Черновики, которые не сбылись

Гомон встревоженных голосов и чьи-то ритмичные похлопывания по щекам привели Яну в чувство. Она лежала на холодном деревянном полу сцены, едва ощущая собственные руки и ноги, ватные и онемевшие. Своды белоснежного потолка то и дело загораживали собой чьи-то лица. Мужчины и женщины рассматривали мертвенно бледную девушку. Перебивая друг друга, говорили что-то об ошибках и недоразумениях.

Яне отчаянно хотелось пить. Во рту пересохло, и язык теперь казался огромным и неповоротливым. Мешающим произнести что-то членораздельное. Ответить на поток вопросов о том, как она себя чувствует, помнит ли что-нибудь, знает ли, где находится. В затылке разливалась тупая ноющая боль, как от недосыпа или усталости. Картинка перед глазами будто утратила исходные настройки яркости, искажая краски окружающего мира.

Яна коснулась ледяной ладонью покрытого испариной лба и облизнула шершавые губы. Она помнила, как пришла в этот зал. Помнила мудрое лицо старейшины. Помнила целую жизнь незнакомой, чужой женщины по имени Татьяна.

Татьяна двадцать лет преподавала математику в средней школе маленького городка. Ей нравились дети, не достигшие пубертатного возраста. Послушные, любопытные и ласковые. Находить с ними общий язык не составляло ни малейшего труда, а факультативы после уроков приносили умиротворение. Каждую решенную десятилетним забиякой задачу, каждую победу робкой отличницы на олимпиаде Татьяна воспринимала как личную радость и никогда не скупилась на похвалу. С ребятами постарше отношения потомственного педагога складывались куда сложнее. Девочки хихикали над её скромной одеждой, называли, шушукаясь по углам, старой девой и синим чулком. Юноши не желали слушаться и демонстративно игнорировали любые просьбы и задания.

Завершая каждую весеннюю пятницу уроком одиннадцатого «А», Татьяна собирала в поношенный портфель тетради своих учеников и пешком шла домой в другой конец города. По дороге она неизменно покупала свежие маковые булочки для себя и старенькой мамы, подкармливала крошками настырных голубей и глазела на красивых ухоженных женщин. Они садились в дорогие машины, несли пакеты с логотипами популярных магазинов, вели непринужденные телефонные разговоры с подругами и ухажерами. Татьяна ощущала себя на фоне них крошечной и незаметной.

Поднявшись пешком на четвертый этаж, она аккуратно ставила у двери удобные ботинки на низком квадратном каблуке. Убеждалась, взглянув мимоходом в зеркало, что на губах та самая, не выражающая тоски, улыбка, предназначенная только для мамы. В квартире уютно бормотал телевизор и пахло жареной картошкой. Толстый ленивый кот поглядывал пренебрежительно на свою хозяйку, размахивая лохматым длинным хвостом. Из открытой форточки доносились радостные крики детей, предвкушавших летние каникулы.

Татьяна садилась вместе с мамой за маленький кухонный стол, разливала пастеризованное молоко по чашкам из бабушкиного сервиза и принималась рассказывать о своих детях. Она могла говорить часами, вспоминая, как быстро Олечка освоила квадратные уравнения, как расстроился Мишутка, забыв теорему Пифагора, как подружились за последнюю четверть Юра и Тёма. Мама внимательно слушала и старательно скрывала назойливое нарастающее с каждым годом беспокойство о судьбе единственной дочери. С каким бы трепетом и восхищением не делилась Татьяна школьными новостями, ни один самый добрый и привязанный к ней ребенок не мог заменить собственной семьи. Заботливого любящего мужа. Непоседливых озорных детей.

И мама, и Татьяна помнили, что всё могло бы сложиться иначе. Помнили, но молчали о том, как жестоко и стремительно болезнь сразила, приковала к постели главу их семьи. Привычный уклад размеренной интеллигентной жизни троих провинциальных учителей рассыпался в пыль, стертую со всех поверхностей квартиры старательной татьяниной рукой

Лечение требовало дорогостоящих лекарств и постоянного ухода. Мама Татьяны приняла единственное возможное решение - оставить любимую работу, чтобы позаботиться о любимом муже в последний раз. Бремя кормильца пало на дочь, едва закончившую педагогический институт. Утром девушка мыла подъезды, днём вела уроки математики, вечером обслуживала посетителей в новомодном итальянском ресторанчике, а ночью проверяла тетради, готовила планы занятий и тихо плакала, зажав ладошками рот, чтобы только не разбудить родителей.

На тот момент Татьяна уже несколько лет состояла в романтических отношениях с однокурсником. Родители относились с теплом и симпатией к вечно лохматому, амбициозному и смешливому молодому человеку по имени Семен. Он тратил до последней копейки скромные стипендии, чтобы дарить любимой девушке цветы и блокноты, доставал где-то билеты на премьерные спектакли городского театра и готовился сделать предложение.

Болезнь отца и, как следствие, постоянная занятость Татьяны послужили толчком к тжелому разрыву. Девушка уже не могла проводить с Сеней беззаботные вечера. Постоянная усталость делала её раздражительной и злой, а темы для разговора, не связанные с работой, вызывали плохо скрываемое пренебрежение. Она чувствовала, что отталкивает родного человека собственными руками, собственными действиями, но не могла сладить с эмоциями или как-то изменить ситуацию.

Через пару лет после расставания Татьяна узнала от подруги, что Сеня стал успешным предпринимателем в сфере разработки программного обеспечения, и женился на дочери крупного бизнесмена. За беглым коротким чаепитием девушка старательно изображала на лице безразличие и даже задавала вежливые уточняющие вопросы. Много ли гостей было на свадьбе? Не планируют ли детишек? Но вечером, заперев изнутри дверь в свою комнату, Татьяна дала волю горьким отчаянным слезам. Она оплакивала любимого, потерянного навсегда, отца, страдающего от нестерпимой боли, свою жизнь, починить которую богам, видимо, было уже не под силу.

Страшная мучительная схватка с болезнью закончилась через восемь лет. К этому моменту от веселой активной Танечки, души компании и любимицы преподавателей, не осталось ни единой черты. Когда-то сияющее красивое лицо осунулось. Под тусклыми глазами залегли глубокие не по возрасту синяки. Гордую рельефную спину изуродовала вечная сутулость. Но самые страшные перемены коснулись татьяниной души. Она утратила веру в себя и интерес к жизни, свыкшись с мыслью, что ей просто не суждено быть счастливой.

Вся эта горечь, тягостные воспоминания и неизлечимая скорбь осели грязным осадком где-то внутри Яны. Она бы отдала всё немногое, что успела получить за последние сутки, взамен на очередное забвение. Юной сочинительнице хотелось как можно скорее вычеркнуть, вышвырнуть из головы печальный образ стареющей учительницы. Понимание того, что эту безрадостную холодную жизнь ей предстоит описывать на протяжении следующих двенадцати месяцев, угнетало.

- Яна, ты меня слышишь? – старейшина, передавший Яне нежеланные знания о чужой судьбе, смотрел требовательно и встревожено.

- Да, - девушка поморщилась и неловко приподнялась на локтях.

- Ты познакомилась со своим персонажем? Ты видела жизнь?

- Да, - Яна моргнула и пожевала губу, не желая давать развернутых ответов.

- У тебя что-то болит? Тошнота? Головокружение?

- Уже нет.

- Хорошо. Мы приняли решение на неделю оставить тебе одного персонажа. Посмотрим, как ты будешь справляться. В следующий четверг придешь ко мне, и решим, что нам с тобой делать дальше.

- Но кто будет писать это время о людях, предназначенных мне? – слабым голосом спросила Яна, ощущая, как чьи-то сильные руки рывком поднимают её с пола.

Только теперь девушка осознала, что большая часть собравшихся в зале сгрудилась вокруг неё плотным беспрестанно бубнящим кольцом. Чуть поодаль озабоченно хмурилась Нина, внимательно слушая наставления одной из старейшин. Лида что-то возбужденно доказывала Олегу, недоверчиво потиравшему щетинистый подбородок. Кирилл поддерживал Яну за плечи, не позволяя утратить равновесие и снова рухнуть на пол.

- Не беспокойся о них, - старейшина внимательно посмотрел девушке в глаза и уголок его губ шевельнулся в так и не оформившейся улыбке. – Я о них позабочусь.

- Друзья, на сегодня заседание закончено. Возвращайтесь к своим делам. На выходе вы, как обычно, получите установки на ближайший месяц, - провозгласил низким басом широкоплечий, похожий на доблестного викинга член Верховного Совета.

- Идём, - Кирилл потянул Яну к дверям, не дожидаясь, пока поток сочинителей хлынет на свободу.

Ребята одними из первых приблизились к невысокому пухлому пареньку в черной толстовке, безмолвно раздававшему плотные большие конверты покидающим зал. Яна протянула руку и получила собственное первое задание. Она ожидала новой волны неприятных ощущений, очередного отклика организма на вторжение извне, но ничего не произошло. В голову не ворвался ураган инородных образов, не померкла перед глазами картинка. Все та же черная толстовка, тот же деревянный пол, тот же Кирилл, до сих пор не отпустивший её плеч.

- Меня теперь переведут в помощники? – поинтересовалась она, едва оказавшись на улице.

- С чего ты взяла? – молодой человек скептически вскинул брови.

- Мне не составило труда понять, что потеря сознание здесь – явление при приемке персонажей не нормальное, - съязвила Яна.

- Да. Не нормальное. Но это не значит, что ты не будешь справляться с работой.

- Что ты почувствовал в свое первое знакомство?

- Мы сейчас не обо мне говорим.

- Как знаешь, - поколебавшись секунду, она оставила попытки узнать у Кирилла что-то личное. – Что мне теперь делать?

- Для начала, открой свой конверт и прочитай установки, - Кирилл бесцеремонно натянул Яне на голову капюшон, укрывая от дождя её волнистые волосы. – Но сделать это лучше дома. Пошли. Я тебя провожу.

- Это не обязательно, - девушка решительно покачала головой.

- Я так не думаю.

Кирилл и Яна двинулись прочь от клуба, оставляя своими шагами широкие расходящиеся следы в грязных лужах. Они оба не проронили ни единого слова, пока не добрались до крыльца. Дождь усилился, превратившись из звонких мельтешащих перед глазами капель в мутную стену упругих холодных струй.

- Хочешь зайти? – неожиданно для себя предложила Яна.

- Хочу, - поспешно согласился Кирилл, даже не разыграв столь любимой им драматической паузы.

Яна торопливо открыла дверь, пропустила вперед себя молодого человека и с облегчением зашла в свой теплый уголок спокойствия и комфорта. Повесив сушиться вымокшую насквозь куртку, девушка наклонилась вперед, чтобы взбить пальцами и без того спутанные пышные волосы. Капли с влажных кончиков стекали на тонкую серую футболку.

- Что ещё хочешь спросить? – насмешливо поинтересовался Кирилл, усаживаясь за обеденный стол. Под его курткой оказался гладкий джемпер цвета полевых васильков. – Думаю, вопросов у тебя, по меньшей мере, сотня.

- Я хочу открыть конверт, - Яна вспорола плотную бумагу конверта кухонным ножом и вытряхнула на стол лист бумаги. Старомодным печатным шрифтом в верхней половине было записано:

Дверь в кабинет открылась мощным агрессивным толчком. На пороге застыл ухмыляющийся подросток. Белоснежная рубашка выбилась из-под брючного ремня. За ухом сигарета. В руках лишь мобильный телефон и ни намека на тетради или учебники.

- Здравствуй, - сделав над собой усилие, Татьяна проигнорировала опоздание и приветливо улыбнулась. – Ты, должно быть, Алексей. Новый ученик десятого «Б».

- Допустим, - паренек скрестил руки на груди и враждебно уставился на учительницу.

- Проходи, пожалуйста. Можешь сесть на любое свободное место.

- А я не хочу на свободное. Я хочу сидеть на месте этого очкарика, - лениво протянул Лёша, кивком головы указав на потенциального медалиста и старосту класса.

- И это всё? – Яна потрясла конверт, пошарила рукой по его гладким внутренним стенкам, подняла лист бумаги к свету, словно надеясь обнаружить некую шифровку.

- Ну-да, - Кирилл с улыбкой наблюдал за девушкой, подперев подбородок сцепленными в замок пальцами.

- И что мне с этим делать?

- А какие у тебя варианты?

- Я без понятия. Как всё это пишется? Как я могу выдумывать диалоги, если у других людей свои сочинители? Как я могу описывать чужие действия? Что за бред! - Яна в сердцах швырнула лист бумаги в сторону и принялась ходить по комнате кругами.

- Не воспринимай все так буквально, - Кирилл пожал плечами. - Твоя задача – описать действия персонажа. Продумать его стратегию поведения в связи с новыми обстоятельствами, его реакцию. Никто при этом не запрещает тебе сочинить дополнительно поход в магазин, командировку, падение с лестницы или знакомство с кем-нибудь. Мы все равно никогда не узнаем, как это все работает и что именно из нашей писанины сбывается.

- И ты никогда не пытался понять этот механизм? – Яна недоверчиво уставилась на парня, уперевшись кулаками в бока.

- Почему же, пытался. Но не добился успехов. Может, у тебя получится, - Кирилл растянул уголки губ в скептической улыбке. – Что там у тебя за персонаж?

- Татьяна. Сорок два года. Учитель с непростой судьбой. Поставила на себе крест – ничего не хочет, ничем, кроме работы, не интересуется, ни с кем, кроме мамы, не общается.

- Да, бывают такие, - задумчиво протянул Кирилл. – Ребята в таких случаях включают так называемый упрощенный режим. Опираются только на установки, и то ограничиваются двумя-тремя абзацами. Раз человек ничего не хочет, зачем его насиловать? Вот и получается заезженная схема: работа-дом-сон. А если установок на месяц нет, то и вовсе не уделяют персонажу внимания.

- Ты тоже так делаешь?

- Я – нет. Для меня такие персонажи самые интересные. Это же шанс изменить чью-то судьбу. Начинаешь придумывать для них всякие сложности, события, случайности, а потом смотришь, как меняются установки через полгода. Успех, если установок становится больше десяти, и касаются они совершенно разных сфер жизни.

- Могу я спросить тебя еще об одной вещи?

- Ты можешь спросить меня о чем угодно, - елейным голосом откликнулся он, после чего насмешливо добавил: - Не обещаю, правда, что отвечу.

Янину реплику прервала серия оглушительных чиханий. Кирилл шмыгнул носом и кинул многозначительный взгляд на камин. На каменном дне помощники уже заботливо разложили бревна. В центре дровяной кладки виднелись щепки и клочья бумаги. Не дожидаясь разрешения или одобрения, молодой человек прошел в другой конец комнаты и уселся на корточки перед каминным экраном. Протянув руку, он вытащил скомканный лист и поджег его найденной на полке зажигалкой. Крошечный огонек стремительно разрастался, захватывая в свой плен сантиметр за сантиметром бумаги. Кирилл отправил зародившееся пламя в камин и устроился на диване.

- Эта ваша шляпа судьбы, - продолжила Яна, присаживаясь на подлокотник. - Ты не считаешь, что такие игры не уместны?

- Хороший вопрос, - Кирилл пристально посмотрел на Яну, словно оценивая, стоит ли делиться с ней мнением. – На первый взгляд, игра выглядит жестоко. Но есть и обратная сторона. Когда ты пишешь год об одном и том же человеке, глаз замыливается. Ты упускаешь очевидные решения и возможности. Такая вот лотерея – это шанс дать человеку толчок или что-то вроде того.

- Но...

- Да, проблема в том, что не все видят игру именно так, - парень предвосхитил вопрос Яны, вскинув в воздух ладонь. - Для кого-то это всего лишь забава, оттого и пишут непростительные вещи.

- Почему бы тебе или ком-то ещё не объяснить этим людям, что не все идеи одинаково полезны?

- Прислушайся к себе и ответь на вопрос. Люди часто вмешиваются с советами и наставлениями, когда видят, что их знакомые совершают ошибку? Вот и мы здесь живем по такому принципу. Каждый вправе творить, что захочет.

- Получается, у персонажей не равные возможности?

- Почему ты так решила?

- Ну, смотри. Чью-то судьбу будешь писать ты. Предположим, примешь взвешенные решения и сможешь вывести жизнь на качественно новый уровень. Кому-то же достанется сочинитель вроде той вчерашней девушки с предложением украсть деньги из кассы. Получается, одни сочинители конструктивно влияют на своих персонажей, а другие деструктивно.

- Деструктивное влияние – это понятие абстрактное. Допусти вариант, что Лида сможет описать саму кражу и её последствия так, что наказания не последует. Стало быть, этот Дима принесет деньги в семью, даже не смотря на увольнение. То же касается характеров. С одной стороны, что хорошего, если сочинитель заставит своего персонажа идти по головам, добиваясь цели? В то же время, что плохого, если это позволит персонажу занять пост, скажем, генерального директора?

- А ты разговаривал обо всём этом с Ниной?

- Я с ней много о чем разговаривал. Но, если хочешь узнать её мнение, спроси сама. Правда, не уверен, что она тебе ответит. Нина – не из любителей откровенничать.

- Это я заметила.

- Смотри-ка, дождь почти стих. Думаю, у меня есть чудесная возможность добежать до дома, - Кирилл поднялся с дивана и всласть потянулся.

- Давай. А я попробую что-нибудь написать, - Яна разочарованно подошла к вешалке, приготовившись проводить своего гостя. Ей понравилось спорить с немного надменным, но рассудительным сочинителем, не скупящимся на ответы. Мягкий уголок у камина без пышной каштановой шевелюры словно утратил важную деталь уюта.

- Удачи, - Кирилл неспешно пересек комнату, бегло отмечая раскрытый роман русского классика на письменном столе, графин с плавающими в воде кружками лимона и апельсина, забытую на спинке стула клетчатую рубашку, лоскутного зайца на подоконнике с несоизмеримо длинными лапами.

Кирилл остановился на крошечном расстоянии от Яны. Она различила свежий травяной запах его шампуня и даже смогла почувствовать, как его дыхание шевелит волосы у нее на макушке. Девушка могла поклясться, что даже без прикосновения два незримых потока энергии столкнулись на сантиметровом пятачке свободного места между двумя телами. Парень невозмутимо протянул руку и снял с крючка свою подсохшую в тепле куртку.

- Спасибо, что позволила переждать ливень, - будничный тон Кирилла разорвал охватившее Яну оцепенение, и девушка учащенно закивала, распахнув настежь входную дверь.

- До встречи.

- К костру вечером придешь? – спустившись с крыльца, парень обернулся.

- Подумаю, - Яна пожала плечами и вернулась в дом. В камине сладко потрескивали поленья. Воздух наполнял приятный умиротворяющий жар. Девушка уселась на диван, в точности на то место, где несколько минут назад рассуждал о профессии сочинителей Кирилл. Яна чувствовала что-то сродни просветлению и в то же время злилась на себя. Откуда-то она точно знала, что пройдёт совсем немного времени, и её податливый разум начнет воспринимать суждения насмешливого сочинителя, как свои собственные.

Пообедав запеченной с лимоном и тимьяном рыбой, Яна залила кипятком заварку в массивной кружке и устроилась за письменным столом. За окном мелькали на аллее цветные пятна сочинителей, укрывавшихся от непогоды яркими плащами и ветровками. Увесистые капли дождевой воды, скопившиеся на карнизе, то и дело разбивались с металлическим звоном о подоконник.

Яна интуитивно вставила чистый лист бумаги между щитками и повернула ручку. Печатная машинка стояла, абсолютно готовая к работе, ожидая от своей новой хозяйки осмысленного нажатия клавиш и проявления фантазии. Но сколько бы девушка не терла глаза, сколько бы не отхлебывала задумчиво горячего чая, ни одна мысль не желала стать увековеченной чернилами.

Яна не имела ни малейшего представления о том, что следовало делать учительнице математики при столкновении с недружелюбным хамоватым подростком. Отправить его к директору? Выгнать из класса? Поставить двойку за поведение? Вызвать родителей в школу? Яна занесла руки над клавиатурой, решив последовать совету Кирилла и дать волю воображению, не задумываясь о корректности и правдоподобности написанного.

- Садись за четвертую парту среднего ряда, - Татьяна сделала вид, что не заметила грубого высказывания новичка. Она осознанно выбрала парту, за которой пока не сидел никто из десятиклассников.

- А где же обещанная свобода сидения? Говорили, могу сесть куда захочу, - Леша издевательски приподнял бровь, но медленно направился к своему новому месту.

- Ты хочешь рассказать одноклассникам что-нибудь о себе?

- Ага. Мой папаша возит наркоту из Сургута. А мать сбежала из дома, чтобы исполнить мечту детства и стать проституткой, - сообщил Лёша с невозмутимым лицом и тяжело плюхнулся на стул. – Может, урок продолжите?

- Что ж, Лёша, ты сможешь познакомиться с ребятами поближе на перемене. А мы с вами продолжаем повторять пройденное за год. Кто может выйти к доске и написать формулы понижения степени для косинуса и синуса?

Десятиклассники синхронно опустили лица, словно в их раскрытых тетрадях внезапно появилось интересное сообщение от друга или спойлер к новому эпизоду любимого сериала. Татьяна видела, что Никита, которого новенький мальчик только что окрестил очкариком, с легкостью справился бы с этим заданием, но не хочет поднимать руку, чтобы не слышать в миллионный раз подколок и издевок от одноклассников. Учительница с сомнением посмотрела на Лёшу, ожидая увидеть его низко склоненную макушку или тщательную попытку избежать встречи взглядами, но паренек сидел спокойно и уверенно, крутя в руках мобильный телефон с огромным сенсорным экраном.

- Лёша, ты знаешь эти формулы? – подчеркнуто ободряюще спросила она. В ответ он склонил голову на бок, словно недоумевая, как эта незнакомая педагог посмела усомниться в его способностях. – Может быть, выйдешь к доске и напомнишь их одноклассникам?

Мальчик со вздохом поднялся с места и проследовал к доске. В каждом его движении открывалась кошачья грация, небрежность и равнодушие к происходящему. В том, как он подцеплял двумя тонкими длинными пальцами мел. В том, как принимался писать с середины чистой доски, заведя за спину свободную руку. Некрасивым небрежным почерком Лёша быстро выводил формулы понижения степени без единой ошибки. Он не задумался ни на секунду, не засомневался в правильности. Закончив, не дожидаясь разрешения, вернулся за парту.

- Превосходно, юноша, - Татьяна довольно улыбнулась и поставила в журнал пятерку напротив фамилии Лёши. Она заметила, с каким неподдельным любопытством уставилась на новичка Арина. Девочка училась на «отлично», благодаря усидчивости, позволяющей бездумно заучивать наизусть любой текст, вместе с запятыми и вводными словами. Точные науки она не понимала, сколько не силилась вникнуть в законы физики или математические теоремы. Учителя, желая поощрить её хорошее поведение и прилежное отношение к учебе, не сговариваясь, завышали оценки, уверенно продвигая Арину по тернистой дороге к медали.

Татьяна просила десятиклассников решать задачи и примеры, вызывала к доске и заново объясняла уже пройденный материал. Перед Лёшей она положила чистый лист бумаги и свою запасную ручку, напомнив прийти в следующий раз с тетрадью. Мальчик безразлично промолчал, не выразив ни согласия, ни отрицания. Татьяна специально ходила по рядам, заглядывая через плечи ребят на клетчатые, исписанные формулами странички. Лёша справлялся с заданиями быстрее всех, нарушая правила оформления, сокращая алгоритм вычисления до самых необходимых шагов. Ответы его, тем не менее, были исключительно верными.

Когда урок закончился, Татьяна захотела узнать у паренька, в какой школе он учился раньше, какие обычно получал оценки по алгебре и геометрии, в какой планирует поступать институт. Опытный педагог видела в Лёше большой потенциал, которой мог быть погребен по родительскому недосмотру под желанием казаться бунтарем. Но ученик резво вскочил со стула, швырнул скомканный лист с решенными задачами в мусорное ведро и, не прощаясь, вышел в коридор.