Мой приемыш

С той самой встречи прошёл почти месяц.

Мы столько уже сказали о Юнги, о его изменениях, мыслях, что, наверное, вы подумаете, совсем забыли и оставили нашего сироту? Вовсе нет.

Знаете, каждый взрослый человек, который хочет взять ребенка из детского дома или просто пока с ним общается, можно сказать, дружит, должен понимать, какую серьезную ответственность он несёт. Эти дети не такие, как все. Не в том смысле, что у них нет родителей, нет. Они очень доверчивы и наивны. Например, обычный маленький ребенок будет боятся и сторонится любых незнакомых ему людей (пусть они какие-то друзья или родственники) и держаться за руку мамы, а сирота ко всем может подойти без страха. У таких детей нет определенного барьера защиты, нет боязни. А это плохо, потому что уже в таком маленьком возрасте они могут сильно из-за этого пострадать. Вы знали, что те, кто хочет забрать ребенка из детского дома чаще всего хотят взять совсем маленького? Почему?

В три года дети начинают резко расти, развиваться. Они интересуются всем миром, учатся говорить, считать, понимать. У маленьких сирот ломается психика и навсегда остаётся глубокая детская травма, когда они осознают, что у них нет ни мамы, ни папы, что их оставили одних. Вот почему такие как Хосок и все постарше уже не верят в то, что их кто-то возьмёт. Возраст не тот. В начале не повезло, а теперь, как говорится, шанс на миллион. Ведь такой ребенок уже знает, что это не его родители, помнит, как рос в детском доме. Он может иметь какие-то свои привычки, от которых будет тяжело отучать, может оказаться редкостным драчуном и лентяем. А что маленькое дитя? Оно и не помнит, что когда-то его оставили. Оно счастливо живёт с мамой и папой, не зная настоящих. Его воспитывают так, как считают нужным, учат вежливости, дают необходимые знания. Ребенок растёт, не зная клейма «детдомовский» и «сирота». Его считают «полноценным», ведь у него есть родители.

Какое же у нас всё-таки общество сформировалось. Вроде и пожалеют сначала сирот, а относятся к ним, будто они совершили что-то очень плохое. Чем виноват ребенок, что растет в детском доме? Что он такого сделал, чтобы теперь над ним издевались из-за этого? Родители совершили непростительный грех, какой за всю жизнь никак не отмолишь, а расплачивается за него ни в чем неповинный малыш. И как долго расплачивается, как тяжело. А страдают ли родители, Бог один ведает.

Сироты только всегда надеятся, помнят, ждут, верят. Всё им кажется, что за ними придёт кто-то, обнимет, скажет: «Вот он я, твой папа, вот я, твоя мама!» И пусть они уже не в том возрасте, когда взрослые стремятся забрать из приюта, а всё равно в глубине души верят и ждут. Всегда.

Любой человек, который решил помочь ребенку и не представляет, что своей помощью иногда хуже сделать может. Вот Вы позовете ребенка в гости в воскресенье, а он потом следующего шесть дней ждёт. И здесь не Ваша, ни его. Так просто устроено, что не поправишь. Прежде чем всерьёз решится на что-то, нужно всё так хорошо обдумать, чтобы потом не жалеть.

После той встречи жизнь Хосока протекала также, как и всегда. Да, ему повезло с тем, что в тот вечер и в последующие дни никто (на секундочку, даже из детей) не припомнил ему этот случай. В школе тоже не сказали. По крайней мере, из учителей и той преподавательницы по чтению. Тоже повезло. Чону было страшно идти в школу, страшно шаг лишний в доме сделать, но все правда, видимо, решили закрыть глаза. Конечно, только одноклассники не оставили шанса (как же такое упустить!) подтрунивать и дразнить мальчика, но, знаете, это уже пустяки. По сравнению с тем, что ожидал Чон услышать, каких наказаний он боялся, его всего лишь задевали дети в школе, которые в принципе делают это всегда.

Их хлебом не корми, дай сказать что-то обидное.

Но оно и ладно. Хосок привык и к ежедневно измятой валяющейся на полу в гардеробе куртке, и к нередко холодной воде, выбитой ему в школьную сумку или на голову.

«Всё это ничего», — так он утешал себя и успокаивал.

Снова один-одинешенек остался.

Надеялся ли мальчик, что тот «большой дядя» вернётся?

Сложно сказать. И да, и нет. Поначалу он просто об этом думать не мог. В первую неделю вообще не до того было. Всё боялся не оступиться, не ударить в грязь лицом, не проспать по-прежнему заведённый раньше подъёма будильник, не опоздать в школу, всё зубрил и чуть ли из кожи вон не лез, лишь бы ничего не вспомнили, не сказали. Правда, боялся этого. Очень.

За тем и прошло семь дней. Вскоре Чон стал осознавать, что его действительно никто не трогает, ничего не говорит, и тут он крепко задумался. Вспомнил то злосчастное начало дня, встречу с Юнги, вспомнил, как тот вёл его в приют и как потом о чём-то беседовал с воспитательницей. Быть может, это он всё так устроил, чтобы все «забыли» ..?

Быть может.

По-настоящему Хосок не знал, но всё указывало именно на это. Тут мальчик много размышлял о нём. Юнги никак не выходил из головы. Кто он такой? Почему помог? Почему не прошёл мимо? Почему так хорошо обращался? Нормально воспринял то, что Чон сирота, и не ушёл, а остался?

Вы скажете, ну что тут особенного? А для Хосока это имеет большое значение. Его это удивило, поразило. С ним никто ещё так не обращался, ни мама, которую он практически не помнил, ни учителя.

Конечно, после всех таких «благородных» поступков Мина мальчик надеялся. Он продолжал также осторожно вставать по утрам и не попадаться кому-то на глаза без надобности, но теперь уже не имел такого сильного страха, как прежде. Теперь его голова была занята другим. Часто он собирался в школу или шел куда-то с необъяснимой никому улыбкой. Даже сам иногда не понимал ее причины. Просто хотел улыбнуться, иногда даже засмеяться. Будто внутри появилась надежда, которая стала для него мощнейшим мотиватором. У него появились силы, энергия, желание ещё больше учиться и узнавать что-то, не стоять на месте я действовать, стремиться...

Прошла вторая неделя, третья, а «большой дядя» всё не приходил. Куда же он запропастился? Исчез? Или мальчику всё это приснилось? И нет никакого доброго взрослого, который утешил его?

Хосок терпеливо ждал, но потом сдался. Перестал убеждать себя, что Юнги придет, перестал надеяться и верить, строить свои грёзы. Он заставлял себя убедиться в том, что не случится никакого чуда, что вдруг откуда не возьмись появится тот, которого он ждал денно и нощно.

Не появится, не придет. Не надо давать ложных надежд, чтобы в конце концов и в них разочароваться, а ещё расплакаться оттого, что, зря. Зря всё это было. Зря улыбался, зря смеялся. Нечего. Хватит.

Мальчик больше не верил, просил только самого себя продолжать жить дальше и не вспоминать случившееся однажды. Но это смешно! Как можно забыть то, что так поразило, тронуло, дало веру? Как можно просто так продолжить жить и напрочь стереть этот короткий, но такой ценный момент жизни? Встреча длилась не так уж и долго. Что она оставила за собой! Что сотворила с обоими! Целый шлейф воспоминаний, которые теперь в сердце каждого. Они оба запомнили всё до единого, до мельчайших подробностей, оба изменились. Такое не забывается.

Мир не сказка, где случается чудо, и всё становится счастливым, радужным, светлым. Это жизнь, где, увы, нет места чудесам.

Но, может быть, есть исключения?..

                                                                   ***

Очередной школьный день закончился. Прозвенел звонок, и дети гурьбой понеслись из класса в гардероб. В коридоре были слышны и шум, и смех, и топот бегущих ног. На дворе стоял теплый весенний день. Так и хотелось подольше погулять после занятий, поиграть на детской площадке, покататься на горке. Солнце светило ярко, дул свежий ветер, чем же не радость, а?

Да, для Хосока это маленькая, но самая настоящая радость. Он просто был рад видеть весеннее солнцу и чувствовать тепло. Правда, никогда не играл со своими сверстниками (да что такие уличные игры вообще понятия не имел) и уж тем более не катался на горках у школы. Но это ничего. Он хочет насладиться жизнью.

В детском доме заведено строгое правильно, понятное всем: после занятий сразу возвращаться. Никаких прогулок, никаких задержек.

И Чон прекрасно соблюдал это.

В хорошую погоду он просто не торопился бежать в детский дом. Честно говоря, редко вообще куда-то спешил. Разве что в школу утром, чтобы не столкнуться с одноклассниками поскорее переодеться и тихонько зайти в класс, чтобы повторить урок. В остальное время он никуда не несся, сломя голову. Так что когда все дети чуть ли не сгребали все вещи и не закидывали их в рюкзаки, Хосок, не торопясь, медленно и бережно всё складывал. Большинство из класса уже давно выбежало на улицу, а мальчик только придвинул стул к парте и, попрощавшись с учителем, спокойной походкой направился на первый этаж. Для него так даже безопаснее. Ни у кого не возникнет желания с силой толкнуть его на лестнице, чтобы он упал и разбил себе нос, подставить подножку, чтобы вдоволь посмеяться над чужой бедой. Дойдя неторопливым шагом до коридора, мальчик поднял с пола грязную куртку и, кое-как встряхнув её и почистив, надел и пошёл к выходу.

Он открыл тяжёлую дверь и вышел на крыльцо. В глаза ударил яркий солнечный свет. Ребенок слабо улыбнулся. Огляделся вокруг и, привыкнув к лучам, хотел уже спуститься по лестнице и идти в дом, но тут остановился.

Прямо у школьных ворот стоял высокий молодой человек в черной куртке и синих джинсах с рюкзаком на плечах. Он был худым и слегка бледным. Светлые блондинистые волосы казались почти белыми из-за солнца. Лицо узнаваемо.

«Неужели он?», — с волнением пронеслось в голове.

Юнги ведь тоже заметил мальчика. Он стоял, не решаясь подойти, и просто смотрел на него. И тот также. Стеснялся подойти, а ещё не верил, что его добрый взрослый наконец пришёл. Только стало получаться убедить самого себя, что не придет, а нет! Пожалуйста! Получите и распишитесь. Вот он, собственной персоной.

Наконец Хосок опомнился и зашагал по лестнице. Мин тоже не остался стоять на месте и пошёл навстречу.

Они в нерешительности остановились в метре друг от друга.

— Привет, — первым заговорил Юнги.

— Здравствуйте, — неловко ответил мальчик, опустив глаза.

Парень еле заметно улыбнулся.

— Прости, что не приходил всё это время, я ... не мог раньше, — слова сами вырвались наружу, от чистого сердца, искренне, правдиво. Он действительно не мог.

Хосок не знал, что сказать, ведь вовсе и не ожидал это услышать. Промолчал.

— Ты хочешь... Мы пройдемся куда-нибудь? — другого вопроса в голову не пришло. Жутко неловко, а ещё страшно испугать чем-то, обидеть.

— Я... Мне нельзя. У нас правило. После школы сразу возвращаться, — Чон и рад был бы, но, нет. Он ещё сам не готов к такому, да и... Порядок нарушать нельзя!

— Это правильно, — согласился Юнги. — Тогда, может быть, я провожу тебя? Если ты хочешь, я не настаиваю...

— Хочу, — ответил мальчик, сдерживая так и стремящуюся вырваться наружу улыбку. Конечно хочет! Ещё как! Вы и представить себе не можете!

— Тогда пойдем? — у Юнги как гора с плеч свалилась. Выдохнуть со спокойной душой можно.

— Пойдём.

— Давай я твои вещи возьму?

— А Вам зачем?

— Как? Чтобы тебе легче было! Давай-давай, в школе устал небось, да?

— Да, — честно признался Чон, нерешительно протягивая школьную сумку.

— Много задают, справляешься?

— Да.

— А как вообще у тебя дела? — ну Мин, ты разошелся! Ребенка в ступор ввел такими расспросами.

— Нормально, — Хосока первый в жизни спрашивают, как у него дела. Он даже ответа не знает. Вроде что-то и сказать нужно, но что? Как на такие вопросы реагировать? Как не обидеть человека? (кто тут кого ещё потерять боится, да?)

— Это хорошо, — вставил в затянувшуюся паузу юноша. Про друзей, про одноклассников, про учителей спрашивать нельзя. Он уже убедился. Лучше вообще тему школы убрать сейчас. Что ещё сказать? Идти молча до самого детского дома? Попробовать разговорить? А на какую тему общаться?

Да, братец, об этом ты не подумал.

— Вы любите книги? — спасибо, смышлёныш, вырулил ситуацию.

— Да, очень, а ты?

— И я люблю.

— А какие тебе нравятся?

— Фантастика, сказки, а ещё комиксы иногда.

— Иногда?

— Бывают попадаются скучные и неинтересные, а бывают хорошие.

— А из фантастики что ты любишь?

— Алису в стране чудес.

— О, даже так! — разговор определенно пошел на лад.

— Алису в Зазеркалье тоже люблю.

— А какие сказки еще знаешь?

— Немного совсем, но не читал. Только слышал, о чем они.

— Почему?

— Книги из библиотеки беру, там сказок не бывает. Комиксы, фантастика, а ещё детективы есть.

— Читал что-нибудь?

— Нет, я не хочу пока. Сначала фантастику, а потом уже расследования.

— Вот как! — Юнги усмехнулся. — И Гарри Поттера ты читал?

— Не всего. Первые два тома только!

— А что же так? Не понравилось? — должно здесь добавить, что Мин заядлый фанат этой книги.

— А в библиотеке больше нет!

— И что же ты делать собираешься?

— Вырасту, куплю себе все-все книжки и буду читать, — с уверенностью ответил Хосок. Ну иногда такой еще ребенок, ей Богу!

— Как это все-все? — тут даже Юнги удивился.

— Все-все.

— Которые только есть?

— Да!

— Долго ты будешь ждать, пока вырастешь, — засмеялся Мин. — Так нехорошо. Хочешь, я дам тебе книгу?

— А у вас есть!

Парень покачал головой, улыбаясь.

— Ещё бы! Целый шкаф!

— Правда?! — мальчик даже остановился, не веря в услышанное, с детским волнением и трепетом взглянув на взрослого.

— Чистая правда, — подтвердил тот.

— А вам не будет жалко?

— Мне? Почему?

— Ну... Не знаю...

— Я их уже давно перечитал, зачем им пылиться, когда есть ещё тот, кто интересуется?

Хосок не ответил. Снова терялся, не зная, что говорить.

— А фильмы ты какие-нибудь смотрел?

— Четыре или... — мальчик стал считать по пальцам, — пять!

— Пять раз только? — а чего вы удивляетесь? Ещё спасибо, что ходили в кино.

— Да.

— А на что?

— На мультики какие-то.

— Не понравились?

— Нет. Скучные. — Юнги уже параллельно себе заметки делает, честное слово, скоро целый список будет.

— У тебя есть какие-нибудь увлечения?

— А что это?

— Ну... Когда у тебя есть дело, которым тебе нравится заниматься. Это ещё хобби называется.

— Тогда есть.

— И что это?

— Читать люблю, — вполне очевидный ответ. — А Вы? — здесь уже Юнги задумался. Чем он увлекается? Что ему нравится? Он в последние годы существовал, какие тут занятия? Может сказать то, что любил в прошлом? Но будет ли это правильно? Ведь тот Юнги, который был раньше, совсем не тот, что есть сейчас.

— Тоже чтение.

Услышав это, Хосок улыбнулся.

— Так хочешь, я принесу завтра тебе книгу?

— А вы правда завтра придёте?

— Конечно, — Мин приятно удивился, что мальчик будет его ждать.

— Честно-честно?

— Честно-честно-честно, — Юнги протянул мизинец, — обещаю.

— А как... — Чон не понимал, зачем ему протянули палец.

— Так скрепляют обещания, — пояснил юноша.

— А для чего?

— Чтобы точно-точно сбылось!

Мальчик протянул свой мизинчик. Такой маленький по сравнению с Миновым!

— А можно вас спросить? — они уже подходили к детскому дому, а Хосок всё никак не решался задать один очень волнующий его вопрос.

— Конечно, спрашивай!

— Почему вы не обращаете внимания на то, что я детдомовский? Почему вы относитесь ко мне так же, как к детям, у которых есть семьи? — они подошли к калитке дома и остановились.

— А разве ты не такой же, как они? — с грустью в голосе спросил Юнги. Всё он понял, всё...

— Я...

— Хосок, давай дойдем до того крыльца и там поговорим?

— Хорошо.

Парень взял мальчика за руку, и они вместе прошли по широкой асфальтированной дорожке, затем поднялись по ступенькам и только там остановились.

— Я просто решил договорить здесь, чтобы к тебе потом не было вопросов, кто с тобой шёл, — мягко пояснил Мин.

Хосок кивнул.

— Знаешь, — Юнги аккуратно присел на корточки, смотря на мальчика снизу вверх. — Что бы кто не сказал, но ты такой же ребенок, как и тот, у которого есть мама и папа. Ты не тот, которого надо избегать, сторониться, бояться. Понимаешь? То, что я не ушёл тогда, когда узнал, что ты из детского дома, нормально. Каждый порядочный человек обязано поступать так. Это не делает его героем, это показывает, что он хорошо ко всем относится, не обращая внимания на положение. В идеале так должны делать все, но не делают. Если у тебя нет кого-то, невозможно судить о твоём характере и о тебе как о человеке, слышишь?

Мальчик молчал.

— Твои сверстники и воспитатели могут говорить что угодно, но ты не обращай внимания на это. Ты не «детдомовский», ты самый обычный ребёнок, веришь?

— Верю, — такие слова правда ценны. Для Хосока они самые лучшие. Потому что ему не указали на его ярлык, а назвали обычным ребенком. Это важно. Для него очень важно.

— Держи, — тихо проговорил Юнги, протягивая Чону школьную сумку. — Ты будешь ждать меня завтра? — спросил он, затаив дыхание.

— Буду, — Мин просиял.

— Спасибо, Хосок, спасибо, — он потрепал мальчика по голове и, поднявшись, открыл ему дверь.

— До завтра! — помахали друг другу рукой напоследок, и разошлись.