Глава 9. История маленького мальчика.
— Чай?
— Кофе.
— Крепкий?
— Как всегда.
— С сахаром?
— Без, ты же знаешь.
— Я забыл.
— Понимаю. Ничего.
— Есть какие-нибудь планы?
— Прогуляюсь. Зайти куда надо?
— В магазин, если не будет трудно.
— Окей.
— Пей, — Чимин поставил на стол большую чашку с горячим кофе.
— Спасибо, — кивнул Юнги. — Может мне купить сухой завтрак сегодня?
— Зачем? — непонимающе спросил Пак.
— Чтобы не готовить каждый раз. Пришёл, быстро залили молоком, поели, разошлись по делам.
—Да ну тебя! — усмехнулся юноша, отмахнувшись. — Думаешь, я не справляюсь? — конечно, по его синякам под глазами всё видно. — К тому же, домашняя еда полезнее и вкуснее всяких мюслей и злаков. — Не спорю, — согласился блондин, — но постоянно готовить... Надо же тоже отдыхать.
— Ох, — Чимин прикрыл глаза и засмеялся, — настоящий отдых я устрою себе, когда Намджун будет у плиты. Вот поставлю прямо здесь стул, — он присел, живо всё представляя себе, — протяну ноги на табуретке и буду спокойно наблюдать. Это будет самое лучшее.
— Бедный Намджун, — покачал головой Юнги, сделав несколько глотков. — Кстати о нём. Чего не пришёл?
— Совещание какое-то, — пожал плечами друг и, встав, выключил плиту. — Всё готово! — радостно произнёс он, накладывая в тарелки вкусную рисовую кашу.
— Тебе надо шеф-поваром работать, а не в спортзале тренером.
— Ой, так меня и взяли!
— Возьмут, возьмут.
— Ладно, если наскучит, подам резюме в ресторан.
— А какой опыт работы?
— Чимин, 25 лет, ежедневно кормит своего друга.
— Идеально.
С минуту оба молчали, а потом разразились дружным хохотом.
***
— Напиши, как придёшь домой!
— Да, иди уже, опаздываешь.
— Ничего, успею. Так ты напишешь?
— Да-да, напишу!
— Не забудешь?
— Нет, — со вздохом ответил Мин, уже желая, чтобы Чимин поскорее ушёл.
Пак стоял уже в коридоре и завязывал шнурки.
— Ну, я пошёл?
— Пока.
— Пока! — и юноша скрылся за дверью.
Несколько секунд Юнги постоял на месте, слушая, как друг вызвал лифт, как он уехал на нём, а потом... Парень бросился в комнату, схватил свой чёрный рюкзак, телефон и, посмотрев, что на кухне не включены плиты и нигде не горит свет, быстро и оделся и выбежал на улицу.
Погода стояла на дворе ясная. На детской площадке никого не было, все учились сейчас в школах. Юнги это только на руку, ведь там, где он сегодня планировал задержаться, не хотелось сталкиваться ни с малышами, ни с подростками, ни с кем.
Догадались, куда он направился?
Парень уверенно зашагал по пешеходному переходу. Он ни о чём не думал, просто шёл, потому что это ему нужно, можно сказать, необходимо.
Прошла ещё одна неделя. Не поверите, сколько всего Мин уже успел обсудить наедине с самим собой, о чём он только не размышлял. Сначала долго не решался вспоминать о прошедшем, всё отталкивал свои мысли, а потом... Потом пересилил себя, разобрался и вот, пожалуйста, теперь идёт по тротуару, уже зная дорогу туда. Туда, где кажется, что-то должно перевернуться и измениться.
Стрелка наручных часов показывала двенадцать часов. Ровно полдень. Ещё даже в начальной школе не закончились свои классы, что было только на руку.
***
Толкнув открытую калитку, Юнги переступил порог маленького детского дома города Кванджу.
К самому зданию вела широкая асфальтированная дорожка, по бокам от которой росла зелёная трава и редко попадались первые весенние цветы.
По утрам ещё было холодно, но с каждым днём солнце светило всё теплее. На листьях появлялись еле заметные маленькие листочки, щебетали птицы, на реке исчезла тонкая кромка льда, ночью перестали замерзать лужи, и трава больше не покрывалась серебристым инеем.
Теперь наступила весна, теперь всё пробуждалось и расцветало после долгих снов.
Широкая дорожка вела к самому зданию и к старенькой детской площадке, называвшейся двором, где расположились квадратная песочница, невысокая горка, две скрипучие качели, скамейка, где частично облупилась синяя краска, а также небольшая круглая клумба. Было ещё несколько узких асфальтированных дорожек вокруг детской площадки. На них можно кататься на велосипеде и самокате. Чуть дальше площадки росли несколько кустов шиповника, а затем по всему участку простирался только зелёный ковёр свежей апрельской травы. Где-то за домом ещё находились небольшая парковка, гараж и специальный вход для работников. Часто им пользовались, когда привозили продукты, новые вещи, игрушки, лекарства и прочее. Там же располагался запасной выход на случай пожара.
Деревьев росло очень мало. Несколько было у калитки, и еще несколько находились у входа в дом.
Крыша казалась уже совсем не новой из-за того, что была грязной и неухоженной на вид. На стенах здания, так же как и на скамейках, частично облупилась розовая краска. Окна давно не мыли, на подоконниках стояли цветы в коричневых горшках, а вот посмотреть, что творилось в некоторых комнатах было не так просто — жалюзи закрывали весь вид.
Оглядев таким образом двор, Юнги направился в сам дом. Сначала нужно было подняться по невысокой лесенке, выложенной розовой плиткой под цвет строения, и очутиться на своеобразном маленьком крыльце. Над головой была крыша, так что вполне можно стоять тут и наблюдать за всем, когда идёт дождь или снег. У входной двери лежал большой ковёр.
Мин вытер ноги и, потоптавшись ещё немного, позвонил в дверь.
Было слышно, как там, в коридоре, раздался звон. Прошло полминуты, но никаких шагов или голосов Юнги не уловил. Он позвонил ещё раз, но снова никто не ответил.
Молодой человек обернулся, оглядел ещё раз двор, калитку, детскую площадку и забор, и, недолго думая, нажал на ручку. К его удивлению дверь оказалась незапертой.
Мин прошёл по длинному коридору, не зная, куда ему направиться, ведь зашёл-то он не в главный корпус детского дома, а туда, где, собственно, жили сироты. Главный корпус находился через дорогу. Там были директора, заведующие, большие кабинеты, где хранилось великое множество различных документов и дел. Туда сначала приходили все взрослые и их отводили уже непосредственно в корпус для детей. Ещё при постройке дома это было запланировано специально. Для сирот сделали отдельный корпус, где находились медицинский пункт, спортзал, столовая, кабинет воспитателей, комната воспитателей, уборная, и, конечно же, спальни. Словом, всё, что нужно. Сироты спокойно жили в отдельном здании, куда приходили только те люди, которые договаривались с заведующими и получали от них специальные разрешения на прогулки не на территории детского дома. Вопросы по тому, что молодая семейная пара или кто-то ещё хочет забрать ребенка, решались тоже там. Удобнее, проще, с одной стороны разговорам не мешают крики малышей, а с другой и им, детям, что-то случайно услышать или подслушать не надо.
Про все эти разрешения и справки Юнги и понятия не имел. Он даже не задумывался об этом. Ему ещё только с этим разбираться не хватает. К тому же, кто-нибудь его вообще при входе спросил, остановил? Его никто не увидел, не заметил, о чем тут можно рассуждать! Он шёл сюда не к заведующим, а к воспитательнице, которая встретила тогда Хосока.
Только её почему-то нигде не было. Парень осторожно прошёл дальше, успев оглядеть мельком все спальни, которые сейчас находились абсолютно пустыми. Он дошагал до самой столовой и остановился. Внезапно откуда-то послышался детский плач, и Юнги ринулся туда. Он бежал по ещё одному коридору и, остановившись возле одной комнаты, заглянул в неё.
Посреди спальни стояла воспитательница с годовалым младенцем на руках, завернутым в одеяло.
— Тиши, тише, — она качала его, и ребенок постепенно успокаивался.
Сначала он слабо шевелил ручонками и пытался что-то сказать, точнее выразить своё негодование и недовольство. Потом вдруг замолчал, стал внимательно наблюдать за женщиной, по-прежнему убаюкивающей его.
— А-а-аа-а-а-аа, — напевала та, медленно подходя к кроватке, — спи, малыш, спи, — уложила его, разобрала одеяло и аккуратно подоткнула, стараясь не разбудить уже задремавшее дитя.
Вот он, ещё один ребёнок, оставшийся совсем один. Маленький, совсем ещё не понимает, что с ним стряслось. А может всё и осознаёт, только сказать не может, потому и плачет. Теперь ему предстоит нелёгкая жизнь. Сейчас тётя убаюкивает, а потом перестанет. Некому будет утешить, некому обнять.
Но что тут поделаешь? Это детский дом, здесь все малыши такие. У каждого своя история, похожая чем-то на остальные.
***
— Простите, добрый день, — Мин нашёл более менее удобный момент и, приоткрыв дверь, остановился на пороге комнаты.
Госпожа Кан вздрогнула от неожиданности и оглянулась.
— Вы кто? — шепетом спросила она. — Все дети в школе, некого забирать, и покажите пожалуйста ваше разрешение, я Вас здесь в первый раз вижу.
— Подождите, я ... — Юнги хотел что-то сказать, но его перебили.
— А... Вы тот молодой человек, который месяц назад привёл убежавшего с уроков мальчика? — догадалась воспитательница, оглядывая посетителя с ног до головы.
— Да, это я. Разрешение мне не выдали ещё, хотел лично поговорить с вами.
— Насчёт чего?
— Насчёт того мальчика. Чон Хосок, я правильно запомнил?
— Да-да, конечно, — ответила немало удивлённая госпожа Кан. — Пройдёмте тогда в мой кабинет, там будет удобнее, — сказала она и, прикрыв дверь спальни, повела юношу по длинному коридору.
Войдя в комнату, воспитательница указала Юнги на стул напротив кресла. Оба присели и с минуту сидели в тишине.
За это время Мин успел отлично рассмотреть помещение. Кабинет представлял собой вытянутый прямоугольник. Посреди стоял большой стол, где лежали куча неразобранных папок и бумаг, ручки и прочая канцелярия. Рядом со столом стоял стул, на котором, собственно, располагался сейчас Юнги. Напротив сидела воспитательница. Сзади неё находился высокий книжный шкаф, где несколько полок занимали какие-то книги, стопки документов и дел. А на последней полке были белые чашки, пакетики с чаем и кофе, небольшой электрический чайник и коробка печенья. Справа от шкафа стоял ещё один стол (только уже гораздо меньше). Рядом с ним располагался широкий подоконник (совсем не такой, какой был в спальнях. Это Юнги сразу заметил), он весь был в цветах, растущих в ярких горшках самых разных цветов (а не просто коричневых, как в детских). На потолке висела замечательная люстра, имевшая пять больших лампочек.
— Вы, кажется, хотели поговорить? — первая нарушила затянувшееся молчание госпожа Кан.
— Да, — Юнги кивнул, тут же перестав рассматривать кабинет пристальным взглядом. — Расскажите мне пожалуйста об этом мальчике.
Эта просьба привела воспитательницу в явное замешательство. Она удивлённо захлопала ресницами и спросила:
— А-а-а, что именно Вас интересует?
— Ну, как сказать... — слегка замялся парень. — Всё.
— Как это «всё»? Скажите конкретнее, молодой человек.
— Его родители, как он сюда попал, как здесь живёт.
— Родители, — усмехнулась женщина. — О них мы вообще ничего не знаем. Его бросили.
— То есть как?
— А вот так и бросили. Ему было два года всего, а историю эту до сих пор помнит. Вы знаете статистику? Большинство детей сдают сюда молодые девушки. Бывает просто даже оставляют люльку, стучат в дверь и убегают. А мы и не знаем, кто родители, как зовут ребёнка. Но это редко бывает, чаще всего приходят, все документы подписывают, а после уже отдают.
— Его также подкинула молодая мать?
— Нет, его не подкинули, его именно бросили.
— Расскажите?
— Расскажу, не волнуйтесь. Хосок родился, понятное дело, нелюбимым ребенком. Его мама была ещё совсем молода. Непонятно, почему она сразу его в дом малютки не отдала. Она поступила хуже. Мальчику исполнилось два года, и они пошли в парк аттракционов. Мать оставила его у карусели, дала в руки конфету и велела закрыть глаза и считать до двадцати. А сама ушла.
— Она оставила его в парке и сбежала?
— Да.
— Подождите, — Юнги с шумом выдохнул, пытаясь осознать услышанное, — а вы откуда это всё знаете?
— Я тогда только устроилась сюда работать. А его мама обращалась до этого к нам, уже были подписаны все документы. Она попросила одного из наших сотрудников забрать вечером мальчика в парке.
— А оставила его тоже вечером?
— Нет, днём. То ли не успевала отвести его вечером туда, то ли ещё что... Хосок глаза открыл, а мамы нигде нет. В руках конфета, а больше ничего и не осталось. Он простоял так, потом начался дождь. А мальчик стоял и ждал, думал, что сама вернётся. Через некоторое время и наш сотрудник пришёл.
— А как вы узнали про то, что ему сказали считать до двадцати?
— Хосок разговаривал плохо тогда, но как-то с помощью жестов и слов поняли. Ой, плакал сколько, вы бы знали, — вздохнула воспитательница.
— Ужасная история, — парень покачал головой, потирая переносицу. — А отец его что?
— Неизвестно ничего, — ответила женщина и тут же добавила, — но мальчик жуткий охламон, ведёт себя плохо, не учиться совсем.
— Почему плохо? Что он такого делает?
— Будильники свои заводит раньше подъёма, только будит всех, из школы возвращается то с курткой помятой, то с с сумкой грязной. Просто страшно смотреть! Сам взъерошенный весь, ещё по чтению всё совсем плохо. Учительница постоянно жалуется.
— А Вы бы его пожалели, поговорили бы с ним.
— Да что я?! Совсем уже? Вы меня извините, но здесь около семидесяти детей живёт. Одни совсем маленькие, другие постарше, ещё и подростки есть. И за всеми следить постоянно, кормить, по вечерам от преподавателей жалобы выслушивать, разнимать, когда дерутся и ссорятся. Мне жалеть их только не хватает! У самой ещё дети есть, на них время нужно.
— Но у этих же никого нет, — возразил Юнги, уже начиная раздражаться из-за такого всплеска негодования.
— Это уже не моя вина. Сами разберутся, — сухо проговорила госпожа Кан. — Мне работать надо, первоклашки сейчас из школы вернутся. Всего доброго!
— До свидания, — кивнул Мин и вышел из кабинета мрачной тучей.
Теперь он решил для себя всё, больше не сомневался.