисон: Травяной чай и овсяное печенье. Крошил печенье в тарелку, нервно поглядывая на Минхо.

Минхо: Большой стакан воды с лимоном и протеиновый батончик. Отвечал на взгляды Хёнджина спокойной уверенностью.

Чонин: Энергетик и пачка соленых крекеров. Сидел в углу, уткнувшись в планшет, но периодически фиксировал взглядом каждого.

Разговор тек странно. Сынмин пытался оживить обстановку сплетнями о преподавателях. Джисон робко рассказывал о новой мелодии. Минхо и Хёнджин обменивались колкостями о боевых искусствах. Банчан молчал, но слушал. Феликс ловил его взгляд на себе – уже без ледяного желания обладания, а с какой-то новой, непонятной тоской. Чанбин иногда вставлял сухое замечание, заставляя Банчана чуть улыбаться уголком губ.

— Так, — Сынмин хлопнул в ладоши, слизывая крем с эклера. — Что дальше? Я предлагаю продолжить этот безумный день! Может, кино?

— Нет, — Банчан сказал тихо, но все услышали. Он посмотрел на Феликса. — Приходи ко мне. Домой. Просто… посмотри.

Феликс почувствовал, как Хёнджин напрягся рядом.

— Зачем? — спросил Хёнджин, голос опасен.

— Чтобы увидеть комнату, — Банчан не отводил взгляда от Феликса. — Ту, что я… готовил. Лавандовые обои. Как ты хотел когда-то.

Феликс замер. Лаванда. Он обмолвился об этом лет пять назад, мимоходом, что любит этот цвет и запах. Банчан запомнил?

— И что? — Феликс сглотнул.

— Ничего. Просто посмотри. Потом… можешь уйти обратно. К нему. — Он кивнул на Хёнджина, и это далось ему явно с трудом. — Обещаю.

Обещание Банчана стоило мало. Но в его глазах была незнакомая уязвимость.

— Ладно, — Феликс сказал неожиданно для себя. — На час.

Особняк Банчана встретил их гулкой тишиной. Следы погрома исчезли, но в воздухе все еще витал запах виски и чего-то тяжелого – вины? Банчан провел их прямо в гостиную – просторную, выдержанную в темных тонах дуба и кожи.

— Дораму смотрим! – объявил Сынмин, плюхаясь на огромный диван. – Что-нибудь легкое! Романтику!

Выбор пал на комедийную дораму о неудачливых соседях. Картинка на огромной плазме была кристально четкой, звук – объемным. Но атмосфера оставалась напряженной. Хёнджин устроился с Феликсом в кресле, демонстративно положив ногу на подлокотник. Банчан сидел напротив в кресле-троне, Чанбин – рядом на диване с Сынмином, Джисоном и Минхо. Чонин умостился на ковре, прислонившись к дивану, планшет на коленях.

Шли эпизоды. Сынмин хохотал над шутками. Джисон тихонько комментировал музыку в заставке. Минхо объяснял Джисону нереалистичность драк. Хёнджин критиковал гардероб героини. Банчан молчал. Феликс ловил его взгляд на себе – изучающий, почти жаждущий.

Когда часы пробили полночь, Чанбин встал без слов, достал телефон.

— Пицца? Роллы? Все голодные?

Единодушное "Да!" стало лучшим доказательством шаткого единства.

Через полчаса огромный стол в столовой ломился от коробок:

4 огромные пиццы (пепперони, четыре сыра, барбекю, вегетарианская для Джисона).

Горы роллов (филадельфия, калифорния, острые с тунцом, запеченные с угрем).

Крылья барбекю и баффало.

Картофель фри с сырным соусом и беконом.

Литра колы, спрайта и фанты.

Ели, как после апокалипсиса. Без церемоний. Сынмин, обливаясь соусом барбекю, рассказывал анекдот. Джисон ковырялся в вегетарианской пицце, украдкой подкармливая Минхо кусочком сыра. Хёнджин соревновался с Чанбином, кто быстрее съест крыло барбекю, брызгая костями и соусом. Чанбин ел методично, но быстро, его карие глаза светились редким азартом.

Банчан сидел во главе стола. Он не притронулся к пицце, только к черному кофе. Но наблюдал. И когда Феликс, смеясь над чем-то, сказанным Сынмином, облизнул каплю томатного соуса с пальца, Банчан чуть заметно улыбнулся.

Феликс чувствовал себя… странно. Почти нормально. Окруженный людьми, которые еще вчера были врагами или угрозой, он ел пиццу, смеялся над глупой дорамой, слушал споры о лучших роллах. Даже Хёнджин вел себя сносно, лишь изредка тыкая Банчану, что его пицца "слишком пресная для настоящего мужчины".

— Твоя комната, — вдруг напомнил Банчан, когда пицца превратилась в горы коробок, а роллы – в воспоминание. Его голос прервал общий гул.

Феликс кивнул, внезапно снова напрягшись. Он поднялся.

— Покажу, — Банчан встал.

Комната была на втором этаже, в дальнем конце тихого коридора. Банчан открыл дверь и впустил Феликса первым.

Тишина. Свет от ночника мягко падал на стены. Лавандовые обои. Нежные, шелковисто-перламутровые. Совсем не те мрачные цвета, что царили в остальном доме. Большая кровать с бельем оттенка пыльной розы. Кресло у окна. Пустой мольберт в углу. Стол для рисования. На нем – новая коробка дорогих карандашей, пастели, альбомы. И запах… свежей краски и лаванды.

Феликс замер на пороге. Он чувствовал присутствие Банчана за спиной.

— Ты… помнил, — прошептал он.

— Я помню все, — голос Банчана был тихим, без привычной стали. — Что ты говорил. Что любил. Что ненавидел. Даже эту дурацкую лаванду.

Феликс обернулся. Банчан стоял в дверном проеме, его фигура в темном костюме резко контрастировала с нежностью комнаты. Его лицо в полумраке было нечитаемым.

— Зачем? — спросил Феликс, голос дрогнул.

— Чтобы ты знал. Что здесь есть место. Твое. Не клетка. Комната. Если… если захочешь вернуться. Когда-нибудь.

Они смотрели друг на друга через пространство комнаты, наполненное запахом лаванды и невысказанными годами боли.

— Спасибо, — наконец выдавил Феликс. Это было все, что он мог сказать.

Внизу раздался дикий хохот Сынмина и возмущенный возглас Хёнджина: "Кто последний ролл стащил, сука?!"

Нормальность. Хрупкая, временная, смазанная томатным соусом и пахнущая пиццей. Но она была. И в этот момент, глядя в усталые, но лишенные привычной жестокости глаза Банчана, Феликс позволил себе в нее поверить. Ненадолго.

— Пошли вниз, — сказал Банчан. — А то Хёнджин съест все крылья.

Они спустились в шум, смех и хаос, который вдруг показался Феликсу самым дорогим, что у него есть. Даже если завтра все рухнет. Сегодня было пицца, дорама и лавандовая комната. Сегодня было почти как сон. Хороший.