Мой приемыш

— Юнги!!! Вставай сейчас же, алкоголик ты несчастный!!! — Чимин тормошил друга за плечо, проклиная все спиртные напитки, какие только услышал и попробовал за всю свою молодую беззаботную жизнь.

— Ммммм, — недовольно протянул парень сквозь дрёму, слабо отталкивая юношу. — Подъём! Подъём, Мин Юнги!!! — друг не сдавался и, стянув старый пропахший терпким табаком шерстяной плед с друга, кстати говоря мирно спящего на холодном полу, не церемонясь, взял за ноги и потащил на кухню. 

 «Ну и тяжелый же, » — подумал про себя он, с усилием таща юношу по коридору.

 — Пак Чимин! Отпусти! — парень начал брыкаться и в конце концов открыл глаза. Очень, между прочим, вовремя. Ибо не сделай бы он это сейчас, юноша бы вылил на него целый стакан ледяной воды из-под крана. 

 — Наконец-то, — устало вздохнул парень в черных очках, одетый в деловой костюм, сидящий на табуретке и печатавший кому-то сообщение. 

 — Лучше бы помог! — возмутился Чимин, поправляя вылезшие на лоб рыжие волосы. 

 — Я занят, как ты видишь, — спокойно ответил тот. — Из-за нашего дружка уже опоздал на совещание, так что... — юноша пожал плечами, мол, сам понимаешь, не отрываясь от экрана смартфона. 

 — Намджун~и, — пьяно улыбаясь, пробормотал Юнги, сонно покачиваясь и опираясь на стул. 

 — Я сейчас тебе покажу! Горе ты моё луковое, — с этими словами Чимин помог взобраться Юнги на стул, ведь тот, к сожалению, был не в состоянии сделать и это. В ответ парень пробомотал что-то очень неразборчивое и невнятное. 

 — Прошу, не отчитывай его слишком строго. Посмотри, в каком он сейчас состоянии, — начал было Джун, но Пак его перебил. Вот кто-кто, а уж он точно не намеревался быть любезным сейчас. 

 — Ты что делаешь, а? Куда мозги свои дел?! Где твоя воля вообще, я не понял?! — каждую свою реплику он жестикулировал, тем самым показывая своё негодование. — Почему ты не можешь перестать напиваться как свинья каждый вечер?! Почему каждое утро мы с Намджуном должны приходить к тебе, чтобы проверить, живой ли ты вообще или нет?! Почему ты не слушаешь нас?! Почему нельзя перебороть свой дурацкий эгоизм? Почему, Юнги?! 

 — Можете не приходить, — равнодушным тоном отчеканил Мин, хмурясь от громких воплей Чимина. 

 — Да?! То есть, по-твоему, так должны поступать друзья? — снова горячился юноша, но его прервали. 

 — Слушай, Юнги, — спокойно заговорил Намджун, — мы все знаем твою ситуацию, знаем, что случилось. Но прошло уже больше года. Нельзя постоянно жалеть и запивать горе. Ты же взрослый уже, друг! — он добродушно потрепал Юнги по голове. — Устройся на новую работу, начни снова играть, какие проблемы? Ты помнишь, у меня есть связи. Я помогу устроиться. Нельзя же так существовать просто. Тебе самому тяжело. 

 Парень громко выдохнул и наклонил голову, почесывая затылок. 

 — Прошло полтора года, Юнги, — произнёс Намджун, нарушая молчание. 

 — Для меня они ничего не значат, — с горечью ответил юноша. Он поднял глаза и посмотрел на друзей. — Я не могу забыть их. Не могу, понимаете? Каждый раз как вспомню наши совместные прогулки, ужины, поездки... — Мин грустно усмехнулся. Теперь на его лице не было обыкновенного равнодушия и какого-то каменного спокойствия. Его взгляд источал разбитость и кое-как склеенные пополам кусочки разбитого горя, так и вырывавшегося наружу с новой силой. Боль. Сокрушимая дикая боль пронизывала его насквозь. Горе, которое поселилось в его сердце, измывалось над душой, раня её. Казалось, Юнги вот-вот заплачет от своей безысходности. Но нет. Проглотил подступавший к горлу комок слёз и прикрыл глаза. 

 — До сих пор? — Чимин смотрел на друга, совсем не узнавая его. Он больше не был человеком, который считался в глазах Пака, как просто поддавшийся эмоциям и алкогольной зависимости. 

 Нет. Это был другой человек. Человек, который потерял слишком дорогое, драгоценное настолько, что не может забыться вот так через несколько месяцев. Та утрата, то, что случилось полтора года назад, осталось внутри Мина глубокой раной, которая, увы, не заживала. 

 — Всегда, — коротко ответил парень. 

 В кухне снова наступила тишина.

 Намджун и Чимин не верили. Они даже представить себе не могли, как страдает их друг каждый вечер, одиноко сидя под окном. Они не знали, как он давится собственными слезами, запивая их большими глотками вина и вдыхая едкий табачный дым.

***

Насколько сильно упал этот человек? Он упал на колени, прижался к земле, задыхаясь в потере, которую просто не мог пережить. Для себя он не жил уже давно. Существовал. Просто ждал чего-то, окунаясь в воспоминания.

В его голове они были яркими картинками, жарким теплым пламенем. А всё, что случилось после исчезновения того, что грело душу и жило в сердце, стало чёрно-белым. Бесцветный мир выглядел куда размереннее и спокойнее. Казался совсем иным, не таким, каким был до этого. Всё меркло и тускнело. Каждая прожитая минута казалась тягостной и долгой, невыносимо бесконечной и длинной. Ничего не хотелось, ничего не было нужно. Всё надоедало и раздражало, иногда провоцировало на грубости. Обычный поход в магазин было вообще отдельной серьезной проблемой. Все полтора года юноша просидел в своей квартире, лишь иногда выбираясь на воздух. И то, такие вещи случались нечасто и всегда сопровождались скандалами и упреками Чимина и здравомыслящим взглядом Джуна. И то, сколько надо было ещё попотеть друзьям, чтобы чуть ли не вытолкнуть парня на улицу, который в принципе не желал покидать свое пространство в четырёх стенах и которого заставить выйти куда-то считалось невозможно, так как Юнги упертый и редко, когда действительно слушает. 

 Только Чимин и Намджун Юнги не забывали. Они приходили к нему каждое утро, приносили какую-то еду, разговаривали, будили, просили подняться с кровати, а не бесцельно торчать, смотря в потолок, заставляли протереть пыль, а сами наводили порядок или делали остальную уборку. Они знали его горе, знали, как тяжело, пытались помочь и каждый раз предлагали помощь, на что Юнги лишь качал отрицательно головой, аккуратно поправляя фотографию в рамке, одиноко стоящую на прикроватной тумбочке. 

 Это была не просто фотография. В ней хранилась вся его жизнь. Жизнь прежнего Юнги. Юнги, который улыбался каждому новому дню и обладал самым ярким заразительным смехом. Юнги, работавшего не покладая рук, любившего уют и обожавшего готовить. Юнги, дружелюбного и милого со всеми окружающими, не курящего и не пьющего, жизнерадостного. Юнги, благодарившего мир на каждый прожитый день на этой планете среди тех, кто так важен. Юнги, которому нравились его прекрасные чёрные волосы. Юнги, любившего себя и всех вокруг. Юнги, который любил жизнь и любил жить.

 Каким же он стал сейчас? 

 Юноша ненавидел белые стены своей новой однокомнатной квартиры, в которую переехал через месяц после случившегося. Юнги перекрасился в блонд и побледнел от того, что практически не выходил на улицу. Он не улыбнулся ни разу за последний год, не засмеялся, не усмехнулся. Да, он мог это сделать и делал иногда. Но делал с горечью и непритворной скорбью, мучающей и терзающей его с каждым днём всё сильнее. Юнги курил и пил, уволился с работы, ведя самый ужасный образ жизни, если его вообще можно было так назвать. Юнги раздражался по любому самому незначительнму поводу и обожал одиночество. Он не мог подняться на ноги просто потому, что боль разъедала его изнутри. Он никак не мог с ней справиться. А многочисленные походы к психологу закончились тем, что он наелся каких-то таблеток и пролежал трое суток в больнице без сознания. С тех пор ни Чимин, ни Намджун ни разу не заикались о психологе, ведь тот совершенно не помогал ему, а наоборот усугублял ситуацию. Юнги страдал и ходил подавленным всегда, не имея желания что-либо делать. Он забросил игру на фортепиано и возненавидел чтение книг, фильмы. Словом, не занимался всем, что только могло напоминать ему о счастливом прошлом. Конкретнее это означало только одно — он ничего не делал и не хотел помощи. И не потому, что неоткого ее было ждать, а потому, что никто бы не помог справиться. Уж если он сам не может помочь себе, то сделать это не в силах никто.

***

— Я вас прошу, давайте не будем об этом? — Мин устало облокотился на руку. 

 — Д-да, хорошо, — замялся Чимин и опустил голову. — Тебе сделать чай? — замешкался он, стараясь отвлечься от больной темы разговора. 

 — Ну сколько раз тебе повторять, — блондин тяжело вздохнул. 

 — Ах, да, точно... — Пак опомнился, ведь совсем забыл, что прежний Юнги любил чай по утрам. — Прости, крепкий кофе?

 — Да, — пробасил юноша. 

 — А где твоя чашка? — поинтересовался Чимин, заглядывая в практически пустую полку с посудой. 

 — Разбил, — ответил тот, потирая переносицу. 

 — Ты не поранился? Где осколки, давай уберу? — Намджун заботливо наклонился к другу.

 — Я всё убрал, ничего не нужно. 

— Хорошо, — кивнул Ким. — Слушай, может тебе помочь чем-нибудь? Хочешь, я куплю тебе хорошую микроволновку? 

 — И зачем она мне? — равнодушно спросил Мин. 

— Ну, как зачем? Подогревать еду будешь. Нет, могу купить не микроволновку, а что-нибудь другое. Вот что ты хочешь, а? — не отставал Джун, всеми силами желая сделать что-то для него. 

 — Мне ничего не надо, — твердо произнес Юнги, ясно давая понять, что больше задавать такие вопросы не следует. 

 — Если вдруг понадобится, обращайся, — подмигнул Ким. — Я пойду, открою окна, а то после твоих вчерашних посиделок на пару с бокалом вина дышать нечем, — по-доброму пошутил он. 

 В ответ Юнги лишь кивнул.

 — И да, Чимин! — обратился к парню Намджун, развернувшись на пятках. — С тебя яичница на троих с зелёным луком и ветчиной! 

 — Ты что, не завтракал? — парень надел кухонный фартук. 

 — Дома я выпил только чай и приехал сюда. Так что поторопись, все мы страшно голодные, — засмеялся юноша и направился в комнату.

 — Нашёл тут шеф-повара, — проворчал Чимин, открывая холодильник, полный разной еды.

— Чур мне три яйца! — крикнул Ким из коридора, очевидно услышав недовольное бурчание «шеф-повара».

 — Обойдешься! — фыркнул Пак, однако три яйца для Намджуна всё-таки отложил. 

 Юнги, всё это время сидевший тихо на стуле, наблюдал за этими дружескими перепалками и хмыкал, будто усмехаясь, когда Чимин бубнил себе под нос что-то о готовке и почему всё самое тяжёлое достается именно ему, а Джун благополучно смывается, находя простейшие занятия. Вот, как сегодня, например! Форточки открыть — великое дело. А ему, Пак Чимину, стой у плиты и давай, готовь, когда познания в кулинарии самые простейшие минимальные. Хорошо, хоть яичницу готовить научился.

***

Чимин много работал в одном из бизнес центров. Он был тренером по плаванию, боксу и тхэквондо. 

 Пак очень сильно уставал, ведь ежедневных нагрузок хватало. Постоянная работа без выходных уматывала. Но единственным ее плюсом было то, что все тренировки начинались не раньше десяти часов. Так что Чимин вполне спокойно мог заскочить к Юнги рано утром, когда, например, Намджун же не всегда мог приехать. Тот тоже очень усердно трудился, но его профессия была совершенно серьезной и сложной, совсем не такой, как у Пака. 

 Намджун работал в уголовном розыске. Он имел большие связи, участвовал в расследовании непростых дел. Ему приходилось по всей строгости отчитываться начальству, так что опоздания на работу были неприемлемы. Ким просиживал добрых 24 часа в своем кабинете, сидя в кресле с горячим американо, держась за голову, уже просто раскалывавшуюся из-за бесконечной работы мозга. Постоянные расследования и срочные дела всегда очень тяжело распутывались и редко, когда можно было спокойно уйти домой. Джун вообще редко бывал у себя в квартире. Оттого и уборка проводилась во время выходных раз в две-три недели, и жены с детьми не заводил. 

 «А, может, оно и к лучшему, » — рассуждал Ким. Он был настоящим холостяком, ни чуть не жалевшим об этом. Намджун любил свободу, любил не иметь ни перед кем обязательств и нести ещё какую-то там ответственность. 

 Кому нужны ссоры из-за задержек на работе? Кому нужны упрёки по поводу питания, режима, одежды, отношению к порядку и уюту? А детский плач, который не даст поспать добрых три года, когда ты и так приходишь домой с целью принять душ и поспать, а живёшь на работе, что тогда?

 Все эти вещи Джун прекрасно понимал, так что довольствовался вполне спокойно и своей холостяцкой жизнью. 

 Что может быть лучше посиделок с друзьями? Пусть даже и в таком виде, как сейчас. Ким любил Юнги и искренне всегда желал ему только добра, ничего другого, хотел, чтобы он выбрался из своего отчаяния и смог начать новую жизнь. 

 Но новую жизнь не так-то просто начать. Всегда должно появиться что-то или встретится кто-то, кто будет мотивировать Мина начало с чистого листа и на то, чтобы подняться и вернуться в свою колею.

***

— Ну кто так лук режет! Сейчас себе пальцы поранишь и будешь знать! — цокнул Юнги и, встав у кухонного стола, сам нарезал лук. 

 — Я же не такой мастер, как ты! — мило возмущался парень, хоть в душе и был рад, что его друг решил помочь и сделать что-то. Это было своего рода целым рекордом. 

 — Мастером надо учиться быть тебе! Всё, дальше сам, — блондин отложил нож и снова плюхнулся на стул.

 — А ты дальше мне не поможешь? — умоляюще захлопал глазами Чимин. 

 — Нет, дружище. Уж взбитые яйца ты в сковородку залить умеешь, это я знаю. Так что не рассчитывай, — покачал головой Юнги, попивая только что приготовленный для него крепкий горький кофе.

 Горячий напиток обжигал губы, но очень хорошо согревал. А после того, как Юнги разбудил Чимин, голова болела просто ужасно. Так что сейчас пить именно такой кофе было отличным и даже лучшим занятием. Нервы постепенно успокаивались, прибавлялось больше сил, хоть и ненадолго, но всё же важно. 

 Пак надул губы и, вздохнув и пожав плечами, мол, не прокатило, не получилось, повернулся к плите. 

 Яичница аппетитно шкварчала на сковородке, тщательно вымазанной оливковым маслом. По квартире разнесся вкусный аромат теплой еды. Пахло жаренной ветчиной с луком и помидорами и, конечно же, самой яичницей. Чимин то и дело открывал крышку и смотрел, не подгорело ли чего и когда будет готово. Он мелко нарезал укроп острым кухонным ножом и одновременно заваривал чай для себя и Кима. 

 — Вот умеешь же, когда прошу! Я бы такое ни за что не сделал, — похвалил Джун, входя в кухню. 

 — Как форточки? Открылись или помочь? — съязвил Чимин, стягивая с себя фартук и вытирая руки полотенцем. Уж очень хотелось сейчас маленько поддеть Кима, чтоб жизнь ему малиной не казалась.

— Да ладно! Брось ты! — махнул рукой юноша. — Тебе можно теперь хоть в повара устраиваться, — он подмигнул и уселся за стол. 

 — А, то есть и в официанты тоже, да? — Чимин удивлённо приподнял брови, смотря на Кима, мирно сидящего на стуле.

 — Ну, раз уж ты стоишь, то почему, собственно, нет? — ответил парень снисходительно. 

 — Класс, — юноша развернулся на пятках и, встав на цыпочки, едва дотягиваясь до нужной полки, на зло находившейся в самом верху, достал тарелки и вилки с ножами. — В таком случае, господин Ким, — учтиво обратился он к другу, — с вас 1000 вон за блюдо от шеф-повара и услуги дружелюбного и привлекательного во всех смыслах официанта — на эти слова он сам рассмеялся и в прекрасном расположении духа сел за стол.

Завтрак прошел в полной тишине, если не считать довольного чавканья и скрежета вилок по тарелкам. 

 Ещё немного посидев с юношей, Намджун и Чимин ушли на работу. А Юнги, кое-как вымыв посуду, лег на кровать и просто смотрел в потолок весь оставшийся день, не интересуясь погодой на улице или последними новостями. Он старался ни о чём не думать, не вспоминать, но прошлое так и лезло в самую душу. Не отпустило же!

 Хотелось закрыться от памяти, от всплывающих перед глазами счастливых картинок, хотелось бежать от родных весёлых голосов, которые Юнги никогда больше не услышит. Он больше не коснется этих нежных теплых рук и не увидит радостных незабываемых улыбок. Всё как в тумане мерещится Юнги каждый день. Парень смотрит на белый потолок, а перед глазами вся жизнь пролетает. От самого ее начала, до конца. Каждое мгновение помнит, каждую секунду жизни перематывает и прокручивает по десять раз, боится забыть. Юнги здорово споткнулся в этой жизни. Здорово упал и так и остался сидеть на коленях, закрыв голову руками. Он больше не коснется этих нежных теплых рук и не увидит радостных незабываемых улыбок. Всё как в тумане мерещится Юнги каждый день. Парень смотрит на белый потолок, а перед глазами вся жизнь пролетает. От самого ее начала, до конца. Каждое мгновение помнит, каждую секунду жизни перематывает и прокручивает по десять раз, боится забыть.Юнги здорово споткнулся в этой жизни. Здорово упал и так и остался сидеть на коленях, закрыв голову руками.