Что-то пошло не так
Утро наступило тихое, светлое и проникнутое ароматом свежеиспечённого хлеба, что доносился из кухни Кентербери. Джон, лениво потягиваясь у окна своей комнаты, вдруг заметил, как солнце, играя бликами на полках, освещало небольшую коллекцию ракушек, сложенных в корзине. Отец, мать и Алекс, вернувшись из далёкого Перта, привезли их с пляжа Индийского океана, и эти чудесные природные дары, столь разные по форме и цвету, хранили в себе тепло южного солнца и отголоски волн.
Внезапно случайная мысль посетила Джона, такая простая, но одновременно прекрасная, что он едва сдержал улыбку. Подойдя к корзине, он бережно отобрал несколько раковин: одну жемчужно-белую, вторую — с розоватыми прожилками, а третью, тёмно-серую, что напоминала морскую гладь во время штиля. Джон положил их в карман, уверенный, что эти простые сокровища смогут выразить больше, чем любые слова.
— Это должно быть отличным подарком, — тихо сказал он сам себе, поднимая взгляд к голубому небу за окном, будто ожидая подтверждения своих мыслей.
Путь к дому Бетти был коротким, но каждый его шаг словно был наполнен особым смыслом. Он шёл неспешно, позволяя себе ещё раз обдумать предстоящий разговор. Когда он достиг её дома, Джон заметил знакомую фигуру на веранде. Бетти, как и в прошлые утренние часы, сидела в плетёном кресле, держа в руках своего пса, которого она лениво чесала за ухом.
— Джон, — приветствовала она его, подняв взгляд и чуть улыбнувшись, — ты как всегда вовремя.
— Доброе утро, Бетти, — ответил он, подходя ближе и ощущая, как сердце начинает биться чуть быстрее. — Мне захотелось немного прогуляться и, конечно, тебя навестить. Как твоё утро?
Она пожала плечами, мягко улыбнувшись:
— Тихо, как всегда. Я пока отдыхаю. А ты? Видишься таким задумчивым.
— Я проснулся, позавтракал и сразу же двинулся к тебе. Скоро Алекс подтянется, думаю. Можем его подождать.
— Да, конечно. — ответила Бетти, никуда не торопясь. — Он, на самом деле, уже идёт. — Она указала в сторону своей калитки, которая медленно отворялась, а из-за неё выглядывало довольное лицо Алекса.
—Добрый день. — сказал Алекс. — Давно уже тут сидите?
— Не очень, Джон вообще только минуту назад сам пришёл. — ответила Элизабет. — Пока даже ничего не обсуждали.
— Ну и славно, значит, я даже ничего не пропустил. — спокойно заметил младший из братьев Кентербери и уверенно уселся на кресло на веранде, поближе к ребятам.
На уютной веранде дома Сансдоттер, куда каждое утро проникал аромат цветов из сада, Бетти, склонившись над своим австралийским терьером, вдруг подняла голову, вспомнив что-то важное. Её лицо, освещённое мягким солнечным светом, озарилось доброй улыбкой, когда она обратилась к своим братьям, сидевшим неподалёку.
— Ко мне скоро приедет подруга из города, — начала она с лёгким оттенком радости в голосе, будто уже представляя будущие события. — Но, увы, не сегодня. И, пожалуй, даже не завтра.
Джон, который лениво покачивался в кресле, тут же оживился. Он знал, что у Бетти великое множество хороших знакомых из Окленда, и каждая из них была по-своему интересна.
— Какая из них? — спросил он с лёгким любопытством, поднимая взгляд.
— Которая Джулия, — ответила Бетти, спустив своего терьера с рук на пол веранды и слегка подняв подбородок.
— А-а, Джулия, конечно, — протянул Джон, его лицо прояснилось. — Я её помню. Она, кажется, уже приезжала к нам как-то.
— Да, верно, — подтвердила Бетти мягко, вспоминая приятные события, которые запомнились всем друзьям.
В этот момент Алекс, который доселе молча наблюдал за разговором, откинулся в кресле все сильнее и небрежно произнёс:
— Кстати, между прочим, Кэтрин попросила нас встретить её сегодня на вокзале. Она возвращается поездом.
— Весьма интересный вариант, — заметил Джон, его глаза засветились, словно предвкушал нечто. — Мы, конечно, должны её встретить. Это же наша обязанность как друзей, да и прекрасная возможность вновь собраться сразу.
Бетти улыбнулась, слушая их беседу, и, повернувшись к Джону, с лёгкой улыбкой добавила:
— Ты всегда рад любому поводу выйти из дома, Джон.
— А как иначе? Разве не такие мелочи делают жизнь ярче? — ответил он с лёгким оттенком веселья, и все трое рассмеялись.
Дом семьи Сансдоттер был известен своей непринуждённой и гостеприимной атмосферой. Просторные комнаты, наполненные мягким светом и запахом выпечки из кухни, всегда манили гостей. Джон, воспользовавшись удобным предлогом, как будто лишь желая посетить уборную, шагнул через порог, но, направившись по иному пути, оказался в комнате Бетти. Его шаги были лёгкими, почти неслышными, а глаза светились таинственным замыслом.
Он быстро и ловко извлёк из кармана ракушки, привезённые с далёких берегов Индийского океана, и начал выкладывать их на столе, формируя большое сердце. В каждой линии, в каждом изгибе его импровизированного творения отражались его робкие, но искренние чувства. Когда работа была завершена, Джон, слегка встревоженный, тихонько подозвал Алекса, который находился на веранде.
— Смотри, что я выложил, — прошептал он с волнением в голосе, указывая на узор из ракушек.
Алекс, подойдя ближе, окинул взглядом композицию, чуть нахмурив брови.
— Честно говоря, я не думаю, что это хорошая идея, — заметил он, сложив руки на груди. — Но если ты уверен, то поступай, как знаешь.
Однако прежде чем Джон успел ответить, дверь комнаты приоткрылась, и на пороге появилась сама Бетти. Её удивлённое лицо озарилось лёгким недоумением, когда она застала братьев за этим странным занятием.
— Что вы делаете в моей комнате? — спросила она, сдвинув брови. Но прежде чем кто-либо успел ответить, её взгляд упал на стол, где лежало сердце из ракушек. — Ах! Ракушки! Какие они красивые! Но... зачем они мне? Кто из вас их подарил?
Джон, опустив глаза, почувствовал, как сердце замерло в груди. Слова застряли у него в горле, и он стоял словно остолбеневший. Алекс, заметив замешательство брата, поспешил взять ситуацию под контроль.
— Мы это сделали вместе, — спокойно ответил он, бросив взгляд на Джона, как бы подбадривая его.
— Спасибо вам, — сказала Бетти с теплотой в голосе, улыбнувшись им обоим. Её глаза вновь пробежались по сердцу, и, подойдя ближе, она провела пальцами по гладким раковинам, наслаждаясь их текстурой.
— Красивая ракушка, — неожиданно произнёс Джон, беря одну из них в руку и словно разглядывая её узоры с новой заинтересованностью. — А гелевая ручка у тебя есть?
— Конечно, есть, — откликнулась Бетти, доставая её из ящика стола и протягивая Джону. — Но зачем она тебе?
— Потом узнаешь, — уклонился Джон от прямого ответа и начал аккуратно писать что-то на ракушке, сосредоточенно выводя буквы.
— Интересно, что он там пишет? — тихо спросил Алекс, наклоняясь к Элизабет.
— И мне любопытно, — прошептала Бетти в ответ, наблюдая за движениями руки Джона с лёгкой улыбкой.
А в это время у старшего из братьев Кентербери с другой стороны ракушки было написано: "Бетти, ты м......и...."
Очевидно, что с помощью данного ребуса он пытался зашифровать послание, понятное только ему, для того, чтобы Бетти не поняла всей напрямую. Ему показалось, что это тоже не столь правильный способ признаваться в своих чувствах, и решил немного изменить план своих действий.
Джон, едва подавив дрожь волнения, поспешно вернулся домой, чтобы исполнить задуманное. Ракушка, оставленная на столе в комнате у Бетти, ещё долго сохраняла тепло его руки, словно впитывая в себя весь трепет и сомнения, которыми было наполнено его сердце. В его мыслях кружились слова, одни – громкие и решительные, другие – робкие, почти шёпотом произносимые, но все они требовали выхода. Решение написать письмо показалось ему идеальным: это позволяло избежать прямого взгляда Бетти, который всегда сбивал его с толку, и одновременно излить душу так, как он никогда не смог бы сделать при встрече.
Сев за стол у окна, из которого открывался вид на залитую утренним светом улицу, Джон взял чистый лист бумаги. Его рука, держащая ручку, на мгновение замерла, словно ему нужно было собрать всю свою волю, прежде чем приступить. Наконец, глубоко вздохнув, он начал писать, и строки стали ложиться на бумагу, будто сама его душа диктовала каждое слово:
"Дорогая Бетти,
Долго сдерживаемые чувства и недосказанность, обременявшие моё сердце, больше не дают мне покоя, и я нахожу невозможным молчать далее. Быть может, ты уже сама подозреваешь истину, но позволь мне всё же высказать то, что давно просится наружу: я очарован тобой. Ты мне нравишься.
Как странно, что судьба, даровавшая мне привилегию знать тебя столько лет, позволила подобным чувствам расцвести лишь теперь, когда, кажется, обстоятельства уже не на моей стороне. Разница в возрасте, наше долгое знакомство, неизменные дружеские отношения – всё это когда-то казалось преградой, а теперь стало фоном, на котором вспыхнула моя симпатия. Мне горько осознавать, что если бы это случилось раньше, возможно, я бы ещё мог питать надежду.
Но в то же время, я благодарен за возможность знать тебя, видеть, как ты смеёшься, слушать, как ты говоришь. Это ощущение, что ты близка, делает мои дни светлее. И всё же, я умоляю тебя, пусть это моё откровение не нарушит тех тёплых взаимоотношений, что мы выстраивали годами. Если не дано мне быть кем-то большим для тебя, то хотя бы позволь мне остаться другом, который будет радовать тебя даже мелочами, вроде тех ракушек, что ты нашла на своём столе.
С искренним восхищением и глубокой привязанностью,
тот самый человек, что однажды решился подарить тебе эти красивые ракушки."
Когда Джон с робостью и волнением приблизился к дому Бетти, в кармане его покоилось тщательно выведенное письмо, словно драгоценность, которую он надеялся передать в самые надёжные руки. Шаги его звучали плавно, но сердце билось неистово, словно предчувствуя, что эти минуты станут судьбоносными.
Очередной раз на этом месте я, будучи автором, мог бы решиться на окончание произведения, чтобы читатель думал, что этим письмом Джон проложил себе дорогу в светлое будущее, и теперь у него все хорошо.
Однако, сочувствуя самому себе, я продолжаю писать о том, что считаю важным и нужным.
Подойдя к калитке, он услышал знакомый голос, полный удивления и смущения.
– Джон! – позвала Бетти с крыльца. Она стояла, держа в руках ту самую ракушку, на которой он оставил свои обрывочные слова. Её щёки чуть порозовели, а взгляд выражал смесь любопытства и лёгкого укора. – Что это значит?
Джон остановился, как будто столкнувшись с невидимой стеной. Он бросил взгляд на ракушку, теперь уже замеченную и разгаданную раньше, чем он мог предположить.
– Бетти, – вымолвил он, чувствуя, как кровь приливает к лицу, – я…
Он замялся, не зная, продолжать ли говорить или лучше оставить всё на волю письма. Но Бетти, свойственно её естественной живости, решила не дожидаться его объяснений.
– Ты хотел что-то сказать, верно? Или, может быть, это шутка? – спросила она, взглянув на него с едва заметной улыбкой.
Джон встрепенулся, осознав, что настал момент решиться. Он неловко засунул руки в карман, где лежало письмо и, избегая взгляда Бетти и чувствуя свое смущение, приблизился к веранде.