День Рождения
– Только не это! – воскликнул Джон, и голос его, полный смятения, словно эхом отразился от стен его маленького, но столь привычного мира. Он поднялся с кровати и остановился посреди комнаты, будучи охваченным странным чувством, смешавшим в себе растерянность, удивление и непонятную тревогу. Его взгляд, казалось, метался, как птица в клетке, ища выход, пока не остановился на новых вещах в своей комнате, которых он прежде, даже вечером, здесь не замечал.
На стенах, рядом с привычными картинами теперь висели разноцветные воздушные шары, столь яркие и радостные, что почти сразу создавали настроение праздника. Но не сами шары привлекли его внимание, а надписи на них – огромные, почти кричащие цифры "16", обведенные золотистой рамкой и будто нарочно подчеркивающие неизбежность важного события.
– Шестнадцать... – мысленно повторил Джон, чувствуя, как это число, простое и обыденное на первый взгляд, внезапно обрушивается на него всей тяжестью своего символизма. "Эх, уже шестнадцать," – вновь подумал он, и с этой мыслью в его душе вспыхнуло странное чувство – смесь лёгкой грусти и тревожного возбуждения, словно он стоял на пороге чего-то великого и необратимого.
Джон замер, погружённый в размышления, и продолжил озираться вокруг. Его комната, прежде казавшаяся ему местом покоя и уединения, теперь предстала в новом свете – каждый её уголок, каждая вещь словно приобрели новое значение.
Он вздохнул, обхватив себя руками, словно пытаясь защититься от этой внезапной волны осознания. Шестнадцать – это было не просто число, это был рубеж, своеобразная граница между детством и юностью, между беззаботными днями и ответственностью, что неминуемо следовала за ними. И Джон, как ни странно, вдруг почувствовал себя так, будто время подгоняло его слишком быстро, не давая опомниться и принять перемены.
На деревянном рабочем столе пастельного оттенка лежали несколько странных на первый взгляд черно-белых фотографий, таивших в себе нечто загадочное и манящее. Джон, с присущей ему любознательностью, склонился над ними, внимательно всматриваясь в каждую деталь и пытаясь разгадать замысловатую загадку. На снимках, казалось, не было привычных портретов или пейзажей, но взгляд Джона быстро уловил некую закономерность, которая заставила его сердце забиться быстрее.
На каждой фотографии, чередуясь в изящной игре света и тени, были изображены различные буквы. Казалось, что они вместе составляли нечто большее, чем просто хаотичный набор символов, некий код или послание, адресованное именно ему. Джон провел рукой по гладкой поверхности одной из фотографий, словно мог почувствовать теплоту тех, кто участвовал в её создании. "С днём рождения," – наконец разобрал он, сложив воедино увиденные буквы, и на лице его расцвела легкая улыбка, в которой удивление смешалось с радостью.
Однако разгадка этой тайны оказалась ещё увлекательнее, чем он мог предположить. Он вдруг заметил, что буквы на фотографиях – вовсе не нарисованные символы, а сами его друзья, с игривым и искренним желанием создававшие эти образы. Они вставали, ложились, поднимали руки или соединяли их так, чтобы напоминать собой буквы алфавита. Джон не мог удержаться от смеха, представляя, как они усердно пытались выстроиться в нужных позах, преодолевая, вероятно, и неловкость, и смех, лишь бы подарить ему этот неожиданный и столь трогательный подарок.
Он начал разглядывать каждую фотографию с особым вниманием, находя на них знакомые лица. Вот Алекс, его младший брат, с серьёзным выражением на лице, старательно изображает букву "А", но при этом смотрится немного нелепо и комично. Джон невольно усмехнулся, зная, что даже в столь торжественный момент брат не смог обойтись без своей неизменной серьёзности.
А вот Кэтрин! Её фотография выделялась особенно. Она с изяществом и, казалось, с какой-то внутренней грацией изобразила букву "О", грациозно округлив свои руки и образовав идеальный силуэт. Джон задержал взгляд на её изображении, и невольно отметил про себя, с какой лёгкостью она всегда умела привнести в обыденное нечто особенное, оставляя после себя ощущение тепла и радости.
– Весьма оригинальный способ, – произнёс он вполголоса, вновь обводя взглядом эти необычные снимки, которые теперь казались ему чем-то гораздо большим, чем просто шутливым подарком. За ними стояла любовь, искренность и желание подарить ему радость, и это согревало его сердце так, как не могло согреть даже самое пышное празднование.
Внезапно на одной из фотографий, лежавших чуть в стороне, неожиданно для самого Джона взгляд его наткнулся на ещё одно знакомое лицо. Сердце его дрогнуло, а дыхание на мгновение сбилось. На этом снимке была она — Элизабет, та самая Бетти, чей образ только что явился ему во сне, наполняя его воображение вихрем чувств и недосказанных слов. Лёгкий румянец проступил на щеках Джона, и, словно испугавшись собственной реакции, он торопливо отложил фотографию подальше, как бы стремясь избавиться от её влияния. Но это было бесполезно. Через несколько мгновений, полных смутного волнения, Джон вновь потянулся к ней, его пальцы с дрожью коснулись гладкой поверхности снимка.
"Неееееееееееет," — эхом разнеслось в его голове, заглушая все остальные мысли. Он уставился на фотографию, поражённый внезапным осознанием, которое обрушилось на него, подобно резкому ливню. Неужели это правда? Неужели теперь, спустя столько лет знакомства, он вдруг понял, что она ему нравится? Это открытие было подобно удару молнии, расколовшему его привычный мир на две части: до и после.
Джон терзался противоречиями. Ему казалось невозможным, чтобы он, старший из братьев Кентербери, мог питать чувства к девочке, которая младше его на целых два года. Разве это не странно? И правильно ли? Но вместе с тем воспоминания о Бетти, о её звонком смехе, о том, как её глаза сияли, когда она рассказывала о чём-то важном в минувшем сне, нахлынули волной, захватившей его с головой.
Он вдруг вспомнил, как очень давно, почти семь лет назад, когда те события не были преждевременным сном, она призналась ему в своих чувствах, пусть и робко, почти шёпотом. Тогда это показалось ему чем-то незначительным, детской шалостью, не достойной внимания. Но теперь, когда её слова эхом зазвучали в его памяти, Джон ощутил горечь упущенного момента.
— Почему так поздно?! — воскликнул он вслух, прерывая мучительные раздумья. Голос его дрожал от внутреннего напряжения. — Почему я только сейчас понял, что она мне небезразлична? Как мне теперь справиться со своими чувствами?
В его душе разгоралось пламя смятения и противоречий. Подобных эмоций он не испытывал уже давно — целых два или три года, когда последний раз его сердце было занято кем-то. Теперь же эта нежная, чуть наивная симпатия, зародившаяся в его сердце, заставляла его мир вращаться по-новому.
Но Джон, будучи подростком, склонным к размышлениям и устойчивости к любым ситуациям, постарался взять себя в руки. "Посмотрим по обстоятельствам, что и как делать," — решил он, стараясь унять волнение, хотя внутренний голос всё ещё шептал ему, что это открытие навсегда изменит его отношение к Бетти, да и, возможно, к самому себе.
В этот самый момент дверь его комнаты тихо скрипнула, отворившись, и внутрь вошла вся его семья. Первой к нему подошла мать: сегодня её шаги были лёгкими, а в глазах светилась неизменная нежность. Она протянула руки и крепко обняла Джона, стремясь запечатлеть этот миг в своей памяти навсегда.
— С шестнадцатилетием, мой дорогой и любимый сын, — произнесла она с улыбкой, которая напоминала утреннее солнце. — Надеюсь, что этот год станет для тебя по-настоящему особенным. Я каждый год повторяю это, верно, но поверь, материнская надежда — это то, что никогда не угасает.
После этих слов к Джону подошёл отец, фигура которого всегда внушала уверенность и ощущение надёжности. Он протянул руку, и Джон почувствовал крепкое, но в то же время тёплое пожатие, которое словно передавало ему часть отцовской силы.
— Поздравляю, сын, — сказал он сдержанно, но в нём чувствовалась гордость. — Твой подарок ждёт тебя внизу, но помни: всякая вещь, какая бы значительная она ни была, обретает ценность лишь в умелых руках.
Алекс, младший брат Джона, не отставал и, разглядывая брата с лёгкой улыбкой, весело подмигнул:
— С днём рождения! Полагаю, ты уже заметил наш скромный подарок.
Джон усмехнулся, его взгляд вновь скользнул по фотографиям, где его друзья превратились в причудливые буквы.
— Да, получилось просто великолепно, — признался он, с тёплым чувством глядя на брата. — Спасибо вам всем за это, мне очень приятно! А когда мы отправляемся? — быстро сменил он тему, обращаясь к матери.
— Через полчаса, — ответила она с лёгким волнением. — Кстати, все остальные ребята сегодня поедут с родителями отдельно.
— Отлично, — кивнул Джон, всё ещё пытаясь осознать наступивший день и всё, что с ним связано.
— Но сперва позавтракаем, — решительно заявила мать, приглашая всех к столу.
Семья начала спускаться вниз, где на кухне их уже ждал накрытый стол. Но по пути Джон вдруг заметил в углу коридора нечто новое, ещё не виденное им прежде. Это был великолепный, современный компьютер, а его корпус сиял так, будто его ещё никто не трогал до этого дня.
— Теперь он твой, — сказал отец, заметив, куда устремился взгляд сына. — Береги его, как зеницу ока, и помни: с большой техникой приходит большая ответственность...
— Спасибо! — воскликнул Джон, едва сдерживая радость. Его сердце переполнялось счастьем, и он ещё раз, с удвоенной благодарностью, повернулся к отцу. — Это просто невероятно, спасибо огромное!
Полный восторга, Джон направился за остальными, чтобы разделить утреннюю трапезу в кругу семьи. Этот день, только начавшись, уже обещал стать одним из самых счастливых в его жизни, и Джон, казалось, постепенно стал забывать о всех мыслях, что так активно преследовали его последние несколько минут.
После первого в 16 лет приёма пищи Джон начал собираться в дорогу, и вскоре вся семья уже ехала на автомобиле в центр Окленда. Сидя на заднем сидении, старший из братьев Кентербери с любопытством смотрел в окно, мимо которого проплывали пригороды города: ухоженные дома с белыми заборами, зелёные сады, полные цветов, и редкие прохожие, спешащие по своим утренним делам. Дорога, казалось, летела максимально незаметно, ведь настолько оживлённой и весёлой была беседа в машине. Родители делились своими ностальгическими воспоминаниями о том, как в свое время они отмечали шестнадцатилетие, а Алекс, как всегда, вставлял шуточные комментарии, вызывавшие общий смех. Джон, вдохновлённый тем, что очень скоро встретится лицом к лицу со своей мечтой в виде поездки в Перт, говорил о предстоящем путешествии с таким воодушевлением, будто оно уже началось.
И вот, спустя какое-то время, вдали, словно приветствуя их, начали вырисовываться силуэты величественных небоскрёбов Окленда. Они, подобно мечтам Джона, росли из горизонта, устремляясь в небеса.
— Окленд! — воскликнул старший из братьев Кентербери, едва сдерживая захлестнувшее его волнение.
— Да, мы уже почти прибыли! — с улыбкой откликнулась мать, а её голос был мягким и тёплым.
Машина, плавно замедляясь, начала вписываться в активный городской поток. Джон продолжал смотреть на улицы, которые становились всё более оживленными: высокие здания, магазины, люди, торопливо переходящие дорогу. Всё это казалось ему частью другого мира, который только начинал открываться перед ним во всём своём великолепии.
Место проведения празднования, которое было выбрано родителями Джона с явной тщательностью и заботой, располагалось на одной из центральных площадей Окленда, утопающей в суете повседневной городской жизни. Просторная, вымощенная камнем площадь, окружённая величественными зданиями с фасадами, увитыми плющом, выглядела одновременно торжественно и уютно. Однако истинное место назначения скрывалось за массивными воротами одного из бизнес-центров, ведущими в небольшой, почти камерный дворик. Здесь царила удивительная тишина, разительно контрастировавшая с шумным городским окружением.
Пройдя через эту своеобразную завесу, Джон и его семья оказались перед входом в здание, где их встретила яркая вывеска, приветливо гласившая: *«Вечеринка в Окленде. Караоке, настольные игры и многое другое»*. Всё это выглядело, как приглашение в мир радости и беззаботного веселья, и эти слова сразу же настроили юного Кентербери на праздничный лад.
— Твой одноклассник не так давно праздновал здесь свой день рождения, — с лёгкой улыбкой произнесла мать, поправляя воротник. — Кажется, им тут понравилось.
Джон, взглянув на вывеску, в голове уже представил бурлящую атмосферу вечера: смех друзей, звуки любимых мелодий, оживлённые споры за настольными играми.
— Надеюсь, что и нам будет тут весело, — ответил он, ощущая, как лёгкое волнение предстоящего праздника смешивается с искренним любопытством.
Их шаги по камерному дворику заглушались мягким ковром, ведущим к двери, а вокруг витал аромат свежей выпечки, доносящийся, должно быть, из соседнего кафе. Джон задержал взгляд на матери, чьё лицо светилось тихой радостью от осознания, что её сын только-только вступил на порог нового возраста.
Семья Кентербери уютно устроилась в специально отведённой комнате, где мягкий свет ламп оттенял праздничное убранство: сверкающие гирлянды, воздушные шары и ароматные цветы. Комната была просторной и наполненной теплом, и с каждым мгновением становилось всё очевиднее, что этот день обещает стать поистине незабываемым. Кентербери расположились у небольшого стола и принялись с нетерпением ожидать появления первых гостей.
Сначала в комнату вошёл высокий темноволосый юноша с живыми карими глазами и непринуждённой улыбкой — бывший одноклассник Джона, Энтони, который держал за руку свою очаровательную спутницу Пейдж. Её платье, лёгкое, как летний бриз, нежно подчёркивало её хрупкую фигуру. Энтони, с неподдельным весельем в голосе, поздравил Джона и выразил радость быть частью его праздника.
Следом за ними прибыли два брата — Айвен и Крис, чьё присутствие всегда освещало любую встречу. Они были близкими друзьями Джона, и их манеры были отточены строгим воспитанием их отца-священника. Братья принесли Джону футбольный мяч — подарок, в котором сочетались дружеская забота и знание его увлечений.
Наконец, порог комнаты пересекла Кэтрин Голденфиш. Она обняла Джона, и в этом искреннем жесте тепла и дружбы было что-то по-настоящему трогательное. Её подарок — огромная, изящно оформленная карта мира — вызвал у Джона неподдельный восторг. Разворачивая её, он почувствовал, будто держит в руках ключ к новым горизонтам.
Всё вокруг наполнилось смехом, беседами и шутками. Джон с удовольствием принимал поздравления, радостно общался с друзьями, с каждым мгновением всё сильнее ощущая, что этот день — не просто череда встреч и подарков, а поистине драгоценное мгновение его жизни.
Но тут дверь снова приоткрылась, и в проёме с небольшим запозданием появилась она — Элизабет Сансдоттер. Её взгляд, словно случайно задержавшийся на Джоне, пробудил в его сердце бурю эмоций. На какое-то мгновение всё вокруг будто замерло, а тёплая радость дня отступила перед неожиданным волнением.
Джон почувствовал, как его сердце внезапно забилось быстрее, словно кто-то невидимой рукой коснулся самых глубоких струн его души. Он смотрел на Элизабет, как на явление из другого мира, и с каждым взглядом осознавал, что его чувства к ней далеко превосходят привычное дружеское расположение. Это было неожиданно и настолько непостижимо, что Джон совершенно не понимал, как ему совладать с собой и своими чувствами.
«Надеюсь, это скоро пройдёт», — с трудом проговорил он про себя, пытаясь усмирить это внезапное волнение. Сделав глубокий вдох, Джон решил вести себя спокойно, будто ничего не произошло, но в глубине души понимал, что уже ничего не будет прежним.
— Элизабет, рад видеть тебя, — сказал он, стараясь придать голосу уверенности, хотя сердце его билось, как неукротимый барабан.
— С днём рождения, Джон, — отозвалась она с нежной улыбкой, протягивая ему подарок. — Я надеюсь, это тебе понравится...
Он развернул свёрток и обнаружил изящный блокнот с кожаной обложкой, на которой лёгкой позолотой были выгравированы инициалы Элизабет. Также вкупе со свертком Бетти вручила ему новую настольную игру, столь необходимую для их весёлой компании.
— Это же прекрасно! — с чувством произнёс Джон, смотря ей в глаза. — Я благодарю тебя от всего сердца! — вновь воскликнул он.
Бетти внезапно немного смутилась, словно никогда не слышала от Джона столь искренней радости и благодарности, что не укрылась от старшего из братьев Кентербери, однако совсем скоро лицо её приобрело совершенно привычный вид, вернувшись в исходное радостное положение.
К счастью, день рождения, столь ожидаемый и тщательно подготовленный, превратился в истинное торжество радости, дружбы и искренних чувств, подтвердив статус события, которое запомнится Джону на многие годы. С самого начала атмосфера праздника была насыщена теплом и уютом, а каждое мгновение наполнялось душевными беседами, смехом, песнями и переливами беззаботного веселья.
Праздник пролетел, как одно прекрасное мгновение. За игрой в караоке слышались искренние аплодисменты, настольные игры вызывали неподдельный азарт, и, хотя никто не гнался за победой, общий смех и тёплые шутки сближали всех ещё сильнее.
Джон, окружённый друзьями и семьёй, ощущал себя на вершине счастья. Он ловил каждый взгляд, каждую улыбку, стараясь сохранить их, словно драгоценные камни. Ни один случай, ни одна тень тревоги не омрачили праздник. Всё шло так, как будто сама судьба решила подарить ему идеальный день.
Когда праздник подошёл к своему завершению, а гости начали расходиться, Джон с благодарностью обнял каждого, чувствуя, как его сердце наполняется благодарностью за эту жизнь и все эти ценные моменты.
Настал час возвращения в уютный Хеленсвилл, и семейство Кентербери, собрав свои вещи и подарки, погрузилось в автомобиль, готовясь к недолгому, но весьма приятному пути. Перед тем как отправиться в дорогу, Алисия Кентербери с тем же знакомым теплом в голосе обратилась к сыновьям:
— Родители Бетти не смогут её забрать. Поэтому они попросили нас взять её с собой. Надеюсь, вы не возражаете, если она поедет вместе с нами?
Алекс, всегда отзывчивый и добродушный, ответил с искренней улыбкой:
— Конечно, мы только за!
Джон, охваченный внутренним волнением, лишь тихо кивнул головой, стараясь скрыть ту бурю радости, что внезапно охватила его душу. Едва он осознал, что Бетти будет сидеть рядом с ним в одном автомобиле, как его сердце заколотилось так быстро, что ему пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы вернуть своё спокойствие.
Вскоре машина плавно тронулась с места, и они покинули шумный Окленд, направившись к знакомым, практически сельским просторам. На заднем сиденье Алекс, Джон и Бетти разместились рядом, причём последняя заняла место посередине, что только усилило трепетное волнение Джона. Бетти, со свойственной ей непринуждённостью, достала телефон и, включив музыку на весь автомобиль, предложила:
— Ну что, принимаю заказы! Джон, у тебя сегодня день рождения! Какие песни ты хочешь послушать?
Её голос прозвучал для него, как мелодия, и, собравшись с мыслями, он назвал несколько своих любимых композиций. Бетти, без всякого промедления, начала их включать одну за другой и они, казалось, вплетались в ритм их неспешного пути.
Джон с трудом мог поверить в своё счастье. Она была так близко — настолько близко, что он ощущал каждый её лёгкий поворот головы, каждый жест, каждое движение. Он смотрел на неё украдкой, боясь, что его чувства станут очевидны, но не мог оторвать взгляд от её нежного профиля, озарённого алым светом заходящего солнца.
В какой-то момент, будто по воле судьбы, его колено случайно прикоснулось к её ноге. Это было почти неуловимое движение, но для Джона оно стало особенным: казалось, в этом лёгком прикосновении было сосредоточено всё его волнение, нежность и скрытая любовь. Он так и остался сидеть, не изменив положения ноги, опасаясь, что любое движение может разрушить эту мимолётную связь.
Между тем, Алекс весело болтал с матерью, обсуждая планы на следующий день, а Бетти продолжала менять песни, наполняя пространство нежными звуками. Джон, погружённый в свои чувства, не слышал их слов, не замечал пробегающих мимо пейзажей. В этот миг для него всё остальное утратило значение. Только она, Бетти — её голос, её смех, её близость — составляли теперь весь его мир.
Так длилась их дорога, тихая и наполненная скрытыми эмоциями, пока наконец на горизонте не появились знакомые черты родного Хеленсвилла.
Когда они, наконец, прибыли к себе, вечер уже сгустил свои бархатные тени над маленьким городком, и первые звёзды, словно стражи ночного неба, начали мерцать в его глубинах. Ужин в доме Кентербери, как всегда, был обильным и тёплым, пропитанным ароматами домашней кухни и тихими разговорами. Джон, Алекс и Бетти, которая осталась ненадолго погостить, устроились за столом, причём Элизабет, по очередной воле случая, вновь оказалась посередине, между двумя братьями.
Джон, сидя сбоку от неё, не мог удержаться от желания вновь ощутить ту едва уловимую близость, что так волновала его сердце в дороге. Однако на сей раз он решил действовать иначе: вместо робкого касания коленом он, с осторожностью, почти играя, вытянул свою ногу и легко дотронулся до ноги Бетти. Едва уловимое движение не ускользнуло от её внимания, и, удивившись, она инстинктивно отдёрнула ногу, однако вместо того, чтобы оставить это, Бетти с неподдельным озорством начала невидимую битву под столом.
Игра их ног могла бы продолжаться до бесконечности, сопровождаясь тихими улыбками и лёгким смехом, но вдруг раздался недовольный возглас Алекса:
— Да что с вами обоими? Вы не можете сидеть спокойно хотя бы за ужином?
Смущение тотчас окутало обоих, словно холодный ветер разогнал их весёлую игру. Они обменялись краткими взглядами, в которых смешались стыд и улыбка, и попытались вновь сосредоточиться на ужине.
После трапезы вся троица поднялась в комнату Джона, где на ковёр была водружена новая настольная игра, подаренная Бетти вместе с блокнотом на минувшем празднике. Казалось, это займёт множество весёлых минут, и, несмотря на лёгкую неловкость из-за незнания некоторых правил игры, все трое быстро увлеклись, смеясь и перебивая друг друга, обсуждая правила и стратегию. На один момент Бетти вдруг отвлеклась от игры, посмотрелась в зеркало и с глубоким сожалением заявила:
— О нет! Тени на одном глазу совсем стерлись. Теперь я выгляжу просто ужасно!
Джон, едва взглянув на её лицо, смутился и поспешил возразить, стараясь, однако, придать своему голосу спокойствие:
— Да нет, так тоже нормально. Ты выглядишь прекрасно.
Столь искренние комплименты в адрес Бетти, не укрывшиеся ни от кого, смутили её. Она слегка покраснела, опустила взгляд и с лёгкой улыбкой пробормотала что-то неразборчивое. Но Джону, затаившему дыхание, показалось, что в её реакции было что-то, что согревало его сердце.
Когда день окончательно подошёл к концу, и Бетти ушла в свой дом, а Алекс отправился смотреть сны в свою, соседнюю комнату, наступила тишина, столь глубокая, что можно было услышать даже храпение родителей, уже давно ночевавших на первом этаже. Но сон, который легко настигал других, упрямо избегал Джона. Он лежал в своей постели, который раз глядя в потолок, и чувствовал, как каждая минута их совместного вечера вновь и вновь вращается перед его мыслями. Бетти — её взгляд, смех, даже тихое ворчание — всё это жило в его сознании, не давая покоя.
— Как же всё это странно, — шептал он в темноте, — но как же при этом прекрасно.
Глубокая тишина не отвечала ему. Джон неспешно поднялся с кровати, подошёл к окну и приоткрыл его. Лёгкий ночной ветерок начал шевелить занавески, а комната наполнилась отголосками сверчков. Джон сочел данную картину за прекрасную, наконец-то окончательно успокоил все невнятные порывы своих мыслей и уже через несколько минут погрузился в долгожданный сон.