Глава 10
«Эй, этот твой друг, он странный.» - Девушка по имени До-до, которая держала в обеих руках по бутылочке йогурта и усердно потягивала их одновременно, внезапно произнесла невнятно, с набитым ртом: «Ты сам этого не замечаешь?»
«А?» - Цзяян растерянно повернулся к До-до: «О ком ты?»
В последнее время он постепенно сблизился с До-до. После той встречи они случайно столкнулись ещё дважды, и тогда До-до сама попросила его номер телефона. Она находила его добрым, простодушным и забавным, поэтому часто приглашала его развеяться.
Цзяян не умел обращаться с девушками, но ещё хуже умел отказывать. Даже когда ему было неловко, он, весь в поту, выбегал на встречи, а потом торопился обратно, за что не раз удостаивался ледяного взгляда Сяо Мэна.
«О ком же ещё, о том самом, кого ты постоянно упоминаешь. О том крутом парне, которого мы встретили после кондитерской.»
«А...»
Тогда, когда они случайно столкнулись с Сяо Мэном, тот даже не поздоровался с ним, прошёл мимо, будто Цзяян был пустым местом.
«Он как-то странно на меня смотрел.»
Цзяян поперхнулся глотком воды: «Что? Вряд ли он имел в виду что-то такое...»
«Кажется, он меня ненавидит.»
Не дав ему вставить слово, она добавила: «Нет, даже не ненавидит. Сильнее, чем ненависть.»
«Но почему?» - Цзяян не понимал.
«Вот, потому что причина неизвестна, это и странно.» - До-до с шумом допивала йогурт: «У него такие злые глаза, прямо убийственные. Жаль, что такой красавчик меня возненавидел...»
«Не думаю. Ты преувеличиваешь.» - Цзяян успокаивающе улыбнулся: «Он просто выглядит суровым, а на самом деле очень хороший человек.»
«Ты просто ничего не замечаешь. Ты же всегда говоришь, что у вас хорошие отношения, так почему он так холоден?»
Цзяян неловко улыбнулся, не зная, что ответить.
«Вообще-то...» - До-до отставила йогурт и склонила голову набок: «Если честно, не обижайся, но я думаю, что тебе стоит меньше с ним общаться.»
«Что?» - Цзяян округлил глаза: «Почему?»
«Ты и вправду безнадёжно бесчувственен! Разве станет он так бескорыстно добр к тебе без причины? Наверняка у него какие-то скрытые намерения.»
«Но мы же друзья...»
«Даже друзья так не поступают!» - До-до нахмурилась: «Родные братья и те ведут расчёт. У вас раньше не было особо близких отношений, и вдруг он так щедр к тебе. Здесь что-то нечисто.»
«... Я... Ему от меня ничего не нужно»
«Я просто предупредила, не сердись на меня.» — Подбирая слова, заговорила До-до: «Возможно, он из таких. Ну, понимаешь, среди людей нашей профессии тоже есть мужчины, и у них часть клиентов тоже мужчины. Ты же в курсе? Некоторым просто нравится именно это, им играть с мужчинами интереснее, чем с женщинами. В общем, будь осторожен, не будь наивным и слепым. Если попадёшь впросак, будет уже поздно.»
Цзяян замер на мгновение, затем неуверенно пробормотал: «Да нет, что ты...»
«Я говорю это, потому что ты слишком добрый, и я боюсь, что тебя обманут. У таких, как я, может, и нет ничего другого, но глаз уже намётан. Твой друг не такой уж благородный, во всяком случае, точно не такой, каким ты его представляешь. Так что, если будешь настороже, не прогадаешь.»
Цзяян улыбнулся и сказал: «Да ладно, ты слишком много думаешь», но по спине у него медленно пополз холодок.
Наскоро поужинав жареным рисом, он с лёгким беспокойством отправился домой.
На кончике носа выступила мелкая испарина, и ладони стали влажными.
Сяо Мэн ещё не вернулся. Он слегка выдохнул с облегчением и опустился на диван, погрузившись в раздумья.
До-до не знала всей правды об их отношениях, поэтому, конечно, говорила не совсем верно, но кое в чём она была права.
Он никогда не понимал, как могут быть такие дела между мужчинами, и действительно Сяо Мэн постепенно, шаг за шагом, научил его этому.
Первые несколько раз было очень неловко, он даже представить не мог, что придётся принимать тело другого мужчины, боль от проникновения никак не становилась привычной, а душевный дискомфорт и вовсе было невозможно выразить словами.
Но Сяо Мэн всегда сохранял невозмутимый вид, ласкал его без малейших колебаний, притом умело. Входил в него так же естественно и раскованно, будто занимался любовью с девушкой.
И он, поддавшись этому страстному настрою, после долгих ласк постепенно ко всему привык, даже к тому, чтобы в него проникали в унизительной позе — теперь это больше не вызывало у него отторжения.
Он всегда доверял Сяо Мэну. Если тот был уверен в чём то, у него не возникало сомнений.
Но теперь, когда он по-настоящему задумался, в груди будто что-то застряло.
Сяо Мэн явно интересуется своим полом. После первого секса с Цзяяном он полностью снял с себя ответственность, сказав, что секс с мужчинами отвратительный, и его вынудили это сделать, потому что настойчиво просили.
Цзяян был стопроцентным гетеросексуалом, даже в мыслях не допускал, что мужчины могут заниматься этим друг с другом, так с чего бы ему умолять кого-то овладеть им? Возможно, правда в том, что Сяо Мэн воспользовался его беспомощным состоянием и принудил его.
Конечно, подобные догадки звучали самовлюблённо, потому что Сяо Мэн вряд ли испытывал к нему какой то особый интерес.
Но когда мужчине нужно удовлетворить физическую потребность, он не слишком разборчив, и это нормально. Неудивительно, что после всего Сяо Мэн мог пожалеть о содеянном и отказаться это признавать.
Раньше, как бы усердно Цзяян ни пытался поддерживать связь с Сяо Мэном, чтобы сохранить их дружбу, тот лишь отмахивался от него с безразличием. Лишь после того случая Сяо Мэн внезапно стал проявлять к нему внимание — сам приходил к нему домой, предлагал пожить вместе, помогал ему.
Неужели всё это лишь потому, что они переспали?
В те дни, когда их физическая связь была горячей, Сяо Мэн и вправду относился к нему хорошо. Даже если его характер оставался скверным, и он по-прежнему сыпал колкостями, в нём вдруг пробудилась неожиданная заботливость: он предоставил ему жильё, покупал множество вещей, даже давал деньги, и Цзяян был потрясён такой щедростью.
Раньше Сяо Мэн вечно ворчал, что он деревенщина и урод, ругал его за глупость, запрещал подходить слишком близко и постоянно смотрел на него с раздражённым презрением, но вдруг за одну ночь он стал таким ласковым.
Он был безмерно благодарен. Он чувствовал, что Сяо Мэн наконец-то стал его другом и так хорошо к нему относился, что было настоящим благословением.
Но как только он отказался продолжать спать с Сяо Мэном, тот моментально охладел к нему.
Стал относиться даже хуже, чем в самом начале.
Такая разительная перемена.
Выходит, Сяо Мэн приблизил его к себе лишь потому, что тот мог быть объектом для секса? И как только он перестал соглашаться на это, то сразу потерял всякую ценность?
...Неужели всё так и есть?
Если подумать, он и вправду никогда не чувствовал, что Сяо Мэн считает его другом.
Сяо Мэн дарил ему множество подарков, страстно желал близости с ним, но у него никогда не хватало терпения выслушать его. Дружеские, задушевные разговоры его совершенно не интересовали, не говоря уже о чём-то большем. Если Цзяян случайно задевал что-то личное, в ответ он получал лишь ледяное «Тебя это не касается», от которого ему становилось неловко, и он смущенно замолкал.
Теперь, когда отношения между ними остыли, он чувствует разочарование и грусть, но Сяо Мэн не обращает на это внимания, он всё ещё счастлив и жизнерадостен, меняет круг общения и наслаждается жизнью.
Такие отношения... Вряд ли их можно назвать дружбой. Скорее, Сяо Мэн воспринимал его как...
Цзяян почувствовал, как у него дрожат руки, а голова вот-вот разорвётся от этих мыслей. Он торопливо нащупал стакан, сделал глоток холодной воды, чтобы прийти в себя.
Наверное, он просто всё неправильно понял.
До-до вращалась в таких кругах, где люди часто оказывались коварными и жестокими, поэтому она привыкла видеть в человеческой природе самое страшное. Но разве мог он сам теперь смотреть на других сквозь ту же призму?
Сяо Мэн столько раз помогал ему, даже спасал ему жизнь, во всём поддерживал.
Их близость тоже была делом добровольным, Сяо Мэн никого не принуждал, так к чему эти подозрения?
Вместо благодарности он лелеял в себе такие странные мысли, выставляя Сяо Мэна подлым человеком. Разве это не мелочно? Как он мог так поступать с тем, кто относился к нему с такой искренней добротой?
Он словно загипнотизировал себя, яростно осуждая собственные размышления, и наконец сумел подавить их. Но внутри всё равно пылал невыносимый жар. Пришлось умыться, чтобы немного успокоиться. Он решил, что с его головой явно что-то не так, раз она рождает такие нелепые догадки, и распахнул окно, впуская свежий воздух.
Когда Сяо Мэн вернулся домой и вошёл в комнату, он увидел мужчину, сидящего на диване с покрасневшими глазами и отсутствующим взглядом.
Заметив его, Цзяян невольно произнёс: «Хм», поспешно потёр глаза, делая вид, что всё в порядке, но предательские всхлипы выдавали его состояние.
Этот жалкий и в то же время трогательный вид заставил что-то ёкнуть в груди Сяо Мэна, пробудив знакомое волнение.
«Что случилось?» — Невольно смягчился он, и голос его тоже стал тише.
Он сел рядом с Цзяяном и, почти не осознавая своих действий, взял его руку, лежавшую на коленях. Худые, длинные пальцы были слегка холодными на ощупь, и это ощущение сводило с ума. В сердце Сяо Мэна снова поднялся хаос.
Цзяян, чувствуя его прикосновение и видя на его лице давно забытую мягкость, ощутил прилив благодарности. Сегодняшние мысли теперь казались ему настоящим предательством.
«Ничего», — Пробормотал он в ответ и виновато улыбнулся.
Эта улыбка раскалила сердце Сяо Мэна докрасна, и он не удержался, проведя ладонью по его щеке.
Последние дни были невыносимы. Он пытался обмануть себя, встречаясь с привлекательными людьми из своего круга. Те были куда красивее и искуснее Цзяяна, доставляли ему невероятное наслаждение, но...
Всё было не то.
Совсем не то.
Цзяян, к которому он снова и снова прикасался, казался ошеломлённым такой внезапной нежностью и растерянно поднял на него глаза.
Один лишь взгляд этих тёплых, смущённых глаз сжал горло Сяо Мэна, и ему захотелось притянуть мужчину к себе и покрыть поцелуями.
Но после стольких дней холодной войны было слишком странно вдруг проявить нежность, держаться за руки и целоваться. Да и его собственная гордость не позволила бы так резко сменить тон.
Помучившись в нерешительности, он наконец выдохнул:
«Эй... Может, займёмся этим?»
Цзяян замер, и то теплое чувство, что только что согревало его, мгновенно угасло, оставив после себя ледяную пустоту.
Так оно и было. Сяо Мэн проявлял доброту только тогда, когда хотел переспать с ним.
Эта мысль, раз возникнув, уже не покидала его сознания. В животе загорелся жар, и он изо всех сил оттолкнул мужчину, который уже расстегивал его пуговицы. Его голос дрожал:
«Я же сказал, что больше не хочу этим заниматься!»
Сяо Мэн, совершенно не ожидая такого, едва не слетел с дивана от сильного толчка. Его лицо тут же потемнело, и ему потребовалось время, чтобы прийти в себя. Наконец он встал, холодный и презрительный:
«Ну и ладно. Думаешь, мне так уж нужно?»
Пока Цзяян не сможет удовлетворить его требования в этом отношении, с ним будут обращаться как с мусором:
«Вообще-то это ты начал первым, верно?»
Сяо Мэн нахмурился, бросая на него недобрый взгляд.
«В ту ночь это ведь не я тебя о чем-то просил.» — Цзяян тяжело дышал: «Это ты воспользовался тем, что я был пьян, и сделал это, да?»
Сяо Мэн застыл на месте, затем равнодушно бросил: «Ну и что?»
Цзяян остолбенел. Эта бесстыдная реакция на мгновение лишила его дара речи. Глаза его покраснели: «А ты еще говорил, что это я... Как ты мог... И еще такие слова...»
«Захотел и сделал. Что здесь странного?» - Сяо Мэн даже не взглянул на него: «Ты настолько глуп, что поверил, кого ты можешь винить?»
Цзяян судорожно ловил ртом воздух, и лишь через несколько секунд ему удалось выдавить: «Ты... Ты мерзавец... Ты...»
«А тебе разве не нравилось? На что жаловаться?» - Сяо Мэн усмехнулся: «Да и что ты потерял? Я же тебе за это время немало компенсировал. Ладно уж, можешь не возвращать те деньги. Доволен теперь?»
Цзяян сидел в той же позе, словно какая-то часть его тела внезапно отказала, лишив его возможности двигаться. Прошло несколько секунд, и он резко вскочил, ударив Сяо Мэна в лицо. Второй удар не достиг цели, зато сам он получил сильный толчок в живот.
Они сцепились в нелепой, беспорядочной драке. Хотя Сяо Мэн и понимал, что неправ, он не мог заставить себя сдерживаться. Цзяян и так был до жалости хрупким и заведомо проигрывал в силе, но победа далась нелегко. Было видно, что мужчина дрался отчаянно, вкладывая в каждый удар всю ярость.
Отчаяние, казалось, передалось и ему, заставляя биться с той же жестокостью.
В конечном итоге он остался стоять, в то время как мужчина с синяками на лице лежал на полу, словно выброшенный мешок с тряпьем. Оба тяжело дышали, совершенно измотанные.
Прошло несколько минут, прежде чем Цзяян медленно поднялся с пола. Он отвернулся и рукавом вытер лицо, испачканное кровью, больше не глядя на Сяо Мэна. Тот наблюдал, как он, шатаясь, направился в комнату, затем вышел обратно в гостиную с ещё более скромным багажом, чем привёз, и, еле передвигая ноги, вышел за дверь.
***
Цзяян шёл с сумкой в руке, не зная куда направиться. Увидев скопление людей у автобусной остановки, он машинально присоединился к толпе.
Когда подъехал автобус, он вместе со всеми втиснулся внутрь. Бросив монету в кассу, он ухватился за поручень и застыл, бессмысленно глядя в окно.
Не зная, где ему следует выходить, он через несколько остановок увидел, что многие пассажиры выходят, поэтому решил последовать за ними.
Но как только он ступил на тротуар, люди, которые были перед ним, моментально разошлись в разные стороны, и он снова остался один.
Цзяян некоторое время стоял в растерянности, озираясь по сторонам, затем бесцельно побрёл дальше. Ноги сами привели его на мост.
Сумка в руке внезапно показалась ему ненужной. Зачем теперь все эти вещи, когда всё кончено?
Он подошёл к перилам и выпустил сумку из рук, устремив взгляд вперёд.
В ночной темноте перед ним расстилалась лишь серая пустота, и ничего хорошего он не видел.
Чем дольше он смотрел, тем сильнее щипало в носу.
Человек, которого он искренне считал другом, дорожил им как самым ценным в жизни, на самом деле видел в нём лишь объект для утех.
Он давно смирился, что любви ему не найти, но хотя бы дружба могла быть утешением. Ради неё он готов был терпеть любые трудности. Но оказалось, что и дружба была ложной.
Самый тёплый и счастливый период в его жизни существовал только в его воображении. Для другого человека он не значил ровным счётом ничего.
Он потер нос, но щемящее ощущение не проходило, а в глазах выступили слёзы.
Он не мог понять смысла своего существования. С самого детства он знал, что лишний в этом мире, но тогда ещё по-детски надеялся, что может быть, однажды найдётся тот, кому он будет небезразличен. Если не через год или два, то через десять или двадцать лет он обязательно встретит человека, который не захочет его потерять.
Но в итоге так и не встретил.
Он сжал перила, думая, что, пожалуй, лучше покончить с этим раз и навсегда. В прошлый раз он не прыгнул, но эти лишние полгода жизни лишь сводились к тому, что он был чьей-то постельной игрушкой. Его использовали, а он ещё и благодарил за это, словно эти месяцы и не были жизнью вовсе. Лучше уж умереть.
С покрасневшими глазами он уже занёс ногу, чтобы перелезть через ограждение, как вдруг вспомнил тот прошлый раз, когда кто-то схватил его сзади.
Тогда его жестоко избили, но в душе он был невероятно счастлив.
Ведь нашёлся человек, который не хотел, чтобы он умирал.
Сяо Мэн, который стащил его с моста, Сяо Мэн, который поил его, Сяо Мэн, который позволял ему обниматься и плакать без остановки, предоставил ему дом для проживания, помог ему найти работу, обнимал его перед сном и иногда проявлял к нему нежность.
Не понимая почему, но, думая о нём, хотя в сердце клокотала обида, и он знал, что вся эта доброта была фальшивой, его руки вдруг задрожали, а в горле встал ком. И он больше не мог заставить себя прыгнуть.
Его мысли метались, сердце разрывалось от горечи, и так он простоял до самого рассвета, остекленевшими глазами глядя себе под ноги.
***
«Цзяян, тебе не нужно так надрываться.» — С беспокойством похлопал его по костлявому плечу Шэ Сэ: «Как бы сильно ты ни был в долгах, о здоровье всё же стоит заботиться.»
«Да,» — Устало улыбнулся ему Цзяян, разминая затекшие конечности: «Я должен кое-кому деньги...»
«Тогда я пойду, а ты не задерживайся допоздна.»
Цзяян кивнул и потер виски.
Он снял временное жильё — по сути, просто подвал, большая часть которого находилась ниже уровня земли, и из окна были видны лишь ноги прохожих. Мебели почти не было, а пользоваться кухней можно было только в определённые часы, когда разрешала хозяйка.
Но аренда была дешёвой, и в целом он считал, что это неплохо.
Он прожил здесь всего три-четыре дня, и, конечно, ещё не привык. Но если пожить подольше, всё наладится. Так он и перетерпит.
Наступил срок вносить очередной платеж по долгу, и эта мысль заставила Цзяяна вновь собраться с силами. Раньше, когда они жили вместе с Сяо Мэном «как друзья», к погашению долга относились не слишком строго, поэтому можно было задержать платеж на несколько дней или внести неполную сумму, ведь рано или поздно деньги все равно вернули бы полностью.
Но теперь Сяо Мэн ничем не отличался от обычного кредитора.
Цзяян мечтал поскорее выплатить всю эту крупную сумму, чтобы разорвать последние связи с Сяо Мэном. Если бы существовал способ вернуть даже расходы на еду, жилье и повседневные нужды за то время, чтобы рассчитаться полностью, не оставаясь должным ни в чем, то это было бы идеально.
Хотя он и не хотел об этом думать, но перед глазами постоянно стояло лицо Сяо Мэна. Мысль о том, что тот презирает и унижает его, заставляла жалкое чувство собственного достоинства сжиматься в комок, и в горле вставал болезненный ком.
Прошел день, два, три...
Цзяян так и не вернулся.
Сяо Мэн уставился в потолок, чувствуя, что все кончено, и думать больше не о чем.
Да он и не мог думать, потому что малейшее движение вызывало головокружение. Как только Цзяян ушел, он слег с болезнью. Хотя, возможно, это была всего лишь простуда, но ощущение было такое, будто он умирает.
В квартире стояла пустота, не ощущалось никаких признаков жизни. Он больше не выходил из дома, лежал на кровати неподвижно, не ел и не разговаривал.
Всего лишь ничем не примечательный мужчина, без единого достоинства, да еще и неблагодарный. Ну и что, что ушел?! Теперь хоть вздохнет свободно. С его-то возможностями найти нового любовника — пара пустяков. Такой никчемный тип, как Цзяян, ему и не нужен.
Однако как бы он ни скрежетал зубами, ни злословил и ни издевался над этим человеком, всё бесполезно. Такое самоутешение больше не могло его поддержать.
Внутри была пустота, и лежал он, думая только о Цзяяне, о его глуповатом выражении лица, о робких жестах, о слабохарактерности. Он перебирал в памяти каждую деталь, пока голова не шла кругом.
Если бы только можно было снова обнять этого мужчину.
Да что там обнять, если бы тот просто согласился снова стоять рядом.
Вспомнив глаза Цзяяна, полные боли и гнева, он вдруг почувствовал легкое сожаление, и в горле стало горько.
Что было бы, если бы он тогда признался в своих чувствах?
Но это были лишь слабые, беспомощные мысли — произнести вслух такое он не мог.
Как бы ответил ему Цзяян? Даже не нужно было напрягаться, чтобы представить.
Тот мужчина наверняка растерянно пробормотал бы «мы же друзья», а затем бросил на него удивленный и жалостливый взгляд, пытаясь как-то утешить.
Но полюбить — никогда.
Такое ранящее сочувствие от слабого человека ему было не нужно. Он слишком горд, слишком высокомерен, чтобы унижаться и что-то выпрашивать. Ему не нужно было склонять голову, он не способен тосковать по кому-то, он...
Лихорадка и упрямое нежелание просить о помощи вызывали невыносимую, пульсирующую боль в голове.
Горло пересохло, но мыслей о воде или лекарстве даже не возникало. Неосознанно он протянул руку, открыл ящик тумбочки и на ощупь нашел то, что искал — грубоватую на ощупь вещицу.
Глиняная фигурка. Подарок, который Цзяян привез ему после поездки в родную деревню на поминки. Тогда он лишь небрежно взял ее и презрительно фыркнул, намекая на дешевизну.
Но на самом деле бережно хранил, пряча в глубине ящика, боясь, что Цзяян заметит.
Холодная поверхность особенно явно ощущалась в его горячих ладонях, и глаза вдруг затуманились.
«Цзяян».
Глиняный человечек лишь улыбался ему в ответ.
«Я люблю тебя».
Наверное, температура совсем сожгла ему мозги, раз он говорил такое бездушному куску глины.
Фигурка по-прежнему снисходительно улыбалась, глядя на него добрыми глазами.
«Ты знаешь?»
Глиняный человечек молча улыбался, и на его лице была такая же простодушная, ничего не понимающая улыбка, как у того мужчины. Но говорить он, конечно, не мог.
Это было так же неизбежно, как и то, что тот мужчина в гневе уйдет от него. Он всегда это знал.
«Цзяян. Я люблю тебя».
Ощутив, как льются слёзы, Сяо Мэн почувствовал отвращение к себе и подумал, что ничем не отличается от идиота, который признавался вслух о своих чувствах.
Фигурка в его сжатой руке не подавала никаких признаков жизни, но разжать пальцы он не мог.
Целуя безмятежно улыбающееся глиняное лицо, с трудом сдерживая слезы, Сяо Мэн чувствовал, что сходит с ума.