Имитация любви

Миджин чувствовала себя рассыпанным по асфальту пеплом, который никто не собирался убирать. Она ощущала себя буквально на ноль из десяти, хотела постоянно плакать и винила себя в смерти Тэмина. Родителей она к себе не подпускала — те узнали вскорости от Тэхёна, что тот некоторое время притворялся Тэмином, и были не в восторге от этого. Мать ещё пыталась наладить с Джин контакт, а отец вёл себя как ни в чём не бывало, глядя на опухшее от слёз лицо дочери, понимал, почему она надевала наушники, и очень жалел, что девушка отказывалась говорить с ним.

Миджин начали мучить кошмары: они обволакивали сознание, терзали изнутри, и долгими ночами девушка не спала. Так она прожила целую неделю, целую неделю, полную чувства предательства и опустошённости, и с каждым днём она понимала, что сил нет ни на что: ни на борьбу с самой собой, ни на злость на Тэхёна, ни на жизнь. Она хотела в своё время пойти на магистра, пошла и... разочаровалась, потому что теперь даже выпускаться не хотелось. Что ей даст эта бумажка? Да ничего. Теперь ей это не надо.

Хотелось заснуть и не проснуться.

— Миджин, милая, иди кушать, — голос матери, как всегда, проник глубоко в мозг, обосновался там. Джин любила родителей: они подарили ей замечательное детство, воспитали и выучили, одобрили Тэмина как её мужа, помогли подготовиться ко свадьбе... И теперь даже нет сил и желания сказать «мам, сдай платье — оно мне больше не нужно», нет сил даже пальцем пошевелить, нет сил даже кричать в ответ «иду».

Ей просто пришлось подняться с кровати, пройти по коридору пару метров и опуститься за стол вместе с родными, что уже доедали ужин. Девушка оглянула тарелки: говядина, тонкая, полусырая, нарезанные овощи, рядом любимое соевое молоко, потому что непереносимость лактозы — дело семейное, и небольшая миска с рисом. За всё время, что Миджин провела в коме, она похудела, и теперь надо было восстанавливаться всеми силами, но теперь этого делать не хотелось. Какой смысл в восстановлении, если Тэмин не приедет за ней на машине и, заигрывая, не спросит «Куда теперь летим?» Полетят они теперь только в бездну, и то не вместе, и то не рука об руку, ведь Кии уже улетел, а Миджин вслед за ним хочет.

— Дочка, у тебя ночные кошмары? — железные палочки замерли около рта, и девушка опустила глаза. — Просто мы с папой слышали, как ты кричала... мы очень сильно боимся, что ты можешь с собой что-то сделать, тем более что Тэхён так с тобой поступил...

Миджин много рефлексировала о поведении Тэхёна, обзывала его и так, и эдак, первое время отчаянно ненавидела и клеймила его уродом и ублюдком. А потом поняла одно — он хотел её как можно мягче подготовить её к суровой реальности, не сделать это так топорно, как психолог, или жестоко — молчанием, — как родители, до сих пор разводящие руками на вопрос «Как я вообще выжила и как буду жить дальше?» Мама, конечно, могла ответить на вопрос: «найди другого мужчину, влюбись, влюби его в себя — а там и свадьбу сыграем», но от одного слова «свадьба» в горле будто бы рыбная кость застревала, которую надо срочно вынуть, потому что иначе она прорежет глотку насквозь.

— Со мной всё хорошо, мне кажется, кошмары — это нормальное состояние человека, который не знал, что его любимого больше нет, — достаточно жёстко сказала Миджин, и мама опустила глаза — ей стало не по себе от слов дочери. Возможно, это нормально, но врач говорил обращать внимание на каждую перемену настроения, каждую эмоцию, каждый чих, который мог спровоцировать что-либо плохое. Что подразумевалось под этим словом, госпожа Ли не ведала, но старалась следить за дочкой. Однако же не следила за своим языком и порой была слишком жестока по отношению к Миджин. — Ничего в моих снах «такого» нет. Просто... мне немного страшно. Так бывает, мама.

Бывает, но при этом не должно.

— Если эти кошмары будут продолжаться, пожалуйста, расскажи нам с папой, хорошо? — рука женщины неловко потянулась к руке Миджин, и вскоре пальцы переплелись. — Мы постараемся что-нибудь придумать, сделаем так, чтобы твоя ноша немного ослабла... Мы желаем с папой тебе только добра, нет ничего, что ты бы нам не могла рассказать.

Доверие к родителям пошатнулось недавно, а ведь воспитывали так, что действительно не оставалось секретов — они все находились в кругу семьи и никуда за её пределы не распространялись, вот и привыкла доверять. Замалчивание гибели жениха подорвало всё, заставило бедную девушку метаться в страхе, что от неё скрывали что-то ещё, а потом долго и безудержно плакать — даже конспекты хранили следы слёз. Её уже не увлекало управление бизнесом, не хотелось открывать своё дело, хотя до комы занималась рукоделием на заказ и имела с этого хороший доход. Её увлекали вопросы бытия, осознание, что путей впереди перед ней нет, и что будет дальше — мрак, беспомощность. Если бы было решение проблем, девушка бы сразу им воспользовалась. Но зачем пытаться что-то делать, если смысл жизни утерян?

— Мы понимаем, что ты скучаешь по Тэмину, — произнёс отец. — Мы тоже по нему скучаем. Но пора двигаться дальше и покорять новые высоты. У тебя скоро выпускные экзамены. Может, тебе помочь в подготовке?

Полная миска нетронутого риса осталась на столе — Миджин просто исчезла из кухни, понимая, что с этого дня будет завтракать, обедать и ужинать в одиночестве, потому что в груди образовывалась тьма, в голове разверзлась пустота, а ещё хотелось плакать. Она подумает о разговорах за столом, лёжа на кровати у себя в спальне, она ещё подумает о ночных кошмарах и о том, как решать все свои проблемы. Но пока хотелось лишь лежать, не шевелиться и надеяться, что родители всё поймут и больше не придут к ней по пустякам. Вот придёт в себя — пускай хоть заласкают и заобнимают, пока что она совершенно не готова ни на какой контакт, даже тактильный, даже с условием, что через секунду от неё отойдут. Лучше ей пока побыть одной, ведь в одиночестве ей намного комфортнее и спокойнее, чем рядом с родителями, которые не хотят создавать вокруг дочки тишину.

Чёрт возьми, ей всего двадцать шесть, она оканчивает магистра и имеет небольшой частный бизнес, но порой ощущает себя на четыре с половиной и хочет одного — к маме под юбку, в безопасность. Если одна из базовых потребностей нарушена, то что уж говорить об остальных?

Миджин любила и ценила тишину — в подростковые годы медитировала, сейчас же нашла успокоение в вишнёвых сигаретах и постоянной отдаче на парах. А потом в её жизни появился Ким Тэмин, тот самый парень, что очаровывал всех своим внешним видом, яркой улыбкой и знаниями в области литературы. Кан и сама очаровалась, воистину очаровалась, готова была всю себя ему отдать и постоянно отдавала, любила, ласкала, находила хорошее в плохом и помогала преодолевать различные трудности — а Тэмин делал всё то же само для неё. В своём маленьком мире они были счастливы, рядом находились друзья и... Тэхён. Тэхён, который смотрел на неё теми же глазами, что и Тэмин.

Миджин не замечала этого поначалу — списывала на то, что привыкла видеть любовь в глазах Тэмина, а брат похож на него, как две капли воды, неотличим, будто он зеркало, но при этом они отличались. Мин — это общение, веселье, книги, вечера в постели и кружки горячего чая с апельсиновой цедрой в стужу. Хён — это замкнутость, темнота, резкий запах машинного масла и искры из глаз. Они разные, до одури непохожие, и сейчас сердце было не на месте — хотелось, чтобы рядом был кто-то, кто напоминал ей Тэмина.

Миджин молчаливо поужинала и совсем скоро легла в постель, накрываясь одеялом до самого подбородка. В окно стучала акация, хотела войти, но Кан постоянно закрывала все щели — не любила растения, что хотели стоять на подоконнике и радовать глаз, её тошнило от пыльцы, а во время цветения всё лицо опухало. Когда Тэмин притащил ей первый букет полевых цветов, Миджин убежала, сказала, что эту гадость она и в руки не возьмёт, а Ким обиделся — терпеливо же срывал цветы с газона около дома, ровнял их, обвязывал лентой, а девушка ещё и нос воротит. Потом, правда, за свои суждения долго извинялся и называл себя идиотом, а Миджин простила лишь из милосердия и того, что сильно любила. Любила настолько, что готова была прощать все косяки и обнимать в те моменты, когда становилось грустно.

Кан сама не заметила, как заснула: ей снился Тэмин с пепельным цветом волос, такой, каким она его помнила за пару дней до аварии. Он тогда притащил ей бенто-тортик с надписью «лучшей невесте» и фисташковой прослойкой, и девушка чуть не взвыла от удовольствия и вкуса. В тот момент они ещё думали, что вместе проживут долгую и хорошую жизнь, пускай Джин видела, с какими красными и опухшими от слёз глазами ходил Тэхён, не зная, куда себя деть. Аллергик отличит человека с истерикой от собрата, и Миджин в глубине души чувствовала, что хотела пожалеть Хёна, прижать его к себе, но... Она наорала на него тогда. Наорала и оставила одного, думая, что что-то с собой совершит, но ничего не происходило — лишь часы тикали, девушка лежала в ванне и понимала, что убить себя — далеко не выход.

Тэмин во сне Миджин был каким-то странным: его формы будто бы утекали сквозь пальцы, он сам был мягким и пластичным, как пластилин, а руки через него проходили с лёгкостью, как через привидение. Девушка хотела обнять бывшего жениха, но не получалось, хотела поцеловать, да проваливалась в него, а как только отчаялась, как только начала кричать, Тэмин стал разрастаться. Сначала он был на голову выше, потом резко на пять, и Джин почувствовала, как слюна капнула на её обнажённые руки и лицо, стекая по щекам и собираясь на подбородке. Ужас настиг её, она отпрыгнула, но оказалась в каменной ловушке, из которой совершенно не было выхода. Идёшь направо — там стена, слева тоже, а впереди чудовище, ревущее на многие лады, один из которых — слабый голос Тэмина с предсмертным «Миджин, не закрывай глаза!» Они оба закрыли глаза, только один навсегда, а второй на время, и стало сейчас так мерзко, что Джин захотела умереть.

— Ты не выберешься из этого, — проговорило существо, опуская вязкие руки на её плечи. — Просто смирись, что его больше нет, а ты живёшь.

Так она не выберется или же ей надо смириться?

Вязкая субстанция проникла в горло, заполнила собой пищевод и потекла вниз, и девушка стала кашлять, захлёбываясь в крике о помощи. Тёмное скользкое существо заполняло её собой, становилось её нервами, кровью, сосудами и сухожилиями, дышало за неё, говорило за неё и мечтало сожрать изнутри. Оно ведь такими девушками и питается — слабыми, беспомощными, готовыми сдаться, но Миджин билась, билась отчаянно и остервенело, но крик застыл в глотке, когда последняя часть существа проникла в неё. Кан уже поняла, что это было.

Это была депрессия. Вязкая скользкая депрессия, любящая нашёптывать что-то страшное в самые уши.

Миджин еле очнулась от сна, задыхаясь и кашляя, будто бы в глотку попала вода. Воздух стал спасительным, а слёзы — лекарством, которое она пролила на подушки. Девушка плакала некоторое время, уткнувшись в ладони, не могла остановиться, а потом вытянула телефон с зарядки, сразу листая контакты до буквы «т». Её не интересовал никто другой, кроме одного человека, того, перед которым ей было страшно стыдно, но из-за которого она тешила себя иллюзиями. Наверно, если она позвонит, то не будет никаких неприятностей, он просто поговорит с ней хотя бы немного, потому что Миджин было страшно, страшно спать и закрывать глаза, а родной голос хоть кого-то должен был помочь.

И пускай за окном глубокая ночь, Тэхён закрывал смену в мастерской и очень удивился тому, что ему звонила Миджин. Та девушка, которую он любил, та девушка, от имени которой становилось горько, та девушка, которую он должен был выслушать, потому что ей тоже тяжело, ей тоже хочется быть услышанной и любимой. А самое главное — сейчас она захотела поговорить именно с ней.

— Тэхён, — голос Миджин звучал с придыханием, и парень остановился — кажется, что-то произошло, — скажи... ты можешь за мной приехать и увезти куда-нибудь? Пожалуйста, Тэхён...

— Ты сейчас дома? — Ким вскочил за руль и завёл двигатель, буквально сразу начиная выруливать к дому Миджин. Раздалось сдавленное «угу». — Собирайся, сейчас приеду.

Он со смены, на нём грязный комбинезон, а в волосах переплетались ароматы масла и и железа. Но он просто не успел бы приехать к себе домой, переодеться, вымыться, подготовиться хоть как-то — Миджин ждала, она хотела его видеть, мечтала, чтобы он приехал за ней. И он приедет, поможет, поддержит, даже она выскочит к нему из подъезда в тапочках и халате на пижаме, даже если назовёт его Тэмином. Он ждал, пока она простит его, написывал сообщения с этой просьбой и... Видимо, она его простила.

Знакомая улица показалась быстро, и Тэхён в лучах предрассветного солнца припарковал машину у многоквартирного дома и отправил сообщение «спускайся», выходя из машины. Никого в окружности километра не было — спальный район, а потом водитель будто бы услышал, как кто-то сбежал по лестнице, выдохнул и нажал кнопку, чтобы выйти из осточертевшего подъезда прямо на улицу. И действительно — под козырьком, щурясь от солнца и слезящихся глаз, в распахнутой летней куртке и совсем уж лёгком спортивном костюме, зарёванная и ненакрашенная стояла Миджин. Как только она увидела Тэхёна, ринулась к нему, надеясь, что тот её не оттолкнёт.

Его комбинезон пах сервисом, но ей было всё равно. Она потерялась в его объятиях, обмочила одежду слезами, а потом даже начала тихо всхлипывать. Нервы не выдержали, захотелось тепла и уюта, а не тлена и безысходности, и Тэхён, кажется, мог сейчас ей это дать, когда рисовал на тыльной стороне её руки узоры и шептал, чтобы она успокаивалась и рассказала, в чём дело. Он ждал ответов, она — поддержки, и как только Джин почувствовала себя в безопасности, сидя на заднем сиденье автомобиля рядом с Тэхёном и уложив голову на его грудь, она сказала:

— Мне каждую ночь снятся кошмары. И я хочу попросить у тебя прощения за те слова... и сказать, что я прощаю тебя. Пожалуйста, — Джин резко схватила Тэхёна за руку, — поохраняй мой сон. Я хочу хотя бы час проспать без кошмаров.

Одно из желаний Тэхёна исполнилось — Миджин спала в его объятиях, невзирая на запах железа и масла. Но какой ценой?..