Глава 6.
С тех пор у них вошло в привычку посещать парк всякий раз, когда они отмечали свои дни рождения. Бомгю всегда использовал имя Ёнджуна как оправдание для своих родителей, говоря им «хён хорошо заботится обо мне, не беспокойтесь обо мне!» и «я не хочу гулять с другими детьми, хочу только с Ёнджун-хёном!». Каждый раз, когда Ёнджун показывался у него на пороге, не важно в какое время и при каких обстоятельствах; если на его лице была яркая улыбка, Бомгю без сомнений следовал за ним куда угодно.
Это было холодное декабрьское утро, когда Ёнджун почти сломал его дверной звонок, безжалостно нажимая на него.
— Чхве Бомгю, выходи!
— Иду! — завопил Бомгю, поспешно наматывая шарф на шею и обувая зимние ботинки. Он выскочил за дверь в мгновение ока, столкнувшись лицом к лицу с ворчащим Ёнджуном у ворот своего дома. Ёнджун уже начал становиться выше него и теперь Бомгю приходилось привыкать поднимать взгляд каждый раз, когда они оказывались рядом. В каком-то смысле он завидовал ему.
— Не заставляй меня ждать тебя на холоде снова, или ты хочешь быть ответственным за то, что я замёрзну насмерть? — Ёнджун закатил глаза, натягивая шапку на уши. Бомгю лишь усмехнулся, игриво пихая его локтем на пути в парк. Дороги были покрыты тонким слоем льда с небольшими горками снега на тротуарах.
Они дошли до парка, успев шутливо поругаться дважды. Когда они шли до клёна, их ноги начали утопать в снегу ещё глубже, заставляя их тела выглядеть ещё более одинокими посреди некогда зеленого поля, полностью сейчас покрытого белоснежным покрывалом. Ёнджун бездумно шёл на пару шагов впереди, одно из преимуществ во владении более длинными ногами, и не обращал внимания на Бомгю плетущегося позади.
И это было его первой самой главной ошибкой, потому что когда он не остановился, чтобы обернуться назад, большой снежок влетел в него на полной скорости.
Теряя равновесие, Ёнджун вскрикнул и упал лицом в снег. Даже лёжа в морозном снегу, он мог слышать дикий смех мальчишки.
— О, Чхве Бомгю, ты пожалеешь об этом! — воскликнул он в ярости и настоящей, и одновременно с этим игривой, поднимаясь. Ёнджун даже не подумал о том, чтобы стряхнуть с себя снег, и со снежинками на носу бросился вперёд и схватил пригоршню снега.
Мальчик, о котором шла речь, стоял недалеко от него, согнувшись пополам от смеха. Бомгю выглядел так, будто он уже был готов упасть в обморок от того, насколько смешно ему было, но он просто не мог перестать смеяться; не тогда, когда Ёнджун был настолько сильно разъярён.
— Я? Ну тогда поймай меня! Ты не сможешь! Бу!
— Мы ещё посмотрим! — крикнул Ёнджун, бросая, наконец, слепленный снежок. — Ты пошёл против игрока в баскетбол номер один нашей средней школы!
Бомгю смеялся настолько сильно, что даже не услышал слов, адресованных ему; и в следующее мгновение снежок прилетел ему в лицо.
С точки зрения Ёнджуна то, как Бомгю драматично упал на спину, было пиком комедии. И теперь он сам сгибался от смеха; их голоса были единственными звуками в спокойном спящем парке.
— Чхве Ёнджун, ты труп! — закричал Бомгю, поднимая свою голову со снега. В своей белой шапочке он выглядел как полярный мишка.
— Если я умру, кто будет играть с тобой? А? — заворковал Ёнджун.
— Если я не убью тебя собственными руками, то я надеюсь, что ты проживёшь настолько скучную жизнь, что когда я умру, ты будешь жалеть, что сотворил со мной такое! — вопил Бомгю, пока в него не прилетел очередной снежок и его голова снова не погрузилась в снег. А затем ещё один, и прежде, чем он смог ответить, ещё один.
Минуты перетекали в часы, и смех становился всё более усталым. Некогда нетронутая гладь снега теперь была испещрена их следами. Несмотря на то, что солнце лишь едва выглядывало, Ёнджуну и Бомгю казалось будто наступила весна.
Им было тринадцать.