Не святые

— Ненавижу, — шиплю, больше всего на свете желая сейчас наброситься на него.

Впиться ногтями в самодовольную рожу, раздирая до крови, стереть эту ухмылку с лица, увидеть, как корчится от боли. Ненавижу яростно и всепоглощающе. И еще больше ненавижу себя. За слабость. И за то, что не могу дать отпор, хоть и продолжаю сопротивляться.

— Хорошо, — протяжно выдыхает, запуская пальцы в светлые короткие волосы. Глаза за маской сияют весельем. — Я хочу, чтобы ты меня ненавидела. Это только сделает мою победу слаще.

— Amadan draghail (озабоченный придурок), — Соуп рядом фыркает, говоря на каком-то непонятном мне языке.

Перевожу взгляд на него, и мои губы невольно кривятся презрительно, когда вижу, как спокойно наливает темно-ореховую жидкость из одной из бесчисленного количества разнообразных бутылок, стоящих на столике у дальней стены, в два стакана, один из которых протягивает Гоусту.

— А то сам не такой, — тот издает короткий смешок, беря алкоголь и вливая в себя одним глотком. — Итак, на чем мы остановились? Ах да, убеждали нашу малышку, кто здесь на самом деле главный.

Идет ко мне медленно, плавными грациозными движениями настоящего хищника. Слежу за ним затравленно, понимая, чего он хочет. Вздрагиваю, когда наклоняется и хватает за лодыжку, притягивая к себе. Удивляюсь тому, что у меня еще остались силы бороться.

Кричу и вырываюсь, лягаюсь свободной ногой, пытаюсь удержаться руками за пол, обламывая ногти о теплое шершавое дерево. И он хмыкает, наслаждаясь моим сопротивлением.

Вижу, как Соуп садится на диван, закинув ногу на колено, продолжая потягивать выпивку из стакана, который греет в руке, и наблюдать, как этот безумный зверь насилует меня. Стискиваю губы. Больше никогда не попрошу его о помощи. Понимаю, что ненавижу его даже больше , чем блондина. Потому что тот не давал мне ложных надежд.

Изворачиваюсь, когда Гоуст подминает меня под себя. Придавливает своим весом, не давая сдвинуться. Вцепляюсь ногтями в его шею, оставляя на коже глубокие кровавые царапины, и в янтарных глазах мелькает злость, смешанная с похотью. Он стискивает мои запястья одной рукой над моей головой так сильно, что я вскрикиваю от ощущения хруста костей под его хваткой. Другой рукой берется за горловину моей футболки и одним рывком разрывает ее, обнажая мою бледную кожу и упругую грудь. Его пальцы очерчивают круги вокруг соска, заставляя его затвердеть, и меня выворачивает от отвращения.

— Не трогай меня, мразь, — шиплю, как разъяренная кошка, а он наклоняется, прикусывая кожу на моей шее. Не так сильно, чтобы оставить метку, но достаточно, чтобы я вздрогнула от неприятных ощущений.

— Скоро ты будешь просить еще. Умолять, чтобы я трахал тебя как можно сильнее. — шепчет, оставляя укусы на ключицах.

Сжимает жестко ладонью грудь, оставляя красные следы на чувствительной коже. Перекатывает между пальцами сосок, и я мучительно стону от унижения, ерзая спиной по паркету, в попытке избавится от навязанной ласки.

— Никогда. — всего одно слово могу выдавить из себя.

Чувствую, как его уже снова твердый член пульсирует на на моем животе, оставляя на нем следы смазки.

Смеется, отпуская мои руки и стягивая с меня джинсы. Трусики просто разрывает, грубо хватая меня за бедро одной рукой и сразу всовывая в меня пальцы. Мой вскрик больше похож на вой, пытаюсь отодвинуться и стиснуть ноги, но он не дает. Продолжает растягивать меня под себя, и я всхлипываю от болезненного жжения, потому что делает это насухо.

— Задумайся вот о чем, детка, — шепчет мне на ухо, обжигая прерывистым от возбуждения дыханием. Сдавливает ладонью шею, устраиваясь между моими ногами и упираясь головкой члена в мою промежность. — Может быть, ты заслуживаешь всего, что получаешь. В конце концов, ты всего лишь омега, рожденная, чтобы служить и размножаться. Так почему я должен относиться к тебе по другому?

Делает резкое движение бедрами, проникая в меня, и низ живота обжигает болью. Вспышка перед глазами, я кричу. Впиваюсь пальцами в его плечи, чувствуя, как ногти травмируют его кожу даже сквозь ткань рубашки. Глаза в который раз за вечер наполняются слезами, а он хватает меня под коленом так грубо, что наверняка останутся синяки и отклоняет мою ногу в сторону, еще больше открывая для себя.

— Правильно, плачь обо мне. Плачь, чтобы запомнить, кто твой хозяин. — слизывает слезы с моих щек, продолжая жестко трахать. — Теперь ты понимаешь, детка? Вот что происходит, когда ты пытаешься бросить нам вызов.

Больно. Унизительно. Чувствую себя грязной, запачканной им. Тело дергается от каждого его толчка. Ощущаю каждое его проникновение. То, как вбивается в меня, стараясь войти как можно глубже. Как тяжело дышит, сдавливая мои бедра.

Как бьется его лобок о мой, когда заходит на всю длину, заставляя каждый раз рвано вскрикивать. Резкие тянущие ощущения внутри только усиливаются, и я боюсь, что он что-то мне повредил. В глазах темнеет. Невольно выгибаю спину, когда увеличивает темп, чтобы хоть как-то компенсировать его мощные движения. Рычит, натягивая мои волосы, заставляя запрокинуть голову и с силой кусает за шею. Чувствую вспышку огня, лавиной прокатившегося по телу, выжигая на мгновение все мысли и оставляя после себя звенящую пустоту. Он оставляет метку, слизывая мою кровь с раны, и делает последние особенно глубокие толчки во мне, замирая и кончая в меня. Ощущаю его сперму внутри. Это конец. Закрываю глаза, желая умереть.

— Ну вот, — говорит он насмешливо-сладким голосом, убирая пряди волос от моего лица и проводя языком от виска к подбородку, — Разве не приятнее знать, кому ты принадлежишь?

Встает с меня, заправляя опавший член в штаны. Отбирает у Соупа стакан, жадными глотками опустошая его, и садится в кресло, расслабленно развалившись и осматривая со смесью удовлетворения и властности мое тело, покрытое ссадинами и следами его похоти 

— Так и будешь глазеть на нее, брат? — бросает Соупу, который пожирает меня взглядом. — Почему бы тебе тоже не повеселиться?

Сажусь на полу, подтягивая колени к груди в попытке прикрыться. Смотрю на сероглазого исподлобья, как зверек, которого загнали в угол. Сидит на диване в непринужденной позе. Ноги расставлены, руки покоятся на бедрах. Взмахивает двумя пальцами в подзывающем жесте. Мое лицо искажается от отвращения. Не могу сдержаться и плюю в его сторону, вздрагивая, когда разражается смехом.

— Блять, ты чего такая гордая, а? Тебе нравится, когда тебя принуждают или что?

Смотрю на него в неверящем презрении. Больной ублюдок. И как я могла даже мысль допустить о том, что он может быть нормальным? Больше никогда в жизни не допущу такой ошибки. И никогда не доверюсь ни одному альфе.

Явно устает ждать. Стремительно наклоняется, дергая за предплечье. Легко поднимает к себе на колени, как будто я пушинка в его руках.

Оглаживает руками мои бедра, которые расположились по обе стороны от его ног, и прижимается губами к шее, прямо над местом, где бешено бьется венка. Не знаю, куда деть руки, поэтому упираюсь ими в его грудь, чувствуя тихую вибрацию под ладонями, когда урчит, посасывая кожу под ухом, и тянет еще плотнее на себя, сжимая пальцы на ягодицах и заставляя упираться промежностью в его уже ощутимо твердую эрекцию, натягивающую ткань штанов. 

Нежно ведет губами по шее вниз, оставляет влажную дорожку поцелуев на ключицах и обводит языком сосок, втягивая его в рот и вынуждая меня сдавленно всхлипнуть. Не от возбуждения, а от того, что хочет залезть мне под кожу. Этой своей показной мягкостью заставить подчиниться. Жар поднимается внутри меня. Жар ненависти. Чувствую, как горит лицо и напрягаются все мышцы, желая сбросить с себя его губы и руки.

— Piocaid (подкаблучник), — фыркает рядом Гоуст, и Соуп усмехается мне в шею. Кожей чувствую движения его губ.

— Нахуй иди, — отвечает ему, поднимая на меня взгляд стальных глаз.

Видит в моих жажду его смерти и улыбается криво, краем губ, наклоняясь вперед и невесомо целуя, касаясь горячим дыханием моей кожи.

— Тебе не стоит смотреть на меня так, маленькая кукла. Это естественный порядок вещей. Сильный доминирует над слабым. Расслабься и прими это. — говорит слова, которые мне отвратительны.

Все это отвратительно и вызывает внутри меня такой сильный протест, что я дергаюсь, пытаясь слезть с него.

— Я не хочу, — отталкиваю от себя его руки, но они сжимаются вокруг меня тисками, удерживая на его коленях.

Он рыкает, расстегивая брюки и насаживает меня на свой член сразу до основания. Я прикусываю губу, чувствуя, как распирает меня изнутри. Размер примерно такой же как и у блондина, больше среднего, но немного помогает то, что там у меня все еще влажно от спермы. Да и двигается он не так жестко, как Гоуст. Трахает меня плавно, размеренными движениями, держа за талию, приподнимая и снова опуская на свой член.

— Я хочу, — шепчет, уткнувшись носом в мою шею и вдыхая мой запах. — И это все, что имеет значение. Я буду нежным, обещаю.

— Чтоб ты сдох, — говорю сквозь зубы, закрывая глаза.

Не хочу его видеть. Не хочу видеть это выражение удовольствия на его лице, видеть глаза, похожие на расплавленное серебро от возбуждения. Не хочу видеть капли пота, стекающие по шее вниз и скрывающиеся под воротом рубашки.

Не хочу видеть, как напрягаются бицепсы, когда двигает меня по своему члену.

— Этого не будет. Никто из нас не сдохнет, dola grinn (дерзкая кукла). — отвечает, скользя внутри меня. — Смотри на меня.

— Нет. — опираюсь на его плечи. Сдавливаю так сильно, как только могу, чтобы причинить хоть какую-то боль, но он не обращает внимания.

Его ладонь шлепает меня по ягодице, заставляя взвизгнуть от неожиданно обжигающей пытки. Зажмуриваюсь еще сильнее, слезы скапливаются под закрытыми веками. За этот вечер я плакала больше, чем за всю предыдущую жизнь.

— Смотри на меня, я сказал. — еще один удар, и еще, пока продолжает двигать бедрами, проникая в меня, растягивая своим членом.

Распахиваю глаза, не в силах больше терпеть. Смотрит прямо в них, увеличивая скорость толчков.

— Хорошая девочка, — стонет хрипло. — Глаза, словно чертовы ониксы, так сияющие от слез. Хочу, чтобы ты смотрела на меня, когда я кончу.

Смотрю, как он и требует. Я растоптана. Я устала. Не знаю, сломалась ли я, не хочу в это верить. Но в этом моменте у меня больше нет сил бороться. Принимаю его в себе, смотря в серебряные глаза. Чувствую каждую выпуклую вену на его члене, когда мое влагалище сжимает его, заставляя альфу хрипло дышать. И он входит сильнее, но все еще мягко, так глубоко, что каждый раз мое дыхание сбивается. Мне не больно, но это все так же унизительно. И больше всего я хочу, чтобы это закончилось.

Чего я не ожидаю, так это того, что внезапно схватит за заднюю часть шеи и притянет к себе, кусая возле плеча.

С противоположной стороны от того, где это сделал Гоуст. Еще одна обжигающая волна. Еще одна метка, и он отпускает, не отводя взгляда от моего лица. Облизывает мою кровь с губ, входит в меня резко и замирает. Чувствую, как вливается в меня его сперма толчками. Смотрю на его лицо, как он и хотел. Хочется ударить. Сломать ему что-то. Разбить эти надменные губы. Выцарапать серые глаза. Понимаю, что даже и пробовать не стоит. Слишком силен. А я слишком измучена. Все тело ноет и саднит от того, что они со мной делали. Ненавижу!

— Доволен? — выплевываю зло и вижу, как ухмыляется.

— Очень, — шепчет, наклоняясь и целуя меня в висок.

А потом снимает меня со своего члена и встает, поднимая меня на руки и прижимая к широкой груди.

— Думаю, с тебя хватит на сегодня, кукла.

Гоуст согласно хмыкает, вставая с кресла, и оглаживая ладонью мои волосы.

— Теперь ты наша собственность, детка. Смирись. Или нет. Мне нравится, как ты сопротивляешься, — весело фыркает, проводя пальцем по моим искусанным губам. — Бедная малышка, не волнуйся, твое тело приспособится. Ты нам нужна здоровой и сильной для нашего удовольствия.

Не отвечаю ничего. Не хочу их видеть. Я устала и хочу покоя. Блондин внимательно изучает взглядом мое лицо и в последний раз проводит ладонью по моей щеке.

— Отнеси малышку отдохнуть, Соуп, и пошли пожрем. Думаю, мы заслужили это после нашей маленькой демонстрации.

Он разворачивается и выходит из комнаты. Соуп идет к другой двери, прижимая меня к себе.

Поднимается по лестнице, сворачивает пару раз, прежде чем открыть дверь в какую-то темную комнату и зайти внутрь. Свет не включает, он ему и не нужен, у альф обостренное чутье, позволяющее им прекрасно ориентироваться в пространстве. Укладывает меня на кровать. Всем телом ощущаю мягкость матраса и прохладный шелк простыней, успокаивающий мое измученное тело. Он укутывает меня в одеяло, проводя пальцами по щеке нежным касанием. Дергаю головой, сбрасывая его руку, и он вздыхает, прижимая меня к постели и жестко целуя.

— Перестань нас ненавидеть. Тебе же будет легче. — говорит, оттягивая зубами мою нижнюю губу, а затем проходится по укусу языком и отстраняется.

— Никогда, — шепчу, прижимая ткань одеяла к груди. — Ненавижу. И всегда буду. И тебя еще больше, чем его. Он хотя бы не притворяется человечным. Он монстр и ведет себя соответственно. А ты жалкий.

Выговариваю злые слова, и Соуп еще раз вздыхает, проводя ладонью по ирокезу. Вижу это, потому что глаза приспособились к полумраку, и потому что из приоткрытой двери проникает немного света. Как вижу и то, что снова усмехается.

— Не пытайся сбежать, кукла. Гоуст очень любит охотиться.

Выходит из комнаты, закрывая за собой дверь. Остаюсь в темноте, чувствуя точно такую же тьму и внутри себя. Сворачиваюсь калачиком под одеялом, подтягивая колени к груди. Хочу уснуть и никогда не просыпаться.