Глава 20
Время близилось к полуночи. Ночная мгла, посеребренная лунным серпом, окутала деревню Сейлем. Неподвижный маслянистый воздух насквозь пропитался ароматом первоцвета и фиалок, бурно разросшихся в лесу, у самой площади. Деревня спала, ее обитатели отдыхали перед утренними тяжкими трудами. Но два человека не спали. Две сумрачные ночные тени украдкой пробирались на угол площади, каждый своим путем.
* * *
Лалиса Манобан лежала на тюфяке, прислушиваясь к ночным шорохам. Ей не спалось. Начиная с ужина она начала отсчитывать время до рассвета. Теперь оставалось лишь несколько драгоценных часов. Страх, изнуряющий, гнетущий, усиливался с каждой минутой. Тело было липким от испарины и таким холодным, словно уже омертвело. Она сейчас боялась, как никогда прежде. Смерть подстерегала ее – ужасный призрак, подкрадывающийся все ближе, начинающий терзать разум и сердце задолго до встречи с ней. Лалиса лежала неподвижно, борясь с подступавшей истерикой, с желанием закричать или разрыдаться, потому что знала: ни то ни другое ей не поможет. Более того, теперь ей вообще ничто не в силах помочь.
Ах, Чонгук... Имя это, звучащее в мозгу, словно молитва, не приносило утешения, а лишь пронзало болью. На короткое время мир стал таким прекрасным, полным надежд! Когда она была с Чонгуком, все, буквально все казалось возможным, и даже капли дождя блестели, словно бриллианты. Теперь же все вокруг стало унылым и серым. Она знала, что предаваться подобным мыслям – сумасшествие, и все-таки испытывала непреодолимое желание еще раз увидеться с ним перед смертью. Даже после всего, что произошло между ними, Лалисе хотелось просто посмотреть на него. Слезы защипали веки и обожгли щеки. Она перестала сдерживаться и заплакала, приглушенно, мучительно всхлипывая. Не в силах больше держать себя в узде, она позволила выплеснуться наружу страданиям и боли, которые прежде пыталась подавить. Лицо ее было мокро от слез, она сотрясалась от озноба, закрыв лицо ладонями. «Чонгук, Чонгук... почему ты так поступил со мной? Я так тебя любила! Любила всегда, несмотря ни на что... Чонгук...»
Постепенно рыдания ее стихли. Она лежала обессиленная, надломленная – словно веточка, не выдержавшая беспрестанных порывов ветра, и образы возникали перед ней. Они приходили, непрошеные, эти прекрасные, радостные картины любви. Она снова видела смуглое, красивое лицо Чонгука , его серые глаза, взгляд которых заставлял ее сердце трепетать – взгляд острый и пронзительный. Она
видела его губы – такие теплые и нежные... Видела его великолепное могучее тело... Он склонялся над ней в постели, обнаженный, его кожа поблескивала в свете очага... Видения эти с каждым мгновением становились все более яркими. Она и Чонгук предаются любви у кухонного очага в Сейлеме... Их тела, слитые воедино, на чердаке... Ночь в доме Чонгука на Оливер-стрит... Вот он с улыбкой подает ей чашку утреннего кофе, целует ее в лесу... Она снова почти физически ощущала вкус его губ, вспоминая их первую встречу у пруда, под сенью клена. Как затрепетало ее сердце, когда он обхватил ее гибкий стан! Тогда в первый раз Чонгук пробудил в ней страсть, обдав жаром своего желания. А потом было еще много, так много чудесных мгновений любви...
Воспоминания сменяли друг друга непрерывной чередой, и ее постепенно обволакивала дрема. Она настолько погрузилась в воспоминания, плавая в туманном полусне, что поначалу даже не расслышала, как заскрежетал ключ в дверном замке камеры... как дверь со скрипом открылась. Внезапно приоткрыв глаза и различив чьи-то неясные очертания, Лалиса проснулась окончательно, и сердце замерло у нее в груди, оттого что она почувствовала в камере чье-то постороннее присутствие.
– Что?.. Кто это?.. Кузен Намджун!
Она резко вскочила, и ужас отразился в каждой черточке ее лица. В лунном мерцании, проникавшем через окно, она увидела нависшую над ней тощую фигуру кузена, и ей показалось, что он слегка покачивается в полумраке камеры. На какое-то мгновение она лишилась дара речи, ошеломленно глядя на его худосочное, бледное лицо и яростно горящие глаза. В эту ночь он являл собой особенно странное, гротескное зрелище – человек-скелет, скрививший губы в глумливой усмешке.
– Добрый вечер, кузина, – прошептал он, и его голос отдался негромким эхом в крошечной камере.
По ее телу побежали мурашки. Лалиса бросила быстрый взгляд на Джису, спавшую на тюфяке у стенки. Чувствуя, как черное шерстяное платье прилипает к потному телу, она неуверенно поднялась и отбросила прядь со лба.
– Что вы здесь делаете? – спросила она, холодея. – Вы не должны находиться здесь сейчас! Уходите!
– Я должен был увидеться с тобой... еще один раз. Ким приблизился на шаг, и Лалиса попятилась.
Она отступала до тех пор, пока не наткнулась на стену с окошком. Дальше отступать было некуда. Ким Намджун находился в считанных дюймах от нее.
– Ты боишься меня, Лалиса, не так ли?
– Убирайтесь отсюда! А не то я сейчас закричу и подниму на ноги всю деревню!
Он покачал головой. Ехидная улыбка появилась на его тонких губах.
– Безмозглая девчонка. От криков в тюрьме не проснется ни одна живая душа. Такие звуки – обычное дело.
– Что вам нужно? – прошипела Лалиса. – Вы что, с ума сошли – врываетесь сюда в такой час?
– Сошел с ума? – Ким покачал головой. – Нет. Я снова в здравом уме! В здравом уме и в ладу с самим собой. Теперь, когда ты оставила мой дом, теперь, когда я знаю, что через несколько часов ты умрешь. – Он протянул руку, дотронулся до ее волос и рассеянно погладил густые золотисто-рыжие локоны, не замечая, что Лалиса оцепенела от отвращения. – Я знал, что ты порочна, кузина Лалиса, с того самого момента, когда впервые взглянул на тебя. Ты напомнила мне... одну женщину. Она была такой же красивой, как ты. Красивой и порочной. С тех самых пор, как я впервые прикоснулся к этим дьявольским волосам, у меня зародилось подозрение, что ты, подобно ей, колдунья, прислужница дьявола, склонная обольщать невинных людей. Время подтвердило мою правоту. – Его глазки – странные, маленькие, блеклые, поблескивающие, словно ледышки, – впились в ее лицо. Пальцы еще крепче вцепились ей в волосы, заставив ее поморщиться. – Теперь ты умрешь. На виселице, как и положено ведьме и прислужнице сатаны! Лалиса вскинула руку и оттолкнула его ладонь. Щеки ее белели в лунном свете, проникавшем сквозь решетку крошечной камеры.
– Если вы так презираете меня, кузен Намджун, то зачем пришли сюда посреди ночи? Зачем прикасаетесь ко мне? – спросила она. Ее глаза вспыхнули от гнева. – Не такой уж вы праведник, за какого себя выдаете, мой набожный, достопочтенный кузен! Иначе вы бы не пробирались ночью в эту камеру, на тайное свидание к осужденной ведьме! – Краем глаза Лалиса вдруг заметила, что дверь за спиной у Кима открыта. Безумная надежда загорелась в ее душе.
Пунцовый румянец залил лицо Кима, окрасив даже длинную, костлявую шею. Глаза его гневно засверкали.
– Ах ты, бесстыжая ведьма! – прохрипел он, вскидывая руку, но Лалиса увернулась от удара.
– Джису! – закричала она. – Проснись!
Джису подскочила как ужаленная, глаза ее широко раскрылись. Увидев в камере Намджуна Ким, она вскрикнула.
– Вставай! – крикнула Лалиса, изо всей силы отталкивая кузена. – Он не запер дверь! Бежим!
Девушки бросились к двери, но Намджун, опомнившись, устремился за ними. Он схватил Джису за руку и, рванув к себе, опрокинул ее на пол. Лалиса резко пнула его в колено и одновременно ударила кулаком в лицо в тот самый момент, когда Джису, пошатываясь, поднялась и бросилась ей на помощь. Ким Намджун вскрикнул и стал оседать на пол. Лалиса и Джису снова метнулись к двери, но вдруг застыли как вкопанные. Крик застрял у них в горле. Путь к выходу был отрезан. Его заслонила фигура еще одного человека.
– Господи! – ахнула Лалиса, и сердце загрохотало у нее в груди. – О нет!
– Да, госпожа Манобан. Это я! –Ли Чонсок ухмылялся, преграждая своим могучим телом путь к бегству. – Или мне следует назвать тебя ведьма Манобан? Потому что ты и есть убийца-ведьма! – Он расхохотался, увидев, как Джису в ужасе схватила Лалису за руку.
Тут из-за их спин вперед протиснулся Ким Намджун.
– Я желаю... знать, что здесь происходит! – начал он, теребя свой растрепанный шейный платок. – Ли, что все это...
– Я пришел за ведьмой.
– Что?
– Что слышали, мировой судья. Я пришел за ведьмой, Лалисой Манобан. Так же как и вы. Но достанется она мне.
– Да как вы смеете! – Ким Намджун выпрямился. Он воззрился на ухмылявшегося Ли, а со всем достоинством, на какое только был способен. Его тощее тело содрогалось от ярости и недоброго предчувствия. – Вон отсюда, бессовестный негодяй! Вам нечего здесь делать!
– Так же как и вам, мировой судья! – Верзила похотливо облизал губы. Поигрывая могучими мускулами, он оглядел стоявших перед ним девушек. – Мы оба пришли за одним и тем же, мировой судья, да только вы все равно останетесь ни с чем. Ведьма Манобан – моя!
– Нет!
Лалиса ухватилась за дверь, пытаясь захлопнуть ее перед носом Ли.
Но он с легкостью распахнул дверь настежь, едва не сбив ее с ног. Выбросив вперед руку, он обхватил девушку за талию и подтащил к себе. Лалиса отчаянно вырывалась. Джису старалась высвободить подругу из рук Ли, а Ким Намджун вопил:
– Я требую, чтобы вы ее отпустили! Вы не имеете никакого права!..
Лалиса вцепилась Лиу в лицо ногтями, и он выругался. Ли швырнул девушку на пол, потом стряхнул с себя руку Джису и схватил за шиворот Намджуна.
– Будет вам шуметь, мировой судья! Эта высокородная сучка заплатит мне за то, что случилось в море. Я поклялся отомстить ей, а Ли слов на ветер не бросает! – С искаженным от ярости лицом, он тряхнул Манобан. – А вы, мировой судья, вырядились как попугай и путаетесь у меня под ногами! Я видел, как вы сюда пробирались, слышал, что вы ей тут плели! Да только вы ее не получите! Она – моя!
Намджун трепыхался, пытаясь высвободиться, но Ли в ярости еще крепче сомкнул пальцы у него на горле. Лалиса, в ужасе наблюдавшая за ними, вскочила с пола.
– Нет, не смей! – закричала она и повисла у Ли на руке, отчаянно пытаясь разжать его мертвую хватку.
Но тот вел себя словно разъяренный медведь. Его огромные лапы с чудовищной силой сжимали тонкую шею Намджуна. Жертва беспомощно извивалась. Джису, всхлипывая, бросилась на помощь Лалисе, но их отчаянные усилия так ни к чему и не привели – Ли продолжал с неспешной жестокостью ломать шею Намджуну Ким. Мировой судья внезапно обмяк в руках своего мучителя. Ли с воплем удовлетворения отшвырнул его в сторону.
– Ты... ты безумец... – прошептала Лалиса, с ужасом глядя на изуродованное тело кузена. Со сломанной шеей он походил... походил на Пак Розэ, раскачивавшуюся на виселице. Зрелище было жуткое. – Ты... ты убил его!
Ли ухмыльнулся и сгреб ее в охапку.
– Это все цветочки по сравнению с тем, что я сделаю с вами, госпожа! Идем, ведьма Манобан, – прогуляемся к виселице!
– Нет, оставьте ее! – Джису навалилась на Ли своим легким телом, всхлипывая от отчаяния, но он только запрокинул голову и расхохотался.
– Эх, времени мало – а не то я бы и тебя прихватил с собой, крошка!
Внезапно он выбросил вперед огромный кулак, ударив Джису в подбородок. С глухим стуком девушка рухнула на пол, ударившись головой о стену. И осталась лежать неподвижно.
Лалиса ахнула:
– Джису!
Ни ответа, ни малейшего движения. Лалиса хотела броситься к подруге, но Ли крепко держал ее своими безжалостными ручищами.
– Пусти меня, чудовище! – Она лягнула его, изворачиваясь, вырываясь из последних сил, но его хватка не ослабевала. Он развернул Лалису к себе лицом, и в его маленьких глазках вспыхнул дикий огонек. Он хмыкнул, и его рот стал неуклонно приближаться к ее губам, но, прежде чем он успел достичь цели, Лалиса яростно плюнула ему в лицо.
– Ах... ты, мерзкая сучка... – Он ударил ее наотмашь тыльной стороной ладони. Голова Лалисы откинулась назад, и разум ее помутился. – Ты заплатишь за это, госпожа Манобан, – за это и за все остальное. Я обещал тебе, что ты заплатишь, – так тому и быть!
Он вытер лицо рукавом рубашки и, когда Лалиса снова стала вырываться, еще не оправившаяся после удара, снова ее ударил. Лицо обожгло болью. Колючие лучики вспыхнули, погасли и снова вспыхнули. Вскрикнув, она безвольно повисла у него на руках. Сквозь пелену боли до нее слабо доносилось бормотание Ли и его самодовольный смешок. Затем сильные руки подхватили ее и понесли.
– Нет... нет... – Она снова встрепенулась, делая слабые попытки освободиться, но тут же еще один удар обрушился на ее голову. Оглушенная, мучимая тошнотой, Лалиса чувствовала, как захлебывается в океане боли. Сквозь полуприкрытые веки она смутно различала перепуганные лица, прильнувшие к прутьям... прутьям тюремной решетки... потом ощутила прохладу ночного воздуха... темнота, темнота. Джису! Мокрые листья хлестали ее по лицу. Что-то удерживало ее, причиняло ей боль... Темнота. Голова Лалисы раскачивалась из стороны в сторону, руки повисли плетьми. То она ощущала ужасный шум в ушах, то погружалась в полную тишину. Она тонула, тонула, тонула... в темноте.
Чонгук!
Это был беззвучный крик, исторгнутый из самых глубин ее существа. Единственное слово, заменившее ей молитву, пульсировало и искрилось в безбрежном океане боли и темноты.
***
не забудьте поставить ⭐ и подписаться