Глава 11. Тёмная.
Наш мир наполнен столькими чувствами, что все даже не перечесть. Самое светлое и теплое из них — любовь, самое тёмное и холодное — ревность, самое ужасное — зависть.
Хотите поспорить, что зависть не самое плохое чувство, а есть хуже? Например, злость, ненависть?
Злость порождает за собой бездушие, а ненависть жестокость и злость.
Что же порождает зависть? Жестокость, алчность, беспощадность, злость, ненависть, равнодушие, ревность, гнев.
Именно поэтому она опасна больше всех остальных чувств. Когда просыпается зависть, встают и другие. Она тянет за собой всё, будто ты взял ниточку, а за ней целый моток побежал.
Зависть затмевает разум и сердце. Вы даже не услышите, как оно стучит и бьётся, прося остановиться и опомниться, пока не слишком поздно. Но часто мы не слышим ни сердце, ни разум, мы слышим только одно ужасное чувство.
Говорят, дети от природы жестоки. Они могут в один момент из пушистых и покладистых превратиться в самых бездушных и злых, жаждущих мести за что-то. И если их накроет такая зависть, то бегите скорее. Если взрослый человек не послушает свой разум, то ребёнок не услышит и стука собственного сердца. Он будет находиться во власти зависти и ненависти. А злость и жестокость только насмеются, видя как ловко и легко поддаются дети эмоциям. Чувство зависть овладевает всем и руководит, так, как удобнее ей. А ребята, превратившись марионетками, выполняют ее указания.
***
В дом Хосок проник тихонько и осторожно. Большинство детей уже вернулось, а в школе оставались ещё учиться только подростки.
Мальчик аккуратно снял с себя обувь и, положив сумку с учебниками на маленькую шатающуюся на трёх ножках тумбочку, на цыпочках побежал в ванную.
Там он достал из шкафа тряпку, намочив её, снял куртку и принялся протирать. Вещь была уже заношенной и её давно следовало бы уже просто выбросить. Во внутреннем кармане была дырка, значительные потёртости красовались на локтях, а поржавевшая молния часто заедала. Хосок носил эту куртку ещё с садика. Сначала она висела на нём мешком, не было видно и кончиков пальцев, настолько были длинны рукава, потом стала просто большой, затем на вырост, а теперь Чону в самый раз. Сколько мальчик себя помнит, всегда носил эту вещь. И не потому, что сильно нравилось, просто другого не было. Какую дали, в той и пошёл.
В детский дом приходила заношенная, потрёпанная одежда. Её могли подлатать, заштопать, постирать, а дальше отдавали сиротам. Конечно, иногда поступали и совсем новые вещи, но они очень редко не доходили до ребят. Директора, заведующие, воспитатели и даже повара разбирали всё хорошее. Они брали и себе, и детям, и внукам. Кто-нибудь задумывался о тех, кому изначально это предназначалось? Естественно, что нет. К сожалению, большинству работников абсолютно плевать на детдомовцев. Это только для виду у них фраза: «Бедные, несчастные сироты! Помогите детям!».
Если бы хотели помочь, всё давно бы уже было совсем не так, как есть сейчас. Мальчики и девочки получали на праздники поломанные и старые игрушки, носили неновую одежду и за малейшие проказы отвечали по всей строгости.
Неудивительно, что многие из них ненавидели общество и людей. Они ничего не сделали всем им, но всегда были виноваты и получали ни за что.
Когда из детского дома забирали какого-то ребёнка, на него смотрели с презрением и нескрываемой завистью. Нет, не с той, когда ты искренне рад за человека и желаешь ему всё наилучшего. Они смотрели с завистью, будто были готовы проклясть и чуть ли не разорвать в клочья.
А за что? За то, что у того ребенка теперь есть родители, а у них нет. За то, что он больше не будет изгоем класса, не будет жить в общей комнате, носить поношенную одежду, сможет начать всё с начала. За то, что для общества он теперь полноценная личность, а они, детдомовцы, не считаются.
***
Хосок встряхнул куртку несколько раз и, убедившись, что она чистая, повесил ее на вешалку в коридоре, попутно забрав оттуда свою сумку. Чон прошёл в комнату, и, ни с кем не здороваясь (это считалось нормой), спокойно сел на свою кровать.
Мальчик устало вздохнул, протер глаза и, сев на корточки, сложил все учебники и уже пустую школьную сумку в на полку тумбочку, а затем улёгся на кровати, задумчиво смотря в потолок.
До обеда оставался ещё час, который надо чем-то заполнить. Обычно Чон просто открывал любой учебник и начинал его читать, но в этот раз никакого желания и настроения на это не было. Книги, которые лежали сейчас под кроватью, закрытые какой-то коробкой из-под вещей, чтобы не было видно, давно уже перечитаны.
Хосок глубоко вздохнул и, приподнявшись, открыл форточку, поставив верхнее проветривание. В комнату пошёл приятный свежий воздух.
— Хочешь кислорода, иди на улицу! Закрой! — пробурчал недовольный мальчуган сзади.
Чон ничего не ответил, только выполнил просьбу и опять лег на кровать, закрыв глаза и мечтая задремать хоть немножко. Сейчас в доме было не так шумно, как обычно. Совсем маленькие спали и не плакали, а совсем большие не вернулись из школы.
Сверстники Хосока сидели на кроватях и занимались каждый своим делом. Двое делали рогатку, ещё один мальчик просто смотрел в окно, трое собрались отдельно в свою компанию, о чём-то перешептываясь.
Чон прикрыл ноги покрывашкой и, свернувшись калачиком, уже хотел заснуть, но тут резко открылась дверь, и на пороге появился белобрысый мальчуган (вот ирония! Тот самый, который нажаловался воспитательнице про разбитую тарелку).
— А бродягу-то провожали! — крикнул он, и все с удивлением взглянули на него.
— Не неси чушь, Лихен, — цокнул один мальчик и продолжил делать рогатку. — Кому он нужен!? — все захохотали.
— Я видел его! Он шёл с каким-то взрослым!
Хосок весь сжался, боясь шевельнуться. Да, а ведь всё так хорошо начиналось!
Вы уже знаете, как дети из дома относились к тем, кого забирали. Хосок прекрасно понимал, что его ждёт. Но он и не подумать не мог, что в первый же раз всё сразу разрушиться! Мальчик не был даже не готов к этому. Он выходил из класса самым последним, вышел на школьное крыльцо, когда большинство уже разошлось. Да, стояло несколько детей во дворе, но это же ничего? Или его кто-то специально выследил?
— Бродяга, это правда? — все еще не веря, спросил кто-то из ребят.
— Да что вы его спрашиваете! Я за ними шёл следом! Они разговаривали, а потом этот дядька проводил его до двери! Он его сумку с учебниками ещё тащил! — чуть ли не плевался белобрысый.
Все дети молчали, этими пораженные словами.
А Лихен, чувствуя своё превосходство, подошёл и спросил:
— Думал, тебя кто-то прикрывать будет? Нашел себе папашу, да?
— Зачем тебе это? — тихо спросил Хосок.
— Зачем?! Может быть потому, что это ты у нас такой удачливый, что тебе везде везёт! Госпожа Ким ни о тарелках, ни о твоём побеге ни разу не заикнулась! Не заметил? А, ну конечно, ты не заметил! Зазвездился. Нашёл родителя и радуется! Всё ему прощается! Когда уезжаешь? Манатки тебе помочь собрать или сам? — издевался Лихен.
— Отстань, — сквозь зубы прошипел Хосок и, моментально спрыгнув с кровати, вышел из комнаты.
Чон дошёл до коридора, накинул на себя свою куртку, а дальше опрометью бросился на улицу.
Не угадывайте, он не собирался куда-то бежать. Просто хотел на воздух, на детскую площадку. Самый хороший вариант посидеть сейчас там одному в тишине до обеда. Вряд-ли кто-то придет сюда разбираться сейчас.
Конечно то, что началось, теперь просто так ни за что не закончиться. Обязательно должна произойти какая-то ссора, стычка, что угодно, но должно произойти.
Вот и все планы поспать в теплом помещении и отдохнуть. Теперь мальчик сидел на скамейке, грея руки в карманах и смотря себе под ноги на коричневые весенние ботинки.
На улице было тепло, но Хосоку довольно прохладно, ведь вышел он из комнаты (читай, только встал с кровати) и не двигался, не ходил, а сидел. Он очень устал и не хотел уже ничего делать, чтобы даже согреться. Не до этого.
Мальчик ни о чем не думал сейчас, не представлял. Он старался задремать, но не получалось. Лёгкий ветер, воздух, шум улицы, проезжающих машин. Всё это мешает расслабиться и по-настоящему отдохнуть.
Пока он просто посидит так, а потом пойдет в столовую.
***
Госпожа Кан вышла на крыльцо и позвала мальчика обедать. Он послушно встал и медленно побрёл в дом, в коридоре снял куртку, повесил ее на крючок, затем направился в ванную, чтобы помыть руки, и только потом, не торопясь, пошёл в столовую.
Хосок специально тянул время, дабы не столкнуться с кем-то сейчас. Все уже сидели в столовой, так что он спокойно занял на своё место, делая вид, что час назад ничего сверхъестественного и сенсационного не случилось, и принялся за еду.
За обедом никаких перепалок, ссор, драк никогда не было. В столовой стояла воспитательница и наблюдала за детьми, следила за порядком. Так что если кто-то и хотел задеть и обидеть, то не получилось. Оперев голову на левую руку, Хосок долго и задумчиво ковырял ложкой в тарелке, рассматривая ее содержимое.
К слову, на обеды, завтраки и ужины редко попадало что-то сладкое и вкусное. В основном это была простая, практически безвкусная пища, но зато, как вам скажут заведующие и повар, полезная для детского организма. Честно? И тут с сиротами обходились не по-людски. Примерно в пять раз больше они бы получали конфет, шоколада и даже фастфуда (а его кстати привозили. Должны же они знать, что такое бургер или картошка фри. Правда, это случалось очень редко, ведь детям такое вредно, но привозили). Всё было бы лучше, если бы не разбирали. Есть получше овощи? Возьмут себе, а что похуже, оставят детям. Свежая рыба? Разберут всю, а ту, которая покажется не такой хорошей, и трогать не будут. Тут та же ситуация, что и с одеждой. Мало, что меняется.
Так что на обед сегодня обыкновенное мясо с овощами, которым все уже сыты по горло. Но так и с голоду в конце концов помрёшь. Придётся съесть хоть немного.
Большинство детей разошлись по комнатам, и только некоторые из них всё ещё оставались в столовой. В том числе и Хосок. Кушать не хотелось совсем. Кусок в горло не лезет. О какой еде вообще идёт речь? У него самое ближайшее будущее — сплошная страшная неизвестность.
Признаться, Чон уже порядком получал и от старших, и от сверстников, но всё равно боялся каждый раз. Он не из тех, кто может дать сдачи, ударить с той же силой, защитить себя. И не потому, что слабый или хилый (наоборот жилистый и сильный), а просто не такая натура, не такой человек. Он простит, успокоится, утешится, но отпор не даст. Забьется в угол, свернётся в комок, закрыв ногами живот, а руками глаза, и всё стерпит.
— Почему ты так мало съел? — поинтересовалась воспитательница, когда Хосок встал из-за стола и отнёс тарелку.
— Не хочется, — ответил он и побрёл в свою комнату.
Сейчас сидеть на улице уже не так приятно. Постепенно приближается вечер, холодает. Только замёрзнет в своей тоненькой курточке и простуду подхватит. А заболевать вообще не надо. Это самое ужасное. Чувствуешь себя плохо, но в школу выдворят. Скажут, температура небольшая, иди, учись. А то, что кашель или насморк... Всем опять всё равно. Хосок в такое время часто бегал в мед кабинет и лечился там. Принимал кучу таблеток, полоскал горло специальным горьким раствором и спал.
По школьным правилам в мед кабинете можно отдыхать не больше получаса. Но счастье мальчика, ему во время болезни делалась поблажка от медсестры. Чон мог лежать целый час, пока не подействует лекарство и не станет легче. За всё время в детском доме он оставался и не шёл в школу и садик только три или четыре раза. Будучи совсем маленьким Хосок часто болел. Первый год что в саду, что в школе были самыми тяжёлыми. Организм привыкал к новому режиму и быстро уставал. То насморк, то горло, а иногда и высокая температура. Последнее случалось редко, но метко. Когда мальчик действительно переутруждался и ходил больным.
Он научился просить помощи у медсестры (тоже чего стоило, ведь в первое время боялся спрашивать), а потом как-то перестал так часто подхватывать что-то. Хотя, кто знает, он же только во третий класс перешёл, может и не перерос ещё свои простуды.
***
Всё время, которое оставалось до сна, Хосок потратил на книги. Он не занимался, не читал, а лишь бесцельно смотрел на страницы, задумавшись о чём-то своём. Теперь он стал изгоем ещё и для своих соседей по комнате. Те сторонились его, не разговаривали, постоянно перешептывались и шушукались между собой, глядели на Чона так, что сразу читались в их глазах осуждение и ненависть. Предводителем всё этого был конечно белобрысый, задававший тон какой-то странной возьне.
Не выдержав, мальчик снова попытался сбежать от косых взглядов и усмешек и, взяв лежавшие на кровати полотенце и пижаму, ушёл в ванную.
В конце концов это лучше. Побудет себе в тишине, успокоится.
Хосок запер дверь, разложив вещи, включил воду и принялся чистить зубы. В маленьком зеркале видны только его тёмно-коричневые волосы, большой лоб и два серо-голубых глаза. Мальчик улыбнулся, смотря на своё забавное отражение. Он тщательно вычищал зубы, делая плавные движения сверху вниз и снизу вверх. Затем несколько раз прополоскал рот, помыл щётку, положил ее в стакан со всеми остальными, помыл лицо и, раздевшись, залез в душевую кабину.
Прямо в грудь ударила сильная прохладная струя воды, отчего мальчик отступил на шаг назад и снизил напор. Встав на цыпочки, Чон достал с полки душистое мыло. Он не без удовольствия сделал кучу пены и, недолго поигравшись с ней, нанёс на грудь и плечи, намылил лицо, ноги и кое-как спину. Потом включил теплый душ и быстро всё смысл, закрыл кран с водой, вытерся и оделся.
Открыв дверь, Хосок спокойно прошёл в коридор. В ванную уже собиралась очередь, так что ему повезло.
Лихен, шагающий в это время по направлению туда же, куда и все, торжествующе остановился, завидев издали бредущего соперника, опустившего голову.
— Эй, бродяга, по сторонам смотри! — буркнул он, пройдя мимо мальчика, с такой силой толкнув его локтем, что тот отлетел куда-то в угол.
Хосок больно ударился рукой и головой о стенку, но промолчал.
За спиной послышалось злобное хихиканье.
Чон проигнорировал это и направился дальше в свою комнату. Войдя, он сложил вещи на полку в тумбочку и лег на кровать, которая сразу же недовольно заскрипела.
Мальчик закутался в одеяло и закрыл глаза. Слышал, как в комнату заходят другие ребята, слышал, как дул за окном ветер и шелестели листья. Сквозь дремоту понял, что пришло время отбоя, и в комнате погасили свет. А дальше он уже крепко спал и ничего не слышал, не чувствовал, не видел.
***
Проснулся Хосок среди ночи от того, что ноги и спина жутко болели. Он был с головой покрыт одеялом. На осознание, что происходит, ушло не больше секунды, прилетел чей-то удар кулаком по руке. Чон тихо ойкнул и закрыл лицо руками, подставляя под удар спину, которую нещадно колотили мальчишки. Хосок часто дышал, ему становилось плохо. Пару раз били по голове, потом хотели добраться до живота, но не получилось. Больно ударяли по икрам, лопаткам, плечам. Воздуха катастрофически стало не хватать. Явно кто-то серьезно постарался так закутать мальчика.
Ему устроили настоящую темную. Закрыли одеялом, не давали оттуда выбраться и били руками и ногами. Сколько человек даже трудно сказать. Скорее всего просто все дети из комнаты во главе белобрысого, который посмеивался и подзадоривал, приговаривая:
— Ещё! Ещё! Бей!
— Отпустите! — жалобно попросил Хосок, стаскивая зубы от очередной волны боли.
За что?! За что ему такое наказание?!
Да ни за что. Просто у него появился кто-то, кто может забрать его, а у них нет.
— Получай, бродяга! Ты сейчас за всё ответишь! — прошипел Лихен, стукнув с силой кулаком по тазу, отчего Чон прокусил до крови губу, сдерживая слезы и крик.
— Может хватит? — шепотом спросил кто-то из мальчиков.
— Заткнись и продолжай! — рявкнул белобрысый, ударяя ногой по стопам.
— Пожалуйста! — взмолился Хосок, пытаясь хоть на секунду вылезти из-под одеяла, но не его попытки были тщетны. Несколько человек крепко держали одеяло, не давая хоть капли воздуха попасть внутрь.
— Гаденыш, как ты мог, а?! Нас бросить решил?! Уходишь, значит, где получше, да? Ну получай тогда! Напоследок! Ещё! Ещё раз! Держи!
Хосок не удержался и по-настоящему взвыл от боли. Это было выше его сил, выше разума. Голова кружилась, в глазах темнело, в ушах стоял дикий звон, через который мальчик услышал только одну фразу:
— Открой одеяло! Живо! — он почувствовал, как холодный воздух приводит его в чувства.
Чон открыл глаза. Над ним склонилась вся компания во главе Лихена.
— Слушай ты, бродяга, — белобрысый взял его за куртки, приподняв с кровати, — только попробуй завтра что-нибудь ляпнуть, слышишь?! Я тебя так изобью, что в зеркало смотреть страшно будет, ты меня понял?
— П-понял, — заикаясь, пролепетал Хосок.
Прилетел звонкий удар пощёчины, и все разошлись по своим кроватям, в скором времени заснули.
А наш бедный маленький человек лежал до звона своего будильника, тихо плача и потирая больные места, где на утро расцветут огромные синяки.
Чем он заслужил это? Почему?
А всё же ведь так хорошо начиналось...
Большинство сирот жестоки и считают, что все им всё должны. Спрашивается, из-за чего? Ответ прост. У них нет родителей, поэтому нужна какая-то компенсация за упущенное детство и за не полученную любовь и ласку. Часто многие из них уверены, что им всё дозволено. Ведь они не имеют того, что есть у всех. Их жизнь уже потрепала, и они нисколько не жалеют, делая плохо другим.
Такие дети не все, но они есть. В каждой стране, в каждом городе, в каждом детском доме.
И с этим нельзя ничего сделать. С этим можно только смириться.
