Игра в Перемирие

Черный лимузин скользил по ночным улицам, как акула в темной воде. Внутри царила ледяная тишина, нарушаемая лишь тихим гуждением двигателя и равномерным, слишком контролируемым дыханием Банчана. Он сидел, откинувшись на кожаном сиденье, пальцы сложены домиком перед собой. В темноте салона его черные глаза казались бездонными пропастями.

Чанбин, сидевший напротив, чувствовал каждую мышцу спины, скованную до каменного состояния. Он смотрел в окно, но видел только отражение Банчана и свое собственное лицо, искаженное внутренней бурей. Образ Феликса, бледного, дрожащего за стойкой кофейни, вцепившегося в тряпку как в спасательный круг, не отпускал. Этот страх, эта беспомощность… и та ярость, что мелькнула в его глазах, когда Банчан бросил деньги. Чанбин сглотнул. Он ненавидел, когда Банчан смотрел на Феликса. Любой взгляд босса в сторону сводного брата был для Чанбина ножом под ребро.

"Пиздец," тихо, почти задумчиво произнес Банчан. Его голос, лишенный интонации, резал тишину как лезвие. Чанбин не шевельнулся, только напрягся еще больше. "Просто пиздец, Чанбин. Этот… этот червяк. Этот позор."

Он медленно повернул голову, его взгляд уперся в Чанбина, заставляя того ощутить холод в самой глубине костей. "Живет в этой конуре. Работает с грязными чашками для какого-то дерьмового кофе. Пачкает руки. Для чего? Чтобы доказать что? Что он лучше нас? Что он чистый?" Банчан усмехнулся, звук был сухим и безжизненным. "Он грязь. Грязь, которую притащили в мой дом. Грязь на репутации отца. И теперь он ползает по городу, как таракан, думая, что спрятался."

Банчан выпрямился, его пальцы сжались в кулаки, костяшки побелели. "Я должен был стереть его тогда. Четыре года назад. Когда он сбежал, как крыса. Но мать…" Он произнес слово "мать" с таким презрением, что Чанбин почувствовал физическую тошноту. "Она выла. Как сука. Угрожала рассказать все. Испортить планы. Я… уступил. Глупость." Он ударил кулаком по подлокотнику, резко, беззвучно. "Глупость, за которую теперь расплачиваюсь видом этого… этого существа, живущего в дерьме."

Тишина снова сгустилась, тяжелая, как свинец. Чанбин не дышал, боясь спровоцировать. Он знал, что сейчас не время для слов. Банчан был в одном из своих состояний – холодной, расчетливой ярости, граничащей с одержимостью.

"Но хватит," прошептал Банчан, и в его голосе впервые зазвучала какая-то… страсть. Не добрая. Пожирающая. "Хватит этой игры в прятки. Он не крыса. Он… мой." Слово повисло в воздухе, обжигая. "Мой брат. Моя ответственность. Моя ошибка, которую нужно исправить. Правильно."

Он посмотрел прямо на Чанбина, и в его черных глазах вспыхнул странный, почти фанатичный огонь. "Он живет в дерьме, Чанбин. В опасности. Ты видел этого ублюдка на внедорожнике? Хван Хёнджина? Его отец – тайваньская мразь, которая пытается сунуться в наши дела. И его психоделический сынок теперь здесь, кружит вокруг Феликса, как стервятник." Банчан сжал зубы. "Он не смеет. Никто не смеет прикасаться к тому, что мое."

Чанбин почувствовал, как лед сковывает его изнутри. *Мое.* Это слово звучало не как защита, а как заявка на собственность. На тюрьму.

"Он вернется домой," заявил Банчан, его голос стал твердым, решающим. "В особняк. Под мою крышу. Где он должен был быть с самого начала. Где он будет в безопасности. Где я смогу… исправить его. Сделать его достойным имени, которое он носит, хочет он того или нет."

"Босс…" Чанбин нашел в себе силы прошептать. "Он… он ненавидит нас. Он сбежит снова. Или… или сломается." *Пожалуйста, сломайся,* умоляюще подумал Чанбин про себя. *Сбеги так далеко, чтобы он никогда не нашел тебя.*

Банчан улыбнулся. Это была улыбка хищника, увидевшего добычу в ловушке. "Он попробует. Но теперь я не позволю. Я был слишком мягок. Слишком терпелив. Больше нет." Он откинулся назад, его глаза снова стали пустыми, но решение было принято. Окончательно. "Найди его квартиру. Каждый выход. Каждого, с кем он общается. Каждую щель, в которую он может пролезть. И закрой их. Все. Постепенно. Аккуратно. Пока у него не останется выбора. Пока он сам не приползет домой." Он посмотрел на Чанбина. "Ты понял?"

Чанбин кивнул, его горло сжалось так сильно, что он не мог произнести ни слова. Он понял. Понял слишком хорошо. Банчан не просто хотел контроля. Он хотел *владеть* Феликсом. Переделать его. И эта "забота" была страшнее любой открытой ненависти. Она была тюрьмой с бархатными стенами, где сокол ломают, чтобы он пел в клетке.

"Хорошо," прошелестел Банчан, удовлетворенно закрывая глаза. "Привези меня домой. И начинай."

---

Крошечная студия Феликса пахла свежей выпечкой и скипидаром. Он запер дверь на все три замка, поставил стул под ручку – глупая привычка из прошлого, от которой не мог избавиться. Дрожь от встречи с Хёнджином все еще бегала по его спине мурашками, а ледяное равнодушие Банчана висело в памяти, как ядовитый туман.

Он сбросил куртку, включил настольную лампу над мольбертом. На холсте – хаос. Темные мазки, кроваво-красные всплески, искаженные фигуры в тенях. Бессознательный выплеск утреннего кошмара. Феликс сжал кисти в кулаке, чувствуя, как ярость и страх снова подкатывают к горлу. Он схватил мастихин и с яростью стал сдирать с холста еще не высохшую краску, кромсая изображение, превращая его в грязную кашу. Дышал тяжело, через силу.

Затем – ритуал очищения. Душ такой горячий, что кожа покраснела. Сковородка с яичницей. Чай с лимоном. Пытался рисовать что-то светлое – пейзаж из аниме, но линии выходили нервными, ломаными. Он включил громкую музыку, пытаясь заглушить голоса в голове: холодный шепот Банчана ("Позор"), хриплый смех Хёнджина ("Будет весело").

Когда зазвонил телефон, Феликс вздрогнул так, что чуть не уронил чашку. Джисон. Голос в трубке был тихим, мелодичным, как всегда.

"Ликс? Привет! Ты… ты не занят?" Джисон звучал взволнованно. "Мы с Чонином… ну, я уговорил Чонина… идем на «Поезд в Пусан»! Прямо сейчас, на полуночный сеанс! Идем? Пожалуйста? Чонин уже купил билеты, он сказал, что анализ спецэффектов в этом фильме с точки зрения реализма жестокости может быть… эм… поучительным? А я боюсь, но очень хочу посмотреть! С нами будет не так страшно!"

Феликс замер. Кино. Зомби. Шум, толпа. Риск. Его пальцы инстинктивно сжали телефон. *Нет. Опасность. Дома безопаснее.* Но… Джисон. Его тихий, искренний голос. Чонин с его вечным аналитическим спокойствием. Это была… нормальность. То, за что он цеплялся. И после сегодняшнего дня ему отчаянно нужно было что-то… живое. Настоящее. Не его собственные страхи.

"Да," выдохнул Феликс, удивляясь собственному голосу. "Да, я пойду. Где встречаемся?"

"Ура!" Джисон засмеялся, звук был чистым, как колокольчик. "У кинотеатра «Орион», через полчаса! Мы тебя ждем!"

Феликс бросил трубку и быстро написал Сынмину: *Иду с Джисоном и Чонином на «Поезд в Пусан». Полуночник. Не жди.*

Ответ пришел почти мгновенно: *Феликс! Ты с ума сошел? ЗОМБИ?! Я лучше гвозди на ногах себе покрашу! Фу! Мерзость! Удачи не быть съеденным! Пиши если что!*

Улыбка тронула губы Феликса. Сынмин. Его антипод во всем, но друг. Он натянул темный худи, накинул куртку, еще раз проверил замки и выскользнул в ночь.

---

Холодный ночной воздух обжег легкие. Феликс шел быстро, оглядываясь, пока не увидел у входа в кинотеатр «Орион» две знакомые фигуры. Джисон, закутанный в огромный шарф, нервно переминался с ноги на ногу, его большие глаза блестели в свете неона. Рядом, неподвижный как статуя, стоял Чонин в своем обычном черном худи с капюшоном, натянутом так, что было видно только нижнюю часть лица. Он что-то быстро печатал на своем вечном планшете.

"Ликс! Ты пришел!" Джисон бросился к нему, чуть не споткнувшись. "Я уже думал, ты передумал! Я так волнуюсь!"

"Привет," кивнул Чонин, не отрывая глаз от экрана. "Прогноз заполняемости зала – 67%. Оптимально для избегания толпы. Шумовой фон будет высоким. Рекомендую беруши." Он протянул Феликсу маленькую коробочку.

"Эм… спасибо," Феликс сунул беруши в карман. Беруши в кино на зомби-хоррор? Это было… очень по-Чонину.

Зал был полупустым, как и предсказывал Чонин. Они уселись в середине, Джисон вцепился в огромный стакан попкорна как в щит. Фильм начался – напряженная атмосфера, нарастающий хаос, жуткие, неестественные движения зомби, хлещущая кровь и кишки. Джисон постоянно взвизгивал, пряча лицо то в попкорн, то в плечо Феликса. Чонин сидел, слегка наклонив голову, его глаза быстро бегали по экрану, он что-то бормотал себе под нос: "…угол падения света не соответствует источнику… вязкость крови при таком давлении артерии должна быть выше… неестественная траектория разрыва брюшной полости…"

Феликс пытался смотреть, но его мозг предательски подкидывал параллели. Толпа, охваченная паникой, рвущаяся к спасению… как он рвался прочь из особняка. Безжалостные зомби, не видящие в тебе человека… холодные глаза Банчана. И этот главный герой, жертвующий собой ради других… *А ради кого жертвуюсь я?* – подумалось ему с горечью. Он ловил себя на том, что сжимает подлокотник кресла до боли в суставах. Адреналин от фильма смешивался с его собственным, хроническим страхом, создавая токсичный коктейль.

Когда финальные титры поползли вверх, а зал зажег свет, Феликс почувствовал себя выжатым. Джисон был бледен, но сиял.

"Божечки… это было… ужасно! И потрясающе! Я почти плакал в конце!" Он схватил Феликса за руку. "Ликс, ты как? Ты весь напряженный!"

"Нормально," Феликс попытался улыбнуться, отстраняя руку. "Просто… интенсивно."

"Требуется физическая разрядка," констатировал Чонин, убирая планшет в рюкзак. "Повышенный уровень кортизола. Адреналин не метаболизирован. Спортзал 'Iron Will' открыт 24/7. Я иду."

"В спортзал? Сейчас?" Джисон округлил глаза. "После зомби?"

"Оптимальное время для сжигания стрессовых гормонов," невозмутимо ответил Чонин. "И для анализа мышечной реакции на визуальные стимулы страха. Ты идешь?"

Феликс подумал секунду. Дом. Пустая студия. Собственные мысли. Или – железо, пот, возможность измотать тело так, чтобы мозг наконец отключился. Выбор был очевиден.

"Я с тобой," сказал Феликс.

"И я!" Джисон решительно тряхнул головой. "Если я сейчас пойду домой, я всю ночь буду слышать эти… эти звуки!"

---

Спортзал 'Iron Will' действительно работал круглосуточно. В этот час там было почти пусто – пара качков у стойки, да одинокий мужчина, изматывающий себя на эллипсоиде. Воздух был густым от запаха пота, резины и металла. Грохот падающих блинов, скрежет тренажеров – агрессивная музыка этого места.

Чонин сразу направился к стойке с гантелями, его движения стали резкими, точными, как будто он выполнял заранее просчитанную программу. Джисон робко пристроился к велотренажеру, поставив минимальную нагрузку.

Феликс выбрал беговую дорожку. Он выставил высокую скорость, наклонил полотно и побежал. Ноги горели, легкие рвались, пот заливал глаза. Он бежал, вбивая кроссовками в движущееся полотно, пытаясь убежать от образов: Банчана, Хёнджина, зомби, денег на стойке, черного внедорожника. Каждый шаг – попытка раздавить страх.

"Интересная техника бега."
Голос прозвучал рядом, низкий, спокойный, но с властными нотками. Феликс вздрогнул и чуть не слетел с дорожки. Рядом, опираясь на соседний тренажер, стоял Минхо. Ли Ноу. Тренер. Он был в обтягивающей майке, обнажавшей рельефные, как из камня высеченные, мышцы плеч и груди. Капли пота стекали по его шее. Он смотрел на Феликса оценивающим взглядом тренера, но в глубине его темных глаз было что-то еще. Знание? Наблюдение?

"Слишком много напряжения в плечах," продолжил Минхо. Его взгляд скользнул по напряженной фигуре Феликса, будто видя сквозь одежду каждую дрожащую мышцу. "Бег – это не борьба. Это поток. Ты бежишь, как от погони." Он сделал паузу, его глаза встретились с Феликсом. "Или как к чему-то. Неважно. Главное – не надорвись раньше времени. Преследователи быстры. Или то, что ждет в конце пути… может оказаться не тем, чего ты ждешь."

Феликс почувствовал, как холодный пот выступил поверх горячего. Что он знает? Что он *видит*? Он замедлил темп, пытаясь перевести дух.

"Я… я просто стараюсь выложиться," пробормотал Феликс.

Минхо улыбнулся уголком губ. Улыбка не дошла до глаз. "Выкладывайся с умом, малыш. Этот зал видел много тех, кто хотел убежать. От долгов. От прошлого. От себя." Он наклонился чуть ближе, его голос стал тише, но от этого только весомее. "Железо не солжет. Оно покажет все твои слабости. И все твои страхи. Не пытайся обмануть его. И… не пытайся обмануть тех, кто уже видит." Он похлопал Феликса по плечу – жест был тяжелым, властным. "Беги. Но не беги *от*. Беги *к* чему-то. Или смирись. Выбор за тобой."

Он развернулся и пошел прочь, к стойке с грифом, его спина была широкая, как щит. Феликс стоял на остановленной дорожке, сердце колотилось, но уже не от бега. Намёк был слишком прозрачен. *Он знает. Или догадывается. Кто еще?* Паника снова сжала горло. Он оглянулся. Чонин методично жал гантели, его лицо было скрыто капюшоном. Джисон, красный и запыхавшийся, слез с велотренажера и направился в сторону туалетов.

"Я… я тоже в туалет," выдохнул Феликс, слезая с дорожки. Ему нужно было умыться. Охладить лицо. Прийти в себя.

---

Чонин стоял перед зеркалом в… женском туалете. Он выбрал его сознательно – здесь было чище, пахло цветочным освежителем, а не потом и мочой, как в мужском, и не было шанса столкнуться с кем-то из знакомых качков. Он снял капюшон, его острые черные глаза изучали собственное отражение, анализируя малейшие признаки усталости. Вдруг дверь туалета распахнулась.

Чонин не повернулся. В зеркале он увидел его. Хван Хёнджин.

Он вошел не как гость, а как хозяин. Его длинные мелированные волосы были распущены, обрамляя безупречное, но дикое лицо. Он был в черной майке, обнажающей татуировки на руках – причудливые, темные узоры, сливающиеся с тенями. В руке он держал тюбик алой, почти кровавой помады.

Их взгляды встретились в зеркале. Чонин не моргнул. Хёнджин ухмыльнулся, широко, демонстрируя белые зубы. Безумие в его янтарных глазах светилось, как угарный огонь.

"Ого," протянул Хёнджин, его хрипловатый голос звенел в кафельной тишине. "Неожиданный сюрприз. Малыш Чонин в дамской комнате. Искал вдохновения? Или просто любишь смотреть, как девчонки поправляют макияж?" Он подошел к соседней раковине, не сводя с Чонина насмешливого взгляда.

Чонин молчал. Он наблюдал. Запоминал каждое движение, каждую микроэкспрессию.

Хёнджин щелкнул тюбиком. Аромат помады – сладковато-химический, с оттенком вишни – смешался с цветочным освежителем. Он медленно, с преувеличенной нежностью, провел алой полосой по своим чувственным губам, не отрывая взгляда от отражения Чонина в зеркале. Закончив, он причмокнул губами, оценивая эффект. Алый цвет был вызывающим, агрессивным. Как открытая рана.

Затем он сделал нечто странное. Хёнджин наклонился к зеркалу. Очень близко. Его горячее дыхание затуманило стекло. Он поднес свои только что накрашенные губы к холодной поверхности и медленно, чувственно, оставил на ней идеальный, алый отпечаток поцелуя. Кроваво-красный след на чистом зеркале. Символично. Гротескно.

Он отстранился, любуясь своим творением. А потом посмотрел прямо на отражение Чонина, и его безумные глаза загорелись каким-то пророческим, пугающим огнем.

"Знаешь, малыш," прошептал Хёнджин, его голос стал низким, интимным, как змеиное шипение. "Стекло – интересная штука. Оно отражает. Но не всегда правду. Иногда оно показывает то, что ты боишься увидеть. То, что прячешь. Или то…" он провел пальцем по алому отпечатку на зеркале, смазывая его, "…что хочет вырваться наружу. Кровь. Страсть. Безумие. Оно все ближе, чем кажется. Особенно для таких, как он." Он кивнул в сторону двери, за которой где-то был Феликс. "Особенно для солнечных зайчиков, которые играют в темноте."

Он рассмеялся – резко, громко, и этот звук эхом отразился от кафельных стен. Потом вытер палец с остатками помады о свою черную майку, оставив алый мазок, и вышел, не оглядываясь.

Чонин стоял перед зеркалом. Его лицо оставалось непроницаемым. Но его глаза, острые и всевидящие, были прикованы к кроваво-красному отпечатку на стекле. Он достал телефон, быстро сделал снимок размытого алого следа, а затем – чистой, нетронутой части зеркала. Стекло отражало. Но что именно оно показывало сейчас ему? И что оно скрывало? Он набрал на планшете короткую заметку: *«Хёнджин Х. Контакт установлен. Уровень угрозы: высокий. Паттерн поведения: хаотичный, театральный. Фокус: Феликс Л. Ключевая метафора: стекло/отражение/кровь. Требуется усиление наблюдения. Риск для целевого объекта – критический.»*

Он спрятал планшет, снова натянул капюшон на голову, скрывая лицо, и вышел из туалета, оставив за собой алый поцелуй на зеркале – немой, зловещий знак того, что тени сгущаются, а игры только начинаются. И Феликс, этот "солнечный зайчик", уже был в самом центре зеркального лабиринта, где каждое отражение могло оказаться ловушкой.