Мой приемыш

Возможно, если бы не яркий свет ранних лучей этого прохладного утра и воздух после ливня, и сама свежесть и бодрость, следующие часы этого времени суток не казались бы настолько ужасными.

Иногда говорят: «Погода шепчет!» 

 Сегодняшний день являлся одним из таких, когда эта фраза прекрасно подходила.

 Вокруг ярко и тепло, на дорогах лужи, где отражаются тысячи солнышек, где-то на деревьях поют птицы. Приятно, радостно, свежо.

 Только не всё хорошо, как кажется. Главное отличие жизни в том, что ничто не бывает идеальным.

 Было такое, когда всё идёт как по маслу, всё получается, всё удаётся, а потом... бац! И нет ничего. Половина дня идёт откровенно через задницу, руки опускаются, и всё валится, а зато к вечеру мы уже сидим довольные и счастливые в каком-нибудь теплом кресле и нисколько не переживаем о том, что что-то не получалось в начале. Почему? Потому что произошло что-то такое, что изменило всё наше настроение и вообще перевернуло весь день с ног на голову. 

 Или же наоборот. 

 Жизнь идёт своим чередом, ничто не мешает, всё по плану. А поздно-поздно сидишь со слезами на глазах и думаешь, что это «сегодня» прошло ужасно. Не твоё это «сегодня».

 Жизнь — своеобразный маятник. Нас всегда качает из одной стороны в другую. Сначала хорошо, потом худо, потом опять хорошо, затем опять худо. И это продолжается до конца наших дней.

 Невозможно жить так, чтобы вокруг было только счастье и много радостей. Какой тогда толк от этого существования? Научиться веселиться? Да такое каждый дурак умеет.

 Веселиться умеют все, но все могут смиряться и не все могут извлекать из жизни те уроки, какие она преподносит. 

 Маятник всегда мерно и тихо движется. Он не идёт в какую-то сторону быстрее или медленнее, он не задерживается где-то. Маятник жизни покачивается от одной чаши чувств к другой. Все эмоции разделены ровно, четко. Никак не больше, никак не меньше.

 Научились этому? Поняли? Прошли? Испытали себя? Хорошо. Вот, теперь отдыхайте, но ненадолго.

 Как маятник из моря слёз качнулся в бездну счастливых глаз, так качнется и обратно без колебаний. 

 Никогда не бывает так, чтобы всегда было плохо. Чтобы всю жизнь страдали, мучились. А даже если и всю жизнь так было, то на небесах получите вознаграждение за это — вечность в раю. А такое выше всего земного.

 Так что никогда не бывает так, чтобы вышло несправедливо. Если сейчас плохо, то после обязательно станет легче, лучше. А если сейчас хорошо? Тогда считайте это «хорошо» своеобразным отдыхом перед препятствиями, которые готовит вам жизнь, дабы проверить вас снова. 

 Проверка жизни идёт и будет идти всегда. Вы никогда не пройдете все уровни испытаний, чтобы разбираться во всём. Невозможно. Судьба всегда нам даёт лишь то, что мы можем пройти. Поэтому одни (они слабее) страдают меньше, а другие (те, что сильные и как камень крепкие) больше. 

 Что-то дано? Значит, ты способен это пройти. И абсолютно не важно, насколько сложно и тяжело. 

 В конце тоннеля всегда забрезжит свет. Даже тогда, когда уже покажется, что мрак навсегда остается с вами. 

 Вот Хосок сильный, например. Очень сильный. И совсем не физически, а морально. Он способен вынести то, что наверняка не вытерпел бы кто-то и один день. А этот малыш всю свою жизнь живёт так. И ничего, крепкий орешек, держится, не падает. 

 Только... Даже у такого человека (тем более ребенка-несмышленыша) наступают моменты, полные отчаяния. Моменты, когда кажется, что всё пропало, что ничего не изменится, а каждая безобидная колкость (на самом деле очень даже обидная, только раньше её и в счёт не брали) ранит так сильно, что рыдаешь навзрыд. 

 Но как объяснить всё это маленькому (хотя тут по жизненному опыту и взрослый уступит) мальчику, который и понятия не имеет о таких философских размышлениях? Кто его учил этому? Кто рассказывал? Он слишком мал, слишком добр, слишком наивен. 

 Вы спросите, почему он так страдает сейчас? Потому что просто способен стойко пройти? Или, быть может, потому, что после темной ночи всегда наступает утро?

***

День не задался с самого начала.

 Первое, о чём пожалел Хосок, когда открыл сонные глаза, было то, что он вообще когда-то придумал и решился ставить будильник раньше подъёма. Пожалел, что понадеялся на свою выносливость, и что ни за что не оступится и не проспит. 

 Как оказалось, утренняя громкая мелодия играла уже десять минут. Осознав, что происходит, мальчик с ужасом подскочил на кровати и выключил музыку. Сон, конечно, как рукой сняло. В воздухе повисла давящая непривычная тишина. Казалось, можно выдохнуть? Всё в порядке? Но... Вокруг стало так спокойно, что Хосок неловко поежился, а по спине пробежали мурашки. Он боялся просто оглянуться, сидя на кровати лицом к окну, и правильно делал.

— Объясни мне, почему ты ставишь будильник раньше 7 часов? — раздался строгий голос госпожи Кан в дверях комнаты. Это был не голос. Это было ведро ледяной воды, облившее Хосока с головы до пят. Он дернулся и подпрыгнул от неожиданности. Страшно... Но обернуться пришлось. Воспитание. 

 — З-здравствуйте, — запинаясь, только и смог вымолвить Чон. В горле всё пересохло, даже говорить стало тяжело. Язык совсем не слушался и прилип к небу, будто и не желая работать, пальцы пробрала колкая дрожь. Он знал, что нарушил правила. А это серьезно и влечет последствия. 

 — Издеваешься, да?! — спросила воспитательница, скрестив руки на груди. Тон недобрый, недружелюбный совсем. Она беззаботно опиралась о дверной косяк, но даже в этой, казалось бы, непринужденной позе, вызывала у ребенка панику. 

 Конечно, издевается, а вы как думали?! Действительно! Остроумнее ничего нельзя придумать.

 — Н-нет, простите, этого больше не повторится, — мальчик опустил голову, кусая себя за губы от накатившей сильной волной дрожи. На каверзные вопросы отвечать он не умел.

 — Будильник! — женщина вытянула руку. Понятно, это ещё повезло... Просто забрать часы ещё не так страшно... Наверное... Только не для Чона. 

 — Нет! Пожалуйста! — воскликнул Хосок, в надежде посмотрев на воспитательницу. Только той же надежды в её глазах не нашел. — Я не могу его отдать, — робко произнёс он. 

 — Что значит «не могу»? — ну, представьте, в каком госпожа Кан была шоке, услышав эти слова. 

 — Мне важно... Пожалуйста... Этого больше никогда-никогда не повторится. Я не... 

 — А будить всех можно?! Не стыдно?! Сам не спишь, другим не даёшь! Что это ещё за выходки?! — должно сказать, эта дама начинала дико злиться, когда её кто-то не слушался (особенно из маленьких).     

  — Я... Я... Я не разбудил ещё никого... — это было правдой, ведь никто из детей ещё не проснулся. Проще говоря, звон будильника слышала только воспитательница. (И своими же криками детей могла разбудить она. Не задумалась об этом, а жаль). 

 — Госпожа Кан, прошу... Не забирайте... — отчаянно молил Хосок. 

 — Если ты сегодня же не исправишь свои результаты на уроке чтения, я заберу у тебя эти часы навсегда, — она громко хлопнула дверью («А будить всех можно?!»), когда другие ещё мирно спали, и зацокала на своих шпильках подальше от комнаты. 

 Строгая, серьезная, прямолинейная женщина. Типичный воспитатель в детском доме. Сказать, что любит сирот и души в них не чает? Конечно, нет. Она не любит детей, к тому же ещё и детдомовцев. У неё свои принципы и правила, которым просто обязаны подчиняться все, и ничего ты с этим не сделаешь. Здесь существовал особый способ наказания. Нарушение правил, жалобы со стороны других детей (не важно, правда или решили поиздеваться), учителей (тоже не факт, что честно по пунктам говорят), замечания прохожих и всё тому подобное это — лишение еды. А тут уже в зависимости от виновности. Не сильно, значит, просто без завтрака. Сильно? Без завтрака и обеда. Ну-у, товарищи, а если уж совсем всё криминально, то устройте себе день голодовки или, как там его ещё называют, разгрузочный день, тоже для организма полезно. Хотя какая тут польза, когда дети (не только Хосок) ели в принципе мало (порции небольшие) и ещё получали за любую провинность часто. Все детдомовцы ходили худыми и бледными (Чон не исключение). 

 Если бы их кто-то на улице спросил, какой вкус сладкой ваты они предпочитают, никто бы не смог ответить. Почему? Они понятия не имеют, что это такое. Точно также будет с попкорном и любыми, даже самыми популярными, кафе, ресторанами быстрого питания, парками аттракционов и прочим. Детдомовцы не знали этой другой жизни и не могли узнать. Их очень редко куда-то водили и ничего не рассказывали. 

 «Меньше знаешь, крепче спишь». 

 Живёшь обычной жизнью спокойно, не думая, что где-то там всё по-другому. Что где-то там есть семья. Хотя кто из этих детей по-настоящему знает, что это такое? Большинство живут здесь чуть ли не с рождения. Не помнят, как сюда попали, кем и кто были их родители. Конечно, есть дети, которые просто попали в аварию или в какой-то другой несчастный случай, где лишились семьи, всех близких. Но таких детей немного, и они редко делятся своими воспоминаниями и впечатлениями прошлого. 

 Сироты живут в своем мире. Они никогда не видели настоящей жизни, той, о которой все так говорят. Они не понимают, за что их так обижают, почему издеваются, и где же тот идеальный мир. Мир, где все равны, где относятся друг к другу с добром и пониманием, человечностью. Если этот мир и есть тот, в котором они находятся, та прекрасная страна, как их учат помнить каждый Божий день, то почему нет того, о чём говорят? Почему не понимают? Почему унижают? Почему насмехаются и издеваются? Где доброта? Где человечность? Почему об этом постоянно говорят в школах и детском доме, но на самом деле мир не тот идеальный и совершенный? Почему ложь? Почему обман? Зачем? 

 Те малыши сломлены тяжелой жизнью. Даже когда они вырастут, всё равно в душе останутся детьми. Потому что не научили их жить в этом мире, не показали, как правильно. А они наивны и доверчивы, на любой крючок попадутся. Но это потом, там, во взрослой жизни. 

 А пока...

 Легче детям (не так травмирует психику незнание), легче воспитателям (меньше мороки, сложностей хватает).

***

Условие было на девяносто процентов нереальным. Как уже говорилось ранее, не все учителя адекватно относились к мальчику. С математикой всё было в полном порядке, а вот с чтением дела обстояли куда хуже. И не потому, что Чон не любил читать или не делал домашние задания.

Наоборот, книги прятал и берег, знал многое. Причина была в другом. Учительница. Она просто ненавидела Хосока и всегда жаловалась на него, ни в чем не повинного, госпоже Кан. Она описывала его поведение и знания в самых ужасных словах, какие только может подобрать учитель литературы в средней школе и учитель чтения в младшей. Мальчику, конечно, попадало будь здоров, как. Он лишался не только еды, но и теплой одежды и игрушек, которые по доброте душевной жители Кванджу отдавали в детский дом. 

 В действительности Хосок знал произведения просто замечательно. Он мог цитировать фразы главных героев, прекрасно запоминал стихи. Мальчик читал очень много. Больше, чем было указано в школьной программе. Только никто не оценивал это. Оценивали здесь по-другому. Во всяком случае именно его, Чона. Он детдомовский. У него нет семьи. У него нет родителей, а, значит, его можно безнаказанно обижать. Всё равно ведь никто не вступиться на эту малютку. Кому он нужен? Никому. 

 Самый низкий балл у Хосока был по чтению. Учительница старалась, что называется, как могла. Она будто ястреб, смотрящий на добычу, измывалась над мальчиком. Она придумывала самые каверзные и сложные вопросы, переправляла ответы в тестах, тем самым занижая балл. Конечно, об этом никто не знал, даже подумать невозможно (действительно, кому в голову придет, что добрейшая учительница литературы станет делать такие гадости! Ужас!), а доказать тем более. Так что Хосоку оставалось только надеяться выкарабкаться самостоятельно из этой глубокой пропасти ненависти к нему. Он не отзывался об учительнице плохо, никогда не грубил ей, а лишь смотрел с искренностью и наивностью, какая бывает только в детстве. Мальчик не собирался мириться с этим жестоким миром. 

 Он рвался вперёд, рвался с мечтой. 

 Вот вы спросите, что же такого в этих злосчастных часах? Ну, заберут, ну, вставать, собираться будет сложнее... А Хосоку не только из-за времени. Это была единственная вещь, которая у него осталась, как подарок. От кого? Нет, не от мамы и не от папы. О них забудем, информации про них у Чона нет, и наследство ему не оставлено.

 Довольно интересная история. 

 Однажды перед Новым Годом в дом пришёл дед Мороз. Понятно, что актёр, но для детей конечно самый настоящий волшебник. Он принес мешок с подарками (теми, что жители Кванджу отдали на праздник). Особого торжества не было, дети просто вытягивали с закрытыми глазами какую-то безделушку или сувенир. Хосок вытянул старый будильник. Все тогда обступили его и смотрели на вещь, как на какую-то диковину. Удивлялись. А удивляться было нечему, ведь часы оказались сломанными. То ли такими и отдали их, то ли по дороге что-то случилось. Непонятно, но оно и к лучшему. Окажись эти часики в превосходном состоянии, Чон бы их на следующее утро больше не обнаружил. А так... Кому нужен неработающий будильник?

 А мальчик догадался, стал придумывать, как чинить. Он брал его с собой в школу и пытался разобраться с ним на переменах, но ничего не выходило, пока однажды к нему не подошёл учитель физики. Замечательный человек. Хосоку он всегда нравился, хотя ещё и не преподавал у них, начальные классы всё-таки. Почему тогда нравился? Потому тоже был один из тех немногих, кто относился к сироте по-человечески. 

 Так, вот. В один день Хосок чисто случайно столкнулся с учителем в коридоре. Мальчик шел, не смотря по сторонам, ведь в эту самую минуту вертел к руках старый будильник. Учитель улыбнулся, увидев Чона, поинтересовался, что и как, и отвёл в свой кабинет, где за минуту починил то, над чем Хосок безуспешно корпел целый месяц. 

 С того дня проблема с утренним умыванием была решена раз и навсегда... До сегодняшнего дня.

***

— Доброе утро, бродяга! — недобро крикнул белобрысый мальчуган Хосоку, заходя в пустую столовую. 

 Тот не ответил, делая вид, что спокойно пережёвывает бутерброд, не обращая внимания на подначку, хотя на самом деле кусок в горло не лез.

 — Говорят, шиш твоей конторе! Будильничек-то тю-тю! Отберут родимого! — но Чон на этот счёт абсолютно не волновался. 

 Часы мирно лежали в рюкзаке, а рюкзак прямо у ног под столом. 

 — Ты что, совсем глухой?! — мальчик сжал кулаки и сел напротив.

 Хосок молчал, опустив глаза в пустую тарелку.

 — А, ну да! Ты же сегодня без обеда, надо плотно подкрепиться! Сегодня ведь придётся побродяжничать! — своё прозвище «бродяга» Чон получил из-за того, что любил гулять по территории детского дома в одиночестве, ни с кем не разговаривал и всегда сидел где-то в углу, да подальше.

 — А тебе весело от этого? — наконец подал голос Хосок, посмотрев на обидчика. 

 — Представь себе! — захохотал тот, выхватывая тарелку из рук мальчика, который собирался отнести её в раковину, помыть и положить рядом с остальными чистыми. 

 — Эй! Отдай! — воскликнул Чон, пытаясь забрать стеклянную посудину. 

 — Не отдам! Не отдам! — улюлюкал сосед по комнате, бегая вокруг столов. 

 — Пожалуйста! Отдай! — просил Хосок, отчаянно прыгая, ведь мальчуган, который и так был выше его ростом, встал ещё на цыпочки и поднял руку вверх. 

 — Может отдашь мне свои часики? На что они тебе, бродяга? А я тебе перочинный ножик подарю, хочешь?

 Понятное дело, что никакого перочинного ножика и в помине не было. Просто от нечего делать решил пацан поиздеваться.

— Не нужно мне ничего! Отдай тарелку!!!

 — Да пожалуйста, — усмехнулся малец, кидая посудину. Раздался звон, а по всему полу разлетелись тысячи осколков. 

 — Что ты наделал?! — в ужасе воскликнул Хосок, видя как его, можно сказать, «брат» по несчастью покатывается со смеху. 

 — Пойду, расскажу-ка госпоже Кан о новом происшествии, — хитро улыбнулся тот и убежал.

 По коридору уже разносилось громкое: «Госпожа Кан, а Чон тарелку разбил! Госпожа Кан, а Чон тарелку разбил!»

 Хосок остановился посреди столовой в полной растерянности. 

 То, что наказания ему не избежать уже не требовало аргументов. Всё ясно и так. Но что делать сейчас? Куда бежать? Остаться здесь и доказывать, что это не он разбил тарелку? А какой смысл? Никто не поверит.

 Выход оставался только один. Не медля, Хосок схватил рюкзак и промчался в коридор. На встречу ему шли в столовую только проснувшиеся дети. Кто в чём и кто как. Половина с невыспавшимися немытыми лицами, половина воинственно идущая, расталкивая всех локтями. Но Хосока сейчас это не занимало. Добежав до конца коридора, где стояли специальные вешалки, он взял свою помятую куртку. 

 — Чон! А ну иди сюда! Живо! — закричала воспитательница, пытаясь догнать мальчика. Но он уже был далеко.

 — Простите! Госпожа Кан, это не я! — только и успел ответить Хосок, прежде чем скрылся за дверью. 

 Дальше он бежал, не оглядываясь. Всё время казалось, что сейчас кто-то выйдет из-за угла или схватит сзади за шиворот, отведёт обратно в дом. Поэтому мальчик успокоился только тогда, когда остановился у ворот школы. Запыхавшийся и весь мокрый он облокотился на забор, тяжело дыша. Смятую куртку и рюкзак Чон по-прежнему держал мертвой хваткой в руках. Было страшно и больно. Как теперь возвращаться обратно туда? Что будет? Что сказать и как защититься? Снова подставить себя под удар или обороняться, пытаться хоть как-то отстоять свои жалкие права? Стоит ли объяснять что-то, когда всё равно не поверят?

 Хосок не знал, что делать. Но сейчас он был искренне благодарен всему миру за то, что стоит сейчас у самой школы. До двух часов дня, когда уроки закончатся, есть ещё уйма времени. Он остынет, успокоится и придумает, как дальше поступить. Должен же быть какой-то способ! Не возвращаться было невозможно. Мальчик понимал, что его тут же найдут и влетит ещё больше, а к тому же он пропадет. Где найдет пристанище на ночлег? Да пусть даже и на одну ночь! Какая разница? Он в этом мире один одинёшенек. Пусть в школе учат математике и корейскому, а вот жизни не учат, в детском доме тоже. 

Сам карабкайся, сам борись, всё сам. Хосок глубоко вздохнул, собрался с силами и переступил порог школьного коридора. Единственная надежда оставалась на урок чтения, который был по счету третьим. Можно исправить оценку, получить похвалу от учителя и... Вуаля! Наказание всё не снимут, но то, что ослабят, сто процентов. 

 С этими мыслями мальчик поднялся на второй этаж и достал учебник, решив повторить прошлый урок.