6.
Я звоню Андреа, чтобы спросить совета у нее. Мне не хочется говорить об этом ни Мику, ни Реймонду, ни уж тем более Дилану, который кадрит буквально каждую девушку, что видит на своем пути. Я должен найти человека, который действительно разбирается, как правильно поступить.
Реймонд несколько раз предупреждал меня о том, чтобы я не крутился вокруг Астрис. Держал язык за зубами, а фантазии запрятал глубоко в своих мечтах. Его слова не ранили меня, не заставили подчиняться. Наоборот. Я жажду помочь Астрис справиться с ее болезнью, но делаю ли все правильно? И для ответа буду спрашивать именно у нее.
В отличии от Дилана, Андреа не выдаст меня никому. В этом я был уверен на все сто процентов. Даже если и знаю их мало, то мое сердце подсказывает о том, что Андреа можно доверять.
Одной рукой я зажимаю телефон в руках, а другую – складываю у груди. Наблюдая за тем, как машины проезжают по ночной дороге, вслушиваюсь в бесконечные гудки. Я непроизвольно кусаю губы, пока жду ее ответа.
Когда слышу вибрацию, сразу же говорю:
— Привет, Андреа! Это Том.
Ее голос звучит только через несколько секунд.
— Том? — сонно переспрашивает Андреа, а я проклинаю себя за то, что разбудил ее.
— Да. Ты можешь говорить? Извини, что звоню тебе так поздно. Просто это действительно важно и... срочно.
Я вслушиваюсь в шорохи на том проводе.
— Что-то случилось?
— Я хочу купить для... своей девушке наборы для лепки из глины. — Да это даже звучит глупо. Я легонько бью рукой по лбу, чувствуя себя полным идиотом.
— Мисс Стефенсон теперь твоя девушка? — тут же интересуется она. Удивительно, как ее голос поменялся с сонного на более серьезный и удивленный. Кажись, годы тренировок.
— Андреа...
— Том, Астрис нельзя давать новые предметы для лепки. — утверждает Андреа. Я пытаюсь что-то сказать, но она тут же, словно чувствуя, добавляет: — По крайней мере если об этом не будет знать Реймонд.
— Реймонд может разрешить это?
Повисает недолгое молчание. По шуму в телефоне я понимаю, что она встала с кровати и очень несладко тянется. Господи, я обещаю себе, что больше не буду звонить так поздно.
— Не-а.
— Андреа, я просто хочу, чтобы Астрис лепила из лучшей глины.
Машинка для лепки у Стефенсон выглядит, словно ею лепили очень долгие годы и совсем не покупали новую.
— Подожди минуту. — просит меня она. Я тут же соглашаюсь и улыбаюсь. Андреа выключает микрофон, а я откладываю телефон на стол, открывая окно. Холодный ветер льется в квартиру. Я прокашливаюсь и снова беру смартфон в руку. — То есть, ты хочешь купить Астрис новые предметы для лепки?
— Да. — резко говорю я. — Будет ли с ней все хорошо, если я сделаю это? Ну... Вдруг там она увидит, что на ее старой машинки нет той надписи, которой она нарисовала до нападения и впадет в такую истерику, что ее мама в гробу три раза перевернется.
— Не припомню, чтобы когда-либо слышала от тебя так много слов подряд. — ошарашенно говорит Андреа. — Я понимаю твою озабоченность, но Астрис не знает, что ее расстраивает, потому что у нее нет памяти. Ее расстройства не сознательны, они инстинктивны. Безумны. Ты не видел ее вначале, Том. Приступы истерического крика. Мне пришлось вырубать ее больше раз, чем я хочу помнить. Пока доктор Чарльз говорит Далиле, что с ее сестрой все в порядке, Далила хочет продолжать в том же духе. Поэтому мы ничего не меняем.
Я киваю, хотя сценарий был нелепым. Я знал, что больнице не хватает персонала и финансов, но казалось, нет ничего сложного в том, чтобы дать Астрис глину, музыку или все, чем она наслаждалась до нападения. Почему сестра держала ее на коротком поводке, у меня в голове не укладывается.
— Ты в нее немного влюбился? — спрашивает Андреа, отрывая меня от моих мыслей. — Я понимаю. Она потрясающая, но…
— Нет. Ничего подобного. Я просто хочу, чтобы у нее была жизнь. Счастливая жизнь. — твердо отвечаю я.
— Кажется, она счастлива. Счастливее, чем за многие месяцы.
— Разве это ничего не значит?
— Думаю, это значит, что ты ей нравишься. Но пусть доктора беспокоятся о ней, хорошо? Они знают, что делают. Если ты так хочешь – купи все, что нужно Астрис. Перед Реймондом тебя прикрою.
***
Ведь неспроста я спросил у Андреа совет именно в пол двенадцатого ночи. Магазинчик, что находился в нескольких кварталах от меня, закрывался ровно в двенадцать. Один парень там продает творческие принадлежности, и уверен, что все для глины у него тоже там найдется. Несколько месяцев назад именно у него я и покупал свою гитару.
Фонари освещают улицы, пока я бегу по мокрому асфальту и прикрываю голову курткой. Дождь лил крупными каплями, заставляя чувствовать себя неимоверно холодно. Я ускоряю бег и резко открываю ручку магазина, в котором ещё горит свет.
А теперь просто представьте лицо Тревиса, который только собирался закрывать заведение, но тут врывается неизвестный парень, который полностью промок от сильного дождя, его одежда, как мешок, превратилось в кусок мокрой ткани, а дреды слиплись в один комок шерсти. Представили? А теперь забудьте. Тревис, вероятно, посчитал меня бандитом, но тут же изменил свое лицо с шокировано-испуганное на самое смешное, которое я мог видеть.
— Парень, что с тобой случилось? — сквозь хохот спрашивает он.
— Не прикидывайся, что не видел, какой там ливень! — рявкаю я, пытаясь распутать свои дреды.
— Видел-видел. Тебе новая гитара нужна? Прошу простить, но остались только акустические. — Он наиграно снимает невидимую шляпу и снова улыбается. Его черные волосы слегка падают на светлую кожу.
— Ты начал делать татуировки на лице? — замечаю я, с интересом разглядывая неизвестные мне записи на его смазливой рожице. — Просто не помню тебя таким.
— Верно подмечено. — подмигивает он. — Так... Зачем пожаловал?
Я снимаю с себя мокрую кофту и отбрасываю на первый попавшийся стульчик, оставаясь в одной огромной футболке. Несколько секунд изучаю магазин и только после говорю:
— Мне нужны принадлежности для лепки из глины.
Тревис переспрашивает, и я отвечаю тоже самое.
— Надеюсь, денег у тебя предостаточно, потому что это стоит ужас как много. — предостерегает меня друг, направляя в отдел с нужными мне предметами.
Я рассматриваю все. Делаю умное выражение лица, но на самом деле хрен разбираюсь в этом.
— Тебе подсказать что-то конкретнее? Есть ножи, формочки, лезвия. Масляные краски тоже нужны. — говорит Трэвис, демонстрируя перед моим лицом все, о чем рассказывал.
— Давай все, что есть.
Если заметить, его глаза округляются.
— Кажется, сегодня сам Господь Бог тебя послал. Эти вещи уже несколько недель никто не покупает. Думал выбросить все это. — не умолкает парень, складывая все купленное в черный пакет.
Я присматриваюсь к машинке для глины, что стоит в углу комнаты и взглядом показываю на нее, чтобы купить.
— Для чего она нужна? — спрашиваю я.
— В большинстве случаев, чтобы просто формировать разные формы для вазы или же тарелки. Для более сложных идей именно такие штуки и нужны. Будешь брать?
Я киваю и достаю из кошелька несколько крупных купюр, протягивая к нему. Пока Трэвис все это упаковывает, я всматриваюсь во все, что купил и думаю, какие шедевры сможет сделать Астрис с этими вещами. Я уверен, это будет потрясающе.
Пакеты оказываются не сильно тяжёлыми. В знак прощания продавец сует мне в руку зонтик и прощается с огромной улыбкой. Позже я вижу, как в его магазине выключается свет и быстро иду обратно домой. Дождь маленькими каплями стучит по зонту и успокаивает меня.
Было приятно потратить деньги на то, что имело значение.
***
Я прихожу в больницу раньше Сандры и Реймонда. То есть, в пять утра. Чтобы никто не заметил мои покупки для Астрис, я буквально запихиваю их ящик, а машинку меняю на другую.
Вспоминая слова Андреа, я вижу старое устройство мисс Стефенсон, на котором она лепила вазы и подделываю на новой несколько надписей, случайных каракулей, оставленных на старой машинке. Нельзя сказать, что она выглядит как новенькая. Скорее, как средненькая.
Уголки губ расплываются в улыбке. Я стою и любуюсь тем, что купил и сразу перетаскиваю все на обратные места. А новые принадлежности – в ящик.
— Привет! — раздается звонкий голос у меня над ухом. Я дергаюсь, резко закрывая свой шкафчик.
— О, боже, Дилан... — бормочу я, выдыхая. — Ты напугал меня до чёртиков.
— Что ты здесь делаешь?
— Точно такой же вопрос к тебе. Разве у тебя сегодня ночная смена? — уточняю я, на ключик закрывая железную дверь и маленькими шагами направляясь в комнату, где можно спокойно посидеть.
— Да. Реймонд изменил расписание. — Дилан следует за мной, не скрывая своей улыбки. Скорее, пытается догадаться, что я делаю в пол седьмого утра в больнице и веду себя так, словно собираюсь обчистить ее.
Я киваю и как только оказываюсь в зоне отдыха, сажусь на диван и наблюдаю, как тоже самое делает и Кирби.
— И все таки не понимаю – что ты здесь делаешь так рано? — переспрашивает он.
— Решил пораньше смену начать. — вру я.
— О-о, странно. — Дилан откидывает голову о стену и смотрит в потолок. — Сегодня одна женщина прокляла меня два раза за то, что я убирался у нее в комнате.
«Ты делал что?». — сразу же задаю у себя в голове вопрос, но не произношу его вслух. Кирби было положено убираться только в комнатах, где пациентов нет, а я – где они есть. Я напрягаюсь, вслушиваясь в собственное сердцебиение.
Я не спрашиваю Дилана, что он делал в комнатах резидентов, потому что это бессмысленно. Ему не рассказывали, как нужно вести себя рядом с ними кроме тех, у кого случаи самые редкие, включая Астрис и Лору.
— У кого ещё ты убирался? — интересуюсь, словно это не имееет никакого значения.
Дилан машет плечами.
— У многих. Но это не важно. Я собираюсь уходить в одиннадцать утра. Во сколько ты заканчиваешь?
— Только вечером. Часов в семь?
— Ты не хочешь сходить в бар? — спрашивает он. — Я работаю там барменом, смогу обслужить тебя! Там бильярд неподалеку, можно повеселиться.
— Серьезно? Я думал ты работаешь только тут. — вскидываю брови я.
— О-о-о, нет, бро. Работать здесь скука смертная. Если не считать того, что Ру не отходит от меня уже второй день. — ухмыляется Дилан.
— Интересно.
— Ты в деле сегодня?
Я несколько секунд раздумываю над его предложением, прежде чем сквозь все свои сомнения говорю:
— Скинь адрес на Телеграм. Вечером приеду.
***
Кажется, я с Диланом мог разговаривать часами, минутами, днями. Если не учитывать тот факт, что он безумно раздражает меня. Кирби обращается с пациентами, словно они не люди, а марионетки, которыми он запросто может управлять. А как только прорвутся нити, которыми он указывает, что делать, они просто пропадут. У каждого резидента здесь своя история. И насколько серьезной она бы ни была, с ними нужно обращаться... Бережно?
Наверно, мне не стоит рассказывать Реймонду о том, что как Дилан относиться к своей работе, учитывая то, что он работает ещё и барменом. Скорее всего, его жесткое обращение связано именно из-за бара. Ведь там он общается с ними как хочет, и делает тоже.
Я остаюсь в комнате отдыха не более двух часов. По больнице ходит только несколько человек, которые работают в ночную смену. Громкий голос Дилана раздается со стойки регистрации, где сидит Ру и Сандра. Я залипаю в телефоне, смотря разные видео в соцсетях и не знаю ещё, куда можно деть время.
Когда же наступает мое время работы, я переодеваюсь в удобную одежду и продолжаю тщательно изучать каждое дело резидента. Для любого другого социального работника это показалось бы скудным занятием, но для меня как раз наоборот. Я люблю изучать историю пациентов, каким образом они получили их, ведь в строке с «личным делом» может стоять и биография, в которой заключаются самые интересные моменты из жизни людей. Особенно тщательно я изучаю Астрис, Лору, которая имеет почти двухчасовую память, мистера Уэбба и многих других.
Астрис имеет только одну сестру – Далилу – которая работает в сфере продаж и обеспечивает мисс Стефенсон после аварии. Оказывается, что Астрис ломала себе руку и палец в детстве, когда играла с друзьями. А два года назад, в день нападения террористов, получила несколько больших переломов, потрясенную психику и болезнь, которая будет преследовать ее долгие годы...
Реймонд никогда не рассказывал мне о людях, что устроили это нападения, хотя здесь и думать не надо. Ведь их мог кто-то подослать, приказать сделать это, а мне остаётся догадываться, что стоит за этим делом. Если злоумышленнков поймали, значит точно найти их возможно. И этим я займусь, как только закончу свои дела.
Утро тянулось бесконечно долго.
Я наблюдаю за восходящим солнцем, колышащимися деревьями и суматохой, которая снова происходит из-за доктора Чена. Он вызвался помочь с резидентами у которых отсутствует кратковременная и долговременная память. Мне остаётся лишь надеяться, что он совершит свои планы и вылечит тех, кто не может вспомнить практически ничего из своей жизни.
***
— Астрис? — зову ее я, поворачивая к ней голову.
Погода сегодня не радует – лишь мелкий гром полыхает в небе. Я вижу, как мисс Стефенсон боится грома из-за триггера и увожу ее на первый этаж больницы, где отдыхают все пациенты.
— Ты хочешь начать новую вазу? — спрашиваю я, усаживаясь с ней рядом в кресле.
— Хочу? Я мечтаю об этом, Том. Мне нравится все связанное с лепкой, мне ведь доводилось говорить это?
«Пятьдесят раз. Потом я заставил себя перестать считать».
— Нет. Расскажи мне.
Ее улыбка становится шире.
— Мне нравится лепить разные тарелки, вазочки для цветов, чашки. Ведь в них я вкладываю свою душу, дарю им себя саму. Они получаются прелестными, верно? Узоры, слова, очертания пирамид и других чудес света... В этом суть разрушенных чудес света. Место, где мертвому царю или царице дают все, что им нужно для загробной жизни. Там полно припасов и вещей, которые они любили. Все там, в темноте…
Выражение лица Астрис тоже темнеет, брови хмурятся, словно она приблизилась к чему-то, что не могла понять.
«Перенаправь».
— Я знаю, где может быть глина и масляные краски, — утверждаю я.
— Серьезно?
— Серьезно.
— Где? Можешь показать мне прямо сейчас?
— Конечно. Пошли. — впервые за день улыбаюсь я.
Ее счастье пробивает мою холодную кирпичную стену, которую я стабильно выстраивал все эти годы. Знаю, что к тому времени, когда мы доберемся до комнаты отдыха и я достану глину, у нее случится перезагрузка. Но Астрис была счастлива сейчас, в этот момент, и я это сделал.
«Я наконец что-то сделал…»
Я привожу ее к ее столу.
— Сейчас вернусь.
Я иду к своему шкафчику, достаю все то, что купил кроме устройства для лепки, и пытаюсь удержать все в одной руке. Если Реймонд или Далила решат сразиться со мной, то я буду готов сражаться за нас обоих. Меня и Астрис. Творчество не расстроит ее. Наоборот, освободит.
Раздается громкий смех Дилана. Я кладу все обратно и иду на источник доносящегося шума. Увидев Кирби сидящего напротив Астрис мои пальцы непроизвольно сжимаются в кулак. Ее лицо напряжено, а рукой она сжимает ручку, отводя взгляд от него.
— Сколько времени прошло? — спрашивает она, подняв свои темно-зеленые глаза на Кирби.
— Двадцать три миллиарда световых лет, — отвечает Дилан, как ни в чем не бывало. — Плюс-минус семь минут.
Глаза Астрис расширяются, дыхание учещяется. Я вижу, на насколько она потрясена, но все равно теряю несколько секунд и стою столбом из-за ступора, не зная, что делать.
— Что вы имеете в виду? — тихо спрашивает она.
Я быстро подхожу к ним, ощущая, как ярость бурлит в моей крови. Мне приходится сдерживать себя, но врезать этому ублюдку сейчас хочется больше всего.
— Прошло два года, мисс Стефенсон, — машинально отвечаю я. — Врачи работают над вашим случаем.
Взгляд Астрис метается между двумя чужими мужчинами в ее пространстве. Она явно не понимает, что происходит и кому из нас верить.
Я поворачиваюсь к Дилану, крепко хватаю его за руку, пока мои пальцы впиваются в его форму и шепчу:
— Что ты творишь?
— Я должен был увидеть своими глазами. Чувак, это безумие. Сам проверь. — Он поворачивается к Астрис, указывапт на свой бейдж и медленно говорит, как будто она тупая: — Я Дилан. Ди-лан.
— Привет. Я Астрис Стефенсон.
— Дилан Кирби, — уточняет он. — Вы когда-нибудь обо мне слышали? Я играл за «Пэкерсов». Два раза брали Суперкубок. Я сейчас на пенсии.
Я сильнее впиваясь в его руку и выдергиваю придурка из кресла.
— Что за хрень, твою мать?
— Чего? — смеётся Дилан, отступив назад. — Какая разница, парень? Она не помнит. Мне говорили про ее… как там? Перезагрузку. Я думал, они шутят…
Я грубо пихаю его назад, от чего он чуть ли не падает.
— Она тебе не какая-то шутка. Не смей разговаривать с ней так. — Мой тон изменяется на более низкий. Злость закипает в теле, готовая нанести удар за сказанные слова.
— Черт, эй, прости, чувак. Я не понимал, что это так важно. — Лицо Кирби становится угрюмым. Мои кулаки сразу же разжимаются, и я всматриваюсь в его лицо, проверяя, правда ему жаль или прикидывается.
— Отвали от нее.
— Ого, остынь, чувак. Ну правда, ошибся. — Он поднимает руки и отходит назад к двери. — Больше такое не повторится. Обещаю.
Я понятия не имею, могу ли ему верить или нет. Я разучился читать людей. Смотрю на него, пока он не выходит из комнаты отдыха, затем обратно иду к Астрис, становясь на одно колено, чтобы заглянуть ей в лицо.
— Эй, — мягко зову я.
В ее глазах читается испуг, дыхание становится прерывистым. Я аккуратно сажусь рядом с ней и улыбаюсь, чтобы хоть как-то успокоить.
— Сколько времени прошло? — шепчет Астрис.
— Два года, — утверждаю я. — Врачи работают над твоим делом. Они собираются все выяснить.
— Я была без сознания. Но теперь вернулась.
— Я рад, что ты вернулась, — искренне отвечаю я.
Медленная улыбка разгорается на ее лице, как восход солнца после долгой ночи.
— Ты первый человек, кого я вижу. Я Астрис Стефенсон.
— Здравствуй, Астрис. Я Томи.
— Томи, — повторяет она. — Это имя тебе подходит. У тебя выразительные глаза.
— Да, мне говорили. — улыбаюсь я, пожимая ее руку в знак пятидесятого знакомства.