Я вижу все в твоих глазах
Тишина в комнате казалась почти священной. Лишь мерное дыхание двух людей, сидящих напротив друг друга, наполняло пространство. Мизуки дрожала. Не физически — душой. Она только что разоблачила перед ним всё то, что так долго прятала: грязь своего прошлого, боль, страх, уязвимость. Она ожидала отвращения. Презрения. Молчаливого ухода. Но он остался.
Куроо смотрел на неё, и сердце его сжималось всё сильнее. Он видел перед собой не наркоманку, не разбитую девчонку, прошедшую через ад. Он видел человека — живого, настоящего, тонкого и испуганного. Он ловил каждое её движение, каждый взгляд, полный неуверенности и боли, и от этого внутри него что-то необратимо менялось.
Он никогда не думал, что начнёт чувствовать нечто подобное. Не к такой. Не к той, кто когда-то была на грани. Он всегда выбирал девушек лёгких, весёлых, «удобных» — тех, с кем можно было просто приятно провести время. Без обязательств. Без глубины. Но сейчас, глядя в глаза Курушиме, он понял, почему никого из них не смог полюбить.
Потому что они не были ею.
Мизуки казалась ему почти хрупкой иллюзией, сотканной из тонкой боли и бесконечной силы. Он боялся прикоснуться к ней — не потому, что отталкивала, а потому, что внутри зрело ощущение: прикоснёшься, и она исчезнет. Растворится. Или разобьётся прямо в его руках.
И всё же Куроо не мог не тянуться к ней.
— Ты... всё это хранила в себе одна? — наконец, тихо прошептал он, его голос прозвучал хрипло, надломленно. — Как ты вообще... справилась?
Мизуки опустила взгляд, словно стыдилась. Её губы чуть дрогнули, но она не ответила. Просто молчала. И Куроо понял, что ответ уже есть. Он перед ним. В её глазах, в её сломанных, но всё ещё пылающих внутри чувствах.
— Знаешь, — прошептал он, двигаясь ближе, — я думал, что знаю, чего хочу от жизни. Я считал себя сильным, независимым... но ты... — он на секунду замолчал, — ты рушишь всё это.
Мизуки слабо улыбнулась — такой печальной, взрослой улыбкой, что у Куроо защемило в груди.
— Я не хочу быть для тебя слабостью, — сказала она чуть слышно.
Он кивнул. А потом осторожно, будто проверяя границы дозволенного, протянул руку и коснулся её пальцев.
— Ты не слабость, Мизуки. Ты — причина, по которой я впервые хочу быть сильнее.
Мизуки подняла на него глаза. Их взгляды столкнулись — и в этот момент между ними не осталось ничего: ни прошлого, ни страха, ни боли. Только обнажённые чувства и тишина, полная чего-то нового.
Она дрогнула, когда он приблизился ближе. Его ладонь легла на её щёку, тёплая и уверенная. В её глазах мелькнуло сомнение. Но Куроо не торопился. Он просто смотрел. Ждал. Дышал с ней в унисон.
А потом она сама сделала шаг вперёд — едва заметный. Почти неуверенный. Но этого было достаточно.
Их губы встретились.
Поцелуй был мягким, осторожным, как прикосновение к чему-то священному. Он не требовал, не властвовал, не жёг — он лечил. Тепло, нежно, будто извиняясь за всё, что они пережили до этого момента. Будто обещал, что впереди будет иначе.
***
Их губы только-только оторвались друг от друга, но между ними будто осталось эхо поцелуя — невидимое, но ощутимо сильное. Куроо всё ещё чувствовал её дыхание на своих губах, и сам того не замечая, навис над ней, затаив дыхание. Он не двигался. Не знал, что делать дальше. Его ладони словно замерли в воздухе, боясь коснуться её. Её. Такой далёкой, недосягаемой, будто сотканной из стеклянных осколков.
Парень боялся сделать неловкий шаг, потому что казалось — она исчезнет. Растворится в тени, как сон, который хочется удержать, но не можешь.
Тецуро не мог понять, что происходит. Всё внутри него кричало: «Обними. Прижми. Не отпускай», но тело не слушалось. Она была не такой, как все. Она не из тех, кого хочется просто целовать. Она из тех, кого боишься ранить даже взглядом.
Мизуки молчала. Её глаза смотрели в него, как в зеркало, в котором отражались тревога, вина, и что-то похожее на... боль. Она чувствовала, что это всё неправильно. Это не её история. Не её любовь. Куроо не должен был быть здесь — в этой комнате, с ней, с такой, как она. Он достоин другой — светлой, уверенной, счастливой. А она? Сломанная, недоверчивая, грязная... Слишком далеко зашла, чтобы повернуть обратно.
«Почему он вообще здесь?..» — думала она, не отводя взгляда от его глаз.
Курушими чувствовала, как сердце хочет остаться, но разум требовал — уходи. Она не должна вовлекать его в свой мир. Не имела права. Он не заслуживает всей этой боли.
А Куроо... он видел. Видел всё. Слепо, ясно, до боли — читал в её взгляде мысли, как открытый текст. И это убивало. Парень не хотел отпускать её, но в этом взгляде читалось «прощай».
Они смотрели друг на друга в тишине, как будто последний раз. Как будто понимали — если сейчас не скажут, не сделают... второго шанса не будет.
Мизуки слабо улыбнулась, будто извиняясь, и повернула голову в другую сторону. Куда угодно,лишь бы спрятаться от его взгляда.Её рука легко, почти бережно, толкнула его грудь — не грубо, а как будто хотела просто чуть отдалить, сохранить расстояние. Словно просила: «Не иди за мной».
— Тецуро... — тихо прошептала она. — Ты заслуживаешь лучшего. Не такой, как я.
И прежде чем он успел сказать хоть слово, Мизуки оттолкнула парня и встав с кровати,вышла из комнаты, оставив за собой тяжёлую, обволакивающую тишину. Дверь даже не хлопнула — она просто закрылась.
Куроо лежал, не двигаясь. Несколько секунд. Минуту. Может, целую вечность. Её слова врезались в него, будто нож. Он знал, что это ложь. Знал, что она просто боится. Но от этого легче не становилось.
Когда наконец его ноги вновь нашли опору, он бросился к двери и выскочил в ночь.
Он искал её. По лагерю. По коридорам. На улице, в тенях, у зала, в столовой, даже у спортплощадки. Капитан обежал весь периметр лагеря, заглядывал в каждое тёмное окно, проверял каждый закуток. Спрашивал у дежурных, выискивал силуэт в каждой тени.
Но Мизуки будто испарилась.
И чем дальше шла ночь, тем сильнее сжималось его сердце. Внутри рос страх. Не за отношения. За неё.
«Только бы она не...»
Куроо знал, что она умеет прятаться. Прятаться не только от людей — от самой себя. И знал, что если сейчас не найдёт её... может быть, потеряет навсегда.